Яков Бар-Това: Занимательная онкология

Loading

Дайджест. С отчаянием приговоренного к смерти он замешивал бесчисленные композиции и глотал их. На вкус они были не столь ужасны. Ужасно было то, что белок и деньги кончались. Однажды он проснулся ночью и долго прислушивался. Что-то изменилось. Непонятно что. И вдруг он понял, что постоянная в последние полгода боль прошла. На следующий день он трижды повторил прием последней композиции. Боль не возобновлялась. Он записался на рентген и неделю выжидал, продолжая глотать желтоватую густую кашицу трижды в день. Болей не было… Жена заметила, что настроение у него улучшилось, но он не сказал ей ничего. Боялся сглазить…

Занимательная онкология

Яков Бар-Това

Я впервые увидел этого человека в середине 2007 года. В жаркое июльское утро в комнату для встреч нашего отдела пришли двое. Сухонький, лысоватый мужчина ростом не более 155 см, моего примерно возраста, одетый достаточно нелепо. На ногах вьетнамские грошовые шлепанцы, брюки с мешками на коленях, ближневосточная марлевая рубашка, правда, чистая и глаженная, из широченных пройм которой торчали худенькие, изможденные, волосатые ручки. С ним пришла невысокого роста молодая женщина в черном шелковом комбинезоне-шальварах. Дорогие туфли на высоченных каблуках. Большие черные глаза на смуглом семитском лице. Идеальной формы череп на тонкой изящной шее покрывал густой бобрик иссине черных коротко стриженных волос. Обмен визитными карточками. С нашей стороны: мой шеф Габи, я и мой сотрудник Исраэль Мизрахи (M. S), с их стороны: доктор Александр Вольпин и доктор Орна Ливаноф. Оба сотрудники фирмы Труфот Лтд.

Труфот Драг Администрэйшн Лимитед — это крошечная «старт ап» фирма, в которой работают не более десяти человек, из которых 4 или 5 имеют третью академическую степень. Десятки подобных фирм существуют в городе Реховоте рядом со знаменитым институтом Вайцмана, пользуются его виварием и другими службами. Существут они, как правило, на деньги частных инвесторов или на американские гранты и фонды. Деньги, вложенные в израильский хай-тек, в США не облагаются налогами, поэтому это довольно распространенный вид инвестиций.

Сразу выяснилось, что доктор Вольпин говорит на иврите очень плохо. Он пытался перейти на английский, но и это у него получалось туго. Доктор Орна изьяснялась на иврите, как на родном. Что же она рассказала? У фирмы есть рецептура эффективного лекарства от рака, но рецептура эта сделана в крошечном масштабе — лабораторный стаканчик 50 мл. Теперь им нужно разработать промышленный процесс, чтобы наработать продукт для клинических испытаний: первая стадия — токсикология, вторая стадия — испытания на здоровых людях — добровольцах и третья стадия — испытания на больных.

Наша фирма специализируется на разработке промышленной технологии. Через мои руки прошли за эти 18 лет десятки фирм-однодневок, предлагавших лекарства от гепатита, от ожирения, от наркотических зависимостей, от СПИДа и , конечно, от рака. Денег у них, как правило, хватает на 1-2 года, а затем фирма лопается. Разработка технологии в масштабе пилотной установки и наработка опытной партии в соответствии с требованиями GMP (Good Manufactory Practice — американская система управлеия качеством лекарств) как правило стоит от 200 до 500 тыс долларов. Из этих денег около половины составляет стоимость разработки методов анализа и выполнение самих анализов. Вся эта сумма составляет около 10% от общей стоимости разработки лекарственного препарата. Клинические испытания стоят бешеных денег, большая часть которых, кроме платы добровольцам, — это гонорары светил медицинской науки, своим авторитетом открывающих новому лекарству путевку в жизнь. На этом этапе нужно заинтересовать какого-либо гиганта фармацевтической промышленности, у которого есть и деньги и клиники и инфраструктура. Это удается немногим.

Казалось бы, что может быть проще? Повторить в аппарате емкостью 5 литров то, что сделано в стакане 50 мл. Но, как говорил Галилей: «Если сбросить с Пизанской башни комара, он благополучно приземлится, если сбросить кошку, она уцелеет, но отобъет лапы, а если сбросить лошадь, то она поломает и ноги и спину. Вывод: в поле сил тяжести не существует подобия». Масштабные переходы — это основная проблема инженерной химии. С подобной проблемой сталкивается любая повариха. Суп, сваренный в маленькой кастрюльке, отличается от супа, сваренного в котле полевой кухни, как день от ночи.

Гости начинают рассказывать нам о своем процессе. Все очень просто: размешать в стаканчике в некоем количестве воды некое количество микрокристаллического силикагеля добавить два или три вида полисахаридов, добавить определенное количество рибонуклеазы (белковый фермент), а затем добавить облепиховое масло и кунжутное масло и оливковое масло и рапсовое масло и … лекарство от рака готово. Все это вызывает большое недоверие. Начинаем разбираться подробнее, и из ответов доктора Вольпина становится понятно, что он вообще не биолог и не биохимик. И тут доктор Ливаноф, молчавшая до сих пор, говорит мне вполголоса: « Да я для того и приставлена к нему, чтобы понять, в конце концов, как ему удалось вылечить самого себя от тяжелой формы рака желудка и вылечить еще двоих. Одного от рака легкого, а другого от злокачественной опухоли мозга».

* * *

А началось все в далеком 1987 году. Александр Вольпин жил тогда в Ленинграде и работал научным сотрудником в гальванической лаборатории Невского завода. Он закончил в конце пятидесятых Техноложку и в шестидесятые годы защитил кандидатскую диссертацию по электрохимии. В один совсем непрекрасный день он почувствовал себя плохо, обратился к врачам, и после ряда обследований ему поставили диагноз — рак желудка с метастазами. Он прошел курс лечения химиотерапией, но лучше ему не становилось и он понял, что надо что-то срочно предпринимать. Надежды на советскую медицину было мало.

Человек дотошный, он полез в литературу, пропадал в библиотеках и откопал сведения о том, что в начале пятидесятых годов в Военно-медицинской академии на кафедре онкологии работали над белковой терапией раковых заболеваний. Вообще-то говоря, белковая терапия вещь известная давно. Инсулином лечат диабет, бетафероном лечат гепатиты и рассеянный склероз. Но это все подкожные или внутривенные инъекции. Per os, через рот, лечить с помощью белков не удается. Соляная кислота желудка разлагает белок на составные аминокислоты, которые становятся исходным материалом для синтеза родных белков организма в его печени. Инъекции же наиболее подходящей рибонуклеазы в кровь вызывали такую активную имунную реакцию организма, что лабораторные животные умирали от температурного шока. К счастью, сам белок продается на рынке, так как используется в ферментативном анализе. Вольпин потратил свои сбережения на закупку нескольких сотен грамм кристаллического фермента и начал опыты на себе в домашних условиях. Проблема состояла в том, чтобы защитить белок от разрушительного воздействия кислоты желудка. Он сажал белок на твердый носитель для чего использовал мел, силикагель, сульфат бария и другие субстраты, добавлял липиды, которые должны были маскировать и защищать белок, чтобы он проскочил в кишечник и всосался в кровь. Он варьировал рН, концентрации, виды масел и глотал, глотал содержимое злополучного стаканчика.

Рентген показывал, что опухоль росла, но медленно. Боли не проходили. Вскоре ему удалось завязать неформальные связи в архиве Военно-медицинской академии и найти старые отчеты и лабораторные журналы. Авторов давно уже не было в живых, и материалы представляли лишь историческую ценность. Однако, внимательно изучая их, он осознал, что идет по неверному пути. Если белок садится на гидрофильный субстрат, то он с него никогда не слезет, пока не развалится. Защитные жиры на все это сверху не цепляются. На гидрофобный же, т.е.отталкивающий воду, субстрат белок вообще не садится и в суспензии существует сам по себе, становясь легкой добычей активных протонов кислоты. Итак, нужно было заставить белок сидеть на гидрофобном носителе. Знакомый специалист по коллоидной химии подсказал Вольпину путь к решению этой задачи. А что, если добавить в суспензию какой-либо полисахарид, который бы цеплялся к носителю и ловил на себя белок. Итак, нужно замесить колобок с тремя одежками. Носитель, скорее всего гидрофобный силикагель, затем полисахарид, на нем белок и сверху толстый слой масла.

С отчаянием приговоренного к смерти он замешивал бесчисленные композиции и глотал их. На вкус они были не столь ужасны. Ужасно было то, что белок и деньги кончались. Однажды он проснулся ночью и долго прислушивался. Что-то изменилось. Непонятно что. И вдруг он понял, что постоянная в последние полгода боль прошла. На следующий день он трижды повторил прием последней композиции. Боль не возобновлялась. Он записался на рентген и неделю выжидал, продолжая глотать желтоватую густую кашицу трижды в день. Болей не было.

Жена заметила, что настроение у него улучшилось, но он не сказал ей ничего. Боялся сглазить. Рентген не показал никаких изменений, но он и не особенно надеялся на них. Главное было то, что он ходил, спал, ел, а желудок не болел. Через месяц лечащий врач ошарашил его новостью. На рентгеновском снимке опухоли в желудке не обнаружили. Были уверены, что это ошибка. Повторный снимок показал то же самое. Его распирало от эмоций. Хотелось поделиться радостью со всем светом, но как исследователь он понимал, что такие подарки судьбы имеют ничтожную вероятность. Он предложил попробовать свою мешанину знакомому Р., с которым они лежали вместе на обследовании в онкологии Александровской больницы. У того была диагностирована злокачественная опухоль мозга, а ему не было и пятидесяти. Лежал Р., дома. Официальная медицина от него отказалась. Вольпин навещал его. Он взвешивал инградиенты на чашечных весах, купленных в фотомагазине, долго размешивал смесь чайной ложкой в граненом стакане, и тот залпом выпивал ее. Через два месяца Р., начал уверенно ходить, адские головные боли прекратились, а еще через месяц Р., вышел на работу. И тогда Вольпин с женой решили ехать в Израиль. Ему было далеко за пятьдесят, но он понял, что нигде не пропадет. Слухи о чудодейственном средстве мгновенно начали распространяться в соответствующих кругах, и Вольпин начал лечить еще одного пациента с диагнозом рак легкого. Тот покупал все компоненты на свои деньги и относительно быстро пошел на поправку.

* * *

В Израиль Александр Вольпин приехал в марте 1995 года. В больничной кассе, куда он сдал выписку из медицинской карты, не обратили никакого внимания на его вылеченный рак желудка. По израильским и европейским нормам он был обладателем третьей академической степени, то есть именовался доктором, и ему была положена стипендия министерства абсорбции. Это облегчало трудоустройство, и он на плохоньком английском написал пропозл, то биш заявку на получение гранта в технологической теплице. Но в теплицу он не попал. Случай свел его с опытными людьми, и они посоветовали ему ехать в Реховот. Так он попал в Труфот.

Когда Вольпин рассказал мне эту историю, я первым делом подумал, что он аферист, и основания для этого были. Когда я начал работать с ним, я понял, что четкой процедуры у него нет. Он постоянно менял соотношения компонентов и даже виды сырья. Две вещи оставались неизменными: нано-силика и рибонуклеаза. Силика была американская, а белок получали из России. Все остальные компоненты (полисахариды и масла) менялись каждый опыт. Наконец я сказал ему и Орне, что если они у нас на пайлоте будут делать то, что должны были сделать в лаборатории, то они быстро вылетят в трубу и никаких денег им не хватит. Орна мгновенно сообразила, о чем идет речь, и тут же попросила тайм аут для написания процедуры первого приближения, а Вольпин долго сокрушался. Ему так понравились наши шоттовские стеклянные реакторы с тефлоновыми мешалочками, приводами с электронными тахометрами, компьютеры, на которые в виде графиков выходят все измеряемые параметры: температуры, рН, числа оборотов и т.п. В их лаборатории в Труфот были в основном чашки Петри и крысы. Вот эти самые крысы и показали мне со всей очевидностью, что передо мной не заика-жулик, а будущий лауреат Нобелевской премии. Через месяц работы к нам приехал доктор Натан Зураби, биолог, научный руководитель Труфот, фигура известная, и продемонстрировал сотни фотографий разрезанных и распластанных тушек лабораторных крыс, зараженных саркомой до и после лечения смесями Вольпина. До — все внутренние органы серые и даже черные, после — плевра и внутренности белые, как и положено крысам альбиносам.

Однако, в нашем однолитровом реакторе дела шли из рук вон плохо.

Продукт всех оптыных операций имел нулевую биологическую активность. Вольпин заволновался. С отчаянием склеротика и дислексика, судорожно подбирая слова на трех языках, он стал доказывать, что надо увеличить количество облепихового масла и что-то еще. Орна смотрела на него, как удав на кролика. Мне же давно было ясно, что дело не в этом. Даже если в его маленьком стаканчике из ста тысяч частиц силикагеля одна оказывалась одетой в тройную одежку (это составляло 0.01%), выпивал-то он все содержимое своего стакана, и правильно одетый белок проскакивал желудок, проникал через клеточные мембраны и начинал работать в крови. В большом реакторе обнаружить в отдельной пробе активные частицы было практически невозможно. Стало ясно, что нужно начинать все сначала. Во-первых нужно было мерить рН с гораздо большей точностью и непрерывно. Добавление реагентов, хотя они и не ионогенные вещества, постоянно меняло потенциал системы из-за огромного числа взаимодействий. Это неправда, что при хорошем перемешивании рН в объеме устанавливается быстро. Для гетерогенной системы с пористыми частицами процесс установления равновесия происходит достаточно медленно. Рибонуклеаза как и любой белок имеет свойства как кислоты так и основания. Существует рН, при котором эти противоположные свойства уравновешиваются. Это состояние называется изоэлектрической точкой. Поскольку было известно, что рибонуклеаза особенно активна в районе изоэлектрической точки, то за этим надо было следить непрерывно.

Второе, что было ясно априори, но было принято клиентами только после первого шока, это то, что силикагель нужно было освобождать от сорбированного на его поверхности воздуха, который делает эту поверхность неактивной. Была введена стадия охлаждения и вакууммирования. Пришлось заново оптимизировать количество полисахарида. Если недодать его, незакрытая поверхность силики не являлась посадочной площадкой для белка, а если передать, то толстый полисахаридный слой делал связь белка с твердыми частицами непрочной. Из скудных денег пришлось выделить определенные суммы Техниону и померить дзета-потенциал системы. Довольно быстро удалось найти оптимальную концентрацию полисахарида. Наконец, мы начали получать биологически активные образцы. Мизрахи с энтузиазмом взялся за наработку и умудрялся проводить до десяти операций в неделю. Орна и Алекс на такси мчались с продуктом из Хайфы в Реховот делать проверки на крысах. А я с облегчением отошел в сторону и продолжил заниматься своими проектами, за которые концерн платил мне зарплату.

Через две недели состоялось совещание и выяснилось, что полученные образцы временами превосходят лабораторный эталон в сотни раз по активности, но выплыла новая беда. Продукт невозможно было разлить по баночкам, так как суспензия расслаивалась в трубопроводах, в реакторе и в насосах. Содержание активной части давало разброс до двухсот процентов. Пришлось еще очень долго возиться прежде, чем удалось справиться и с этой задачей.

Сейчас Труфот Драг Администрэйшн Лимитед успешно ведет клинические испытания. Недавно я разговаривал с Орной. Она сказала мне: «Конечно это не панацея, но если организм сам еще продолжает бороться, то успех гарантирован.» Больных своих они лечат амбулаторным способом. Лекарство люди принимают несколько раз в день, но рассасывание метастазов — это процесс, создающий огромную нагрузку на печень. Поэтому раз в одну-две недели больные проходят фундаментальную проверку в клинике, и на основании анализа корректируется доза. Вольпин и Орна написали около полутора десятка статей в солидных журналах и докладов на самых престижных форумах.

Вскоре бранжа наша развалилась. Я ушел на пенсию, фирма Труфот разругалась с нашей фирмой из-за плохой работы аналитической службы и ушла на другие пилотные установки, начальницу группы аналитической лаборатории нашей фирмы мадам Шифру ушли по собственному желанию директора, мой сотрудник Исраэль Мизрахи ушел в Технион делать докторат, Габи получил повышение по службе. Проблема лечения раковых больных с метастазами продолжает попрежнему волновать широкую общественность.

Вот такие «химии и физии» получаются.

Читатель может подумать, что автор все выдумал. Это не вполне так. Подлинные имена прототипов героев этой истории, успешно борющихся с одним из самых страшных недугов нашего времени, хорошо известны мне.

Print Friendly, PDF & Email

4 комментария для “Яков Бар-Това: Занимательная онкология

  1. Не пойму: если это не выдумано, то почему же об этом не известно в планетарном масштабе?
    Или это просто беллетристика?
    Прошу разъяснения: какова судьба открытия?

  2. Уже с 70-х годов в США исследуют белки рибонуклеазу и интерферон как средство защиты от раковых и вирусных болезней. Рибонуклеаза разрушает опухолевые клетки, не нарушая функции здоровых. Сейчас пытаются повысить активность рибонуклеазы, модифицируя её методами генной инженерии. Уважаемый Яков, человечество ждёт продолжения этой работы. Наверно, стоит найти толстосума, лично в ней заинтересованного. А что касается Вашего в ней участия — вспомним Риту Леви-Монтальчини (1909 — 2012), которая, будучи уже на пенсии, продолжала работу в лаборатории бесплатно, и в её 87 получила Нобелевскую премию.
    Чего я и Вам от души желаю.

  3. Вольпин и Орна написали около полутора десятка статей в солидных журналах и докладов на самых престижных форумах.
    ==================================

    Ну а дальше что? Где они, что делают, есть ли у них другие люди, оборудование, фонды? Ведь около полутора десятка статей в солидных журналах и докладов на самых престижных форумах — солидная база для получения всего этого. Расскажите же историю до конца.

Добавить комментарий для Аноним Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.