Мы все хорошо знали друг друга, больше того, были друзьями и представляли себе поездку не только как рабочую командировку, но и как прогулку в южную страну в хорошей компании.

«Африка, Африка!» и «цветок Востока»

Виталий Аронзон

«Восток есть Восток, Запад есть Запад. И они никогда не встретятся»
Редьярд Киплинг

В книге «Моя инженерия»[1], которую никак не могу закончить, так как неожиданно всплывают разные эпизоды из длинной инженерной жизни, я рассказал о встрече с автором и проектировщиком первых в СССР заводов крекинга нефти в «кипящем слое»[2]. Поводом для такой встречи послужило моё участие в автоматизации экспериментальной установки для обжига и восстановления алунита в «кипящем слое» (идея применения «кипящего слоя» была заимствована из нефтепереработки). Упомянутая установка была построена на Ленинградском опытном заводе алюминиево-магниевого института (ЛОЗ ВАМИ) с целью отработать технологию производства глинозёма из алунита — минерала, содержащего алюминий, — большие залежи которого имеются на территории Азербайджана.Эксперименты на установке показали, что замысел инженера-изобретателя Георгия Васильевича Лабутина обрабатывать алунит в «кипящем слое» перспективен для создания новой технологии получения глинозёма.

В Кировобаде[3] (теперь Гянджа) в 60-х годах был построена опытная установка и одновременно началось строительство глинозёмного завода. Эти обстоятельства позволили мне побывать на строительстве и участвовать в последующем освоении завода.

Я не собираюсь занимать читателя техническими подробностями, а поделюсь лишь своими наблюдениями и некоторыми эпизодами командировок, связанными с колоритными особенностями жизни и работы во втором по величине городе Азербайджана, который несомненно был и глубокой восточной провинцией.

Первая моя командировка в Кировобад была связана с завершением обучения в Ленинграде группы инженеров и техников, которым предстояло эксплуатировать системы автоматики на глинозёмном заводе. До этого они знакомились с опытной установкой в Ленинграде. В Кировобад вместе со мной вылетели научные сотрудники головного института (ВАМИ) Вениамин Берх и Аркадий Дворкин и главный инженер проекта систем автоматики из института «Проектавтоматика» Борис Левит, которые, как и я, проводили занятия с группой. В нашу задачу входил надзор и обучение персонала подразделений КИП и автоматики непосредственно на объекте.

Мы все хорошо знали друг друга, больше того, были друзьями и представляли себе поездку не только как рабочую командировку, но и как прогулку в южную страну в хорошей компании. Кроме меня мои коллеги уже неоднократно бывали в Кировобаде и в инженерном плане были опытнее, а по возрасту старше, знали местные особенности и представляли, какой будет наша производственная загрузка. Мне же всё было в новинку и интересно.

Летели через Тбилиси. Там пересели на поезд до Кировобада. В Кировобад можно было добраться из трёх закавказских столиц, что было притягательным моментом для ленинградских инженеров, так как можно было по пути в командировку провести 1-2 дня в этих городах из-за якобы «трудностей» с билетами и «несогласованностью» расписания самолётов и поездов. Надо только умело менять столицы при частых командировках. В последующих командировках я это учёл, иначе, возможно, никогда бы не побывал в столицах этих трёх теперь независимых государств. Как говорили между собой молодые инженеры, мы приводили в соответствие оплату нашего честного труда реальным нашим трудозатратам. Ничего в этом зазорного не было, так работала вся социалистическая держава. Очень образно описал эту логику Владимир Войнович в своей книге «Автопортрет. Роман моей жизни»[4]: «…Груда кирпичей, наполовину битых, лежала у прорабской. Мой напарник положил на носилки четыре кирпича и сказал: «Ну пойдём!» Я сказал: «Почему так мало? Давай ещё положим.» Он на меня посмотрел удивлённо: «А тебе что, больше всех надо?» Я обратил внимание на пару, уже шедшую к котловану. У них тоже лежали на носилках четыре кирпича». Я спорить не стал. Снесли мы четыре кирпича по деревянным сходням в котлован, сбросили их в кучу, напарник перевернул носилки вверх дном, превратив в скамейку. «Садись, — сказал, — покурим» Покурили. Поднялись, спустились с четырьмя кирпичами, опять покурили. И так весь день».

В Кировобад приехали ночью. Нас встретил сотрудник завода, который обучался в Ленинграде. Добрались до гостиницы «Гянджа». Имелась ещё заводская гостиница-общежитие для командировочных, но из уважения к нам, как к «учителям», нас решили поселить в центре города. У меня сложилось впечатление, что «Гянджа» — единственное многоэтажное здание в городе. Конечно, теперь это далеко не так, но это был 1961 год. А историю города я не знал — не было ещё привычки читать о том месте, куда собираешься ехать. А у города длинная древняя история (см. сноску 3).

И тут, как и должно было случиться, оказалось, что мест в гостинице нет. После долгих переговоров администратора с нашим сопровождающим и с вложением в паспорта дензнаков, выяснилось, что всё-таки номера есть, но не подготовлены. Нам предложили подождать, но ведь есть и спать хочется: несколько часов полёта и несколько часов в закавказском поезде, несмотря на возбуждение от путешествия в хорошей компании, привели в уныние.

Ночь. Ресторан закрыт. Перекусить бы. Неизвестно сколько времени ждать, пока приведут номера в порядок. Ахмет, назовём так нашего гостеприимного покровителя, решительно заявил, что нас накормит и предложил следовать за ним.

Недолго проплутав в тёплой южной ночи по пустынным улицам с гигантскими вязами, подошли к невзрачному строению, напоминавшему лавку с опущенным защитным щитом. Мы молчали, стоически наблюдая, что дальше будет. Ахмет постучал энергично по щиту — никакой реакции. Мы предложили ему отступиться и заявили о своей готовности поголодать до утра. Но тут сквозь щели сооружения заметили внезапно вспыхнувший свет. Жалюзи щита поползли вверх и пожилой заспанный хозяин «кавказской внешности» хмуро спросил: «Чего надо?»

После энергичного препирательства на незнакомом языке, нас пригласили через открытую щель в дом. Выглядело помещение, как обычная закусочная с несколькими покрытыми пластиком столами и тяжёлыми металлическими стульями. Наши аборигены ушли, по-видимому на кухню, так как аромат подогреваемого мяса достиг наших носов и заставил повеселеть. Появились в изобилии на столе овощи: помидоры, огурцы, лук и разные знакомые и незнакомые травы. Две запотевшие бутылки сухого вина «Назлы» (или «Наврузлы»), а следом и бастурма вознаградили нас за командировочные муки. Гостеприимная страна! Она нас за муки полюбила, а мы её за сострадание к нам, перефразируя Шекспира.

Возвратились в гостиницу. Ночной портье (вспомнился роман Ирвина Шоу с таким названием) сказал, что есть два хороших двухместных номера, и нас сопроводили на третий этаж. Горничная открыла номер, а мы, готовясь к вожделенному отдыху, разбились на пары для ночлега. Горничная первая зашла в номер, заглянула в туалет и тут же его закрыла, пропуская в комнату двух моих старших коллег В. Берха (Веню) и А. Дворкина (Роню). Боря Левит и я остались в коридоре, ожидая поселения товарищей.

Когда снова появилась горничная, мы последовали за ней на следующий этаж, считая, что у друзей всё впорядке и они настроились принять душ и лечь спать. Некоторое чувство зависти шевелилось внутри, что мы не первые начали отдыхать. Настала и наша очередь войти в свой номер. Горничная опять забежала вперёд и закрыла дверь в туалет. Возникло подозрение, что что-то не так, которое быстро оправдалось.

Туалет не работал, воды не было. В раковине с жёлтыми разводами ржавчины из крана вода не лилась. О душе и говорить не приходится, так как проектом на этом этаже он не был предусмотрен. Потом убедились, что вода до этого этажа иногда добирается и непрерывным потоком течёт из раковины и туалета в канализацию. Об «экономной экономике» ещё не было речи. А это, как позже выяснилось, интуристовская гостиница,. Знакомство с номером продолжилось. Отвернув покрывало на одной кровати, увидели смятую грязную простыню. Горничная пожала плечами: « Он (некто) всего одну ночь спал». Это означало — нечего привередничать. От дальнейшего осмотра номера мы отказались и спустились к администратору. А там уже стояли возмущённые наши друзья, у них были те же проблемы с номером.

Номера, которые после долгих переговоров нам всё же предоставили, отличались от предыдущих только якобы чистыми простынями и водой в сливном бочке унитаза, а из крана над раковиной мелкой струйкой текла вода. На то, что занавеси на окнах в наших обоих номерах выглядят в нижней своей части, как тряпки, решили не обращать внимание. Хотелось поскорее лечь спать. Позже мы разобрались, благодаря аромату, исходящему от занавесей, что местные постояльцы их использовали как полотенца для вытирания грязных ног. Со скандалом занавеси заменили. Вот как началась «увеселительная прогулка!»

Утром мы уже своим ходом добрались до завода и позавтракали в столовой, отметили командировки и приступили к общению с заводскими работниками, которые в большинстве своём уже были знакомы по прежней учёбе в Ленинграде. Учёба сказалась на их карьере самым благоприятным образом: стали начальниками, точнее все стали называться начальниками разных мелких объектов и в своём подчинении не обязательно кого-то имели. Соответственно и с нами они стали держаться иначе, показывая свою важную роль на работе. Интересно, что когда установку «кипящего слоя» пускали, они куда-то улетучились и пришлось других учить работать на установке.

Итак, каждый из моих коллег приступил к работе по командировочному заданию: занятию хозяйственными договорами, планами, проектом, организацией служб автоматики, курированием монтажа оборудования и освоением части технологического процесса получения глинозёма: для отработки оборудования и обучения персонала временно получали глинозём из боксита по старой технологии, пока не была запущена установка по переработке алунита. Мне предстояло лишь в будущем делиться своим опытом и знаниями, а в этой командировке познакомиться только с ходом монтажных работ и службами, которые будут принимать участие в наладочных работах и эксплуатации: химической лабораторией, энергослужбой и цехом автоматики.

Вечером в той же «Гяндже» делились впечатлениями. Мне особенно рассказывать пока было нечего, а мои коллеги поделились местными курьёзами, связанными с завершением строительства завода.

К заводу от реки Куры был проложен трубопровод. Завод в большом количестве потреблял воду, и местных кировобадских ресурсов было недостаточно. Трубопровод работал в полную силу, но воды для технологического процесса не хватало. Куда девалась вода? Трубопровод проходил через сельскохозяйственные районы, которые в условиях жаркого климата испытывали нехватку воды для полива угодий. А тут появилась труба с водой. Как же этим не воспользоваться? Просто надо просверлить в трубе дырочки, и вода сама потечёт к «голодным» растениям. Именно это произошло.

Ещё один курьёз. Естественно, что ночью надо освещать завод. Для этого, как известно, предназначены лампочки. Расход лампочек стал катастрофическим: лампочки понятным образом еженощно с рассветом в большом количестве исчезали. Тоже происходило с мелкими электрическими приборами и двигателями. Местные умельцы пользовались известным лозунгом: «Ты хозяин, а не гость. Уноси последний гвоздь».

Спустились в ресторан. В зале только мужчины. Чисто. Довольно тихо, хотя эстрада для оркестра имеет вполне рабочий вид. Нам подали очень вкусную бастурму и бутылку уже знакомого вина. Одной бутылкой дело не ограничилось и добавленные в финале несколько рюмок водки возбудили интерес к неиспользуемым музыкальным инструментам на эстраде, и мы, как умели, заменили ресторанных музыкантов. А что ещё могли делать в незнакомом провинциальном городе хорошо подвыпившие интеллектуалы из Ленинграда? После нестройного выступления оркестра на глазах безучастных официантов и малочисленной публики вернулись все в один из наших номеров, и Веня в хорошем подпитии ринулся к балкону подышать. Испугались все одновременно. Высокий этаж. Пьяный человек. Вступить с ним в борьбу на балконе, чтобы вернуть в комнату, опасно. Но Роня нашёл правильный психологический ход, крикнув вслед нашему другу: «Веня, ты же знаешь, как дома строят в Кировобаде!» Фраза подействовала отрезвляюще. Веня развернулся и мигом оказался в кровати. Как глубоко в подкорке отразилось виденное на строительстве!

Один из моих коллег, Саша Прилуцкий, рассказал много лет спустя после нашего посещения Кировобада, о том, какое впечатление качество строительства другого завода, в Николаеве (Украина), произвело на куратора монтажа оборудования, которое было поставлено на этот завод из Франции. Француз ходил по заводу и периодически хватался за голову, восклицая: «Африка! Африка!» Можно не комментировать — не только в Закавказье строили по-советски. А мы тогда, не зная мнения француза, считали, что действительно работаем в колониальной африканской стране под названием «Гянджа».

Рабочая неделя наконец подобралась к выходным дням. Гостеприимные хозяева из цеха автоматики пригласили нас провести выходные дни на озере Гейгёль, что по-азербайджански означает — голубое озеро. Это был замечательный подарок.

Теперь район высокогорного озера Гейгёль (2740 м над уровнем моря) является заповедником (с 1965 г.), а тогда в этом месте была дача Багирова — первого секретаря компартии Азербайджана. Во всяком случае, так нам сказали. Ни Багирова, ни его дачу мы не видели. Наш пикник состоялся, наверное, в каком-то другом уголке у озера.

Утром в день поездки за нами заехали местные друзья — ученики-киповцы на полуторке (такие грузовики теперь увидишь только на старых фотографиях). Расположились на полу в кузове и поехали на рынок. Хозяева купили небольшого барана, два бочонка вина и корзину всякой травяной снеди.

Дорога всё время шла в гору. Пересекли горную речку, в которой, говорят, водится форель, и при следующем подъёме открылся незабываемый вид: впереди, на сколько мог охватить взгляд, была бескрайняя, уходящая куда-то вверх, красная поляна на фоне ярко освещённой солнцем белоснежной горы. Возможно, это гора Киналдаг (3373 м), не знаю, но озеро расположено у подножия этой горы. Красным эту поляну делали цветущие маки. Подобные картины много-много лет спустя, видел в Таджикистане по дороге на Таджикский алюминиевый завод, недалеко от Душанбе. Но там определённо были дикие тюльпаны.

Приехали на берег озера, разожгли костёр. В стороне от нас ребята зарезали барашка и принялись готовить шашлык, нанизывая на прутья из виноградной лозы куски мяса. На табуретку поставили бочонок с вином, опустили в него резиновый шланг, а другой конец -в цинковое ведро.

Мы с изумлением и восторгом наблюдали за этими приготовлениями к пиршеству, бродили по берегу озера, любуясь поразительной красотой ландшафта. С нами была девушка, сотрудница института, что вносило некоторую ноту лёгкого флирта и соперничества в мужскую компанию, что также способствовало хорошему настроению.

Подоспел шашлык. Мне кажется, я никогда не ел такого вкусного мяса, порции которого запивал вином из бочонка. Делалось это так: ложился на землю около табуретки, и, втянув воздух из шланга, а за ним и вино, приступал к наслаждению напитком. Для меня пикник быстро закончился. Очнулся на полу грузовика на обратном пути в Гянджу.

На следующий день наша дружная компания отсыпалась и эпизодически посещала чайхану под огромным вязом, наслаждаясь чаем вприкуску с колотым сахаром, пили из небольших стаканчиков, сужающихся в верхней части,

Возвратившись в гостиницу, с удивлением увидели двух русских девушек, которые при виде нас радостно всплеснули руками и бросились к нам чуть ли не в объятия. Они только-что приехали из Орла, ещё не освоились, увидели молодых людей некавказской внешности и обрадовались, что есть у кого попросить мыло. Мол, они его забыли, а помыться хочется. Мыло мы им, конечно, дали, но остереглись от дальнейшего общения. Странно, зачем двум русским белокурым девушкам понадобилось приехать отдыхать в Гянджу? Они не объясняли нам причину своего появления. Но на следующий день всё стало понятно, когда мы увидели «очередь» из местных мужчин около их номера. Проститутки приехали на заработок. К нам девушки не приставали, очевидно, считая нас финансово несостоятельными.

«В сто раз лучше отдаваться
этим усачам,
Чем слюнявым ленинградцам
или москвичам.
………………………..
Едут беленькие сучки
к черным кобелям»[5]

Прошла ещё одна рабочая неделя. Мне и Боре Левиту предстояло первыми возвращаться в Ленинград. Предприняли попытку продлить мне командировку, но директор завода , где я работал, прислал телеграмму: «Нечего за государственный счёт отдыхать». Такой ответ был справедливым. Ранее, подписывая мне командировку, директор с издёвкой заметил: «Прокатишься за государственный счёт по восточным столицам». Он прекрасно знал про фокус с пересадками.

«Сборы были недолги» (песня). Левит с четырьмя трёхлитровыми банками, пока остальные коллеги были на заводе, был делегирован в Ханлар, ближний к Гяндже город, где находился всесоюзно известный старый коньячный завод, основанный в прошлом веке. Банками нас снабдили местные друзья, и они же объяснили, как и где можно наполнить их отборным азербайджанским коньяком. В Ленинграде в таких банках обычно продавались маринованные огурцы и помидоры из Болгарии.

Работницы завода заливали коньяк в медицинские грелки и выносили их, привязав, как я полагаю, грелки к животу, а потом в розницу продавали содержимое. У одной из таких работниц Боря Левит «оптом» купил коньяк, который из грелок перелил в банки. Когда он прибыл в гостиницу, то каждый из нас получил пузатую посуду с янтарного цвета напитком. Грешно было его немедленно не попробовать! Аромат пятизвёздочного (предположительно) коньяка был восхитителен. Отпили по глотку. Как-то неудобно сказать: «Вкусно». Восхитительно! Отпить бы ещё, но напиток предполагалось доставить для домашних приёмов в Ленинград. Повздыхали, но отметив, что уровень «нектара» в сосудах мало изменился, точнее, на взгляд, вообще не изменился, то отпили ещё по глотку. Уровень жидкости опять почти не изменился. Глотнули ещё. Стало весело. Проявив недюжинную волю, закрыли банки и решили продолжить веселье в ресторане.

Наутро, разлили коньяк в заготовленные пустые коньячные бутылки, которые заранее купили на пункте сбора стеклотары по утроенной цене по отношению к цене сдачи посуды, закрыли их пробками, залили пробки сургучом, приобретённым на почте, и запечатали сургуч 20-ти копеечной монетой, запаковали мой чемодан и торжественно проводили меня на поезд до Баку.

***

Командировка надолго осталась в памяти. В конце 80-х годов я, после долгого перерыва, опять попал в Гянджу, приглашённый на конференцию молодых специалистов отрасли, но отнюдь не как молодой специалист. Я охотно поехал, так как интересно было посмотреть завод, в освоении которого участвовал более 20 лет назад, и попутно осмотреть достопримечательности древнего города. К этому времени решение об эмиграции в Америку уже было принято моей семьёй и было очевидно, что эта последняя поездка в Закавказье. Обратно из Гянджи предполагал доехать автобусом до Еревана, а оттуда, предварительно посмотрев город, вернуться в Ленинград, который вскоре стал Петербургом.

У меня был в этой командировке попутчик — молодой инженер лаборатории, которой я заведовал. Саша был коренной кировобадец, сын русской женщины и армянина, закончил ленинградский Горный институт и был распределён в институт ВАМИ. Кстати, от Саши я узнал подробности о застарелом конфликте между азербайджанским и армянским населением Гянджи. «После начала конфликта вокруг Нагорного Карабаха 21 ноября 1988 года в городе начались армянские погромы. Местные армяне, используя компактность проживания, организовали двухнедельную оборону. Усилиями Советской армии масштабное кровопролитие было прекращено. Армянское население было вынуждено покинуть город» (См. сноску 3. Википедия. Гянджа). Саша и его мама покинули Кировобад заранее.

Коротко расскажу о том, как Саша попал в нашу лабораторию, так как его появление в лаборатории иллюстрирует вековые восточные традиции: «ты мне — я тебе», или «слово моё — хочу даю, хочу беру обратно».

Итак, я работал старшим преподавателем-почасовиком на кафедре горного института. Читал лекции студентам 5-го курса по их основной специальности. Преподаватель я был не строгий, отсутствующих на лекции не отмечал и подписывал ведомости посещаемости, не глядя, доверяя старосте группы. Однако студентов хорошо помнил, хотя не всех знал по фамилии.

Во время экзамена на последней экзаменационной сессии передо мной возник студент, которого я определённо не видел на лекциях.

— Я вас ни разу не видел на лекциях, не так ли?

— Да, у меня в этом семестре были сложные семейные обстоятельства. Родился ребёнок. Вынужден был заниматься и готовиться к экзамену дома, пользовался конспектами друзей.

Студент к экзамену был не готов. Ни на вопросы билета, ни на мои дополнительные вопросы правильно ответить не мог. Я мысленно обдумал ситуацию: «Надо ставить двойку. А это значит, с ним надо будет опять встречаться. Что-то он подготовит, потом на меня будут давить на кафедре, чтобы поставил тройку. Он её в любом случае получит, даже если я откажусь принимать у него экзамен повторно».

— Ставлю вам тройку, но с условием, что я вас больше не увижу ни здесь в Горном институте, ни в ВАМИ, где я работаю, — так я разрешил ситуацию.

— Обещаю, — сказал Саша, а я подписал зачётку.

Ближе к осени меня вызвал для конфиденциального разговора сотрудник лаборатории, курирующей технологический процесс на Кировобадском алюминиевом заводе. Он сказал, что на заводе большую помощь его лаборатории оказывает начальница химико-физической лаборатории завода, а она обратилась с просьбой принять её сына Сашу, закончившего Горный институт, на преддипломную практику ко мне лабораторию. Я удивился такой специальной просьбе, так как обычно брал на практику одного-двух студентов из группы, которой читал лекции. Спросил: «А в чём проблема? Отдел кадров против? Кто этот студент?» Проситель замялся и говорит, что если я откажу этому студенту, то у его лаборатории возникнут трудности в выполнении работ на заводе. Я ещё больше удивился: «Так кто этот студент? Я читал им лекции и всех знаю».

Из-за угла коридора появился Саша. «Ах, вот в чём дело!» И уже обращаясь к Саше: «Мы же договорились не встречаться». Повернулся к ним спиной и ушёл к себе.

Когда я вернулся из очередной командировке и зашёл к одну из комнат лаборатории, чтобы поздороваться с коллегами, то за одним из столов увидел Сашу. Оказалось, что пока меня не было, мой заместитель взял Сашу на преддипломную практику по просьбе коллеги из другой лаборатории, так как не знал о моей с Сашей договорённости никогда не встречаться, а они оба знали, но ничего ему не сказали. Воспользовались «партизаны» моим отсутствием! Я решил промолчать по поводу этого демарша — не хотел ставить Сашу в неудобное положение в глазах сотрудников. А потом, когда я опять был в командировке, уже начальник отдела взял его на постоянную работу, решив, что раз Саша проходил практику в лаборатории, то нет причин не взять его на работу, так как была незаполненная вакансия на молодого специалиста, которую я просил удовлетворить. Но начальник отдела Вениамин Берх не знал о моём отрицательном отношении к приёму Саши на работу в лабораторию! Получилось, что виноват я сам. Коварство Саши — яркого «цветка Востока», — которое подтвердилось и в дальнейшем, я запомнил навсегда, и с тех пор настороженно отношусь к воспитанникам не европейской культуры.

________
[1]«Заметки по еврейской истории», №138, 139, 143, 146. Главы из книги «Моя инженерия». см здесь.

[2] Журнал-газета «Мастерская». Невыдуманные истории. «Сафонов, Сталин и Микоян». Декабрь 2013.

[3] Гянджа. См. википедию

[4] В. Войнович. Автопортрет: Роман моей жизни. ЭКСМО. Москва. 2011. 880 с.

[5] Стихотворение приписывают Е. Евтушенко, но подтвержения его авторства я не нашёл.