Я похолодел, я почувствовал, что рушится всё, во что свято верил с детства, со школьной скамьи. Я тревожно оглянулся: не подслушивают ли прохожие?..

Прозрение

Леонид Ейльман

Цель достигнута! На руках у меня диплом техника, еще пахнувший типографской краской. И не просто диплом, а диплом с отличием, дающий право на продолжение учёбы в институте. Теперь надо было засесть за учебники по математике и подготовиться к экзамену по этому предмету. Лето прошло в занятиях, наступили тревожные дни экзаменов. Наконец, настал и для меня судный день. Против ожидания, задачи в билете, который мне достался, я решил без труда, но вызова к экзаменатору все-таки ждал с трепетом. Я понимал, что сейчас решается моя судьба: от отметки зависит будущее — карьера инженера, или меня заберут в армию на целых три года. А в армии старослужащие распоясались так, что от них нет никакой жизни. Не все могут выдержать “дедовщину” — особый вид издевательств старослужащих.

Экзаменатор, невнимательно посмотрев решение задач экзаменационного билета, отложил листок с решениями в сторону.

— Это Ваша логарифмическая линейка?

— Моя!

— Покажите мне, как Вы умеете ею пользоваться. Объясните мне, как она устроена, на каком принципе.

Я уверенно справился с заданием. Экзаменатор удивлённо хмыкнул.

— Школьники не умеют это делать.В наше время школа -это ателье, где шьют одежды из поверхностных знаний, из лоскутков, пригодных для обмана преподавателей, принимающих вступительные экзамены, а для техника, не прошедшего трёхлетний курс натаскивания в школе, Вы просто молодец!

И экзаменатор поставил в ведомость “пять”. Маленькая цифра решала судьбу, принят! Это был необыкновенно счастливый день.

Через два дня меня вызвали для собеседования к ректору. Я шёл уверенный, что ректор меня торжественно поздравит с приёмом в институт. За огромным, покрытым красным сукном столом, сидел полный человек с седым венчиком волос вокруг обширной лысины.

— Не лицо, а мягкое мороженое с вареньем, — подумал я про себя, но тут же почувствовал на себе недобрый взгляд безцветных глаз. Секретарь услужливо пододвинул ректору мое личное дело.

— Вы окончили техникум по обработке цветных металлов?

— Да, — ответил я, недоумевая, почему в тоне ректора нет доброжелательства.

— А знаете ли Вы, что наш институт готовит специалистов по чёрным металлам?

— Знаю, процессы обработки цветных и чёрных металлов очень близки, но мощность металлургического оборудования в чёрной металлургии больше.

— Вы явно попали к нам не по адресу.

— Как не по адресу? Вы же принимаете школьников в студенты, а уж они вообще не знако мы с процессами металлургии, а я уже маленький, но специалист.

-Хорошо, я, так и быть, поясню вам: есть скрипач, а есть пианист. Это разные музыкальные професии.

— Но оба специалиста имеют музыкальный слух и любовь к музыке, и это главное, а вы набираете школьников — вообще, как говориться, чёрную лошадку. И еще очень большой вопрос, полюбят ли они свою профессию! Все преимущества на моей стороне!

— Вы не умеете вести себя со старшими, спорите, никакой воспитанности. Собеседование оконченно. Идите!

Я понял, что опытный паук опутал меня словами. Я вспомнил о мрачных слухах, об ограничениях на приём евреев в институты. Дома я кипятился: это самодурство, произвол, есть же законы, надо жаловаться!

— У нас на Руси испокон веков не приучились доверять закону, надеяться на право. Здесь нужна либо взятка, либо прошение на высочайшее имя. Говорить с ректором бесполезно, ему ничего не докажешь. Он выставит из кабинета: “Не Ваше дело!” — пояснил мне мой дядя Борис, — и еще помни, что:

От Москвы до самых окраин,
От южных гор до северных морей
Человек проходит, как хозяин,
Если он, конечно, не еврей!

За это дело взялся Борис. Он кому-то что-то пообещал, кого-то попросил позвонить и меня перевели в другой институт, взамен какого-то двоечника.

У меня начались в институте занятия. Теперь я мог встречаться с Борисом только по вечерам в небольшом скверике около министерства, где Борис работал. Однажды Борис вышел из министерства с товарищем.

— Познакомься! Это мой сослуживец. Он работает у нас метеорологом.

— Зачем министерству такая служба?

— Твой дядя шутит, я экономист. Просто мои расчёты так же близки к истине, как гадания о погоде на кофейной гуще.

— Похвастайся, как ты беседовал с ректором, он пока у меня романтик!

— Борис, ты шутишь. Романтиков вывел еще Тамерлан. Почитай у Маршака эту балладу. Теперь время всеобщего произвола!

— Правда, как масло, всегда всплывает наверх, — возразил я, вспомнив наставления своего учителя.

— Но не так быстро, как хотелось бы, и очень часто тогда, когда она никому не нужна, — заметил сослуживец и поспешил откланяться. Борис и я пошли по Ордынке к станции метро “Серпуховская”. Борис рассказывал мне об обстановке на его работе: в министерстве любят громкие фразы, лучший способ преодоления недостатков —аплодисменты, надо уметь доложить начальству то, что оно хочет услышать, и промолчать или намекнуть, что ответственность беру на себя, если есть упущение. Скорее надо быть психологом, чем инженером.

— Работник министерства должен знать науку управления, а не подхалимажа, — возразил я, чем обидел Бориса.

— Да понимаешь ли ты, что диалектика, которую ты изучаешь в институте, утверждает, что развитие общества идёт через борьбу противоположностей — конкуренцию, а у нас на всё государственная монополия, нет необходимости что-то улучшать, менять, и смысл нашей работы в министерстве — контроль. Указания министерства напоминает дырку в тесте от пальца. Пока есть палец в тесте, считай, что дырка есть. Вынул палец из сырого теста, и дырки нет. Всё затянулось, как будто и не было, всё вязнет в переписке, организуется карусель из писем. Письма составляются таким образом, чтобы снять с себя малейшую ответственность. Мое начальство любит меня потому, что я подписываю их письма, а они боятся ответственности. Как бы чего не вышло, кто знает в чем тебя могут обвинить. Лучше избежать каких либо решений. В почёте не труд, а чин. Господствует уравниловка.

— Это справедливо, когда всем платят примерно одинаково.

— Когда все равны, как на кладбище, где вечный покой, то нет развития. Электрический ток возникает только между разными потенциалами. Так устроена Природа. На этом принципе работает эвоюция. Как отличить нерадивого от усердного? Кто-то должен подгонять, распределять вкусные кусочки, наказывать. Должен быть надсмотрщик, а чем он лучше хозяина? И можно ли тогда говорить, что у нас всё общее?

Я похолодел, я почувствовал, что рушится всё, во что свято верил с детства, со школьной скамьи. Я тревожно оглянулся: не подслушивают ли прохожие? А Борис, не заметив моей тревоги, продолжал:

— А коль идея оказалась несостоятельной, то основой общества стали ложь и страх. Поэтому будь осторожен в беседе. Когда начнут гладить по шерсти, смотри, чтобы не остригли. Помни заветы Омара Хайямы:

Ты к людям нынешним
Не очень сильно льни.
Подальше от людей
Быть лучше в наши дни!

Если ты сможешь держать язык за зубами, я покажу тебе один документ. Борис полез в свой потёртый портфель и вынул листок плотной белой бумаги, торжественно ткнув пальцем под резолюцией, где я прочёл:

— Разрешаю, — И.Сталин. Подпись была факсимиле. Но она вызвала благоговение, хотя Сталина уже год как не было.

— Гений, ничего не скажешь. Только гений может решать такую массу вопросов. Ведь в этом письме речь идёт о передаче какого-то пресса от одного министерства другому! Недаром ему приходилось работать по ночам. Как его нам не хватает!

— Ох, — смутился Борис, — какой же ты провинциал. Вникнуть в смысл такого потока пустяковой информации не может даже гений. И это не нужно! Это только тормозит работу на местах. Местная власть должна решать свои текущие дела. Дело в другом.

У нас никто чихнуть не смеет без вождя. Власть не доверяет человеку. Власть изобретает методы подчинения человека себе. Власть знает, что, не имея возможности обогатиться, человек не захочет и подчиниться, поэтому разработана система наказания. Верхушка подкармливается. Думая о своём благополучии, человек приобретает привычку повиноваться.

— Но власть у нас народная, она руководствуется в своих действиях благом народа, — возразил уже неуверенно я.

— Власть не знает родственных связей, ей необходимо скорее отделение от народа, чем связь с ним. Наивысшая власть это произвол, безнаказанное убийство, а истинное богоподобие — не щадить и невинных. Лучше убить невиновных, чем просмотреть врага. Так было в знаменитом 1937 году. Тогда я случайно уцелел потому, что четыре раза сменил работу. Сидишь на собрании: дураки выступают с речами, а умники им хлопают в ладоши. Тогда у нас был выращен новый вид Иуды, тайный. Евангельский Иуда имел совесть. Она заставила его покончить с собой. Наш, русский Иуда, тайный. Он преспокойно въезжал на жилплощадь оговоренного им своего товарища и процветал на работе.

— Корысть, зависть, антисемитизм существовали всегда, — возразил я.

— Но в наше время эти низменные страсти расцвели пышным цветом. Зависть, умноженная на природную подлость бывшего крепостного раба, подсказали ему гнусный расчёт, и плодородный слой нации — интеллигенция — был уничтожен беспощадным плугом сначала социальной, а в 1937 году кадровой революцией.

Наверху оказался мусор: поколение рвачей. Эти хапуги теперь только и спорят, как заяц и курица, кто же из них больше любит волка.

Источник антисемитизма это конкуренция. В средние века между религиями, между купцами, при капитализме между промышленниками, а в наше время между политиками. Отсюда и Холокост — способ связывания политиков кровью евреев, круговой порукой, общим преступлением. Если бы Сталин перед войной пошел бы на это, то Гитлер ему поверил бы. Но тогда Сталин еще побаивался окружающих его евреев.

— Но почему под топор палача попали именно евреи?

— Потому что малый и беззащитный народ, рассеянный среди народа, претендующего на лидерство, начинает смотреть на себя глазами окружающей среды, стремится убрать все, что его выделяет: лидеры евреев решили реформировать религию, ассимилироваться. Увы! Это движение, прорыв вековой изоляции пугает обывателя, лишает его традиционного способа защиты в конкурентной борьбе. Отсюда новая вспышка вековой ненависти.

— Борис, ты злишься, что не увидишь нашего счастливого завтра, а я увижу. Ведь вся страна трудится во имя завтра, значит оно придёт, у нас решена национальная проблема, — упорствовал я.

— Смотри, вон под деревом лежит пьяный мужик, — заметил Борис, — вот он наш герой революции на селе. Отправил на смерть раскулаченных своих соседей, а сам сбежал от голодухи в город. Воистину беден не тот, у кого мало, а тот, кому мало. Это он придумал новые слова: шлёпнуть, пришить, списать в расход, поставить к стенке — хозяин земли русской: опора мертвой монопольной экономики, экономики без мотора конкурентной борьбы.

— Сегодня тебя укусила какая-то муха.

— Не муха, а ты. Неужели ты не понимаешь, что Христос воскрес и объявил себя Генсеком! Творится произвол! Застой в экономике! Только на кладбище все могут быть равны!

— Бездоказательно!

— Доказательств полно! На одном крупном заводе директор был арестован, как враг народа. На его место из Ленинграда прислали мальчишку. Он быстро развалил всю работу, заработки упали. Представляешь, как его рабочие любили, если, когда я с ним шел по цеху, на него сбросили ведро с машинным маслом с мостового крана. Вернулся я в Москву и доложил своему начальству: опыта нет, развалил работу, не пользуется доверием коллектива. Мы провели коллегию, я там доклад сделал, нарисовал графики падения производительности, приняли решение: освободить от занимаемой должности. И что ты думаешь?

Как я не старался, но придумать конец этой истории не мог.

— Этого директора назначили моим министром! Хорошо, что он не злопамятен. У нас только тронь важную птицу — от тебя полетят пух и перья! Запомни еще пару советов. Не сори деньгами: их куры не склюют, а друзья заметят. Остерегайся якобы способных друзей, они скорее всего способны на всё, чтобы доказать свои способности. У людей с критическим умом обычно длинный язык. Не робей с женщинами. Они простят всё, кроме равнодушия. Учись. Может быть, найдёшь в плодах просвящения какие-нибудь витамины, но помни, что лошадь тащит, а кучер получает на чай. Ну и провинциал ты! Слыхал ли о деле “врачей-вредителях”?

Я вспомнил, что как-то мой друг Женька затащил меня в техникума библиотеку и посоветовал прочитать статью в газете об этом деле. Теперь, когда органы признали свою ошибку в этом деле, я вспомнил жалобы Женьки. “Ты смотри, как завуч Васильев разглаживает усы, когда смотрит на тебя или Павку, как на родных! На меня у него усы всегда дыбом! А директор Кабаев — ну никогда не улыбнется, а тут поймал Павку в коридоре и погладил по голове. Я то думал, Павке не миновать выговора по поведению. Мишка Занин — наш военрук, подошел ко мне и спросил твой адрес, хотел прийти к тебе в гости! Видишь как наши учителя относились к вам евреям”. Запоздалое чувство благодарности к своим учителям охватило мою голову.

Но меня больше всего волновала внезапно возникшая трещина в моем представлении о самом справедливом обществе на земле, поэтому я спросил:

— Борис, а почему коммунистам удалось совершить социальную революцию?

— Эта революция родилась в дни всенародного пьянства. Временное Правительство оказалось бессильным перед разгулявшейся стихией. Взяв власть, коммунисты поняли, что таким народом: вчерашним погромщиком и алкоголиком можно управлять только силой, диктатурой. Но диктатуры партии не бывает: есть диктат личности. Каменев и Зиновьев это понимали, они отчаяно пытались легализовать оппозицию внутри партии, ограничить диктат личности. А Сталин воспользовался шкурной психологией человека: по всей стране открылись для начальства закрытые распределители благ. Экономически несостоятельная идея диктовала ему необходимость запугивания, принуждения, дикая натура—наслаждение властью. Всё остальное — красивые слова, симуляция патриотизма. Циники используют доверчивость наивных романтиков и поэтому всегда побеждают!

Но в мире существует причинно-следственная связь: в ответ на красный диктат появился чёрный диктат Гитлера. Несостоявшийся поэт Сталин и несостоявшийся художник Гитлер нашли выход своему честолюбию. Под обломками чёрной идеи погибло 6 миллионов евреев, как бы нам не погибнуть под обломками красной идеи! Куда бы удрать!.. Все двери захлопнуты!..