Ян Брайловский: Дневник эмигранта. Продолжение

Loading

Слёзы радости от встречи и слёзы горечи от произошедших перемен, попытка вселить веру и надежду, общение почти на грани срыва и тяжёлое расставание. Увидимся ли ещё?..

Дневник эмигранта

Ян Брайловский

Продолжение. Начало здесь

4

Как это обычно случается, наступило утро. Не хотелось просыпаться. Казалось, что мы всё ещё у себя дома. Но сознание постепенно возвращало нас к реальной действительности.

Внешний покой нарушало волнение от неизвестности. Я проснулся, как всегда, обнимая ту, которой обязан своей защищёностью, правда, уже без каких-либо претензий на нечто большее. Она спала или делала вид, что спала. Я приподнялся на одном локте и взглянул на свою чуть уставшую от перемен подругу. Она сохранила оттенки былой красоты и некоторого изяшества, отмеченного тяготами прошлого и предстоящими заботами. Но всё равно казалась мне прекрасной! Я понимал, что это всего лишь моя ограниченность, но ничего не мог с собою поделать. Я прикоснулся губами к её лбу, и она тотчас открыла глаза. Так бывало всегда. И я это знал. Я разбудил её, и мы начали делить наши заботы на двоих.

Что делать? Этот извечный вопрос стоял перед всем человечеством и перед всеми его индивидуумами в отдельности. Теперь он коснулся нас в таком изуродованном виде, что трудно было представить, что мы его когда-либо решим. Мы лежали молчаливые и подавленные всем происшедшим.

Дома никого не было. Все разошлись по своим рабочим местам. Внучка ушла в школу. Солнце ещё не поднималось. Из окна виднелись дома, но не было людей. Все были заняты своей повседневностью, и никому не было дела до двух, потерявших опору в жизни, людей. Конечно, мы не одни такие. И кто-то, наверняка, одновременно с нами сейчас находится в ещё более сложном положении. Но люди — эгоисты и всегда думают лишь о себе. Мы думали также. Ничего в голову не приходило.

С чего же начать первый день новой жизни? Мы могли бы… Впрочем, ничего мы не могли. Но надо было вставать. Зазвонил телефон, и моя энергичная подруга ринулась на первый этаж к нему. Звонила дочь. Разговор был недолгим, видимо она поведала, что нам необходимо сделать. И я увидел свою жену уже готовую к чему-то.

В ней уже явно просматривался смысл, а в эти мгновения она неотразима! Мы быстро оделись и спустились вниз. Как оказалось мгновение спустя, она уже всё здесь знала: где что искать, как включить газовую плиту, как пользоваться микроволновой печью и всё другое.

Только я стоял, как неприкаянный и смотрел в окно на пролетающие машины и неожиданно появившееся солнце. За окном уже начиналась жара. Попытка выйти из дома оказалась неудачной, дышать было нечем. Высокая температура в сочетании с высокой влажностью для нас были необычны.

Но вот уже готов завтрак, и кое-как умывшись, мы сели за стол. Главное продержаться до прихода внучки, а там всё будет нормально.

Есть не хотелось, но пришлось как-то всё это проглотить. Завтрак был обычный, но с необычными продуктами. Красные помидоры, спелые и твёрдые, как яблоки, не очень легко разрезались ножом и свидетельствовали не столько о полезности и вкусе, сколько о безусловном техническом прогрессе. Даже если бы они упали с седьмого этажа, вряд ли они бы разбились.

Колбаса, очень похожая на настоящую колбасу, к которой мы привыкли, была тоже иной. Яйца — это было то, в чём мы не заметили никакой разницы с теми, которые производились от наших отечественных кур! Значит, до кур здесь пока не добрались! Но, как оказалось впоследствии, это тоже было не так.

Мы позавтракали, выпив напоследок чаю, убрали всё со стола, перемыв всю посуду, и вдруг увидели, приготовленные для нас правила вождения автомобиля для сдачи экзаменов. Мы решили, что это станет началом. Ведь без машины нам здесь не обойтись. Правила были на русском языке, и мы легко их начали читать. Это занятие отвлекло нас от мрачных мыслей. Так мы дотянули до прихода внучки.

Мы услышали, как подъехал школьный автобус, и наблюдали за тем, как оттуда выбирались дети. Молча и сосредоточенно, каждый в отдельности по своей дорожке, они добирались к своим домам. Не было этого птичьего гомона, не было игр и шуток, не было никакого общения. Все были серьёзны, не как дети. Моя подруга слегка ожила, выскочив на порог для встречи. Но встреча произошла весьма холодно, без восклицаний и любви …

Это было ровно 28 лет тому назад. Наша очаровательная дочка, которой исполнилось семь лет, готовилась пойти в первый класс. Мы купили ей очень красивый маленький, по её размерам польский ранец с красными катафотами. Тогда это был последний шик, но нам удалось достать. Весь наш большой восьмиэтажный дом провожал своих первенцев в школу, придав этому событию величие праздника. Но наша девочка выделялась. Самая маленькая, самая хрупкая и красивая, она, почти не была видна из-за этого ранца. Мы поцеловали её, и она самостоятельно отправилась в школу. Благо, школа была рядом, и не нужно было переходить дорогу. Две длинные косы и расположенный между ними ранец становились всё меньше и меньше, так же, как и наши слёзы, постепенно скатывающиеся по щекам!

Теперь за нашими плечами целая жизнь. Мы на другом конце планеты и встречаем дочку нашей дочки. Мы, наша дочь, наша внучка… Всё изменилось! Дверь отворилась, мы поздоровались, поцеловавшись, а сердце вновь замерло от переизбытка чувств!

Первые мгновения были натянутыми и напряжёнными. Несколько вопросов о прошедшем дне учёбы, несколько вопросов о предстоящем обеде, и мы все вместе за одним столом. Кухни здесь нет. То, что именуется кухней там у нас и отделено от всего остального, здесь лишь отдалённо напоминает это. Но просторнее, намного тщательней отделано и весьма приятно. Но это не кухня!

Внучка всегда отвратительно ела. Мы прибегали ко всяким хитростям, чтобы добиться желаемого результата. Но нам, вернее, моей подруге, всегда это удавалось. Можно было позавидовать её изобретательности в этом! На сей раз, уже через мгновение стало ясно, что ничего не изменилось. Еда осталась такой же. Но через две-три ложки был использован хорошо зарекомендовавший себя приём с подсчётом предстоящих для съедения ложек, и снова всё оказалось простым и ясным. Обе участницы испытали истинное наслаждение и разошлись удовлетворённые успехом. Младшая поднялась наверх заниматься, а старшая всё ещё пребывала под впечатлением.

Вечером собрались все, и ужин во многом был похож на обед, но прошёл более оживлённо.

Поздно. Потухли огни. Мы вновь в постели и можем снова оставаться собою. Хорошо, что не видно глаз! Хорошо, что не просматривается душа!

Так прошёл этот важный день. Так нас встретили здесь. Так мы начали входить в новый образ.

5

Время начало свой отсчёт. Жизнь в доме детей немного смущала, но нам было очень хорошо. Для оформления всяких бумаг о нашем приезде нас возили в разные организации. Мы молчаливо выслушивали всё и согласно кивали, мало понимая в том, что происходит и плохо представляя, что будет дальше. Уже договорились об отдельном жилье. Речь шла об апартаментах в двухэтажном доме на центральной улице. Пока ещё не всё было готово к вселению. Но это всё ничего. Мы ведь начинали когда-то нашу совместную жизнь ничуть не лучше…

Институт, в котором мне предстояло учиться, был для меня «вещью в себе». Я не знал, куда буду поступать. Мне многое нравилось, и я был несколько хаотичен. Но совершенно неожиданно был призван на службу в Армию. Когда нас, бритоголовых и угловатых, привезли в армейскую часть, где мы на траве расположились с нашими нехитрыми пожитками, неожиданно вырулил мотоцикл с коляской. Подъехавший оказался майором, достаточно молодым, хотя намного старше нас. Я был далеко от него и мало интересовался всем происходящим. Но вот майор подошёл уже к нам и спросил, есть ли спортсмены. К тому времени я был, хотя и не выдающийся спортсмен, но выступал за сборную родного города по фехтованию и прилично котировался в шахматах. Я откликнулся, и этот военный сделал какие-то пометки в своём блокноте. Вскоре всех нас начали распределять по разным частям, и я забыл об этом эпизоде, не придав ему особого значения. Однако через два месяца меня неожиданно вызвали на первенство дивизии по шахматам. Я благополучно, без особых трудностей занял первое место и поехал на первенство округа, конечно же, в свой родной город!

Каково же было удивление моих родителей, перед которыми я неожиданно предстал!

Так начались мои «мытарства» по спортивным весям. Выступал за всякие сборные команды по двум видам спорта, «дослужившись» до званий кандидат в мастера и мастер спорта СССР. Но вот на «носу» Спартакиада народов СССР, и мне предстоит выступать по фехтованию за сборную Молдавии. Но в то же самое время начинается сдача экзаменов в ВУЗы. Выбора не было. На спартакиаде мы весьма успешно заняли почётное восьмое место, чего раньше никогда не случалось, и я приехал в родной город, лишь к середине экзаменов.

Как обычно в августе, солнце нещадно палило, и бедные абитуриенты выбивались из сил, пытаясь сдать экзамены. Я зашёл в вестибюль института без всякой надежды. Но, видимо, существует что-то выше нашего понимания. Я уже поворачивал обратно к выходу, чувствуя себя совершенно лишним в этом храме, как вдруг меня кто-то окликнул. Это был председатель федерации фехтования нашего города. Он поинтересовался моим приходом. Через несколько минут я уже корпел над решением тригонометрической задачи на экзамене.

Рассказывать об учёбе в институте, это всё равно, что писать роман с множеством продолжений. Если обойтись исключительно телеграфным текстом, то следует сказать, что нет ничего лучше постижения нового в этом далеко непреклонном возрасте. И нет ничего лучше воспоминаний тех лет!

Я получил назначение на крупную фирму в крупном посёлке в районе самого крупного города и имел крупные шансы теперь уже вместе со своей женой остаться там навсегда. Но поначалу было захолустное, пропитанное запахом одиноких бездельников общежитие, в котором неизвестно каким образом исчезали грязь и мусор, поскольку их никто никогда не убирал! Поначалу я приехал один. Потом должна была приехать жена. Но она сделала лёгкий финт, «оказавшись» беременной, и, после небольшого усилия родила дочь! И только через полтора года — переехала сюда. Мы начали скитаться, поскольку, хотя нам была положена квартира, но очередь ещё не подошла. Мы сняли комнату в квартире не очень приветливой хозяйки и, что называется, мучились ночами. Скрип этой кровати доносится ко мне по сию пору. Потом нам дали комнату в трёхкомнатной квартире, где нам жилось гораздо лучше. И вот теперь…

Мы вошли с женой в большую комнату, отделённую от кухни одной стеной. В кухне были шкафчики, холодильник, газовая плита с духовкой и посудомоечная машина. С противоположной стороны большой комнаты была просторная спальня и совмещённые туалет с ванной. Стены и потолок свежевыкрашенны, но покрытия на полах старые. Жалюзи на окнах скрипели, дверца газовой плиты вываливалась. И над всем этим невозмутимая Рэйчел, из бывших соотечественниц, без стеснения представляющая это, как верх совершенства для таких как мы! Нам не хотелось огорчать наших детей, которые приложили немало усилий, чтоб обустроить нас.

И мы ощутили, что вернулись во времена нашей молодости!

6

Боже мой, сколько раз я представлял себе, как прилетаю в Одессу, схожу с трапа самолёта и оказываюсь в городе, в котором родился, вырос и провёл самые лучшие и самые трудные годы своей неупорядоченной жизни! Эта сцена каждый раз выглядела иначе, но всегда была неизменно радостной и волнительной.

Я человек, быть может, с примитивным мышлением, однолюб, не склонный преувеличивать, но всё же превозносить хорошее до уровня прекрасного, если это прекрасное действительно имеет место быть таковым, не подозревал, что моя влюблённость может оказаться таких размеров! «Во дни сомнений и раздумий о судьбах моей родины» и повального бегства из неё людей в лихие 90-е годы, я оставался непреклонным и никогда не помышлял об отъезде. Но когда мы с моей подругой уже оставались одни, а наш статус справлял девятилетний юбилей, под угрозой последнего серьёзного предупреждения, нам пришлось отбыть в бывшую столицу Соединённых Штатов — Филадельфию. А вот строчки, которые характеризовали моё состояние в тот момент: «Не могу покинуть стаю, но и в стае — не могу».

К слову, следует ещё раз упомянуть, что это не первая моя эмиграция. Вначале была служба в Советской Армии. Три года в ней дали мне первую возможность осознать себя, как жителя Одессы. Второй раз это произошло, когда после окончания института я поехал в Загорск. И, хотя прошло столько лет, я явственно помню, что каждый раз по возвращении в Одессу я чувствовал какой-то особый аромат своего города, напоённый неповторимым запахом, взвесью солнца, зноя, пыли и ещё многого другого, чего нет нигде. И готов был вдыхать выхлопные газы тех немногих машин, которые только-только начали появляться на улицах города!

И теперь — мы здесь, на другом конце планеты, в другом мире, среди похожих, но других людей. Прошло шесть лет, и мы летим в свою первую жизнь!

Автобус подкатил к дому, мы погрузили наш нехитрый скарб и тронулись по направлению к Нью-Йорку, откуда нам предстояло лететь в Киев.

Наш водитель, 75-ти летний уроженец Ташкента, оказался классным водителем, доброжелательным и мягким человеком, весьма словоохотливым и приятным, симпатии к которому приходят после двух-трёх минут общения. Довольный своей судьбой и подрабатывающий на доставке людей в аэропорты ближайших городов, он переехал сюда, не выдержав тяжести шестиконечной звезды в условиях особых взаимоотношений с жителями мудрого Востока.

Я расслабился и в силу укоренившейся привычки — полились мысли. Я мысленно был уже там. Вскоре заиграла музыка. Это была музыка нашей молодости, когда мы вытворяли всё, что вытворяют в эти годы. И я поплыл. Всё стало прозрачным и до боли грустным. Но вот мы уже приехали. И это было как спасение.

Аэропорты городов неодинаковы, как по своему устройству, так и по своему порядку, но процедуры в них совершенно одинаково неприятны и утомительны. А десять-одиннадцать часов в самолёте могут вывести из равновесия даже человека с олимпийским спокойствием. Поэтому следующие полтора часа на трассе Киев-Одесса показались нам сладкой сказкой.

А потом началась Одесса! Нас встречал Коля. Когда мы сели в его лайбу (иначе назвать её не поворачивается язык), мне казалось, что отдельные её части начали разбегаться. Всё тарахтело, гудело, вообще что-то мешало. Мы поехали вдоль окраин, видимо он не хотел встречаться с гаишниками. Однако настроение не пропадало. Оно диктовало свои условия. И мы увидели на фоне несовершенных дорог за обветшалыми заборами настоящие замки. Редкое сочетание пренебрежительности и зажиточности. Мы узнавали улицы и замечали те изменения, которые произошли с городом.

Наши друзья, у которых мы остановились, приняли нас с распростёртыми объятьями и неподдельной радостью. Буря обоюдных восхищений с толикой вежливости не притупила неожиданность встречи, и слёзы потекли сами собой, дополняя чувства чем-то новым. Нам выделили отдельную комнату, но, заказанные ко времени два раскладывающихся кресла, явно запаздывали, и нам предстояла «половая жизнь». Но это были такие мелочи, тем более, что друзья настоятельно предлагали постель в своей шикарной спальне, от которой мы наотрез отказались.

Назавтра мы начали выполнять нашу программу, включающую множество поручений. А потом — в город на встречу со знакомыми местами. Рядом был привоз — это Эльдорадо предприимчивости, находчивости и удивительного острословия!

Мясной корпус — море мяса и раскрасневшихся продавцов. На прилавке самое шикарное мясо на шашлыки.

— 50. Что? Хорошо — 45. Оно же дышит. Куда же вы? Ладно, ладно, отдаю за 42, только для вас.

Промтоварные ряды.

— Вам нужны наволочки? Любые, задаром. Посмотрите на товар. Семьдесят сантиметров? Конечно, есть, любые расцветки.

Рыбный ряд.

— Почём камбала?

— По пятьдесят.

— За штуку?

— Нет, за килограмм. Посмотрите жабры, они же имеют свой цвет!

Привоз реставрируется, но торговля не затихает ни на секунду.

Он уже не такой, намного упорядоченный, с огромными магазинами, с вежливыми и ухоженными молодыми продавщицами. А главное — есть всё. Были бы гривны. Теперь всё в гривнах. Но курс доллара, евро и русского рубля — на каждом шагу. И ещё: больше цивилизации, меньше грязи, нет попрошаек и почти нет пьяниц — этих вечных бичей вечно бурлящего привоза.

На 3-ем еврейском кладбище, обойдя всех близких давно покинувших этот мир, я увидел знакомую спину. Это был Миша. Всегда, когда приходили скорбные моменты бытия, я обращался именно к нему. Мы хорошо знали друг друга и обрадовались этой встрече. Он просил зайти ещё: «Я возьму колбаски, тяпнем. А что?». Он проработал здесь 40 лет. Сменил десяток директоров, слегка постарел, но такой же общительный и готовый помочь. Мы увиделись ещё раз, и он нам помог найти, то, что мы искали.

В этот же день мы посетили Верочку. Эта семья — наша боль: не стало кормильца, живут трудно, Вера тяжело болеет, почти не выходит из дома, в ней нет тела, почти отсутствует душа, но всё же не сломлена. Внучка — чудо существо, рада всему, что может радовать, оптимистка с ещё предстоящими трудностями в жизни. Слёзы радости от встречи и слёзы горечи от произошедших перемен, попытка вселить веру и надежду, общение почти на грани срыва и тяжёлое расставание. Увидимся ли ещё?

Окончание здесь

Print Friendly, PDF & Email

Один комментарий к “Ян Брайловский: Дневник эмигранта. Продолжение

  1. Ничего кроме чувства брезгливости это описание «бегства» не вызывает.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.