Анатолий Зелигер: Поговорим об “Оливере Твисте” Чарльза Диккенса

Loading

Издавалась книга Диккенса множество раз, временами чуть ли не каждый год. Были подарочные издания. Чему она научит детей и подростков? Что останется в их памяти? Что запечатлеется в их сознании?

Поговорим об “Оливере Твисте” Чарльза Диккенса

Анатолий Зелигер

Из цикла «Антисемитизм в художественной литературе» (продолжение, начало)

Когда мне было лет двенадцать, одной из моих любимых книг был “Пятнадцатилетний капитан” Жюль Верна. Я восхищался пятнадцатилетним капитаном Диком Сендом, негром Геркулесом, мужественной женщиной миссис Уилдон и смертельно ненавидел кока португальца Негоро, который, испортив компас, привел корабль к берегу экваториальной Африки и этим чуть не погубил Дика Сенда и всех пассажиров.

О том, что негодяй Негоро был португальцем, Жюль Верн напоминает часто.

И вот я после, многократного прочтения этой книги, невзлюбил португальцев. Мне казалось, что все они подлые жестокие люди.

Конечно, с годами я узнал, что португальцы — обычные жители Европы и ничем не хуже французов, датчан и кого хотите. Но до чего же медленно уходило от меня наваждение, навеянное книгой Жюль Верна!

Теперь я понимаю, что для того, чтобы с помощью литературного произведения вызвать у читателя неприязнь к какому-либо народу, надо придумать какую-нибудь отвратительную личность и почаще напоминать о ее национальности.

Я вспомнил об этом, когда недавно у меня оказалась книга Чарльза Диккенса “Оливер Твист”. В детстве эта книга не была мной особенно любима. Я даже не прочитал ее внимательно. Дело в том, что я обожал другую книгу Чарльза Диккенса «Давид Копперфильд». Ее то я перечитывал много раз. Я любил положительных героев книги: Давида Копперфильда (Деви), его чудесную бабушку Бетси Тротвуд, супругов Микобер, красивую и добрую Агнесс и ненавидел мерзкого Уриа Хипа и его лицемерную мамашу. Мне хотелось, чтобы все мои друзья прочитали эту книгу и полюбили ее так, как полюбил ее я. Ну а Оливер Твист?

— Опять про несчастного мальчика, — подумал я. — Хватит об этом.

И вот сейчас, когда мое детство далеко позади, передо мной снова лежит “Оливер Твист” Диккенса. Вышла в свет эта книга в Москве в 2010-ом году, издательство Эксмо, художник В. Гальдяев. Я внимательно прочитал ее, и тяжелые мысли одолели меня.

Издавалась книга Диккенса множество раз, временами чуть ли не каждый год. Были подарочные издания. Чему она научит детей и подростков? Что останется в их памяти? Что запечатлеется в их сознании?

Один из главных героев книги руководитель шайки воров и грабителей Феджин. Человек с отвратительной внешностью, отвратительной манерой поведения, обладающий отталкивающим характером. Он безжалостно эксплуатирует маленьких детей — приучает их воровать, а ворованное присваивает себе. Преступными делами Феджин связан с ворами и убийцами. За совершенные преступления его судят, и он кончает жизнь на виселице. Так вот, этот человек — еврей. Причем по отношению к нему слово «еврей» используется много чаще, чем его имя. Вот некоторые цитаты (в скобках дано мое добавление):

…старый, сморщенный еврей (швед) с всклокоченными рыжими волосами, падающими на его злобное отталкивающее лицо.

— Ого! — сказал еврей (швед), приподняв плечи и скривив лицо в омерзительную улыбку…

— Что случилось с мальчиком? — крикнул еврей (швед), крепко схватив Плута за шиворот и осыпая его отвратительными ругательствами. — Отвечай, или я тебя задушу!

Физиономия у еврея (шведа) вытянулась.

Еврей (швед) больно ударил Оливера дубинкой по спине…

…хитрый старый еврей (швед) опутал мальчика своими сетями.

Ниже воспроизведены из книги две из восьми иллюстраций, на которых изображен Феджин. Без сомнения, они похожи на карикатуры нацистских времен. Геббельс был бы ими доволен.

Представим себе, что юный читатель, до тех пор почти ничего не знавший об евреях, прочитал эту книгу и внимательно рассмотрел иллюстрации. Cовершенно понятно, как скажется на нем подобное чтение. В его сознании понятие еврей неизбежно будет связано с чем-то сугубо отрицательным. Для некоторых ребят слово «еврей» станет почти ругательным («Колька, еврей, ты чего взял мой велосипед!»).

Безусловно, эта книга пример того, как внедряется в сознание людей примитивный антисемитизм. Не таким ли таким путем были зомбированы в детстве Шафаревич и Проханов?

Хочу отметить, что роман Диккенса при желании можно использовать для натравливания читателя на любой народ. Нужно только вставить вместо слова «еврей» название другого народа. Например, если мы заменим слово еврей словом швед (смотрите приведенные цитаты), юный читатель подумает: “Наверно шведы плохие люди”.

Мне бы хотелось, чтобы издатели знали, что, выпуская в свет этот роман, они совершают скверный поступок.

Я предлагаю заменить слово еврей на имя этого персонажа. При этом в тексте ничего менять не придется, так как никаких признаков еврейства у Феджина не наблюдается (язык, религия, одежда, пища и т.д.) Тогда мы будем иметь еще один роман Диккенса со счастливым концом, где к радости читателя добро побеждает зло.

Print Friendly, PDF & Email

14 комментариев для “Анатолий Зелигер: Поговорим об “Оливере Твисте” Чарльза Диккенса

  1. Во втором издании «Оливера Твиста» Чарльз Диккенс заменил слово еврей на «он» и «старик». Правда, издатели в дальнейшем при переиздании романа польэовались первым изданием. Так что в исключении слова еврей нет ничего экстравагантного.

  2. Дорогая Алла, позвольте мне с вами не согласиться. Рассказ об отвратительном человеке с
    частным упоминанием о его национальности неизбежно оставит глубокий след в душах юных читателей. И никакие объяснения здесь не помогут. Чувство первично, а мысль вторична. Да, книга вызывает сострадание к бедам несчастного мальчика, но она также вызывает чувства возмущения и даже ненависти к его обидчикам. А если непрерывно упоминается, что обидчик еврей, то в душе читателя — ребенка зарождается росток антисемитизма.
    Я в своей статье ни в коем случае не призывал запретить обсуждаемую книгу. Я только хотел объяснить, с чем мы имеем дело.

  3. В Америке изъято из списка рекомендованной детской литературы в колледжах выдающееся творение М.Твена \\\» Приключения Гекльберри Финна\\\». Причина — унижающее сегодняшних афро-американцев описание невежественных негров периода рабства. Понятно, что оскорбление национального чувства — одного из сильнейших в человеке, непереносимо. Но отказ знакомить с художественными произведениями, где описывается именно это чувство, это обеднять мир юношества. Для того и существуют уроки литературы, чтобы пояснять самые трудные явления в исторической ретроспективе. Мне кажется, тоже самое относится и к \\\»Оливеру Твисту\\\». Диккенс, прочитанный в детстве, постигается, рождая в душе сочувствие к обездоленным. Менеее всего, подросток обращает внимание на то, кто по национальности плохой человек. Важно то, что читая, в душе подросток становится на сторону обиженного. А если национальная принадлежность антигероя может вызвать предубеждение, то взрослым — просвещенным следует объяснить, что во время Диккенса существовали предубеждения, для которых не бьло оснований тогда и тем более, сегодня. Кстати, любя всего Диккенса и того же \\\»Давида Кооперфильда\\\», ребенком я и не заметила, кто по по национальности злодей Фейгин… А страдания Оливера прошли через мое сердце.И так, как невозможно избежать во всей мировой литературе прошлого болевого для евреев уничижительного изображения некоторых представителей народа, следует разъяснять, что многое в таком уродливом изображении надо списать на предрассудки старого времени. А вот, читая повесть В.Распутина, в тексте которой встретила слова о детях: \\\» еврейчата\\\», была убита и подавлена. Тут нет объяснений, которыми можно оправдать писателя. В великой литературе я бы не боялась тех упоминаний, что дискредитируют представление об евреях.Я бы объясняла, что трагедия народа в том, что так к ним относились в заблуждении и предубеждении. Много от чего люди отказались впоследствии, признав ошибки. Ведь на дуэль в 21-ом веке, поссорившись, люди друг друга не вызывают!Пишу эти строки, чтобы сказать, что в значительных произведениях литературы содержится такой сильный заряд, рождающий желание справедливости, что он перекрывает обидные эпизоды, заслоняет их… Стоит ли так драматически относиться к архаическим представлениям, от которых гуманист Диккенс впоследствии отказался, дорогой Толя? Поскольку слова не выкинешь, давайте считать это побочным изъяном и воспринимать его продиктованным взглядами ушедшего времени…Опасность не в Диккенсе. Опасность в том, что его также нет в списке обязательной литературы в колледжах и университетах.А кто больше учил любить и жалеть?! Вместо Диккенса в Университетах Америки по курсу английской литературы проходят Эмилию Бронте. Она- хорошая, и об евреях ни пол слова. Но разве ее перо обладает такой художественной силой, а содержание поражает реалистическими картинами бедствий? И что делать с Достоевским, Тургеневым и т. д.? Отделять зерна от плевел и не сетовать на то, что пришлось попасть в такую беду как общая нелюбовь.Мы все-таки сами знаем, чего стоим и чего заслуживаем или не заслуживаем.

  4. Мне представляется, что, прочитав эту статью, издатели будут почаще переиздавать «Давид Копперфильд» и пореже «Оливер Твист». Хотелось бы, чтобы родители подумали прежде чем дарить своему ребенку обсуждаемую нами книгу. Шутки я всячески одобряю, потому что они
    способствуют пищеварению. Спасибо за проявленный интерес к моей статье.

  5. Стало общим местом утверждать, что Фейгин отвратителен, а создавший его Диккенс, антисемит. Первое бесспорно, а второе несправедливо. Многие из нас считают, что писатели, не желающие получить ярлык антисемита, должны изображать всех евреев ангелами во плоти. Никто не считает Диккенса ненавистником англичан за образ еще более отвратительного Сайкса, англичанина, в том же романе. Диккенс как реалист взял Фейгина из жизни. Он вовсе не хотел Фейгиным бросить тень на всю нацию, как об этом сам писал некоей оскорбленной миссис Элайзе Девис (см. биографию Диккенса в книге Х.Пирсона). А затем создал прекрасный образ Райи в романе » Наш общий друг».

  6. Не были бы вы так любезны привести цитаты из Диккенса на английском, взяв их из издания времен жизни Диккенса? Это было бы интересно. И более доказательно

  7. И я так думала: Ревека ( Ребекка), Шейлок – мощный, грандиозный даже образ еврея ( кстати, грязно обманутый христианами – Шекспир непрост), противоречивые евреи Пушкина : «Проклятый жид, почтенный Соломон» и пр. и пр. и – образ Фейгина, которого — так я полагала – вполне можно, как и других авторов, изображающих евреев, трактовать и в контексте времени, и в контексте мировой классики. Я тоже привыкла интерпретировать так, чтобы оставаться в мире и любви, допустим, со своим «Айвенго». И вот: года 2 тому назад мне позвонила дама, которая настойчиво попросила меня перечитать «Оливера Твиста» ( а я, как многие из нас, читала роман в юности и в Диккенса, разумеется, была влюблена). Что ж, я прочитала «перестроечное» издание романа, и была шокирована бытовым, примитивным антисемитизмом автора и его персонажа, которого никак нельзя ставить в один ряд со сложным, глубоким и воистину трагическим образом Шейлока, кстати гармонично вписанного Шекспиром в контекст эпохи. Переписывать ничего не надо. Кто хочет пусть читает и делает свои выводы. Спасибо Чечевылову за рассказ о раскаянии Диккенса. Этот замечательный романист ( а он- романист!!!) вполне мог раскаяться — это на него похоже.

  8. Полностью согласен с г-ном Тененбаумом. Уважаемый автор не может решать, как и что нам читать. А на что мы заменим страшное слово «еврей» в стихе:
    «Ко мне постучался презренный еврей»? Напишем: «Ко мне постучался почтенный Абрам»?

    1. «Ко мне постучался вызывающий неоднозначные чувства гражданин еврейской национальности»

  9. Диккенс в конце жизни раскаивался в том, что сделал одного из злодеев евреем, причём ситуация отягощалась тем, что он дал этому персонажу фамилию своего тогдашнего друга-еврея Фейгина. Во искупление этой вины Диккенс вывел среди персонажей своего романа «Наш общий друг» доброго и благородного еврея Райю, во всём противоположного Фейгину из романа про Оливера.

  10. «Я предлагаю заменить слово еврей на имя этого персонажа. При этом в тексте ничего менять не придется», etc
    Плодотворный подход, что и говорить. «Айвенго» надо бы переписать — Ревекку, так и быть, оставим, а вот ее батюшку подсократим и назовем не «евреем», а «коммерсантом». Хорошо бы также переписать Шекспира, и сделать его Шейлока не евреем, а просто Шейлоком — так, упертый и обидчивый купец, норовит забрать свой фунт мяса, да и все тут. Пушкина следует переписать — зачем оставлять «… ко мне постучался презренный еврей …» ? Пусть будет, например, «… презренный аптекарь …» — будет лучше ?
    Заодно мы вырежем целый пласт культуры и истории Европы — мы его эдак дружески переврем в духе самой отвратительной политкорректности — но зато чувств детишек не заденем и всякого там антисемитизма им не внушим. Надо только притвориться, что они черпают антисемитизм из литературы …

  11. В романе ещё есть великолепный монолог- декларация дедушки Оливера ( положительного героя), направленный против еврейской нации как таковой. Вот важно в этом романе. И. кроме того, интересно свидание дедушки и внука в тюрьме с Феджином, там намёк на отказ от веры отцов. Роман Поланский, который убрал ненужные акценты, этот момент оставил. Это один из самых первых романов талантливого писателя, не имеющего даже начального образования. Потом он стал осторожней.

Добавить комментарий для Мина Полянская Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.