Среди деревьев
Иосиф Рабинович
МОЖЖЕВЕЛЬНИК
Можжевельники с острова Саарема,
Коренастые, малого роста,
Это ж можно сойти с ума,
До чего ж вам живётся непросто!
На песках выживаете в сушь,
На семи вас треплет ветрах,
А к зиме леденящий душ.
Сколько ж сил в корявых стволах?
Взял я двух юнцов можжевельных,
И не как-нибудь так, в охапку, —
Каждый был обёрнут отдельно
В аккуратную влажную тряпку.
Думал я: куда они денутся?
И с любовью, заботливо очень,
Я на даче переселенцев
Посадил в благодатную почву.
Чтобы их не играть судьбою,
Сааремасские помня советы,
Повернул мальчишек обоих,
Как и дома, по странам света.
Поливал, укрывал в непогоду,
В общем, делалось всё как надо,
Только вот не прошло и года,
Оба сгинули — вот досада…
Вот ведь как бывает на свете.
И решил я не суетиться —
В Таиланд не уеду к детям,
Хоть поют там райские птицы.
Для кого-то, быть может, странность.
Удивляйтесь, и Бог же с вами!
Я на этой земле останусь,
Той, в которую врос корнями.
В ней немного я видел привета
И немало терпел от хамья,
Но ведь именно тут, не где-то,
Было всё — и любовь, и друзья!
Пусть немного всего осталось,
Кто-то скажет — на медный грош,
Но такую ценную малость
Ты с собою не увезёшь.
Не оставишь родные могилы —
Сам одною ногой стою,
И, наверно не хватит силы,
Мне на корни в чужом раю.
ТАЁЖНЫЙ СПОР
У каждого, у всех обычай свой —
У человека, зверя, иль растения.
Их взгляды, их манеры, поведение
Немало удивляют нас порой.
И кажутся нам странными подчас
Понятия о чести, благородстве,
Их рассуждения о превосходстве,
Ну, не всегда приемлемы для нас,
Послушайте нехитрый мой рассказ
О жарких спорах лиственниц с сосной,
В глухой тайге подслушанными мной.
Известно с прапрадедовских времён,
Сосна подняла ветку для порядка,
Что лиственных едва не миллион,
А хвойных нас — чуть более десятка.
Элита, этикет должны блюсти,
Голубокровней сыщите едва ли,
В семействах благородных не в чести,
Все эти фигли-мигли, трали-вали!
И даже коротыш, кедровый стланик, —
Фамильной чести тоже верный данник.
Наш древний род и вечный наш наряд
Разумному о многом говорят.
Вы ж, расплодившись свыше всякой меры,
Заполонивши чуть не всю тайгу,
Усвоили не лучшие манеры —
Смотреть без содроганья не могу!
Нет, чтоб зиму встречать в зелёном платье,
Так, вы, ну как последние берёзы,
Раскрыв греху и пошлости объятья,
Устроили стриптиз перед Морозом.
Плебейки, даже имя лиственично,
Осина вам родня и баобаб,
Не можете вести себя прилично,
Так не считайтесь хвойными хотя б!»
Сосна вещала гневно и пространно
И лиственниц честила молодых,
А те аж до седого океана
Тянули свои стройные ряды.
И вот одна из них, сосну прервавши,
Сказала: «Да, зимой не лучший вид,
А знаешь ли, что на прабабках наших
Венеция в Италии стоит?
Ты выдаёшь о чести афоризмы,
А мы в чести большой промеж людьми,
Стоят по триста лет в Сибири избы,
Они из наших предков, чёрт возьми!
И эта честь, конечно, не напрасна —
Проверено за долгие года,
Что лиственница гнили неподвластна,
Крепка и долговечна и тверда…
И потому, — добавила с усмешкой, —
Умерь, сосна, свою кедрову прыть,
Расти свои кедровые орешки
И чести не спеши других учить!»
А день сиял, вокруг кипело лето,
Виднелись в дымке шапки дальних гор,
А я стоял и молча слушал этот
Почти что человечий разговор.
КАК ПОДОБАЕТ МУЖИКАМ
Толе Шипилину – ушедшему другу и настоящему мужику
Старый дуб с растерзанною кроною,
Бронза ржавых листьев меж ветвей…
Были же когда-то мы зелёными
В беспробудной юности своей.
Знали эту жизнь не по картинке мы,
Как могли, тянулись к облакам,
Увлекались тонкими рябинками,
Что мечтали перебраться к нам.
Ничего для жизни не жалели мы:
По снегам, по грязи, по пыли,
Битые штормами и метелями,
Гордо свои кроны мы несли.
Горько удивлялись новой молоди
И понять порою не могли,
Почему иные наши жёлуди
Беленой, дурманом проросли.
Всё прошло, и вот мы стали старыми —
То спина заноет, то нога,
И метёт московскими бульварами
Бронзовая ржавая пурга.
Уж, какие нынче трали с Валями —
Всё исчезло в сумрачной дали,
Всё, что в этой жизни напахали мы,
Всё, что пуще глаза берегли.
Но, стремясь натруженными спинами
Подсобить слабеющим корням,
Мы уйдём не старыми дубинами,
А как подобает мужикам.
ТОНКАЯ РЯБИНА
Она росла в деревне у забора,
Который, если по-простому, тын,
А дуб любил всех девок без разбору,
Но всё ж другим предпочитал рябин!
Дубина, наклоняясь через ограду,
Нашёптывал на ушко, раздолбай:
«Ты прелесть, ты очей моих отрада,
Приди ко мне, родная, дубу дай!»
Что дальше было, всем известно, братцы,
Сюжет несложен и предельно спор:
Она решила к дубу перебраться
И, вырвав корни, шасть через забор!
А там открылась милая картина,
Пейзаж такой, что просто валит с ног:
Стеной стояли юные рябины,
А посерёдке молодец-дубок…
Хочу до точки разобраться в теме,
В финале приключилася беда,
Она, не в силах жить в таком гареме,
Засохла от обиды и стыда.
Ну что ж, такие случаи не редки,
Позвольте же задать вопрос глупца:
Сложили много песен наши предки,
Но почему-то часто без конца!
ОСИНКА
Стынет кровь в январскую вьюгу,
Обнимает ветер осинку
И укутывает подругу
В серебристую паутинку.
Когда солнца весеннего полымя
Расцветит пригоркам бока,
Лишь осинка ветвями голыми
Грустно небу кивнёт слегка.
Даже лето её не разбудит,
А наступит осень едва,
Как придут с топорами люди,
И осинка пойдёт на дрова.
КАРЛИКИ
Микро-ивы и микро-берёзы
Перетерпят любые морозы,
Потому как растут у земли,
Чтоб под снегом укрыться могли.
А в полярное краткое лето
Пашут карлики до рассвета
И с завидным упрямым стараньем
Добывают себе пропитанье —
Хоть и деревце-невеличка,
Есть и пить — всё та же привычка!
И из тощей тундровой почвы
Добывается трудно очень.
А вот наши берёзы и ивы
Так жеманны и томно ленивы,
Что прошедшею странной зимой
Поломало их, Боже ж ты мой…
Ах, как надо бы с почвою слиться,
Как корнями-руками сцепиться,
И уже никакая беда,
Не сумеет свалить нас тогда…
Всё мечтаю, курю, размышляю,
В облаках, воспарив, пребываю,
А быть может, беда за окном
И готова залезть ко мне в дом?
ТОПОЛЬ С МАЛОЙ БРОННОЙ
Серебристый тополь с Малой Бронной,
Патриарх московского двора,
Мне в твоей листве серо-зелёной,
Давняя привиделась пора,
Ты каким-то чудом уцелевший
На клочке нетронутой земли,
А твоих сестёр и братьев меньших
Новые хозяева свели.
Тополь, сединою убелённый,
Как дела, как новое житьё?
Среди нежных туй и юных клёнов
Вижу одиночество твоё.
Да, картина тут теперь другая,
Vip-пространство, и не мудрено:
Нет ни голубятни, ни сараев,
Ни стола, где дулись в домино…
Здесь Москва, — конечно, не Крыжополь,
Как в Европе мы теперь живём…
Дай мне ветку-руку, старый тополь,
Скрасим одиночество вдвоём!
