Эмилия Смеховски: До хорошего ещё очень далеко

Loading

Эмилия Смеховски

До хорошего ещё очень далеко

Перевод с немецкого: Леонида Комиссаренко

 

Эстер Беярано выжила в Освенциме благодаря тому, что играла на аккордеоне в оркестре девочек / Сегодня – реппер в Кёльнской ХипХоп-группе. Она выступает, чтобы предостеречь молодёжь.

Не пора ли забыть об Освенциме? Эстер Беярано танцует. Она осторожно поднимает левую ногу, только на несколько сантиметров, потом правую, всегда попеременно, смотрит в сторону Кутлу, слева на сцене, собирает все силы, которые может выжать из своего тела. И улыбается. Публика аплодирует, Кутлу целует её в макушку, для чего ему нужно нагнуться. Говорит в микрофон: «Я люблю Эстер!»

Апрель, вечер пятницы, небольшой культурный центр в восточной части Гамбурга, на сцене они втроём: Эстер Беярано — 87 лет, её сын Йорам — 60 и Кутлу Юртсевен -39. Три поколения; они называют себя «Микрофонная мафия» и все вместе –  ХипХоп-группа.

Ритм их прост, можно даже назвать его дешёвым – бам, тс, тс, бам, тс, тс, бам, гремит из боксов. Кутлу ведёт рэпп. «Я вижу юных солдат, нетерпеливо ждущих на старте, чтобы рвануться в несчастье. Но глаза их выдают потаённую мысль: «Где же нас похоронят?»

Йорам Беярано сопровождает на контрабасе, Эстер приклеилась губами к микрофону. Она выглядит усталой, немного слабой, покашливает в сторону и потом тихо шепчет: «Шир ла Шалом», Песня мира.

«Нет, само собой, постепенно, с Освенцимом всё не образуется», –  говорит она тремя неделями позже. Она сидит в своей комнате, погрузившись в кресло с подголовником. Сегодня она хочет рассказать историю своей жизни, историю о концлагере, об оркестре хора девочек и о том, как она пришла к ХипХопу – она хочет рассказть и о том, почему эта история должна быть рассказана. Снова и снова.

Начинает она с 30-х годов. Отец – главный кантор еврейской общины в Саарбрюкене, позже в Ульме, работает и в опере, поэтому в доме всегда оперные певицы. Первые уроки фортепиано «Кривая», как называют её дома, получает в шесть лет, она самая младшая. С приходом к власти нацистов ей становится всё тяжелее оставаться ребёнком. В 1941 году её, 16-летнюю, отправляют в трудовой лагерь.

«Собственно говоря, это было ещё не самое худшее», – говорит она. Она работает в цветочном магазине в Фюрстенвальдэ. Принудительная работа. Люди к ней хорошо относятся, иногда подкармливают. Два года она там, но не знает, где её родители, где сестра. Узнала только после войны: все трое мертвы. Расстреляны немцами.

«Avanti popolo, perchè il popolo trionferà!» Вперёд, народ, ибо народ восторжествует! Постепенно Эстер Беярано движется в этот гамбургский вечер всё более уверенно –  уже несколько недель она тащит за собой бронхит, и лучше не становится. Но никуда не денешься. Она никогда не переставала петь, никогда не переставала заниматься музыкой. Ни в Освенциме, ни позже в Израиле, ни сегодня в Германии.

Её послание из тех, которые не удивляют, которые нынешнее поколение слышало так часто, что, вполне возможно, от этого устало: «Это не должно повториться!» Не должны вновь прийти нацисты, чтобы полностью уничтожить целые группы населения из-за того, что они исповедуют определённую религию, любят людей одного с ними пола или являются инвалидами.

Поэтому и стала она членом Микрофонной мафии – она хочет, чтобы её голос донёсся до молодёжи. Кёльнские юноши из итальянской и турецкой рабочей среды основали группу в 1989 году, они  говорят, что название было просто шуткой. Тем временем парни стали мужчинами, учителями и поварами, исполняющими далеко за пределами своих кврталов в Кёльне рэпп о проблемах на улицах и о шпагате между Германией и странами своего происхождения, который может быть одновременно напряжённым и красивым.

Четыре года назад они привлекли Эстер Беярано с целью подать сигнал против нацистских компакт-дисков, которые тогда расопространялись среди школьников.

Они записали собственную пластинку: «Per la Vita», смесь музыкальных влияний различных стран, итальянских рабочих песен, еврейских народных, греческих песен сопротивления Микоса Теодоракиса, стихов турецких эмигрантов. И всё это в стиле рэпп.

Эстер Беярано пела мелодии или читала, как сейчас, один из своих текстов: «Посмотрите нам в глаза – увидите решимость. Слушайте наш протест, наши напевы. Стремление к гуманности, важнейшему капиталу земли, человечества.»

Достоинство, грация, которые она излучает издали, со сцены, зачаровывают. В своём простом чёрном, с красными щеками, серебряным медальоном на шее, белыми, коротко стриженными волосами. Напряжённость тела музыканта, который точно знает, что делает. Когда видишь её близи, в кресле, различаешь тонкие морщинки и пигментные пятна, тянущиеся по всему лицу, слегка обвисшие щёки. Но здесь же – эти глаза! Двухцветные – карие на зрачках, серые по краю. В эти послеполуденные часы, когда Эстер Беярано сидит и рассказывает, меняются и её глаза. Они то печальные и влажные, то сердито поблескивающие. Они смеются. Они вне возраста.

НПД однажды назвала её Бабушка-Освенцим

 Беярано живёт на севере Гамбурга, в Грос Борстель, и если не даёт концертов, не читает докладов или не получает наград – последняя, Большой крест за заслуги, – то немного работает в саду, граничащем с её квартирой на первом этаже. Грос Борстель – это квартал, в котором живёт много пожилых людей и где ремесленники в пятницу закрывают свои мастерские уже в 15 часов. Здесь чисто и спокойно, лишь одна женщина выщипывает траву на велосипедной дорожке.

Эстер Беярано сторонница ясных слов. Открывая дверь, она говорит: «Добрый день, чувствую себя совсем паскудно.» Её всё ещё мучает кашель, как и аллергия на берёзу и лесной орех. Но, несмотря на это, она собирается рассказывать.

В 1943 году её поместили в сборный лагерь в Берлине. Оттуда –  переезд в вагонах для скота. Тысячи людей, многие умерли в пути, текут дни. Снова и снова поезд стоит – война, многие пути блокированы. Туалетов нет, нет ни еды, ни питья, 18-летняя Эстер стесняется прилюдно отправлять естественные надобности.

Потом прибытие: 20 апреля, день рождения Гитлера. «Arbeit macht frei», шаг через ворота. Освенцим. Двое охранников в гражданском сортируют прибывших. «Ты пойдёшь в рабочий лагерь», – говорят они Эстер. Инвалидов, стариков и беременных везут на грузовиках дальше. Больше она их не видела.

Ведут в сауну, как называют надзиратели громадный зал, раздеваются догола, срезаются волосы, на левом предплечье татуируется номер. Эстер Беярано, молодая музыкально одарённая женщина, становится номером 41948.  И Эстер Беярано работает. Четыре недели таскает камни с одной стороны поля на другую. Через 4 недели она на пределе сил. «Это и был девиз нацистов – уничтожение работой», – говорит она. Сколько же ещё я смогу это выдержать?

«Viva la libertà!», тем временем публика встаёт, аплодирует, удары становятся сильнее, песня песня перемежается вальсом. «Настоящая жизнь там, где свобода. Да мы ясно говорим: «Viva la libertà!» Кутлу обнимает Эстер Беярано сзади, как гигант маленькую  старушку, члены группы обращаются друг с другом с видимой нежность, по-семейному. Обычно они вчетвером или  впятером. Эстер Беярано ростом метр пятьдесят: «Это при том, что я уже стала на 3 сантиметра ниже! В конце от меня вообще ничего не останется».

В Освенциме они спали на нарах, по семь – восемь человек в блоке. Ни соломы, ни матрацев, не говоря уже о подушках и одеялах. Буханка хлеба толщиной пять сантиметров – недельный рацион и средство обмена. За зубную пасту, мыло. Или шерстяной свитер. «За него пришлось отдать целую буханку, но мне было так холодно». Тепло – самое важное в концлагере, поэтому она ест и суп из картофельных очистков и крапивы, вызывающий рвоту.

И вдруг она слышит о том, что позже спасает ей жизнь: набирают оркестр детского хора, полячка, которая им руководит, ищет музыкантов. Инструментов в достатке – добыча нацистов. «Конечно же я умею играть на аккордеоне», – заявила она, и была принята. Эти кнопки с аккордами… Где же До-мажор? Где До-мажор? Немного поупражнялась и всё-таки овладела инструментом, которого никогда прежде не держала в руках.

«Не тебе счастья с женщинами, Бель Ами», – этот немецкий шлягер она помнит до сих пор. А что ещё? «Марши». Играть нужно было нечто весёлое, ритмичное, играть для заключённых, чтобы облегчить им марш. Марш в газовые камеры. «Собственно, это было самое ужасное, из того, что выпало на мою долю в Освенциме. Ты не можешь ничего сделать. Ты должна играть, зная, что эти люди идут навстречу своей смерти. Но только они этого не знают. Они смотрят на тебя, улыбаются тебе и, может быть, думают: там, где играет музыка, с нами ничего плохого случиться не может. До сих пор я вижу перед собой эти колонны людей, идущих на смерть».

Эстер Беярано выжила. Незадолго до окончания войны её перевели в концлагерь Равенсбрюк, в 1945 году при одном из маршей ей удалось бежать. Русские, которых она и ещё несколько женщин вечером встретили, разожгли костёр из портрета Гитлера. Они и сказали, что Гитлер мёртв, «Гитлер мёртв!», – воскликнула Беярано,  – «Я была так счастлива», – говорит она сегодня. Женщины танцуют с солдатами вокруг костра, вокруг горящего портрета Гитлера, Беярано играет, аккордеон она прихватила при побеге с собой. «Для меня это было не только освобождение. Это было моё второе рождение».

 Она едет в Тель Авив, учится там классическому вокалу, в одном из хоров знакомится со своим мужем, они женятся, рожает двоих детей. Номер 41948 удаляет. Сегодня видна только маленькая белая полоска на левом предплечьи. Но для её мужа жара в Израиле непереносима – может быть всё же в Германию? В 1960 году они переезжают в Гамбург. Город, в котором она ещё никогда не была. Чужой город, но без жутких воспоминаний.

Она открывает бутик, чего хотела всегда – ткани и одежда со всех континентов. В один из дней она перед своим магазином видит стенд, на зонте – три чёрные буквы: NPD. Снова наци. Эстер Беярано решает включиться в политическую деятельность. Она идёт в школы, читает отрывки из своих воспоминаний – и вступает в Микрофонную Мафию.

Сейчас она охрипла, она не может больше, и всё-таки ещё раз выходит на сцену, звучит последняя песня, и на этом конец. «Так, теперь можете купить наши диски!», – призывает Кутлу. «Ну да, так оно и есть, мы, турки, всегда остаёмся продавцами, всё равно – овощи или диски».

Нацисты были тогда, нацисты есть и сегодня

Не слишком ли это для неё, снова и снова рассказывать свою историю? «Нет», –  говорит она. Я должна это делать. Нацисты были тогда, нацисты есть и сегодня, НПД назвала её пару лет назад Бабушка-Освенцим. «Когда я умру, останутся люди, которые передадут мою историю дальше, новому поколению. Ведь с восприятием Освенцима лучше не становится». «Госпожа Беярано, вы хотите что-то передать этому новому поколению?»  Она колеблется. Она задумывается. Она говорит: «Если вам важны ваши убеждения, будьте всегда им верны. Стойте за свои таланты, не позволяйте сводить себя с ума. Не стесняйтесь слишком больших замыслов в жизни. Живите и держитесь в жизни всегда прямо».

Потом Эстер Беярано  наклоняется через подлокотник своего кресла вперёд: «И почитайте стариков. На левый глаз я почти слепа, правый повреждён при операции. И всё же: я вижу всё».

Print Friendly, PDF & Email

2 комментария для “Эмилия Смеховски: До хорошего ещё очень далеко

  1. Необходимо перевести на английский и напечатать в HTC — Holocaust Theatre Collection
    Работа точная, ибо только духом силен человек перед лицом зла… И прошлое никуда не исчезает… Спасибо автору и переводчику!
    Злата

Обсуждение закрыто.