Обама довел страну до такой крайности, что народное долготерпение лопнуло, и избиратели поднялись на защиту своего благополучия. Тому порукой — результаты последних выборов, поставивших преграду честолюбивым замыслам Обамы. Как гласит старая пословица, не было бы счастья, так несчастье помогло!

Достойный образец для подражания, или
По стопам ФДР

Виктор Вольский

 

В консервативных кругах не утихают споры по поводу истинных намерений президента Обамы. Куда он хочет вести Америку? Нельзя, конечно, исключить вероятность того, что Обама, вышедший из горнила негритянского сепаратизма пополам с крайним радикализмом, жаждет уничтожить Соединенные Штаты. Но если для целей данной статьи вынести за скобки этот крайний вариант, можно принять в качестве рабочей гипотезы, что его цель — низвести свою страну до уровня рядового европейского социал-демократического “государства всеобщего благоденствия”. Но в поисках рецептов переустройства общества и образцов для подражания ему не нужно обращаться к Европе. Кумир Обамы взращен на отечественной почве. Его имя — Франклин Делано Рузвельт.

Вскоре после того, как Обама был впервые выбран президентом, журнал “Тайм” для полной ясности вынес на обложку фотомонтаж — Барак Обама в образе Рузвельта с исторического снимка: ФДР в шляпе и пенсне, держа в зубах победно вскинутую, словно боевое знамя, сигарету в длиннейшем мундштуке, задорно улыбается читателям из-за руля открытого лимузина. И чтобы уж совсем не оставалось никаких сомнений насчет символики снимка, подпись под ним гласила: “НОВЫЙ Новый Курс”.

То есть новоизбранный 44-й президент США откровенно преподносился как второе пришествие 32-президента, а его внутриполитическая программа — как логическое продолжение политики Рузвельта. Ввиду этого не грех вспомнить, как тот боролся с экономическим кризисом и какие результаты принесли его усилия.

В благодарной памяти потомков Франклин Делано Рузвельт остался как спаситель нации, как гений, который серией блистательных маневров вывел Америку из глубочайшего экономического кризиса и заложил основы последующего процветания Соединенных Штатов. Но этот героический образ — чистая фикция, миф, созданный неустанными трудами левых пропагандистов. На самом деле ФДР не только не смог преодолеть экономические неурядицы, но своей лихорадочно-нелепой политикой еще глубже затолкал страну в трясину депрессии, из которой ее вытащила только Вторая мировая война.

Метод преодоления экономических спадов, которому следовал Франклин Рузвельт, был разработан знаменитым английским экономистом Джоном Мэйнардом Кейнсом и соответственно носит его имя. Кейнсианская модель предполагает стимулирование экономики путем массированных государственных расходов на широкомасштабные программы общественных работ с целью создания новых рабочих мест. В свою очередь расширение занятости, по мысли Кейнса, должно способствовать поддержанию высокой покупательной способности населения, создавая повышенный спрос на товары и услуги и тем самым подогревая экономику.

В этом и состояла суть “Нового курса”, провозглашенного Рузвельтом после прихода к власти. Во всяком случае такова официальная версия прогрессивных историков. На самом же деле “новые” программы ФДР были отнюдь не первой свежести. В большинстве своем они явились продолжением и развитием начинаний его предшественника-республиканца Герберта Гувера (как сказал бы Михаил Сергеевич Горбачев, Гувер нАчал, а Рузвельт углУбил.)

При всей своей популярности кейнсовская методика содержит фатальный изъян, сводящий на нет ее возможный стимулирующий эффект: она требует денег, и немалых. Откуда их взять? Вариантов не густо: залезть в долги и поставить под угрозу репутацию правительства; запустить печатные станки и наводнить страну необеспеченными деньгами с неизбежной и скорой расплатой в виде резкого скачка инфляции; наконец, выжать нужные средства из производительной части населения посредством конфискационных поборов, угнетающих хозяйственную деятельность.

Гувер и Рузвельт пошли последним путем. Правительство резко ужесточило налоговую политику: с 1930 по 1940 г.г. верхняя ставка подоходного налога возросла с 25% до 79%, ставка налога на корпорации была удвоена с 12 до 24%, и сверх этого Рузвельт еще придумал новый налог — на “чрезмерную прибыль”. Он также ввел акцизный налог на дивиденды, налог на ценные бумаги и повысил налог на спиртные напитки. Наконец, он учредил программу принудительного социального страхования с отчислениями из зарплаты в размере 2%.

Таким образом, ради финансирования федеральных программ (заведомо неэффективных, о чем ему мог бы поведать любой элементарно грамотный экономист) ФДР фактически обложил контрибуцией единственный истинный источник экономического роста и процветания — частный сектор.

Огромный груз дополнительных налогов повис тяжелым жерновом на шее частного сектора. Посаженной на голодный инвестиционный паек экономике не на что было расти, и она забуксовала. Не дали нужного эффекта и общественные работы, потому что рабочие места создавались государством за счет бизнеса, т.е. занятость просто перетекала из частного сектора в государственный, не меняя общей картины.

В довершение всего президент повел психологическую войну против бизнеса, безжалостно бичуя “капиталистов” в своих знаменитых “радиобеседах у камелька”, предназначенных морально поддержать простого человека и вселить в него уверенность в том, что “страна стоит на пороге эры процветания”. Президент парализовал страхом как раз тех, кого он должен был бы обхаживать в первую очередь — потенциальных инвесторов. [Дополнительные подробности экономической политики Рузвельта приводятся в моей статье “Победитель страха”.]

Профессор университета Джорджа Мэйсона Рассел Робертс так описывает ситуацию, сложившуюся в годы правления Рузвельта: “Своей хаотичной, безрассудной политикой правительство фактически упразднило правила игры, лишив бизнес стимулов инвестировать, рисковать, соблюдать благоразумие, искать покупателей для своей продукции. Неопределенность была настолько высока, что единственный разумный подход состоял в том, чтобы сесть в осаду: выжидать и смотреть, что предпримет правительство. Лихорадочная деятельность ФДР не принесла ничего, кроме чисто пропагандистского, показного эффекта: на протяжении почти всего десятилетия 30-х годов объем капиталовложений неуклонно снижался”.

Год за годом страна “стояла на грани процветания”, бодро заверяла американский народ левая печать. Но перешагнуть эту черту никак не удавалось. В основе “Нового курса” лежало убеждение президента и его советников, что все экономические неурядицы проистекают из чрезмерной конкуренции, которая сдерживает рост цен и зарплат, а это в свою очередь негативно отражается на занятости и потребительском спросе. Сначала Гувер, а за ним Рузвельт делали все возможное, чтобы заставить бизнесы не снижать номинального уровня оплаты труда. Предприниматели были вынуждены платить своим рабочим на 25% выше ставок, оправданных условиями рынка.

А это резко ограничивало возможности расширения занятости в частном секторе. Прославленный экономист Генри Хэзлит писал в своей классической книге “Экономическая наука за один урок” (1946 г.): “На каждое рабочее место, созданное государством, приходится рабочее место, не созданное в частном секторе. Мы видим людей, занятых на строительстве моста… Но другие рабочие места скрыты от нашего взора, ибо, увы, из-за политики администрации им не было позволено появиться на свет”.

Неудивительно, что при всех стараниях Рузвельта и при всей пропагандистской шумихе вокруг его программ страна никак не могла выкарабкаться из экономической трясины. В 1933 году, когда новая администрация приняла старт, уровень безработицы подходил вплотную к отметке 25%. К 1936 году этот показатель опустился ниже 15%, казалось, посулы Рузвельта вот-вот начнут сбываться. Но тут наступило неизбежное похмелье после оргии “Нового курса”.

К июню 1937 года кратковременное оживление хозяйственное деятельности, вызванное искусственными стимулами, выдохлось, произошло новое обрушение экономики. Безработица вновь начала расти и уже не опускалась ниже 17% до самого вступления Америки во Вторую мировую войну, когда 16 миллионов американцев надели военную форму, покинув рынок труда, и начался экономический бум в связи с необходимостью практически с нуля создавать военную промышленность невиданных масштабов. По иронии судьбы Америка излечилась от рузвельтовских экспериментов и преодолела экономический кризис посредством форсированной милитаризации, т.е. следуя тому же рецепту, с помощью которого несколькими годами ранее Гитлер вывел из кризиса Германию.

Если в начале своего правления Рузвельт еще как-то мог сваливать всю вину на своего предшественника, то в повторном витке хождения по мукам ему некого было винить, кроме самого себя. Тем не менее ФДР упрямо продолжал следовать прежним курсом. Экономисты Гарольд Коул и Ли Оганян доказывают, что американская экономика вышла бы из полосы спада еще в 1936 году, если бы не политика Рузвельта, который усугубил давление на бизнес своей чрезвычайно жесткой монетарной политикой, резко ограничив денежную массу в обращении — лишенный кислорода, частный сектор задыхался.

Истинные плоды “Нового курса” красноречиво описал один из самых верных лоялистов Рузвельта — его министр финансов Генри Моргентау. В 1939 году Моргентау сокрушенно признал: “Мы тратим больше, чем когда-либо, а толка никакого. Все наши обещания так и остались на бумаге… За восемь лет правления администрации показатель безработицы не сдвинулся ни на иоту… при том, что государство по уши влезло в долги!”

Между прочим, Рузвельт при желании мог бы вспомнить еще совсем свежий пример Уоррена Хардинга, который в начале 20-х годов быстро и малой кровью вывел американскую экономику из глубокого послевоенного кризиса при помощи простого и элегантного решения: не мешать частному сектору, предоставить ему преодолевать спад без государственной опеки. Президент-республиканец Хардинг, в избытке наделенный здравым смыслом — свойством, совершенно чуждым профессиональным радетелям о народном счастье — оставался в стороне от событий, хладнокровно игнорируя дружный вой “прогрессивной” прессы, требовавшей немедленного массированного вмешательства администрации. Благодаря тому, что частный сектор избежал принудительных медвежьих услуг со стороны государства, экономика быстро встала на ноги — рецессия продлилась всего 16 месяцев.

Точно так же действовал тремя десятилетиями ранее и другой президент — Гровер Кливленд (даром что демократ). И в его случае разумная сдержанность была с лихвой вознаграждена: предоставленный самому себе, частный сектор преодолел тяжелую рецессию в кратчайший срок и с минимальным ущербом. Кстати сказать, многие другие страны Запада преодолели экономический кризис 1930-х годов гораздо быстрее и куда меньшими жертвами, чем Америка. Как им это удалось? Они отказалась вступать на путь «героических свершений» по примеру президента США, вместо этого позволив частному сектору собственными силами решать экономические проблемы.

(Тут, кстати, самое время вспомнить, что выдающиеся деятели далеко не всегда появляются в истории на радость своим современникам. Поучителен пример Гаити. Два столетия назад борьбу гаитянского народа за независимость от Франции возглавил вождь действительно крупного калибра по имени Туссен Лувертюр. Под его умелым водительством повстанцам удалось сбросить иго наполеоновской Франции. И что же принесла им независимость?

Ныне Гаити — грязная дыра, оспаривающая у кастровской Кубы сомнительную честь считаться самой нищей и несчастной страной Западного полушария. Зато соседние Мартиника и Гваделупа по сей день благоденствуют под французским колониальным ярмом. И как ни старается Париж избавиться от настырных островов, как ни навязывает им свободу и независимость, не тут-то было: имея перед глазами пример Гаити, жертвы колониализма зубами и ногтями цепляются за свой унизительный статус, благословляя Провидение за то, что оно не даровало им ни одного политического гиганта.)

Показательно, что “Новый курс” подвергся резкой критике со стороны не кого-нибудь, а самого отца кейнсианства. Не прошло и года с начала правления ФДР, как Джон Мэйнард Кейнс поместил в “Нью-Йорк таймс” открытое письмо президенту США. Легендарный экономист писал:

“Перед Вами стоят две задачи: восстановление и реформирование: восстановление экономики и проведение давно назревших экономических и социальных реформ. В том, что касается первой задачи, необходимо действовать оперативно и как можно скорее получить реальные результаты… Вторая задача не менее неотложна, но поспешность в ее осуществлении может принести лишь вред… Даже самые мудрые и необходимые реформы способны в некоторых аспектах тормозить и осложнять восстановление экономики, подрывая доверие со стороны частного сектора и ослабляя его готовность к действию. Оглядываясь на прошедшие девять месяцев, я не вижу должной соразмерности между этими двумя составляющими Вашей программы…”

Несмотря на громадный авторитет Кейнса, его предостережение не возымело действия. Рузвельт по-прежнему рвал постромки, однако отнюдь не из упрямства или уязвленного самолюбия. В экономике он, может быть, был не большой дока, зато в политике ориентировался вполне уверенно.

Неотъемлемым элементом любого авторитарного режима является перманентная мобилизация масс на преодоление реальных или мнимых кризисов или опасностей. Нельзя позволить массам растратить заряд мессианского энзузиазма на пошлое стремление к материальному благополучию. Народ необходимо держать в состоянии постоянного напряжения, не давая ему перевести дыхание. Рузвельт достаточно откровенно говорил об этом в инаугурационной речи, открывая второй срок своего правления в начале 1937.

Он с тревогой отметил, что наметившееся оздоровление экономики угрожает планам реформ, разряжая общественное напряжение. “Выдерживать нужные темпы прогресса становится все труднее и труднее, — сетовал ФДР. — Повсюду начинают прорастать побеги бессовестности, безответственности, своекорыстия. Эти симптомы процветания предвещают катастрофу! Намечающееся процветание уже подвергает суровому испытанию нашу решимость двигаться к прогрессивным целям”.

Потому-то ФДР и не думал сворачивать с выбранного курса. Несомненно, он был убежден, что трудится на благо народа, и верил собственной оптимистической пропаганде. (Этой болезни в высшей степени подвержены политики в диктаторских, оторванных от реальности режимах.) Но главную причину расстановки акцентов в политике 32-го президента США следует искать все же в другом: его “Новый курс” был не столько экономической, сколько политической программой. И если на экономическом поприще ФДР блистательно провалился, то в сфере политической он торжествовал полную победу.

Благодаря практически тотальному контролю над СМИ администрации удалось добиться нужного пропагандистского эффекта. Пресса изо дня в день кричала об успехах политики администрации и о том, как печется о простом народе ФДР. О том же еженедельно рассказывал народу по радио и сам президент. В кинохронике, которую крутили перед каждым киносеансом во всех кинотеатрах, зрители видели, как толпы вчерашних безработных бодро машут кирками и лопатами, роя каналы и возводя плотины, — “Новый курс” в действии!

Жить становилось все тяжелее и тяжелее, но перед лицом столь весомых свидетельств неустанной заботы со стороны Демократической партии и правительства у людей поневоле складывалось представление, что президент денно и нощно трудится им на благо. ФДР делает все, что может, и не его вина, что обещанное “просперити” никак не становится явью, неустанно кричала пропаганда. А кто же виноват в народных бедствиях? Ясно кто — плутократы, служители мамоны, исповедующие бесчеловечные законы джунглей.

Расколов общество и натравив “униженных и оскорбленных” на “богатых”, Рузвельту удалось сколотить непобедимую коалицию из профсоюзов, белой бедноты, негритянской массы и этнических меньшинств, опиравшуюся на мощный аппарат пропаганды в лице левой интеллигенции. Порукой мощи созданной им политической машины служит тот факт, что она здравствует по сей день.

Но ФДР отнюдь не собирался почивать на лаврах. Свои далеко идущие планы он без обиняков огласил в речи о состоянии государственных дел, произнесенной 11 января 1944 года. “Мы пришли к ясному осознанию того факта, что подлинная свобода невозможна без экономической безопасности и независимости. Не могут быть свободными люди, бьющиеся в нужде, голодные, безработные… — говорил президент. — Эта экономическая истина ныне широко признана самоочевидной”. В силу этого он провозгласил, что ставит своей целью принятие “своего рода второго Билля о правах” как новой основы безопасности и преуспеяния страны.

ФДР разъяснил, что именно должен включать гарантированный Конституцией перечень дополнительных прав, которые он намерен даровать американскому народу: всеобщее право на труд, всеобщее право на “достаточно высокий” заработок и соответственно “адекватный” жизненный уровнь, включая досуг; защита всех частных предпринимателей от бесчестной конкуренции; право каждой семьи на “достойное жилище”; всеобщее право на “адекватное медицинское обслуживание”, обеспечивающее “хорошее состояние здоровья”; всеобщее право на “образование высокого уровня”; и даже гарантии от болезней и несчастных случаев.

Бог весть, как он собирался проводить в жизнь все свои обещания. Каким путем, например, ограждать людей от несчастных случаев? Прикрепить, что ли, к каждому американцу государственного опекуна, который будет поддерживать своего подопечного под локоток при переходе улицы? Каков должен быть критерий “адекватности” жизненного уровня и кто будет его определять? Уж не учредить ли для этого специальное ведомство (главу которого будет велено титуловать “Ваша адекватность”)? И как превратить всех американцев в здоровяков? Бить каждого хворого, пока не скажется здоровым?

Как бы то ни было, ФДР, похоже, был настроен совершенно серьезно. В той же речи он предупредил, что “законное место Америки в мире в немалой степени зависит от того, насколько полно будут реализованы эти и другие права всех наших граждан”. (Хорошо известно, что Рузвельт был до крайности озабочен “законным местом Америки в мире” и, особенно, своей руководящей ролью в нем.)

Окрыленный перспективой близкой победы над внешним врагом, ФДР был готов выйти на бой и с врагом внутренним. Тех, кто вздумает воспротивиться его планам, ждет суровая кара, прозрачно намекнул президент: “Правая реакция, — трубил он, — продемонстрирует, вне всяких сомнений, что, хотя мы и победили наших врагов на полях сражений за рубежом, у себя дома мы уступили победу духу фашизма”. А с фашистами известно, как поступают.

К счастью для американского народа, Франклину Рузвельту не было суждено провести в жизнь свои грандиозные замыслы. Спустя год с небольшим ФДР ушел в мир иной. Ему едва минуло 63, и повернись его судьба немного иначе, он мог бы править еще долгие годы. Но миновала Америку чаша сия, или, словами русского драматурга Кукольника, “Рука Всевышнего Отечество спасла”. В апреле 1945 года место Рузвельта в Белом Доме занял вице-президент Гарри Трумэн, человек совершенно иного склада.

Однако дело Рузвельта не последовало в могилу вслед за своим творцом. Начиная с Линдона Джонсона и по сей день, Демократическая партия упорно движется путем, начертанным отцом “Нового курса”. До сих пор ее инициативы были далеки от рузвельтовского размаха, но в 2008 году к власти пришел человек, который, судя по его многочисленным высказываниям и откровениям его подручных, питает не менее честолюбивые замыслы, чем основоположник американского государственного социализма.

Администрация Барака Обамы жаждет вновь поднять знамя “Нового курса”. Член Палаты представителей из Огайо Марси Каптур объявила, что “страна нуждается во втором Билле о правах”. Что же касается содержания давней мечты американских левых, ее, как мы видели, достаточно ясно описал сам автор идеи второго Билля о правах. О том, что заветы Рузвельта не забыты, ясно дал понять и бывший консильере президента Обамы, а ныне мэр Чикаго Рам Эмануэл, без обиняков объявивший, что “грех не воспользоваться такой великолепной возможностью, как серьезный кризис”.

Яснее не скажешь: только чрезвычайная экономическая ситуация оправдывает чрезвычайные меры, только ввергнув народ в состоянии паники, можно получить от него полную свободу действий и неограниченный мандат на любые политические реформы. Это прекрасно понимал ФДР. Как видим, столь же отчетливо понимает это и Барак Обама. По счастью, 44-й президент смыслит в экономике не более 32-го, далеко уступая последнему в политическом мастерстве. Обама довел страну до такой крайности, что народное долготерпение лопнуло, и избиратели поднялись на защиту своего благополучия. Тому порукой — результаты последних выборов, поставивших преграду честолюбивым замыслам Обамы. Как гласит старая пословица, не было бы счастья, так несчастье помогло!