От редакции: В третьем квартале 2014 года 45 авторов дебютировали на страницах четырех периодических изданиях Портала — ежемесячных журналах «Заметки по еврейской истории» и «Семь искусств», ежеквартальном альманахе «Еврейская старина» и ежедневной журнал-газете «Мастерская». 

Дебютанты Портала 2014

Дайджест. Часть III (Часть I, Часть II)

Дебютантом мы считаем того, кто ранее не публиковался ни в одном из изданий Портала («Заметки», «Старина», «Семь искусств», «Мастерская»; блоги и форумы — не в счет). Здесь представлен дайджест первых публикаций наших дебютантов на страницах Портала.

Июль 2014 — Заметки, Семь искусств, Мастерская:

— Артур Штильман, Эммануил Борок: О жизни под звуки скрипки… К 70-летию Эммануила Борока. Скрипача-солиста, концертмейстера, профессора

Идея учить меня игре на скрипке пришла моему отцу Рувиму Бороку, часовщику по профессии и любителю пения. Его кузина была учительницей фортепиано и как-то раз, зайдя к нам в рижскую квартиру, взглянув на меня сказала: «Такой мальчик должен заниматься музыкой. Давай я его буду учить».

Моего отца эта идея заинтересовала, но пианино заняло бы слишком много места в нашей тесной квартире, да к тому же инструмент этот по природе своей не поющий.

Так появилась идея о скрипке, которую мой отец очень любил.

Незадолго до того, как мне купили мою первую маленькую скрипочку, мы с папой в очередной раз пошли в цирк. Мы очень любили туда ходить и благодаря его клиенту — директору цирка — мы могли без билета ходить в цирк каждую неделю. И вот однажды на арену в перерыве вышел клоун, и пока рабочие готовили арену к следующим номерам, достал из своих штанов маленькую флейту и стал на ней играть. К моему удивлению, к нему подошел ведущий программу и грубо вырвал флейту него из рук.

Никто особенно не удивился — это был 1949 год, в «расцвете» сталинского режима такая акция со стороны властей, когда у людей запросто могли отнять имущество, была привычным явлением, но в данном случае вызвала у людей смех! Мой клоун, к которому я к этому моменту проникся уважением и сочувствием, ушел на другой конец арены и вытащил кларнет. И этот инструмент постигла та же участь. Клоун перешёл на другое место манежа, и чтобы к нему никто не мог дотянуться, встал на стул и счастливо себе заиграл, на этот раз на скрипочке!

— Александр Ситницкий: Переводы

Ты обозвал меня тогда-то и тогда-то —
Помнишь? — ты говорил о Блейштейне, нашем брате,
Варваре с чёрной сигарой, и с карманами
Звенящими серебром, с очами, обращенными к Иерусалиму,
Подозревающими, что их дурачат. Приди, брат Томас,
Мы, все трое, должны оплакивать наше изгнание.
Я вижу затравленный взгляд, протест,
Отчаянные поиски, скрытность, вижу дерзость
Законодателя тем, кто поклоняется тельцу.
Временами ты говоришь так, словно слова, это стены,
Но твои стены падают вместе с моими от факела Тита.
Приди, давай втроем оплачем наше изгнание.
Мы с тобой, без сомнения, можем примириться,
Мы оба читали Данте и оба не любим Чикаго.

— Бер Котлерман: О полярно-еврейском симбиозе. Историческая реконструкция

В 1987 году некий житель Нью-Хемпшира, пожелавший остаться неизвестным, обнаружил на одном из местных блошиных рынков несколько картонных коробок с пожелтевшими от времени письмами, за каждое из которых продавец требовал доллар. Повертев письма в руках, покупатель обнаружил, что все они принадлежали известному в свое время канадско-американскому полярному исследователю и этнографу Вильялмуру Стефансону, умершему за четверть века до этого в нью-хемпширском университетском городке Гановер. Писем было несколько сотен, как написанных рукой самого Стефансона, так и адресованных ему, однако опытный «охотник», не торгуясь, тотчас же отдал требуемую сумму. Одним из основных корреспондентов оказалась американская новелистка Фанни Хёртс, когда-то довольно известная представительница богемы Гринвич-Виллиджа, по сценарию которой Голливуд снял нашумевший фильм «Имитация жизни». Как оказалось, Стефансон состоял в многолетней связи с Хертс, о чем свидетельствовал интимный тон их переписки. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понять историческую значимость этой находки. Очень быстро она вылилась в круглую сумму, которую согласился выложить знаменитый Дартмутский колледж в Гановере, где Стефансон проработал изрядное количество лет вплоть до своей смерти директором Института полярных исследований.

Стефансон и Херст почему-то предпочитали скрывать свою связь, несмотря на сильные чувства, испытываемые ими друг к другу. В 1932 году, десять лет спустя после их знакомства Херст, эта «новая» женщина, активно боровшаяся с мужским доминированием в мире, вдохновенно поздравляла своего возлюбленного: «Мой самый дорогой человек, пятьдесят три года назад произошло изумительнейшее и важнейшее событие моей будущей жизни, опередившее ее на десять лет…» Но самым интересным оказалась не эта тайная страсть. Обнаруженная переписка приоткрыла завесу над той стороной жизни и деятельности бывшего полярника, которую он впоследствии пытался увести в тень, а то и вообще вычеркнуть из своей биографии, а именно его активная роль в просоветском Американо-Биробиджанском комитете, сокращенно «Амбиджан», который был создан в середине 1930-х годов и вплоть до войны в Корее лоббировал еврейское переселение в Биробиджан на советском Дальнем Востоке…

— Валерий Хаит: Страсти по Майдану (письмо друзьям-оппонентам)

Когда показали телеcюжет, где свободовец Мирошниченко насильно заставлял Председателя Нацрады по телевидению писать заявление об уходе, мой друг, один из лучших авторов «Фонтана» и одновременно мой оппонент прислал мне торжествующий мэйл: «Ты этого хотел, Жорж Данден?!»

А моя давняя подруга, занимающаяся очень серьезными культурными проектами и при этом страстно выступающая против Майдана, на мою фразу: «но ты же согласна, что хуже и стыднее, чем было при Януковиче, быть не может!», — уверенно отрезала: «еще как может!..»

Знакомо?

Нет, я еще как-то понимаю тех, у кого причина этого неприятия — беспокойство за свое дело: всякая революция чревата нестабильностью. Другие — просто в силу характера — дорожат покоем, не воспринимают новое, боятся его. Есть и такие, которые (опять же в силу характера) не любят разделять чье-то мнение и всегда выкручивают мозги, чтобы обязательно найти аргументы против. Есть вообще оригиналы: раз все думают так, то я — иначе! Есть убежденные скептики, им так жить комфортнее. Есть среди круга моих друзей вообще необъяснимые случаи: живущая душа в душу супружеская пара, из-за Майдана, разругалась вдрызг и собирается разводиться.

— Виктор Суворов: Путин и раввины

9 июля 2014 года Путин принял в Кремле делегацию раввинов из ряда зарубежных стран — Израиля, Австрии, Бельгии, Великобритании, Германии, Италии, Нидерландов, Франции. В ходе встречи обсуждались совместные усилия по недопущению переписывания истории, по борьбе с неонацизмом и неофашизмом, ксенофобией и антисемитизмом…

5 мая 2014 года Путин подписал Федеральный закон «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации». Новый закон направлен на противодействие попыткам фальсификации военной истории. Законом вводится уголовная ответственность за попытки реабилитации нацизма, за отрицание фактов, установленных приговором Международного трибунала в Нюрнберге. Тем, кто искажает военную историю, кто пытается реабилитировать нацизм и отрицать факты, установленные Международным трибуналом, грозит пять лет тюремного заключения.

Новый, Путиным подписанный, закон подрывает фундаментальные идеологические устои современной России.

Единственной и последней опорой идеологии осталась Вторая мировая война…

— Геннадий Швец: Касарги. Стихи

Гоним — и принимаю это, —
Едва ли от корней бегу.
Не продаю удел поэта —
А просто пестую строку.

***
Самостоянье — это крест,
Навек возложенный судьбою.
Изгойство, словно Божий Перст,
Горит Давидовой Звездою.

***
Переписать историю нельзя:
В скрижалях то, что было и осталось.
Найдут потомки, вежливо скорбя,
Предательство, наивность и лукавость.

— Григорий Подольский: Два рассказа

Ну да, да, всё хорошо, кошка поцарапала медузу, медуза отдала Б-гу душу, но причем здесь я? Я не специалист по реанимации медуз, не ветеринар вовсе, я психиатр, и только! Как я могу помочь Гасану и его безвременно почившей питомице?

В дело вмешивается адвокат.

— Мой клиент — более чем состоятельный наследник одной из фабрик, производящей много чего вкусного. Сам он бизнес не ведет, для этого есть директора, бухгалтера и… В общем, Гасан всю свою жизнь посвящает своему домашнему зоопарку. А еще — он «немножко» болен, но уже несколько лет не наблюдается у врача, регулярно принимая «наши» препараты. Сейчас Гасану плохо и мы должны ему помочь.

Ну вот, теперь всё ясно.

— Гасан, а не посмотреть ли нам на твою медузу? — спросил я. Нет, ну правда, интересно же. В моем понимании любая медуза должна растаять за несколько часов, а не то что за полтора суток.

Выйдя из каравана, наш маленький «караван» — Гасан, я, адвокат, Фатхия, Надя, — проплыл по мощеной дорожке через розарий к воротам больницы. Гасан обогнул подкову металлоискателя (адвокат напомнил ему про вшитый водитель ритма — пейсмейкер, который может изменить ритм), и взял в руки лежащий у забора сверток.

Мертвая «луна» огромной студенистой кляксой растеклась по мятой арабской газете аккурат поверх фото шейха Насраллы. Безжизненная, сероватая, размером с общепитовскую тарелку, она еще сочилась влагой. Гасан протягивал мне на ладонях мертвую Аурелию, а из его карих глаз по небритым щекам к подбородку стекали слезы.

— Джон Хэй: Баллада о целительной рубашке. Перевод с английского Михаила Генина

Король был болен, хоть и румян,
И взор его ясен и зорок.
Он пил с наслажденьем и ел, как гурман,
И сон его не был горек.
Но был уверен, что болен он,
А если король уверен,
То, стало быть, это уже — закон
И горе тому, кто не верит.
Монарх пригласил во дворец врачей,
Но они не смогли исцелить.
Тогда король позвал палачей —
Тех эскулапов казнить.
Но был, как прежде, король нездоров,
И гонцы поскакали снова,
И двоих привезли во дворец докторов
Перед грозные очи «больного».
Был один из них тощ, мозги иссушал
В бесконечных трудах и заботах,
И господь ему жира за это не дал,
Дал одних лишь знаний без счета.
Второй был толст, спешить не любил,
Жил в покое, обласкан судьбою,
Плату брал, когда успешно лечил,
А когда неудачно, то вдвое…

— Егор Черлак: Катили апельсину по городу Берлину. Правдоподобная небыль в двух действиях

Неприглядна, скучна и уныла поздняя осень в небольшом городке. Да и что может быть пригожего в стылых лужах, которые целыми днями морщат лоб под порывами холодного ветра, в сонном шелесте высохших стеблей полыни, давным-давно позабывших, каким оно может быть — ласковое прикосновение встающего над горизонтом июньского солнышка?..

Такими вот побуревшими до черноты неживыми стеблями полон городской парк. Когда-то в этом парке по субботам и воскресеньям из репродукторов бубнил «Маяк», скрипели незамысловатые аттракционы, а скучающие у своих тележек краснолицые тётеньки подавали вам тёплые пирожки с повидлом, прихваченные с двух сторон жёстким серым бумажным листком размером с промокашку. А теперь…

Теперь здесь трава в половину человеческого роста, разросшиеся карагачи и тополя да вставшие стеной кусты одичавшей акации. Кое-где ещё видны остовы скамеек с выдранными рейками, контуры когда-то асфальтовых дорожек — но их разглядят разве что беспробудные энтузиасты, рискнувшие забрести в старый заброшенный парк. Что могут ещё увидеть здесь эти отважные исследователи? Да, да, они, конечно, не пройдут мимо облупившейся стелы, десятки лет назад игравшей роль главной достопримечательности этого города. Однако мало, очень мало найдётся таких смельчаков — особенно поздним ноябрьским вечером…

— Исаак Мостов: Жаркое лето 82 года — взгляд из кокпита

Время от времени в дверном проёме появляются головы только что прибывших лётчиков резервистов — по радио и телевидению все уже знают, что что-то происходит, в небе непрерывный гул самолётов, некоторых уже вызвали в эскадрилью, а некоторые решили сами, что без них не обойдутся. Увидев меня, в практически пустой столовой, они скороговоркой здороваются и бегут дальше, даже не дожидаясь ответа на приветствие, кто в комнату инструктажа, кто в КП эскадрильи.

С горячей чашкой «кофе» в руках спускаюсь в «святую святых» эскадрильи — бункер командного пункта, её центр управления. Мне хочется проверить, что всё в порядке и наш полёт, запланированный несколько часов тому назад не отменён…

Всё оказывается в полном порядке — ночное боевое задание не отменено, и я в нём участвую.

Задание вроде бы простое — заминировать бомбами замедленного действия тыловые подступы к крепости Бофор. Эта крепость, построенная крестоносцами в 12 веке на обрыве над рекой Литани, возвышается над восточным участком Ливано-Израильской границы и превратилась в важную опорную точки засевших в Южном Ливане палестинских боевиков. Оттуда они просматривали и простреливали глубь Израильской приграничной территории, превратив Бофор в настоящую занозу, вытащить которую ЦАХАЛ планировал уже давно. И вот, назавтра, в рамках операции «Мир Галилее», запланировано наступление сухопутных войск ЦАХАЛ-а в районе реки Литани, в том числе штурм крепости Бофор. Кстати, ещё со времён Салах ад-Дина эту крепость никому и никогда не удавалось захватить прямым штурмом или осадой. А все наши попытки разбомбить её с воздуха не привели ни к чему, кроме облаков пыли и осколков скал. Уж чересчур крепко она была встроена в скалистый склон горы над Литани…

— Марк Львовский: Чарующая магия прошлого… Интервью с Тиной Бродецкой

Началась другая, захватывающая жизнь. Поездки по стране, в основном, на Украину и Прибалтику. Знакомства с евреями, жаждущими уехать в Израиль. Ну, и веселились, конечно. Так, Драбкин мог подойти к какому-нибудь по виду зачуханному еврею и спросить: «Ты еврей?» В ответ испуганное: «Да… А что?» Давид спрашивал: «В Израиль хочешь уехать?» У того глаза на лоб вылезали. Я спрашивала Драбкина: «Зачем ты пугаешь бедного еврея?» А он: «Я не пугаю. Я его навсегда заражаю сионизмом! Он никогда не забудет эту сцену!»…

А потом концерт Геулы Гил… Какой это был концерт! И следом — великая победа Израиля в 1967 году. Мы летали от счастья. И мы рвались уехать в Израиль, но главной нашей целью было добиться свободного выезда в Израиль всех евреев, пожелавших этого! В Москве начали принимать документы на репатриацию только в декабре 1968 года, и мы немедленно, 23 декабря 1968 года, всей компанией подали в московский ОВиР документы с просьбой о выезде в Израиль на постоянное местожительство. А весной 1969-го нам всем сообщили об отказе на выезде в Израиль.

Отказано!? Получите, сволочи! Летом 1969 года я написала открытое письмо Косыгину, в котором описала всю свою жизнь — и войну, и лагеря, и страстное желание уехать на свою Родину… Это было, без ложной скромности, знаменитое письмо. Знаменитое, потому что его передавали по всем иностранным радиосетям. Его Голда Меир читала в Кнессете!

— Марина Вирта: Два голоса. Стихи

Из памятного дня с цветами и травой,
Когда свинец Невы сменился синевой,
Донесся слабый звук, в тиши подобный вскрику.
Я к шкафу подойду и дверцу отворю,
И с Вами по душам я вновь поговорю,
И руку протянув, поглажу Вашу книгу.
И этот краткий миг
Молчанья возле книг,
И этот долгий мрак
Возни среди бумаг,
И солнечного дня тепло и пониманье
Составят долгий век.
И строгий человек
Мне ласково кивнет с улыбкой состраданья.

— Михаил Севрюк: О Владимире Игоревиче Арнольде

Выдающийся математик современности, академик РАН Владимир Игоревич Арнольд скоропостижно скончался в Париже 3 июня 2010 года, не дожив 9 дней до своего 73-летия (он родился в Одессе 12 июня 1937 года). О нем уже много написано и будет написано еще гораздо больше. Настоящая статья — это существенно переработанный перевод на русский язык заметки, в которой я поделился некоторыми своими воспоминаниями об Арнольде и постарался кратко рассказать о его роли в создании теории Колмогорова-Арнольда-Мозера (КАМ).

С Владимиром Игоревичем (далее — В.И.) связан огромный пласт моей жизни. Я стал заниматься у него в начале 1980 года, еще будучи первокурсником мехмата МГУ. Под его руководством я писал курсовые работы, диплом и кандидатскую диссертацию. В конце первого года аспирантуры Арнольд предложил мне подготовить монографию по т.н. обратимым динамическим системам для серии “Lecture Notes in Mathematics”, и написание этой книги, вышедшей в издательстве Springer, было одним из ключевых событий моей научной биографии. Я общался с В.И. последний раз 3 ноября 2009 года на его семинаре на мехмате и видел В.И. последний раз 15 декабря 2009 года на заседании Московского математического общества…

— Ольга Шиманович: Меня зовут Ольга. События моей жизни. Публикация и перевод Алисы Гринько

И вот наступил-таки день, когда нам с отцом было предложено в назначенный день и час посетить кабинет Юрия Николаевича на Лубянке. Мы, конечно, ко всему приготовились — к любому развитию событий. Только что узелки с собой не взяли. Никто не мог поручиться за наше ближайшее будущее, коли мы засветились в Конторе. Приготовились даже к увольнению из института, где мы оба в то время работали. В этом же институте работал друг моего отца Н.В. Каверин, это был известный ученый. По просьбе отца, я на всякий случай написала ему записку, объяснив ситуацию. Запечатала конверт и попросила сослуживцев передать адресату, если на следующий день нас не будет на работе. Всё как в триллере.

Я не помню, как всё происходило на этой встрече, что именно говорилось… С нами беседовали два официальных лица: один был любезный и тактичный — Юрий Николаевич, второй — менее доброжелательный, В.Н. Мне снова задавали вопросы о моем учителе иврита. Я, между прочим, сказала, что не платила за уроки, и что таково было условие моего учителя. Как я ясно поняла, целью визита было с помощью моего отца убедить меня сотрудничать с КГБ. Думаю, что для наших собеседников были неожиданностью и мое упорство, и смелость и бескомпромиссность отца. Он сказал: «Если она вам будет помогать, я ее убью».

Несколько месяцев спустя директор НИИ, где работал папа, внезапно «потерял интерес» к теме, над которой работал мой отец, и уволил его. Надо ли объяснять связь между этим увольнением и нашим визитом в Контору, словами отца?

В научных кругах увольнение это вызвало резонанс. Несколько молодых ученых написали петицию в Российскую Академию наук в защиту отца.

Это уже были не сталинские времена, а 1979 год. Разумеется, им сохранили жизни, тем, кто выразил протест — и на том, как говорится, спасибо. Но карьера пострадала. Несколько человек из-за своей смелости не получили звания доктора.

— Оскар Рохлин: Мой учитель Владимир Павлович Эфроимсон

Два-три раза в месяц я приходил по вечерам домой к Владимир Владимировичу и Софье Владимировне. Удивительная атмосфера этого дома с разговорами о последних достижениях науки, о поэзии и музыке, а часто и прослушивание новых пластинок с записями известных музыкантов (двоюродный брат ВВ был аккомпаниатором замечательной певицы Надежды Обуховой и источником новых записей) неотвратимо меня притягивала, хотя вначале я очень боялся прослыть назойливым, хорошо к тому же понимая, что вряд ли могу быть интересен тем людям, которые собирались в доме ВВ. А общество собиралось замечательное. Прежде всего — многолетние друзья ВВ — Николай Николаевич Соколов и Борис Николаевич Сидоров, приезжал из Обнинска Николай Владимирович Тимофеев-Ресовский, Борис Львович Астауров, Александра Алексеевна Прокофьва-Бельговская, но всех не перечислишь. Случалось иногда и так, что я приходил в 9-10 вечера и гостей никаких не было. Софья Владимировна усаживала меня в гостиной и распевно сообщала: — Во-ло-дя, Оскар пришёл. — Сейчас, — раздавалось из соседней комнаты, где в кабинете-спальне работал ВВ. Через 3-4 минуты ВВ выходил в гостиную.

Догадайтесь, что делал ВВ эти 3-4 минуты в своей комнате? Он переодевался. Не мог он выйти ко мне, сопляку, в пижаме — воспитание не позволяло: гостей в пижаме не встречают. Я всегда использовал возможность рассказать ВВ о своих делах, когда заставал его одного, причём делился с ним не только своими аспирантскими делами, но и личными. Иногда ВВ, вместо совета, ставил новую пластинку с вальсами Шопена, меня это почему-то успокаивало и я уходил с ощущением, что всё наладится и будет хорошо. Изредка я заставал Софью Владимировну в одиночестве, ВВ где-то задерживался, и в один из таких вечеров я набрался храбрости и спросил у Софьи Владимировны был ли ВВ женат. Вместо ответа Софья Владимировна пригласила меня в комнату ВВ и показала портрет молодой, очаровательной женщины. — Он очень её любил,— грустно сказала Софья Владимировна,— поэтому и не женат. Она не стала ничего объяснять, и никто из нас так и не узнал, почему не сложились отношения у ВВ с этой прекрасной дамой, а другой, такой же прелестной, ему не привелось повстречать.

— Юрий Голод: Танах и евреи в координатах христианства

Окончательно отделившись от иудаизма и рассчитывая стать мировой религией, христиане оказались в трудном положении.

С одной стороны, им нужно было дискредитировать Ветхий Завет (перевод иудейского Танаха на греческий язык), который ещё почитали греки и римляне. И эта дискредитация уже содержалась в посланиях Апостолов в Новом Завете. С другой стороны, христиане нуждались в Ветхом Завете, поскольку сам И. Христос был иудеем из рода сынов Израиля и Йеѓуды, а послания Павла в Новом Завете объясняли смысл, значение и само название Ветхий Завет. Кроме того, Ветхий Завет защищал Иисуса от попыток отождествить его с языческими культами умирающих и воскресающих богов. Авторы Евангелий справились с этим, вычитав в Ветхом Завете необходимые ей пророчества о грядущем рождении Христа-мессии и наступлении эры христианства. В Новом Завете иудейским пророкам Ветхого Завета отводилась только роль предсказателей событий из жизни Христа и Церкви.

Иудейский Танах на иврите (Тора, Пророки, Писания), является священным писанием иудеев. Текст перевода этого Танаха на греческий язык в составе: Пятикнижие (вместо Торы), Пророки и Писания интерпретирован Павлом и имплантирован под названием Ветхий Завет в христианскую Библию и это делает его вместе с Новым Заветом христианским писанием. Канонические книги Ветхого Завета признаются в качестве Священного Писания всеми христианскими церквами.

— Ян Брайловский: Дневник эмигранта

Трап подали сразу после приземления самолёта. Мы спустились по нему на Землю новой демократии.

Нас проводили в небольшое помещение, где снимали отпечатки пальцев. Так Америка знакомится с прибывающими в её благодатный край! Я, далеко не изнеженный своим прошлым, в этом ощутил то, что обычно чувствуешь, когда приходится прилюдно раздеваться…

Итак, мы выходим на свет, и здесь нас встречают наши соотечественники с заокеанской улыбкой на устах. Впрочем, их улыбка почти ничем не отличается от нашей, если брать во внимание очевидную взаимную натянутость обеих. Мы садимся в автобус и мчимся навстречу нашей новой жизни. Мы едем к нашим детям, нашей внучке, из-за которых предпринято это безумное путешествие!

Обычно на пути следования должны встречаться дома, деревья, люди и прочая атрибутика, сопровождающая путешественника. Но и беглого взгляда оказалось достаточно, чтобы убедиться в том, что ничего этого нет. Дорога, машины и ничего более и лишь далеко вдали, у самого горизонта, кажется, что что-то может быть!..

Август 2014 — Заметки, Семь искусств, Мастерская:

— Айзек Азимов: Лимерики. Свободный перевод с английского Зои Саловой

Кухарка

Пожилая кухарка Августа
Отличалась размерами бюста
И бюстгалтер свой старый
Приспособила тарой:
Влезли дыня, арбуз и капуста.

Вечная любовь

Некий юноша, бороду брея,
Спутал тюбики крема и клея
И поехал к невесте…
Хоронили их вместе,
Оторвать друг от друга не смея.

Законопослушная

«Ты, — спросил полисмен перед баром, —
Здесь торгуешь каким-то товаром?»
«Нет,— ответила Нонна, —
Торговать — незаконно,
Я даю исключительно даром».

— Али А. Ризви: Семь вопросов, о которых стоит подумать, прежде чем занять чью-то сторону в ближневосточном конфликте. Перевод и послесловие Эллы Грайфер

«Ты за Израиль или за Палестину?». Стоило мне написать этот текст, как посыпались обвинения как с той, так и с другой стороны.

Формулировка интересная, поскольку сразу выдает племенную природу израильско-палестинского конфликта. Немного найдется на свете стран, которые публика представляет себе в виде сплошных и неделимых блоков. Так почему же именно эти представляют так, а не иначе?

Как израильтяне, так и палестинцы достаточно разнородны, включают группы с различной историей и культурой и две на удивление схожих (в смысле изоляции от чужаков) религии. Не вижу смысла вставать на сторону одного из двух.

Говорят, что большинство мусульман по всему миру поддерживают палестинцев, а большинство евреев — Израиль. Это вполне нормально, но… в то же время и проблематично.

Не в том, значит, дело, кто прав, кто виноват, а в верности каждого индивида некоторой нации или группе.

Значит, те, кто сегодня палестинцев поддерживает, столь же пламенно поддержали бы Израиль, если бы довелось им родиться в израильской или еврейской семье — и, соответственно, наоборот…

— Александр Куликов: Катрены на приход тайфуна Болавен

Над площадью царил воздушный шар,
садился ветер на рябые лужи,
слоились тучи, как печной нагар,
и был опять я никому не нужен,
к тому же болен: кажется, простужен, —
вдобавок то, что мы зовем душой,
хотело с кашлем вырваться наружу.
«Я отовсюду изгнан, всем чужой», —

В мозгу свербело. Начинался жар.
Мне мой озноб казался легкой стужей.
За мятый рубль я сел в воздушный шар,
ремень страховочный перетянув потуже…

— Виктор Фет: О, теснота истории

Своим героям в старинном духе Бердников дает меткие характеристики в подзаголовках. Подробно описаны “звезды” куртуазного века, от “вечновлюбленного” щеголя Виллема Монса (младший брат фаворитки Петра I, окончивший свои дни на плахе), до “русского Помпадура” Ивана Шувалова и “демона интриги” Сергея Салтыкова. Здесь и такие знаменитости, как Александр Меншиков, Борис Шереметев, хитрый царедворец Петр Толстой, “неистовый ревнитель славы” фельдмаршал Миних (один из неудачливых завоевателей Крыма)… Целая галерея женских портретов, среди них не только монархини, но и “несостоявшаяся царица” Анна Монс, очаровательная авантюристка Мария Гамильтон, “соперница императрицы” Наталья Лопухина…

Множество карьерных, придворных, родственных и любовных связей между десятками героев Бердникова образуют ту “социальную сеть 18 века”, куда погружается читатель в надежде найти отвлечение от невеселых новостей века 21-го. Но читатель найдет все те же вечные страсти, что и в жизни нынешних знаменитостей: карьеризм, властолюбие, сребролюбие, любовный пыл (часто доходяший до раблезианских уровней), тщеславие, следование моде, безумное воровство, безумное же мотовство. И в то же время среди героев книги не только дамские угодники-“петиметры” и щеголи-вертопрахи, “сластолюбцы, ничтожества и пустельги” — параллельно мы видим независимость и гордость, ум и стремление к знаниям, воинскую доблесть, исправную и полезную службу. Сочувственно цитирует автор высказывание Д. Мордовцева (1878): Петр Великий “поворачивал старую Русь к Западу, да так круто, что Россия доселе остается немного кривошейкою”.

— Виктория Жукова: Два рассказа

Она открыла второй ящик и стала вынимать из него книги. Одна из книг внезапно раскрылась и выпал конверт, «дореволюционный», почтительно рассматривая, подумала Полина. В нем были старые-престарые письма. Чернила почти выцвели, и только знакомый до боли наклон приковал ее взгляд. Недаром Полина всю жизнь рассматривала эти бегущие строки, она была одним из немногих Пушкинистов, которые могут про себя сказать, что благодаря их проницательности несколько белых пятен из биографии великого поэта исчезли.

Да какую специальность ей было еще иметь? Вся ее комната была полна портретами Ушаковых, Соболевского, и не менее знаменитых предков. Но самое главное место занимал, конечно, портрет Пушкина. Что-то у них с Катенькой произошло. Узнать бы. Прабабка Елизавета всю жизнь тащила каких-то Ушкиных, якобы крепостных сестры. Даже на портрете, правда, плохеньком, рядом с детьми стоят два кудрявых оболтуса. Родители говорили, что это нянькины дети. Вроде нянька пожертвовала собой, спасая дочку Елизаветы, Анечку.

Так что там с письмами? Ну вот, я так и предполагала. Господи, да это же мировое открытие, что же теперь делать? Кому это показать? У нее внезапно заболела голова и из носа закапала кровь. На старом листке расплылось алое пятно…

— Гил Ярон: Сомнительная роль ООН в секторе Газа. Перевод с немецкого Леонида Комиссаренко

Из беженцев 1949 года через 67 лет вместе с потомством стало пять миллионов человек, треть из которых до сих пор живёт в 58 лагерях, потому что беженцы БАПОР имеют иной статус, чем беженцы УВКБ. Палестинским беженцем является каждый, кто в период “между 1 июня 1946 и 15 мая 1948 года жил в Палестине и потерял свой дом или средства существования вследствие войны 1948 или 1967″ — и все его потомки, даже разведенный супруг, имеющий другое гражданство.

Все они имеют право на бесплатные услуги, предоставляемые БАПОР, в том числе на образование, здравоохранение и социальную помощь. В то время как для получения статуса беженца УВКБ необходимо быть преследуемым или лицом без гражданства, БАПОР продолжает признавать в качестве беженцев сотни тысяч палестинцев в Иордании.

Поэтому БАПОР содержит крупнейший учебный центр на Ближнем Востоке. Около полумиллиона детей учат в 703 школах, что они являются жертвами израильского изгнания, имеют священное “право на возвращение”, которого, в крайнем случае, нужно добиваться силой. Хотя Гюннес и пишет в ответ на запрос, что это было “ложное обвинение, для которого нет никаких доказательств”. В то же время на стене рядом с его столом в Иерусалиме красуется огромный плакат БАПОР, на котором по-арабски написано: “Возвращение — Право беженцев”.

— Герман Гецевич: Стена из дождя. Послесловие Виктора Голкова

Линии греха и благочестия
Параллельны, будто провода,
По Эвклиду — (не по Лобачевскому) —
Им не пересечься никогда.
Но, сойдясь в одной единой плоскости,
На ладонь отчётливо легли:
Линии предательства и подлости,
Линии разлуки и любви.
Сжав кольцом пространство геометрии,
Будто шар земной «Лаокоон» —
Трассы растянулись километрами,
Оплели его со всех сторон.
А душа над лесом след заметила,
Высоту освоив, без крыла,
И внезапно шлейф из Шереметьева
В воздухе чертой пересекла…

— Давид Шраер-Петров: Бюст Есенина

Мастерская Евы находилась в полуподвальном помещении пятиэтажного дома поблизости от угла Кировского проспекта и речки Карповки в Ленинграде. Начинались шестидесятые. Культ Сталина был развенчан. Оттепель закончилась, проторив дорожку некоторой свободе творчества. Даже не оговоренное как дозволенное (без нападок на систему!) андеграундное искусство создавалось творческим людом без ожидания последующего карающего наказания.

Илья Равин учился тогда на четвертом курсе медицинского института. Это был высокий худощавый молодой человек, еврейские черты лица которого смягчались улыбкой смущения, а серые глаза смотрели заинтересованно и доверчиво. Его друг — Борис Рябинкин, коренастый, светлоголовый и голубоглазый парень с неожиданно изогнутым по–еврейски носом, являл собой собирательный портрет наследника семитских и славянских генов. Он учился в автодорожном институте. Илья и Борис оказались в мастерской Евы случайно, если принять осмысленную (постфактум) случайность за один из результатов активности космической системы. До этого друзья допоздна засиделись в кафе «Снежинка», которое находилось в двух шагах от площади Льва Толстого. Памятная площадь в жизни Ильи. От площади было рукой подать до медицинского института. Всего одна трамвайная остановка…

— Исидор Левин: Язык идиш в Петербурге. Культурно-исторические сведения

Предмет настоящего исторического очерка — это проблемно–обобщённое народоведческое освещение общественного значения языка идиш, его носителей в Петербурге.

Здесь, в новой столице и ее пригородах проживали в 90–х годах ХIХ века из свыше пяти миллионов евреев царских подданных всего лишь 20 000 человек. Для них среди некоторых социальных групп идиш еще мог служить языком сношений между собой…

Новые статистические данные о состоянии евреев Петербурга (почему–то как «диаспоры») на 2002 год содержатся в статье, опубликованной в ж. «Нева», 2006, № 9. Борис Миронов: „Современная еврейская диаспора в Санкт–Петербурге». По его сведениям, ныне в пятимиллионном городе проживают менее 233,4 тыс. евреев (=0,8%) преимущественно советского, не местного происхождения, в не подавляющем, а подавляемом большинстве этого меньшинства это на 58,5% — люди престарелого возраста, среди них мало лиц, в какой–то мере знающих семейный, еще реже — школьный и д и ш.

— Леонид Е. Сокол: Живой Русский Север

Это комментарий к серии очерков Александра Левинтова «Русский Север», опубликованной в пяти выпусках журнал-газеты Мастерская (1, 2, 3, 4, 5). Из-за больших размеров непосредственно в какую-либо часть отзыв поместить невозможно, тем более, что он относится ко всей серии, но к первой части — в особенности. Поэтому — здесь.

К сожалению, я не стал даже браться за разбор последней, пятой части очерков, где Автор делает выводы из своего понимания пройденных путей освоения Русского Севера и предлагает свой подход. Как всегда при таких разборах, в случае согласия можно сказать: «Да, очень тонко подмечено…» и остановиться на этом, но все возражения надо убедительно аргументировать, а это может по объёму превышать оспариваемые положения. По моим понятиям и опыту работы на Крайнем Севере позиция Александра Левинтова ошибочна, хотя местами вызывает понимание…

Начиная с публикации первой части очерков Александра Левинтова я всё время сдерживал себя: надо дождаться конца, может, кто и выскажет мысли, близкие моим, и я спокойно продолжу привычный образ жизни, в котором непросто выделить достаточное количество времени на достойный и развёрнутый ответ по вопросам, затрагивающим всю мою жизнь.

— Марианна Гончарова: Янкель, инклоц ин барабан

В нашем приграничном городке издавна в мире и понимании живут румыны и евреи, поляки и украинцы, и русские, и армяне, и татары. Все, кто сюда приезжает, остаются здесь навеки. Потому что здесь место такое райское. Не знаю, живут ли здесь ангелы, но то, что они здесь частенько прогуливаются, отдыхая от своих забот, — это точно! Люди же у нас — просто чудо! Работать — так работать. Отдыхать — так отдыхать. Свадьбы — всю осень. А то и зимой. И весной. Круглый год свадьбы. А детей! Садиков не хватает! В школах тесно! Крови так перемешались, что никто уже точно и сказать не может, кто какой национальности.

А о политике как-то никто и не задумывается. Некогда. Тут один кореец приехал к нам. И затеял организовывать общину корейскую — мол, община нацменшинств, — стал корейские права качать: мол, мы великий народ, корейцы! Сам себя председателем общины назначил, а в общине жена его Ли, специалист по тёртой морковке, и два сына — ой, умру сейчас! — Чук и Гек, симпатичные такие. Круглолицые. Как коряки. Кстати, у нас и коряки есть. Тут одна учительница говорит мамаше на родительском собрании: ваша дочь щурится всё время, ей надо бы зрение проверить, мамаша. А мамаша как возмутится: какое ещё там зрение?! — и с гордостью: «Коряки мы!» Вот так вот можно впросак у нас в городе попасть…

— Маркус Беккер: Оборонная промышленность: Израильский гешефт с войной. Перевод с немецкого Леонида Комиссаренко

Израиль инвестирует в исследования больше чем любая другая страна — и нигде больше в мире наука, армия, оборонная промышленность и политика настолько тесно не переплетены. Результатом является высокотехнологичная кузница оружия, которое поставляется всему миру.

Да, не так уж много осталось от высокотехнологичного автомобиля. В зале размером с авиационный ангар его останки кажутся маленькими. Нет колёс, нет шасси, только угловтый кузов. Но и он основательно помят, сбоку зияет большая дыра с раскромсанным металлом по краям. «Противотанковая ракета», — говорит Йоав Хирш и улыбается. Скорее всего пассажир эту машину живым бы не покинул. Но за её рулём человек никогда и не сидел: “Guardium” не нужен водитель.

Хирш, бело-седые волосы, крепкая фигура, решительный взгляд, говорит с плохо скрываемой гордостью за свои автомобили. Компания G-Nius, руководителем которой он является, одна из первых в мире, поставляющих целую армию боевых роботов. С 2007 года “Guardium” патрулируют на границе с сектором Газа. Он может управляться дистанционно или следовать автономно по заранее заданному маршруту, а его камеры и датчики оценивают окружающую местность…

— Моше Гиттерман: Письмо друзьям. Публикация Владимира Кремера

Напечатанное в Израиле в середине 1970-х годов в виде тонкой брошюры карманного формата и нелегально доставленное в СССР это письмо из Израиля читали тайком и передавали из рук в руки только близким друзьям в семьях советских евреев, где тогда решался судьбоносный вопрос: ехать или не ехать?

Дорогие друзья! После двух лет пребывания в Израиле я хочу рассказать вам об этой стране. Я хорошо помню, как мы в СССР анализировали скудные сведения об Израиле, доходившие до нас, и как нуждались в беспристрастных оценках. Уезжая, я наивно обещал вскоре представить вам эту информацию, даже не предполагая, насколько трудна подобная задача. Много раз я принимался за это письмо, но всякий раз ощущал, что мои оценки поверхностны, а мнения не устоявшиеся.

Мне кажется, что теперь уже настало время для более или менее полного «отчета». С одной стороны, я нахожусь уже внутри израильского общества. Некоторое знание иврита позволяет мне понимать передачи радио и телевидения, разбирать интересующие меня статьи в местных газетах, а природная общительность — искать и находить встречи с людьми, находящимися на разных ступенях общественной иерархии. С другой стороны, я постоянно общаюсь с евреями, приехавшими из СССР. Была у меня также возможность встречаться в Риме, Вене и за океаном с «русскими» евреями, избравшими другой маршрут. Так что я хочу попытаться последовательно рассказать о том, как во мне преломилось это множество разнородных впечатлений…

— Ольга Кольцова: «Человеческой плоти не тяжек оброк». Стихи

Быть может, все совсем не так, бардак и кавардак.
Мартын Задека, Зодиак, летающий кабак.

Быть может, все сплошной подвох, сплошной помилуй-Бог,
горох моченый, скоморох, трава чертополох.

Быть может, все дурная пря в листках календаря,
все попусту и все зазря, и зря взошла заря.

Скрипач на крыше, на лесах, на солнечных часах,
трубач над Краковом парит в потухших небесах…

— Ольга Прощицкая: Стихи

Эй, соотечественники-братцы!
Ну, невоинственный народ!
Все по углам,
Кругом — шестнадцать,
И ассирийцы у ворот.

Уже надежды не таите,
Глаза закатывая ввысь.
Ах, Олоферн, ах, победитель!
Без бабы здесь не обойтись.

Венчаясь героини саном,
Я от восторга не пою.
Какая слава брать обманом
То, что вы слабы взять в бою.

Чужой позор — не ваше дело,
Но будет ведомо века,
Как я для трусов претерпела
Слюну и тяжесть чужака…

— Эдуард Берковский: «Малая Родина» в творчестве Днепропетровских (екатеринославских) поэтов-евреев

Поэзия Светлова 20-х г. противоречива по степени зрелости: наряду с откровенно слабыми строками вдруг романтичная, но провидчески сильная «Гренада»… Мой герой в 1926 г. написал стихотворение, предвосхитившее все события, происшедшие с моим народом в 30-х — 90-х гг. Но это уже тема отдельного исследования.

Вместе со Светловым в революцию ворвались ещё два его друга-земляка: Михаил Голодный и Александр Ясный.Есть и фотографические свидетельства этой дружбы, да и на моей родной Комсомольской улице когда-то была установлена мемориальная доска в память о друзьях.

Михаил Семёнович Голодный (Эпштейн) родился в том же 1903г. и с двух лет жил в Екатеринославе. Судьба его и творчество отчасти схожи с судьбой и творчеством друга М. Светлова, который впоследствии писал: «…Ко мне — шестнадцатилетнему редактору — пришли со своими стихами два шестнадцатилетних паренька с Александровской улицы — Михаил Голодный и Александр Ясный. В нашей комсомольской организации я был единственным поэтом, теперь нас стало трое…»

Сентябрь 2014 — Заметки, Старина, Мастерская:

— Борис Шепетовский: Центр ХАБАДа. Фрагмент главы из книги «Иерусалим в Украине. О городе Кременчуге Полтавской Губернии»

Первым центром ХАБАДа, ныне одного из самых многочисленных течений в иудаизме, было белорусское местечко Лиозно — там проживал его основатель раввин Шнеур Залман (известный также как Алтер Ребе — в переводе с идиша Старый Учитель) и там, собственно, на исходе 18-го века ХАБАД возник.

С переездом раби Шнеура Залмана в близлежащие Ляды, туда соответственно переместился и центр движения, где он находился вплоть до средины 1812 года.

Третьим же по счету центром ХАБАДа принято считать Любавичи, также небольшое белорусское местечко, в котором на протяжении более столетия проживали пять поколений его духовных лидеров.

Тем не менее, фактически, вслед за Лядами центром ХАБАДа был Кременчуг и только после него известные всему еврейскому миру Любавичи.

Именно в Кременчуг из Ляд переехал вместе с семьей раби Дов Бер — сын и приемник раби Шнеура Залмана на посту лидера движения и именно в Кременчуге уже будучи главой ХАБАДа постоянно (выделено автором) проживал вместе с близкими с конца месяца тевет 5573 года (конец декабря — начало января 1813) вплоть до первых чисел июня того же года.

Причиной переезда раби Дов Бера из родной Белоруссии в Украину послужило решение отца. Раби Шнеур Залман, как известно, являлся непримиримым противником Наполеона Бонапарта. Поэтому, когда французские войска в 1812 году вторглись на территорию Российской империи и вплотную приблизились к Лядам, он, чтобы ничего не оставить захватчикам, сжег свой двор и вместе со всей семьей присоединился к отступающему обозу русской армии…

— Владимир Бабичев: Бог мой, где Ты? Письмо ортодоксу веры, писателю и философу

На старуху с косой христиане навешивают ярлык проклятья и «греха». Но до ужаса отвратная усердствует, по Писанию, в технологии Божьего «становления». По крайней мере с четвертого (совмещенного с первым) дня творения. В этот день Господь назначает человекам вековать под знаком четверки, символа жизни и смерти до библейских времен.

В Бытии читаем: «И сказал Бог: да будут светила на тверди небесной… для знамений, и времен, и дней, и годов». Но внимать «знамениям», отмечать и помнить «времена и дни», отсчитывать «годы» жизни — удел смертных. «Возвращение в землю» обитателей рая, как видим, предопределено. От дней появления на свет Божий Адам и Ева попадают в раз и навсегда заведенный порядок мира, в «небом» — «знамениями» астрологии — установленную норму жизни на «земле». Но на обозначенную небом карту судьбы человеков очи нашей парочки еще не «открылись». Естественно, к «соответственным («стоящим рядом») животным» еще не пришло «знание». «Человеками» они еще не «назвались» — себя, как это принято у людей, не поименовали. И не обрели возможность считать свои «годы». На «земле», «в начале» отделенной от «неба».

По первой фразе Библии: «В начале сотворил Бог небо и землю», можно подумать, что Землю не следует относить к разряду небесного тела. Но как всякая планета наша родная уж ближе некуда занимает частичку космоса и безусловно принадлежит «небу». Но не случайно Писание отделяет ее от «неба», более того, «называет» элементом стихии творения — «землей». С «дней» появления на тверди небесной Земля живет в стихии разрыва и наползаний плит тверди земной до образования бездонных разрывов, вулканических поясов и гигантских горных массивов, периодических оледенений в вихре прихотей космической погоды. Совсем не приспособленной к устроению рая. Разве что временно. Для читателей Библии с низким уровнем критического мышления — пожалуй, где-нибудь на «востоке». В местности, по библейскому описанию, загадочного рельефа: здесь четыре(!) реки текут вспять — вытекают(!) из реки с верховьем в самом Эдеме и омывают мифический край с четырех сторон. Русла водных потоков, понятно, непостижимым образом не пересекаются.

— Владимир Попович: Биография. Стихи

Вечерами я находил себе одно применение:
вспоминать название дня.
Так пропадали из виду зовущие в гости
и ожидающие приглашения за границу отчаяния.
И так я ломал склеенные вчера копья.
Из того, что я тогда вычёркивал,
третья Я не слепило бы даже снеговика.
Естественный свет находился на грани разоружения.
Мои волосы… Они совсем не ведали головы.

У разбитого порога не дремлет сор поколений.
Направление крови не зависит
от пляски под гармошку лестниц,
а вскинутые руки возвращают
более чем на 2000 лет назад.
По одежде проплывают морщины родословной.
Подчинено первое искушение — мысли о временах.
Дрожь в горле только по одному поводу:
родное эхо книжной развязки.

— Георгий Фомин: Пока в памяти храним….

Наши корни переплелись в той земле.

В ряду замечательных людей, родившихся в местечке, прославивших свой родной край, достойное место занимает герой Великой Отечественной войны, полковой комиссар Ефим Моисеевич Фомин, один из руководителей трагической обороны Брестской крепости в июне 1941 года.

Именно к этому человеку, с которым меня связывает достаточно близкое родство, относится моя нечаянная находка в старом журнале.

Писатель Сергей Сергеевич Смирнов (1915-1976), широко известный своим подвижническим трудом по розыску безвестных героев войны, рассказал о судьбе уроженца местечка Колышки Ефима Фомина в отдельной главе своей книги «Брестская крепость», изданной в первый раз в 1957 году.

С того времени любое упоминание Брестской крепости оказывает на меня такое же трепетное воздействие, как и упоминание местечка Колышки.

Со слов переживших войну очевидцев и участников обороны Крепости С.С.Смирнов опубликовал данные, что Ефим Фомин был захвачен в плен

30 июня 1941 г., на 9-й день войны, в группе других военнослужащих, и тут же, якобы по указанию предателя, Фомин был расстрелян «как комиссар».

— Герман Брох: Притча о Гласе Божьем. Перевод с немецкого Изара Городинского

К достославному рабби Леви бар Хемьо, что жил на востоке более двухсот пятидесяти лет тому назад пришли однажды его ученики и спросили:

— Почему, рабби, Господь наш, да святится воля Его возвысил глас свой, мир сотворяя? Ведь если бы гласом своим желал Он призвать к бытию свет, воды, светила, твердь и существа на ней обитающие, чтобы они вместе Ему внимали и волю Его исполняли, то должны бы они уже и быть. Но еще ничто не существовало ничто не могло внимать Ему, потому что сначала возвысил глас Он, а лишь затем содеял.

И это вопрос наш.

И поднял высоко одну бровь Леви бар Хемьо и ответил им с раздражением явным:

— Слово Господа нашего, да святится имя Его, — есть молчание Его, а молчание Его есть слово Его. Его видение есть слепота, а слепота Его есть видение. Свершение Его есть несвершение, а несвершение Его есть свершение. Ступайте домой и подумайте.

— Григорий Быстрицкий. День Победы

Этот День Победы, который мы праздновали 40 лет назад, я вспомнил сегодня. Мои старики, двое из четырех оставшихся участников того праздника, позвонили почти одновременно. У обоих были неутешительные новости. Я и сам уже старик, не 90-летний но все же, всегда за ними слежу, поддерживаю, чем могу, принимаю участие в их скромной стариковской участи. Главным образом мое участие сводится к разговорам, общение для них очень важно. Но сегодня одному из них потребовалась конкретная помощь на медицинскую тему, и мы все обсудили, и с понедельника я займусь этим вопросом. Жаль, что они такие старые. Ведь какие красавцы были! Но что поделаешь, жизнь идет, и никуда от этого не денешься…

За таким невеселыми мыслями я и вспомнил тот праздник.

Сначала директор оленеводческого совхоза Гирамнур Хабирович Кадыров провел официальную часть. Этот Кадыров был знаменитый и авторитетный начальник, он знал ненецкий язык, и все относились к нему очень уважительно. Апофеозом его мудрости и значительности были встречи в его кабинете с местным населением, и когда он затруднялся ответить на какой-то щекотливый вопрос, он медленно подходил к книжному стеллажу, важно и тихо говорил: — надо посоветоваться с Ильичем. Доставал наугад один из 50 томов Ленина, что-то внимательно вычитывал там, потом выносил решение. Я несколько раз видел этот фокус, и всегда это вызывало почти благоговейную реакцию у ненецких авторитетов. С Ильичем спорить никто не решался.

— Лорина Дымова и Леонид Ветштейн. Куртуазные диалоги

Леонид Ветштейн
Пошто Вам сны такие снятся,
что я, попав за зимний стол,
в любви обязан объясняться
всем, у кого прекрасный пол?

Лорина Дымова
Какие могут быть сомненья?
Какие споры, Боже мой?
Предпочитаю объясненья
по преимуществу зимой.

Леонид Ветштейн
Вам отвечая без раскачки,
я Вас намерен убедить,
что я зимою в зимней спячке,
и надобно ль меня будить?

Лорина Дымова
Ну вот-те нате, вот вам здрасьте!
Ну и резон! Ну и ответ!
Пора запомнить, что для страсти
погод неподходящих нет.

— Леон де Винтер: Убийцы из Исламского государства просто принимают Мухаммеда буквально. Перевод с немецкого Леонида Комиссаренко

Представляя вниманию коллег статью из немецкого еженедельника «Die Welt», хотел бы отметить, что на страницах Портала подобные мысли выражались не единожды, подчас даже в тех же выражениях. Такой направленности материалы не встретишь на страницах «Der Spiegel» или «Frankfurter Algemeine», не говоря уже о «Süddeutsche Zeitung», да и в консервативной «Die Welt» в таком виде я их ещё не встречал. На мой взгляд, это свидетельство прорыва, по крайней мере, на немецком информационном пространстве.

Всякий раз, когда во имя ислама совершаются зверства, мы слышим, что террористы только извращают мирную религию. При этом они ссылаются на пример Мохаммеда.

Постепенно мы вовлекаемся в дискуссию, которую хотели бы избежать. Это дискуссия, которую западный мир, собственно говоря, более или менее похоронил со времён эпохи Просвещения. Теперь она вернулась в полную силу…

— Петер Мюнх: Без надежды. Палестино-израильский конфликт в зеркале немецкой прессы. Перевод с немецкого Леонида Комиссаренко

Окружённый множеством телохранителей, Махмут Захáр чувствует себя непринуждённо, расслабленно откинувшись на спинку своего высокого кресла. И начинает сводить счёты. «Мы не боимся Израиля! — говорит он, — мы можем продолжать борьбу, и мы победим».

Махмуд Захáр — один из отцов-основателей ХАМАС. Дипломированный детский врач и страстный проповедник, скорее всего родившийся на свет с поднятым указательным пальцем. Внутри исламистской организации он слывёт вождём ястребов, неуступчивым, неумолимым в своей ненависти к Израилю. Со времени последней войны он получил ещё раз дополнительный стимул. «Мы выиграли, ХАМАС завоевал неоспариваемое гоподствующее положение», — говорит он. Вот его взгляд гордо устремляется вдаль, но слова его конечно звучали бы ещё более эффектно, если бы перспектива не выглядела так гротескно. Ибо кресло Захàра вместе с приставным столиком для сока и смартфона стоит на тротуаре, точно напротив его виллы. О победе извещает простреленная крыша и пять этажей расколотых стен.

«Уже в четвёртый раз израильтяне разрушили мой дом», — говорит Захáр, переживший длившуюся 50 дней войну в безопасном подземном укрытии. После прекращения огня 26 августа он, как и другие гранды ХАМАС, снова воспрял как Феникс из пепла, чтобы наполнить руины победными лозунгами. «Враг не достиг ничего, — заявляет он. — Но нам впервые удалось перенести войну на территорию Израиля, наши ракеты достигли Хайфы, и ни один квадратный метр больше не является безопасным».

— Ульрих В. Зам: Смерть безальтернативной альтернативы. Палестино-израильский конфликт в зеркале немецкой прессы. Перевод с немецкого Леонида Комиссаренко

Шотландцы большинством голосов только что отказались от независимости. А как насчет корсиканцев, басков, Северной Ирландии, курдов и других народов? Почему у европейцев нет и не было проблем с разделением Бельгии, разделом Чехословакии и исчезновением ГДР? Почему именно искусственные границы арабских государств святее единства распавшейся Югославии?

Решение «два государства» в ближневосточном конфликте рассматривается как альтернатива. Европейцы считают, что в случае конфликта обязательно должно быть решение, и игнорируют тот факт, что до сегодняшнего дня нет мирного договора после Второй мировой войны. Евро, ЕС и открытые границы — это прекрасно. Так почему же европейцы требуют для мира на Ближнем Востоке письменный договор, в то время как сами они по уважительным причинам такового не имеют?

Не менее циничным является убеждение, что палестинцам обязательно нужно собственное государство, или они хотят его, только потому, что они требуют его с 1968 года. И потому, что они ранее собой вообще ничего не представляли, они и не могли даже при самых лучших намерениях требовать собственное государство. Никому никогда и в голову бы не взбрелo навязать государство народу, который и имени-то не имеет.

— Шмуэль Азимов: Где находится остров сокровищ

Как-то довелось прочитать у хасидских мудрецов, что неевреи, отчаявшись найти приемлемый для себя выход в своем окружении, пишут об этой безвыходности в своих книгах. Их дети читают эти книги и — становятся евреями (принимают гиюр). Эта мысль и посейчас меня очень воодушевляет. Хочется найти примеры вот таких вот «безнадежных» книг, дающих надежду следующим поколениям. Вот, например, перед нами книга, известная нам с детства, одна из не многих, которые можно читать спокойно, без страха встретить там какие-то легкомысленные интонации (все мы знаем из «перкей авот» до чего доводит легкомыслие). Р.Л. Стивенсон, «Остров Сокровищ». Могли бы мы в самом общем виде сказать что-нибудь в заслугу этой книги, чтобы обосновать ее скрытую среди приключений глубину и объяснить свое желание искать спрятанное (или не спрятанное) именно в ней? Пожалуй, что и могли бы. Отточенные, узнаваемые в любом поколении и в любой стране психологические портреты героев, тонкие (и опять-таки, очень узнаваемые!) техники манипуляции над окружающими тех из них, кто стремится к власти («— Дик, — сказал Сильвер, — я доверяю тебе. Там у меня припрятан бочонок. Вот тебе ключ. Нацеди чашку и принеси») — все это наводит на мысль, что автор, пожалуй, неплохо знал мир, в котором он жил. Есть надежда, что ему хватило недюжинных способностей понять всю глубину его безнадежности для человека, к безликой серой массе не относящегося.

Продолжение в части IV