Эд Вейс: Один доллар. Публикация Марка Авербуха. Продолжение

Loading

Я принял решение не отступать, попытаться вырулить из самых неблагоприятных ситуаций, бороться с неудачами всеми доступными средствами. Я чувствовал, что у меня есть священные обязательства перед семьей, и самые приоритетные из них — перед детьми.

Один доллар

Эд Вейс
Публикация Марка Авербуха

Продолжение. Начало в Заметках №11-12/2014, Продолжение

Между тем, моя теща решила, что пришло время закрыть мебельный магазин, я и Элли вызвались помогать ей, когда имели такую возможность… Однажды, в один из моих визитов в магазин, мама жены спросила, не возьмусь ли я посетить нескольких клиентов с целью возврата денег, которые они задолжали после покупок товаров в рассрочку. Я согласился, получил на руки список должников и отправился за сбором задолженностей. В те годы, как и сейчас, район Маркет и 40-й стрит переживал не лучшие из времен. Его окрестности носили явные черты раннего упадка. Белое лицо в округе считалось симптомом угрожающей опасности, означавшее судебную повестку, или расследование уголовных нарушений, или поиски кого-то, кто не желает быть обнаруженным, наконец, сбор задолженностей. Белые люди были признаком беды.

Меня не встречали объятиями, но и открытой враждебности я не видел. Обычно, либо адресата не были дома, либо никто не открывал двери. Большинство народа проживало в многоквартирных домах одинаково зловещих, плохо освещенных, пропитанных затхлыми запахами. Я чувствовал себя крайне неловко, входя в здания, в еще большем дискомфорте, шагая по лестницам и темным переходам. Когда кто-то открывал дверь, меня мгновенно осматривали с нескрываемым подозрением, и лишь услышав, что я из мебельного магазина, подозрение постепенно исчезало. Человек смотрел с облегчением, и создавалось впечатление, что ему почти приятно видеть меня. Почти, но не абсолютно. За целый день мне удалось вернуть от двух клиентов 12 долларов и выслушать множество причин их неплатежеспособности. К вечеру я пришел к твердому решению никогда не становиться профессиональным специалистом по взысканию задолженностей.

****

С самого начала мы обсуждали вопрос о детях и решили подождать год-другой, пока не станем на ноги, чтобы мы смогли нести ответственность за детей. Через два года после свадьбы мы решили, что пришло время более решительно заняться этим вопросом…

Попытки осуществления этой затеи несли в себе столько удовольствия, что я был неустанен в своем энтузиазме. После года безрезультатных усилий мы пошли на прием к гинекологу и хирургу доктору Герману Кону. Это был прекрасный человек с грубоватым голосом, седыми усами, сердцем из золота и такими же руками. Я был в кабинете, когда он осматривал Элли, и по его окончании он сообщил нам, что велика вероятность, что она не сможет рожать детей.

Трудно описать наше разочарование, но Элли восприняла эту новость намного тяжелее моего. Для нее было исключительно важно иметь возможность родить собственного ребенка, но я, честно говоря, относился к этому спокойнее, без надрыва. Вскоре после этого мы обсудили с ней вопрос о взятии ребенка на воспитание и начали предпринимать практические шаги в этом направлении.

Мы заполнили соответствующее заявление в штатном агентстве по усыновлению. После его проверки, нам сообщили, что все заполнено правильно, но ждать придется, по меньшей мере, от четырех до шести лет до практической реализации просьбы. Мы были в шоке и разочарованы длительностью процесса. Работники агентства посоветовали попытаться усыновить ребенка через частные агентства. Это легально с юридической точки зрения, но нужно быть очень осторожным, т.к. частные агентства не проверяют состояние здоровья матери.

Мы разговаривали с некоторыми нашими друзьями и родственниками, и все, кого мы знали, были осведомлены о нашем намерении. В течение этого года мы встречались с рядом докторов и юристов, но никто не брался нам помочь. В этот период наши сексуальные отношения даже улучшились, мы раскрепостились, т.к. не было психологического давления любой ценой забеременеть.

Однажды в марте следующего года Элли позвонила на работу с вопросом: «Не желаешь ли стать отцом?». Сначала я подумал, что она шутит, но тональность ее голоса говорила о серьезности информации. Она сообщила, что одна из ее подруг только что позвонила и поделилась новостью, что брат ее мужа, доктор, только что принял роды от женщины, желающей отдать ребенка на усыновление. Я поспешил домой, и Элли дополнила свой рассказ новыми деталями. Подруга жены, Сэнди Голдберг, узнала, что мать ребенка – еврейка среднего возраста, и это, пожалуй, все, что мы узнали о ней. Родившийся ребенок — мальчик, и нам он будет передан к следующей пятнице, если все документы будут правильно оформлены.

Мы составили план действий и сразу приступили к его исполнению. У нас была свободная спальня и, чтобы подготовить ее к приему ребенка, требовалось подвесить на стены детские украшения. Нужно было купить мебель, одежду, подгузники и т.д. На следующий день Элли позвонила педиатру и записалась на прием. Я позвонил юристу и договорился о встрече, чтобы быть уверенным в скрупулезной правильности подготовленных документов.

Элли с подругой отправились по магазинам. В одном из универмагов они попросили клерка подобрать все необходимое для будущего Эллиного ребенка. Продавец спросила, когда Элли ожидает прибавление семейства. «К пятнице» — был ее ответ, что крайне озадачило женщину, критически осмотрев Элли, она не нашла в ней никаких признаков беременности.

Наш легальный эксперт мистер Боумен проинформировал нас о ряде юридических процедур на пути к благополучному завершению миссии усыновления. Во-первых, следует ожидать комиссию из отдела социального обеспечения штата по проверке жилищных и прочих условий содержания ребенка, и, во-вторых, приблизительно через 6 месяцев предстоит специальное слушание у судьи. В течение этих шести месяцев испытательного периода, когда власти официально еще не утвердили нас в родительских правах, штатные чиновники имеют право аннулировать усыновление и забрать ребенка в качестве его опекуна. Сама же процедура передачи заключается в том, что я и Элли должны находиться в офисе юриста в ожидании, пока наша поверенная вместе с юристом не отправятся в госпиталь за ребенком.

Мать лично, в присутствии свидетелей, должна вручить ребенка нашему другу, чтобы в будущем избежать возможных обвинений с ее стороны, что ее принудили отказаться от ребенка. Конечно, мать должна подписать соответствующие документы, а мы согласились оплатить все ее медицинские счета…

Элли попросила свою подругу Флосс помочь нам в передаче ребенка. Накануне пятницы мы сидели с женой и толковали о завтрашнем дне, о нашем будущем, и сколько еще детей мы хотели бы взять на воспитание. Элли хотела бы где-то в районе шести, и я готов был с ней согласиться, но длительность процесса усыновления должно бы нас отрезвить…

Так прошла ночь, следующий день был свободен от работы, чтобы подготовиться к приему нашего нового сына. Мысль о сыне была непривычна моему сознанию. Неужели, сегодня вечером мы превратимся в родителей, в нашем доме появится грудной ребенок и мы должны взять на себя все забот о нем. Сможем ли грамотно распорядиться детским питанием, научимся ли правильно стерилизовать посуду? Вопрос о финансовых затратах, связанных с воспитанием ребенка в то время совершенно меня не беспокоил. Главное, благополучно доставить сына домой, создать условия для счастливой жизни.

Мы забрали Флосс в 11 утра и прибыли в юридический офис м-ра Боумена, не к 12 часам, как было назначено, а раньше. Около полудня Флосс и м-р Боуман отправились в госпиталь, а мы ожидали их возвращения в нашей машине, в десяти блоках от госпиталя. Время, казалось, остановилось, нервы были напряжены, не случилось ли непредвиденное.

В час дня, 29 марта 1958 года, подкатила машина, остановилась рядом с нашей, из нее вышла Флосс и с широкой улыбкой на лице передала нам в руки сына.

Он спал, и лишь его лицо просматривалось из одеяла. Лицо казалось красноватым, но оно было прелестным. Я был изумлен. Я стал отцом. Мы стали родителями…

Когда мы вернулись, Элли внесла ребенка в дом, и я, наконец, получил возможность подержать его на руках. Его кожа была красноватая, в морщинах, волосы тоже красноватые. Он спал и был прекрасен.

Мы назвали его Сэмюэл Дэвид, в честь отца Элли. На иврите это звучит как Шмуэль Дэвид.

Флосс задержалась с нами на несколько часов, чтобы помочь Элли разместить ребенка в его новом доме. Я позвонил родителям и сообщил им наши новости. Эллина мама отдыхала во Флориде с друзьями, и жена поговорила с ней позднее. Ребенок проснулся и заплакал. Элли вскочила и рванула наверх. Флосс засмеялась и последовала за ней, но не бегом, не торопясь. Я поднялся вслед за ними и увидел в первый раз в жизни, как меняют пеленки. Элли по-настоящему нервничала, обращалась с ребенком как с хрупкой фарфоровой статуэткой. Я раскрыл рот от удивления, когда увидел Флосс, демонстрирующей Элли процедуру смены пеленки. Она сжала обе ножки в руке, вздернула руку слегка вверх, словно это была курица, и сменила ее за тридцать секунд.

Под присмотром Флосс Элли начала кормить Сэмми из бутылки с детским питанием. Я с любопытством наблюдал за ними и решил, что должен научиться обращаться c сыном не хуже Элли, и через несколько недель уже наловчился подхватывать его как цыпленка.

К вечеру я отвез Флосс домой, и когда вернулся, Сэм спал. Мы с Элли посмотрели друг на друга, обнялись и поцеловались. Это чувство на простом языке именуется радостью. Мы поднялись наверх и убедились, что с ним все в порядке. После кормления в 10 вечера мы отправились спать, но подумали, что кто-то из нас должен бодрствовать на случай, если ребенок заплачет. Потом решили, что это глупо, т.к. никто такое не делает. Эту ночь мы спали тревожно, вполглаза, и, когда ребенок заплакал, оба побежали к нему наперегонки. К понедельнику мы договорились об очередности походов в детскую спальню.

Сэмми рос очаровательным ребенком. С первого дня просматривалась его спокойная, благодушная натура. Спал как сурок, жадно припадал к бутылке с питанием и без особого сопротивления или упрямства перешел на твердую пищу. Правда, однажды,

он проявил свой характер, когда я купал его в детской ванночке. Во время купания улыбка не сходила с его лица, но потом, когда я был готов поднять его из ванночки, чтобы вытереть сухим полотенцем, он одарил меня щедрой улыбкой и испустил свой фонтанчик прямо на мою рубашку.

Обрезание было сделано через неделю после рождения Сэмми. Я настаивал, чтобы оно было проведено в госпитале, где, как мне казалось, соблюдены высшие стандарты защиты от инфекций. Но со временем я понял, что синагогальные моэлем, призванные к выполнению этой процедуры обладают, прекрасной квалификацией, хотя бы в силу того, что должны исполнять ритуал бриса почти ежедневно, а для больничных хирургов она относительно редка. Но все прошло благополучно, как было запланировано.

Мы брали Сэмми с собой на все наши встречи с родными и друзьями. Во время наших визитов к маме она была в полном восторге от ребенка, не хотела выпускать его из рук и всячески помогала в его кормлении. Эллина мама вернулась из Флориды и, естественно, тоже влюбилась в него. Отец был очень рад появлению Сэмми в семье, и я получил прибавку к зарплате.

****

Когда Сэмми исполнилось три месяца, в нашей семье произошло два события. Элли родилась с шестипалой ногой. Шестой палец был при рождении удален. Однако это привело к тому, что большой палец пророс под углом к другим пальцам стопы, что создавало неудобства при хождении, не говоря уж об эмоциональном дискомфорте. Требовалось хирургическое вмешательство. Нам порекомендовали д-ра Итона, который удивительным образом сочетал в себе квалификацию опытного хирурга с самонадеянностью эгоистического сукиного сына. Я обнаружил, что они довольно часто идут рука об руку: профессионализм хирурга с неприглядностью личностных характеристик.

Мы запланировали, что Элли ляжет в госпиталь, сделает операцию и выпишется в пятницу с тем, чтобы провести несколько послеоперационных дней дома, восстанавливая силы. Я хотел взять несколько дней отпуска со следующей недели, чтобы помочь в домашних заботах. План был хорош, но не учитывал непредвиденные последствия. Во-первых, операция была успешной, но возникли послеоперационные осложнения, преследующие Элли по сей день. Развилась так называемая стерильная инфекция. В процессе операции образовалась внутрикостная инфекция, которая вот уже в течение 37 лет причиняет Элли серьезные боли, иногда суровые, иногда терпимые. Это все привело к развитию остеомиелита.

Во-вторых, непредвиденным последствием явился отказ отца дать мне отпуск по уходу за женой, и, что еще важнее, по уходу за Сэмми. Я пытался объяснить, что Эллина мама не может быть с ней, и у меня нет другого выбора, как остаться дома. Он сказал, что решение моих проблем — не его забота, но если я не выйду в понедельник на работу, он меня уволит. Это была серьезная угроза, т.к. я очень нуждался в этой недельной зарплате для насущных расходов. Денег для найма прислуги у меня не было, поэтому я решил остаться дома. Я остался и был уволен. Это был первый случай моего увольнения с работы, он увольнял меня еще три или четыре раза, но позднее.

Через пару дней мы пригласили женщину по имени Гертруда Барелл, делавшую в доме уборку, еще на несколько дней в помощь жене, а я вернулся на работу, извинившись перед отцом. На следующей неделе, нам оказывала помощь Эллина мама. В течение года следовало предохранять больную ногу от попадания на нее влаги, из-за чего Элли не могла носить обувь. Каждую ночь, когда она принимала душ, я обматывал пластиковый пакет с резиновым бандажом вокруг ноги, чтобы ее не замочить.

****

Кроме того, вскоре после операции на ноге, обнаружилось, что Элли беременна. К такому сюрпризу природы мы вообще не были готовы, но после первоначального психологического испуга, мы столь же безумно обрадовались. Я отбросил всякие мысли о финансовой стороне предстоящих нам забот о двух детях, решив пригласить Гертруду приходить к нам, по меньшей мере три дня в неделю, и в надежде, что дыры в бюджете залатаю позднее…

Беременность Элли проходила, в основном, нормально, но доктор был озабочен двумя факторами на пути к успешному ее разрешению: во-первых, полнота Элли, и, во-вторых, гораздо более существенным, гинекологические особенности ее детопроизводящих органов. Для благополучного завершения беременности Элли должна была соблюдать повышенный режим сохранения плода, т.е. как можно меньше двигаться, а с трехмесячным Сэмми это было сложно, но все же с помощью Гертруды и моей по вечерам и выходным нам удалось успешно преодолеть это затруднение.

В течение этого времени мы изучали книгу рекомендуемых имен с тем, чтобы подобрать хорошее звучное имя для мальчика или девочки. И весело дискутировали, обсуждая их. Наконец, мы остановились на имени Кеннет, если будет мальчик, а имя — если девочка — не припомню. Поскольку Сэмми был назван в честь отца Элли, выбор следующего лежал на мне. Я решил назвать ребенка, если это будет мальчик, в память папиного брата дяди Луи и маминого брата дяди Гарри, которые скончались в недавние несколько лет. Поэтому древнееврейское имя звучит как Лабель Гершель.

Между тем, Сэмми рос со скоростью сорняков. Мы должны были обновлять его «гардероб» чуть ли не каждый месяц, и поэтому решили сохранять подношенную одежду для нового ребенка. Приблизительно через месяц Сэмми cпал всю ночь, и всегда пробуждался с радостной улыбкой. Элли не могла понять этого: «Как можно быть счастливым с раннего утра?» Было очевидно, что утро не является для нее лучшей частью дня. Я объяснял, что Сэмми перенял эту привычку от меня и обучал его первой песне «Балладе о Мэкки-Ноже» (Mack the Knife).

По мере развития беременности Элли проводила много времени в постели и становилась повышено озабоченной за исход предстоящих родов. Она условилась со своей тетей Голдой, что она позаботиться о Сэмми на время ее пребывания в госпитале…

Мы были дома в воскресенье, в послеобеденные часы, когда Элли почувствовала приближение схваток. Я сразу же позвонил д-ру Кону, и он посоветовал немедленно ехать в госпиталь, но придерживаться правил дорожного движения, останавливаться на красный свет. Эллины мама и тетя были извещены и тоже отправились в родильное отделение. В госпитале нас встретил д-р Кон, он объяснил, что ввиду выходного дня там дежурит ограниченное число медсестер, и в случае нужды ему предстоит использовать докторов, которые сейчас на месте. Я-то думал, вот и прекрасно, кто же лучше докторов может помочь при родах. Теперь я, пожалуй, предпочел бы многоопытную медсестру, которая каждодневно помогает роженицам в этой ситуации. Элли нервничала, несмотря на первоначальные признаки приближения родов, пока ничего не происходило и ей казалось, что она могла ошибиться в своих предположениях. Д-р Кон уверял ее, что все под контролем, волноваться не следует.

На самом деле, все было несколько иначе. Мы знали, что ввиду ее специфических обстоятельств, при родах, возможно, придется прибегнуть к кесареву сечению. Д-р Кон, в конце концов, принял решение делать эту операцию и Элли подготовили к этой экстренной процедуре. Доктор вышел к нам в комнату ожидания и объяснил, что у ребенка не прослушивается сердцебиение. На мой вопрос, что это означает, он ответил, что такое иногда случается, он надеется, что опасности нет, возможно, ребенок развернулся в теле перед выходом из него. Но все же не исключено, что ребенок может быть рожден мертвым.

Элли ничего этого не знала. Ее усыпили перед операцией, а мы меряли ногами коридоры больницы. Мои нервы были напряжены до предела, я не ожидал такого разворота событий. Я позвонил маме и отцу, сообщил о предстоящей операции, но старался не передать им свое волнение и тревогу.

День склонялся к вечеру, мои страхи все росли. Я знал, что цезарево сечение — длительная операция, но прошло уже несколько часов, а нам все еще ничего не сообщали. К десяти вечера я был почти сломлен и готов к плохим новостям. Я нашел уединенный угол, углубился в себя и начал молиться. Просил о благополучном исходе, о том, чтобы бэби боролся за жизнь со всей мощью, на которую способен. Никогда не сдавайся! Не знаю, была ли услышана моя молитва, я вернулся в комнату ожидания.

В 11 часов вечера дверь распахнулась, Отто Каршнер вбежал в комнату и сказал, что все в порядке, ребенок ОК., операция завершилась успешно. Мы дремали, и когда он возвращался назад, я спросил: «Мальчик или девочка?» «О, боже, я забыл посмотреть» — и Отто поспешил обратно. Мы не знали, что делать: обниматься или плакать — и то, и другое было уместно. Отто вернулся через десять или пятнадцать минут с сообщением, что Элли и ребенок в полном порядке, и что родился мальчик! Проблема была в пуповинном корде, который обмотал шею ребенка, когда он менял свою позицию…

Через несколько минут медсестра подозвала нас к окну родильного отделения, и мы впервые увидели Кенни. Красный морщинистый новорожденный — в этом никакой новизны, но он казался нам, стоящим по той стороне окна, красивым и прекрасным. Мы ждали, когда Элли появится в нашей комнате, она ослабла и пошатывалась. Спросила, все ли в порядке с ребенком. Мы подтвердили, что ребенок здоров, готов к встрече с новым миром, и отправили ее отдыхать.

Я вернулся домой, он был пуст и казался странно одиноким. Следующим утром я купил коробку сигар для дяди Сэма и отправился к маме рассказать о прошедшем дне. Она меня покормила и, выслушав отчет о рождении Кенни, так прижала меня к груди, что, казалось, ребра трещат. Я пришел на работу, повторял свой рассказ много раз и раздарил много сигар. Потом я отправился в родильное отделение больницы. Элли сидела на кровати, чувствовала себя мерзко. Я пошел снова посмотреть на Кенни, помахал ему рукой, поговорил с ним, улыбался, опять махал рукой. Потом вернулся к Элли и отчитался о ребенке…

Элли смогла вернуться домой только через пять дней, и мы спланировали мероприятия по обрезанию. Как мы помним, эту процедуру для Сэмми делали в госпитале, думая, что хирург надежнее. Ко времени рождения Кенни мы поняли, что синагогальный моэлем, делающий брис регулярно, имеет бесспорный и надежный опыт в этом деле. Тридцатью годами позднее сын раввина Шульсона сделал брис для Брайана, сына Сэмми…

Моя теща жила в нашем доме две недели, чтобы помочь Элли по уходу за детьми, я взял следующую неделю в счет отпуска с той же целью. Однажды, Эллина мама вывела меня из себя тем, что любой ценой пыталась заставить ребенка выпить все содержимое бутылки до дна каждый раз, когда она его кормила. Кенни сопротивлялся настойчивым усилиям своей бабки, я, наконец, не выдержал и спокойно посоветовал ей сделать перерыв в кормлении, дать ребенку отдохнуть, а потом продолжить. Сказал, что не слышал о грудных детях, которые объявляли бы голодовку, и как только ребенок почувствует нужду в бутылке, он сам даст об этом знать. Напряженная работа в бизнесе, масса обязанностей по дому, помощь Элли и детям и тупое упрямство тещи — все это брало свое, и я готов был вспылить с непредсказуемыми последствиями.

Я откровенно выразил Элли свою досаду, т.к. не считал для себя возможным вступать в споры со старшими. Мое поколение было воспитано именно в таких традициях. Как бы то ни было, Элли посоветовала мне успокоиться, сказала, что мать скоро уйдет к себе. Элли кратко c ней поговорила, но эффекта это не имело. Пришлось смириться.

Кенни, с рождения, обладал совершенно иным типом характера, чем Сэмми. Последний был спокойным миролюбивым ребенком в противовес вечно плачущему Кенни. Сэмми был абсолютно неприхотлив в еде, ел все, всегда и с удовольствием. Кенни капризничал и отказывался принимать бутылку до тех пор, пока не был готов к приему пищи.

Элли с огромным трудом адаптировалась к контрастным темпераментам двух мальчиков, и, сказать по правде, так и не смогла к ним приспособиться. Это, видимо, можно объяснить тем, что с ранних лет она не чувствовала себя любимым ребенком в семье. Более того, она всегда должна была упрашивать отца предоставить ей то, в чем она нуждалась. Поэтому, с раннего возраста она решила, что не допустит в отношении себя малейших намеков на неравноправное или неуважительное отношение со стороны мужчин, унижающее ее достоинство. Мы с ней не однажды ссорились, и только со временем я пришел к пониманию источников ее повышенной чувствительности к вопросам самооценки. Эти же чувства вели к тому, что она не терпела ни малейшего вызова со стороны детей. С Сэмом никаких проблем не было, а вот с Кенни — ситуация разнилась.

Говоря о воспитании, вспоминается Эллин племянник Клайд. Элли объясняла мне, что Клайд был совершенно избалован. Например, когда его укладывали спать, один из родителей должен был оставаться в комнате, пока он не заснет. А потом, когда ребенок засыпал, требовалось бесшумно исчезнуть из комнаты, или в противном случае, если Клайд просыпался, он требовал, чтобы взрослый оставался с ним. Элли была убеждена, что нелепо и глупо ползать по полу, чтобы избежать пробуждения ребенка. Одна идея плотно засела в ее сознании: она никогда не допустит, чтобы ее дети росли избалованными и строптивыми, никогда!

Разумеется, это идея очень верна, но, как и все другие хорошие идеи, ее не следует доводить до абсурда. Она почему-то приняла плач и нежелание Кенни сосать бутылку с питанием, его беспокойное поведение за элемент сознательной непокорности и приняла решение с самого раннего возраста принимать дисциплинарные меры, чтобы искоренить его склонность к неповиновению. Эти усилия не увенчались успехом и когда Кенни был младенцем, и в течение всей его последующей жизни. Все эти ошибочные жестокие попытки дисциплинарных мер, равно как и попытки снять с себя вину и ответственность за грех исковерканного воспитания детей произросли из ее собственного, с раннего детства, жизненного опыта.

Моя же реакция на методы, которыми пользовалась жена в отношении детей, имела ту же корневую базу, т.е. мое воспитание с детства. Мое отношение и мой характер были скорее ближе к характеру моего деда, чем отца. Я никогда не пытался дисциплинировать своих детей, и хотя осознавал необходимость твердых правил поведения, но твердо считал, что меньше — есть лучше, чем больше. Я уверен, что ошибался, веря в этот принцип.

Этот вопрос, как жестко мы должны воспитывать своих детей, и кто ответственен за дисциплину, был центральным в нашей семье многие годы, и чуть было не разрушил ее. Я всегда чувствовал, что Элли излишне авторитарна, требовательна, она же чувствовала, что я излишне мягок, всепрощающ. Мы были оба правы. И мы оба ошибались. Ошибались в том, что не приложили достаточных усилий для того, чтобы выработать взаимоприемлемый компромисс, который отвечал бы лучшим интересам детей.

В течение многих лет, пока они росли, причиной 95% наших ссор были дети и методы воспитания. Я был твердо убежден, что Элли слишком категорична в своих суждениях и наказывает детей излишне строго. Я не мог с этим согласиться, и наши ссоры были частыми, долгими и резкими. Много раз, когда терпение иссякало и уже невозможно было сдержать неприязнь и гнев, я садился в машину и уезжал куда-нибудь поостыть, иногда на день, иногда на два.

****

Довольно скоро после рождения Кенни моя мама была диагностирована с раком груди. Ее поместили в госпиталь Пенсильванского университета. Сэм, Билл и я ожидали в холле, пока хирурги делали операцию по взятию биопсии. Однако ожидание затянулось, и только через три часа к нам вышел доктор и сообщил, что у мамы рак, и что они удалили не только грудь, но и несколько лимфатических узлов, куда проникли метастазы.

Я был в шоковом состоянии и считал, что доктора изувечили маму. Наверняка, что-нибудь иное могло быть предпринято. Почему мы не были предупреждены, почему не было попыток использовать альтернативное лечение? Главное же, я был шокирован фактом, что у мамы удалена грудь. Кто сможет о ней позаботиться? Да, Сэм живет с ней в доме, но какую помощь он может ей оказать. Я знал, что Ева приедет из Бруклина ей помочь. Я не плакал, слезы придут позднее. Я приехал домой в оцепенении.

Мама выписалась из госпиталя, и Ева приехала на помощь. Она оставалось с мамой продолжительное время. Я не смог оказать значительную помощь в ходе маминой болезни. Я, конечно, мог бы сослаться на заботы о семье, на споры с Элли, необходимость быть дома из-за больной ноги у Элли и т.д. Я мог бы привести в оправдание эти факторы, но я не могу. Суровой правдой является факт, что я не был с моей мамой, когда она нуждалась во мне. Нуждалась в течение двух лет, когда она страдала. До конца моих зрелых лет я носил в себе вину за свое непростительный грех. Не было мне оправдания тогда, как нет оправдания и теперь.

Когда маму забрали в госпиталь в последний раз, я провел у ее постели все время, которое смог выкроить. Я держал ее руку и говорил, как я страдаю, что многое для нее не сделал и просил прощение за поступки не сотворенные или сотворенные неправильно. Она улыбалась и мягко сжимала мою руку. Она ничего не сказала, но я чувствовал, что она меня простила. Я же никогда не мог себя простить.

Это был один из самых трудных периодов моей жизни. С умирающей мамой, с явной напряженностью в семейных отношениях, частыми ссорами и чувством вины перед мамой — все смешалось в один гордиев узел. Не облегчало положение и полная напряжения работа в компании, сложности отношений с отцом и, унижающая достоинство, вечная нехватка денег. Особого выбора не было: либо, воздев руки к небу, сдаться, подчинившись течению обстоятельств, пусть все горит синим пламенем, либо как-то совладать с проблемами, взять их под контроль, насколько это возможно.

Я принял решение не отступать, попытаться вырулить из самых неблагоприятных ситуаций, бороться с неудачами всеми доступными средствами. Я чувствовал, что у меня есть священные обязательства перед семьей, и самые приоритетные из них — перед детьми. В то время я не особо верил в способности Элли построить правильные отношения с сыновьями. Наибольшая трудность заключалась в отсутствии кого-либо вокруг меня, с кем я мог посоветоваться, поделиться своими мыслями. Все же сказать, что я при этом думал только о детях, было бы неверно. Я любил Элли, и отчаянно стремился гармонизировать свои отношения с ней. Поэтому, я плыл по течению жизни, не выплескивая наружу свои мысли и чувства, принимая решения согласно текущим обстоятельствам.

Мы по-прежнему жили на Темпл стрит, и иногда могли себе позволить отлучаться по вечерам из дома, т.к. у нас была хорошая няня для детей, миссис Гринвуд. Посещали друзей, обедали в ресторанах, а когда дети немного подросли, брали и их с собой…

Однажды, когда детям уже исполнилось 4 или 5 лет, Элли возвращалась домой и вынуждена была притормозить ввиду столпотворения машин. Она обратила внимание, что машины впереди объезжали какой-то предмет на дороге. Приблизившись, увидела собаку, сконфуженную и крайне испуганную. Но это была Элли! — остановила движение и подошла к собаке, чтобы помочь ей. Собака благодарно смотрела на нее и совсем не возражала, когда Элли взяла ее на руки и посадила рядом с собой.

Элли позвонила мне на работу с рассказом о случившемся и отправилась с собакой к ветеринару на осмотр. Она была в ошметках грязи, но без всяких признаков бешенства, да и кто-то за ней ухаживал, прежде чем Элли нашла ее. Мы поместили несколько газетных объявлений о найденной нами собаке, но никто не отозвался. Вот таким образом Баффи заимел подругу, чтобы разделить его одиночество. Собака была из породы коротконогих гончих, и мы назвали ее Локси.

Локси и Баффи вполне уживались друг с другом. Их жилищем был подвал, и через некоторое время стало ясно, что Локси забеспокоилась. Элли и я читали о случке собак и знали, что «неопытные» собаки иногда нуждаются, чтобы их действия были направлены в правильное русло. Когда наступило время случки, мы не были уверены, что они знакомы с «процедурой». Когда мы услышали их возню на ступеньках лестницы, я, в конце концов, решил проверить, все ли ОК.

Я бесшумно открыл дверь в подвал, но почувствовал, что лучше бы сначала постучал. Медленно спускаясь по лестнице, я делал все осторожно, чтобы их не испугать. Наконец, мне удалось их увидеть и убедиться, что они знают свое дело и Баффи был явно на вершине успеха. Потом он развернул ко мне свою голову, и, я клянусь, его взгляд спрашивал: «Какого лешего ты зыришь на нас». И, устыдившись самого себя, я моментально развернулся и отправился наверх.

Зимний день, когда Локси рожала щенят, совпал с сильным снегопадом. Для ребят и для нас это был большой день, такое событие происходило в нашей семье в первый раз, все были в нетерпении и восторге от предстоящего прибавления в семействе братьев наших меньших. Рождение первого щенка давалось Локси с большим трудом, заняло целый час. Мы позвонили ветеринару, из-за шторма он не смог приехать, но проконсультировал нас по телефону. Локси родила семь прелестных щенков. Мы были поражены, что их мама точно знала, как освободить их от предохранительной сумки, слизывая ее прямо со щенячьего носа. Локси была заботливой мамой, а Баффи оказался примерным отцом, который позволял Локси кушать первой, и не раздражался, когда подросшие щенки носились вокруг его.

Наши сыновья подрастали и один за другим начали посещать детский сад, а летом — детские лагеря. Кенни в дошкольные годы был недисциплинированным ребенком, и его воспитатели жаловались на его поведение. Мы разговаривали с ним, убеждали вести себя лучше, не шалить, но все было без толку. Его поведение и наши попытки это исправить развивались по неизменному сценарию. Сначала он совершал небольшой проступок, за который получал небольшое наказание. Потом он хулиганил посильнее, за что приходилось наказывать построже. Это все развивалось по спирали до абсурдных размеров, как по части преступления, так и соответствующего наказания, пока мы с Элли не объявляли ему о перемирии и хулиганство на какое-то время прекращалось.

****

В эти же годы мы обсуждали с Элли вопрос о покупке нового дома, которыми застраивались многие районы Филадельфии, хотелось бы иметь отдельный дом с участком земли. Нашелся один в районе Дрешера, он нам очень понравился, но не было достаточно средств для его покупки. К сожалению, отец отказал нам в финансовой помощи, и мы отложили идею покупки до лучших времен.

Между тем, ребята начали учиться в начальной школе, расположенной в нескольких кварталах от нашего дома. В начальных классах они неплохо успевали. Мы постоянно получали извещения из школы о непослушании Кенни. Кроме того, нам сообщали, что он крайне невнимателен на уроках и не может концентрироваться на занятиях. Сейчас это квалифицируется как болезнь, синдром дефицита внимания, но в то время это рассматривалось, как нарушение дисциплины.

Ребята, в основном, были дружны между собой, не ссорились, хотя Кенни иногда жаловался, что Сэмми шалил исподтишка, перекладывая при этом вину на Кенни. В результате последнего винили и наказывали. Мы тогда не знали, что происходит, и с тех пор мало что прояснилось, но, честно говоря, мне кажется, что часть правды в том, что говорил Кенни, все же есть. Мой отец говорил, что, будучи ребенком, я и сам частенько «подставлял» своего младшего брата Билли, но я этого не помню.

Когда Сэмми исполнилось восемь, а Кенни семь лет, мы отправили их в летний лагерь в горах Поконо, недалеко от Страсбурга, Пенсильвания. У нас освободилось несколько недель, и мы воспользовались этим, чтобы поискать себе новый дом. Мы нашли дом, который нам очень понравился, по стоимости он чуть-чуть превышал наши финансовые возможности. Дом был построен в Хантингдонской долине, и за те две недели, что мы размышляли о его покупке, цена на него выросла на пятьсот долларов. Поэтому нужно было поторопиться с решением и мы, наконец, настроились на покупку. Стоимость дома была $28000…

Я разговаривал с отцом о доме, он решил, что я не в себе, покупать жилище так далеко от работы. Я предвидел такой оборот разговора и сказал, что время поездки увеличится лишь на 10 минут. Он не поверил, но сказал, что если я смогу осилить платежи, он не возражает. Я попросил Билла проинспектировать дом, он разбирался в строительных делах гораздо лучше меня. Он не нашел серьезных дефектов. Мы были готовы принять судьбоносное решение, внесли начальный вклад и радовались как дети. Да и наши дети по-настоящему заинтересовались идеей переселения и стали задавать много вопросов.

Итак, в декабре 1966 года мы переехали с Темпл стрит на Ворфилд лайн. Дети быстро привыкли к новому жилью, но Элли никак не могла адаптироваться к новому месту, скучала по старому дому и соседям. Мы даже не смогли познакомиться с новыми соседями вплоть до весны следующего года…

Окончание
Print Friendly, PDF & Email

3 комментария для “Эд Вейс: Один доллар. Публикация Марка Авербуха. Продолжение

  1. Рассказ от первого лица о жизни американских евреев в один из самых интересных для меня периодов истории: 1930-1970 года.
    Большое спасибо за сам рассказ и за качество перевода.

  2. Ещё и ещё раз спасибо за изумительную публикацию! С нетерпением ожидаю всю публикацию. Удивительный текст!

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.