Ефим Гаммер: Операция «Бриха»

Loading

Исполнилось 70 лет с начала легендарной операции «Бриха», благодаря которой многие прибалтийские евреи смогли выехать из Советского союза в Палестину.

Операция «Бриха»

Ефим Гаммер

Вспоминает бывшая рижанка Поля Аронас-Нейштат: “К нам — а мы в конце декабря 1945 года, находилсь в Ташкенте, в эвакуации, — приехал человек из Лодзи, от Цви Нецера. Он предложил возможность выехать в Польшу, через Львов, а оттуда дальше. Но мы были уже связаны с так называемыми “мужьями”. И должны были с ними выбираться другой дорогой. Хотя отъезд каждый раз откладывался, мы не могли и не хотели отправляться в путь без наших “мужей”. С другой стороны, столь длительный фиктивный брак вызывал осложнения. Трудно было играть в мужа и жену в течение долгого времени. Все могло открыться. А это грозило нам неисчислимыми бедами…”

Эту историю я услышал в декабре 1978 года, вскоре после приезда в Израиль, в Бней-Браке, в квартире моей сестры Сильвы Аронес — дальней, по мужу Майруму Аронесу, родственницы Поли. Более подробно о бегстве рижских евреев в Палестину рассказывал мне ее муж, на сей раз не фиктивный, Мордехай Нейштат, один из авторов книги “Через три подполья”.

“Душою всей операции “Бриха”, — говорил он мне, — был Мулька Иоффе…”

…Судьба его была невероятна, авантюрна, и при других обстоятельствах, в отключке от соцреализма, достойна романа “Граф Монте-Кристо”.

В конце 1944-го, когда евреям-беженцам возвращение в Прибалтику было еще запрещено, Мулька явился в московское отделение НКВД и потребовал спецкомандировку в Ригу. Свое требование он подкрепил тем, что перед приходом фашистов, работая на ответственной должности в порту, он спрятал там документы и чертежи, без которых ныне, в восстановительный период, не обойтись.

Мульке Иоффе было выдано предписание самого “серьезного” советского учреждения, и он отправился в Ригу.

На самом деле, прибыв домой и устроившись на работу в порт, Мулька приступил к подготовке побега латышских евреев в Палестину. С этой целью наладил связи с моряками торгового флота.

В сентябре 1945-го он нелегально выехал из Риги и добрался до Милана. Там встретился с сотрудниками штаба Еврейской бригады, в чью задачу входила забота об евреях-беженцах. Он убедил их в необходимости спасения сионистов Латвии, которым, исходя из политики Сталина, грозит полное уничтожение. И вызвался организовать отъезд евреев из Прибалтики в Палестину. Получив необходимые полномочия, он перебрался в Польшу, в Лодзь. Отсюда организовал помощь, оказываемую еврейским женщинам, застрявшим в Ташкенте в качестве “жен” польских граждан, — среди них была и Поля Аронас-Нейштат.

Затем последовали рейды Польша — СССР — Польша.

Каждая из нелегальных поездок могла окончиться трагически. Но Мулька рисковал. Что ему еще оставалось делать в той обстановке?

Как-то раз из Литвы в Польшу он проехал под видом репатрианта, а назад — в форме демобилизованного солдата. На первый взгляд, документы он получил надежные. Но на его беду вышел приказ — “проверять путем собеседования на лояльность” всех солдат, возвращающихся из Польши домой.

В пограничном пункте, в Бресте, Мулька вызвал подозрение у следователя, его арестовали, а после обыска могли бы и шлепнуть, скажем, за мародерство. Ибо в чемодане с двойным дном обнаружили 2000 долларов, полученных в Лодзи для оперативной работы на местах. На Мулькино счастье, его действительно приняли не за того, и ему удалось, обманув бдительность часового, бежать. Но, конечно же, его игра в прятки с “недремлющим оком” и “карающей рукой правосудия” не могла продолжаться до бесконечности.

И об этом “со всей советской прямотой” было ему сообщено при вынесении приговора. 25 лет заключения в ИТЛ.

Печора, Абезь, Джантуй — так назывались первые три из множества лагерей, в которых Мулька находился после осуждения. Повсюду за ним следовала казенная папка, с красной стрелой на мышиного цвета обложке, означающая: заключенный в прошлом совершил побег из-под стражи.

Узник, склонный к побегу, задумал вырваться на волю и в этот раз.

Но вторично судьбу не обманешь…

Вспоминает его сестра Рут Иоффе-Нойман, добившаяся с ним — невероятно, но факт! — свидания.

“Вернувшись в Ригу, я, благодаря счастливому случаю, сумела быстро раздобыть для него паспорт. Наметилась и возможность переправить ему в лагерь все необходимое. Но тем временем Мулю и его товарища по задуманному побегу разделили и развезли по разным лагерям. План рухнул”.

В 1953-м Мульку перевели в Читу, потом в лагерь Балей, дальше-глубже — в Нерчинск, затем кинули на этап в Хабаровск.

…Умер он в ночь с 4 на 5 октября 1955 года, в вагоне для полуживых, где не было ни одного врача и ни одной медсестры — только тяжело больные и смерть. Произошло это на дальневосточной станции Бира, по пути в Биробиджан, куда Сталин незадолго до смерти намеревался выслать всех евреев Советского Союза — на голодомор и погибель…

У Сталина не вышло. С высылкой евреев. А у Мульки — Шмуэля Иоффе — вышло. С переправкой евреев в Палестину.

Один из его друзей, Нехамья Гросс рассказывает: “Когда благодаря отлично проведенной операции я вернулся с севера в Вильну, меня поразила сила и размах деятельности группы, возглавляемой Мулькой. Я близко познакомился с механизмом НКВД — мощной, всезнающей и всеохватной машиной в СССР. Все советские граждане глубоко верят, что нет возможности уйти от встречи с ней. Поэтому я был так поражен, познакомившись вблизи с работой этой смелой и столь успешной группы. Не думаю, чтобы в истории Советского Союза до тех пор была организация, которая сумела бы так обойти машину советской охранки”.

Через много лет один из его врагов, высокопоставленный чин рижского КГБ, будучи в подвыпившем состоянии, встретил как-то на улице Рут Иоффе-Нойман, которую прежде допрашивал, и разоткровенничался с ней с присущей пьяному человеку смелостью: “Сейчас, когда я уже не на службе, я должен вам сказать, что вы были мужественны и последовательны в своей борьбе. И еще должен вам сказать, что ваш брат совершил исключительное по размаху дело. Я думаю, что вы отважные люди. Испытываю к вам самое большое почтение”.

В подверстку к этому высказыванию службиста-опера “с горячим сердцем и чистыми руками”, по Дзержинскому, дадим еще одну, думаю, заключительную цитату.

“И на первом свидании с Мулей в 1948 году, когда состояние его было удовлетворительным, — пишет Рут Иоффе-Нойман, — и на втором свидании, когда я нашла его тяжело больным, он говорил мне одни и те же слова: “Никто на моем месте не выполнил бы дела так, как я. Даже, если бы я знал, что спасу только одного человека, и за это меня ждет этот горький конец, — я бы все равно сделал то, что я сделал. Я не раскаиваюсь”.

Он спас не одного, не двух, он спас сотни людей…

Print Friendly, PDF & Email

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.