Никогда не откажемся мы от общинности, от «колхоза», в высоком смысле этого слова. И никогда колхоз не выйдет из нас, потому, что мы и есть колхоз. Никогда! ни за что! не променяем мы нашу искреннюю сердечность в любви и произволе на какой-то… западный, бездушный, скучный… порядок.
Дагестан. Дневник поездки
Александр Костюнин
Главы из книги. Окончание. Начало здесь
Чужая земля
С соседом дружи, но плетня не снимай.
Лезгинская пословица
Для многих дагестанцев до сих пор эта тема самая больная.
А язык, как известно, вертится вокруг больного зуба.
Случилось это в марте 1944 года: из 21 района Дагестана жителей сёл насильственно депортировали в Чечню. Великий кормчий на этот раз, действительно, хотел как лучше…
Серажудин Абдурахманов трагическую историю своего рода знает не понаслышке:
— Я родился в ссылке, но родители часто рассказывали, потом работал в районном архиве, знакомился с документами. В нашем Цунтинском районе было 46 селений малых и больших, их все сожгли, чтобы отрезать людям путь к отступлению. Переселили 1514 хозяйств, около 8000 человек. Всем предоставили по одной грузовой машине, оставшееся имущество было брошено, ликвидированы колхозы, исключены из районного реестра названия сел. В Чечне нас поселили в Эрсеной Веденского района, поселили без права возвращения на родину. На новых местах пришлось заново создавать быт, организовывать колхозы. До нас в селе жили акинцы — дагестанские чеченцы, их выселили в Казахстан. А в 1957-м году Хрущёв принял решение отпустить чеченцев из высылки. Мы за тринадцать лет только обживаться начали… В дом, где нас поселили, тоже вернулась из Казахстана чеченская семья. Старший — старик Муху, священник-мулла, как и мой отец. Между собой они не общались, не разговаривали, не здоровались, как ни пытался отец с ним заговорить. Они не зашли в дом, пока мы не выехали, жили на веранде, еду варили на примусе отдельно. Два месяца мы вместе жили так, молчком. Чеченцы требовали: «Восстановите наш район!» Государство нам предложило на выбор: «Если хотите, живите вместе с чеченцами. Если не хотите, мы выделим вам район под новое жильё рядом с Махачкалой». Мы решили жить отдельно, плохой сосед — семь бед. Вместе всё равно жизни не будет. Не отыщешь, пожалуй, такой семьи, куда бы чеченцы ни приходили на дом и в ультимативной форме не спрашивали: «Сколько вы будете топтать нашу землю? Когда уедете из наших домов?» Среди молодёжи из-за этого постоянные склоки, раздоры, спокойного дня не было. Хотя чеченцев понять тоже можно…
Мне исполнилось тринадцать, когда переселялись назад в Дагестан. Я хорошо всё помню. Назвали дату, на два месяца раньше прибыли автоматчики, чтобы исключить столкновения, бойню между народами. Нам опять выделили грузовик: туда кровати, бельё. Скот гнали своим ходом через Ботлих, Цумаду. Руководство страны в 44-м объясняло: «Выселяем для улучшения жизни народа, в Чечне более плодоносная земля». А вышло-то как? Вернулись: дома сожжены, дорог нет, мостов нет, мельницы разрушены, горные террасы смыты селями… Разруха кругом.
И пришлось нашим родителям создавать колхоз… в третий раз!!!
***
Дженев Казиева указала на табличку:
— Единственная в Дагестане улица Сталина расположена у нас в центре Кумторкалинского района.
— Откуда знаете, что единственная?
— Я историк. Моя профессия — спрашивать, читать, изучать, искать, знать. Улицу хотели не один раз переименовать. Старожилы категорически против: «Наш Сталин! Отец всех детей! Отец всех народов! Ленин кавказской национальности!» А ещё он силком переселил жителей Дагестана в Чечню…
Есть восточная легенда о том, как в спящего человека вползли десять змей. Долгое время человек выполнял лишь их требования, все его поступки свершались не на основе внутренних побуждений, а под нажимом, и в итоге все его существо оказалось в рабском повиновении. Но когда змеи уползли прочь и он неожиданно вновь стал свободен, его радость была омрачена. Бедняга не знал, что теперь делать со своей свободой. Ведь за это время он постепенно лишился всех своих собственных желаний, стремлений и страстей, а вместе с ними незаметно для него исчезла его человеческая сущность… После Сталина, после тотального принуждения нам всем предстоит вернуть себе свою сущность.
Если часто вспоминать прошлое, можно потерять будущее.
Наше будущее
Аялар гзаф авай кIвале шейтIандиз чка амукьдач (лезг.)
В доме, где есть дети, шайтан не бывает.
Вдоль ручья четверо подростков гнали упитанного бычка.
Гасан, прищёлкнул языком:
— На свадьбу тащат быка.
— Ты Шерлок Холмс? Откуда знаешь? Почему именно на свадьбу, не на день рожденья? Может они не стырили этого бычка, зажуковали? Может, гуляют с ним?
— Мы знаем… Ах-ха…
— Гасан, объясни.
— Именно на свадьбу. В последние несколько часов похоронных вестей не было…
— Ну, мало ли.
— …Июль-август у нас свадебный месяц. На день рожденья быков не режут, маленькое мероприятие, а на свадьбу одного ещё мало будет. Эта семья, по всему видно, небогатая. Зажиточные режут двух-трёх, чтоб в достатке всем гостям. Могу и фамилию угадать. Одного пацана я узнал, вряд ли ошибусь: женится младший сын Омарова. Наверняка, его внуки. Слышал, завтра свадьба у них. У нас в селе через каждые двадцать минут — новости. Люди, пробегая от сакли к сакле по своим делам, сообщают «бегущей строкой»… Про другую пирушку никто не азанил. Вся информация у меня состыковалась, вывод только один — быка ведут на свадьбу.
— Надеюсь, не жениться?
— Нет, на убой. Завтра, во исполнение указа Президента России Медведева, будет свадьба.
— То есть никакая это не самодеятельность, исполнение Указа Президента?
— Конечно. В 90-е годы, во время войны произошёл резкий спад рождаемости, однако недавно в процесс деторождения вмешался лично Президент России, издал Указ о поддержке, и позорное отставание мы тут же наверстали. Спасибо ему! Пусть в этой молодой семье растёт своя футбольная команда. Я вообще считаю, надо обратиться в Госдуму с проектом закона: отключать в шесть вечера в сёлах свет, чтобы не было других развлечений, других соблазнов. Ни телевизора, ничего… Как наши далёкие предки: они жили в деревне и усердно предавались единственному греху, который был доступен. Чтоб они занимались исключительно решением демографической проблемы… Тогда все другие решатся сами собой.
— Сакхи!
— Я больше скажу… в хмельном виде самые интересные мысли возникают, самые ценные. Чтобы в школах учили не таблицу умножения — таблицу размножения!
— Сакхи, ещё раз!
— У нас в Дагестане принято рождение сына отмечать тремя выстрелами.
— А страна думает, что здесь война идёт…
Наглядно я увидел вспышку демографических изменений в Чародинском районе, в маленьком горном селе Доронуб. По возрасту встречной группы детишек я мог бы определить дату опубликования знаменитого указа. Хорошо было видно, что горцы восприняли текст, как сигнал зелёной ракеты. Они принялись исполнять Указ Президента РФ там, где застала весть. Одновременно. Отложив на полчаса все прочие дела… И, как результат, — рост рождаемости. В одном Чародинском районе открыли за год пять детских садов.
— У моих родителей семеро детей, — продолжал Гасан. — И у меня тоже семеро.
— Считается, если впереди тебя по снежной целине сделали два шага, ты, идущий следом, должен сделать на шаг больше…
— Сделаю! Хотя и сегодня в селе меня считают отцом-молодцом: есть и мальчики, и девочки. А туалет и умывальник один совмещённый. Для того, чтобы утром все, на равных, могли его посетить, приходится устанавливать график, как в поезде. Мужчины, включая меня, должны вставать в шесть. Дети признаются: ложатся и засыпают с мыслью об этом. Чтобы спокойно побриться и дать сыновьям чуть подольше дремануть, я поднимаюсь в половине шестого. Такие адаты в нашей семье. Но мы с женой хорошо знаем: семьи должны быть многодетными. Не нужно бояться рожать детей. Даже если ты сам не сможешь их прокормить, Бог даст детям хлеб. От ребёнка всегда идёт шапат – благополучие.
Ведь дети — наше будущее!
Будущее всей России.
***
Что касается «бегущей строки»…
Потребность делиться новостями с соседями, у горцев сильней воли.
Замужняя женщина в селении сокрушалась мне:
— Если я что-то важное услышу и дальше не передам, всему аулу, у меня в груди… насквозь… дерево вырастет. И поэтому ни одному мужчине я не позволю к себе подойти, об этом тоже разболтаю. А так хочется.
Воспитание
Настали тяжёлые времена: прогневались боги, дети больше не слушаются родителей и всякий стремится написать книгу.
Послание древнего Вавилона
Заспорили как-то раз звери, какой птенец самый красивый:
— Маленький павлин, нет красивей птицы.
— Орлёнок. Кто может быть величественней царя птиц?
— Совёнок милей. Он самый смышлёный.
Звери попросили ворону:
— Слетай в лес, принеси самого красивого птенца.
Она улетела.
Звери гадают:
— Кого сейчас принесёт?
Ворона приносит своего чёрного, маленького, общипанного воронёнка, еле стоящего на лапках.
— Вах!!! — удивились звери.
Но потом они поняли, для каждой мамы свой сын самый красивый.
Самый-самый!
Даже когда весь мир против, мама всегда за нас.
За это мам и любят.
Если ты изжаришь в своей ладони яичницу, то и тогда не сможешь оплатить даже одну бессонную ночь, проведённую матерью над твоей колыбелью.
А отец…
Отец должен воспитать из ребёнка Человека.
Тоже непросто.
***
Древние греки в Спарте сначала учили детей воровать себе пропитание, потом всё остальное. В старину в Дагестане поступали иначе… Горец отдавал сына в учение мулле и заключал договор: «Мои кости, твоё мясо» — соглашаясь, что наказание учителя может быть любым, лишь бы сын остался жив.
Воспитание в Дагестане, какое оно сейчас?
Мурад, поглаживая родовой столб в сакле, вспоминал:
— У моего дедушки в семье двенадцать детей. Тётя моя родилась, через два года родился дядя. Она считалась уже чуть-чуть большая. Ставили рядом две люльки: в одной она, в другой брат. Она качала брата. Паровозом. У нас воспитанием ребёнка обязаны заниматься все. Это обязанность всего тухума. Потому, что если ребёнок вырастет плохой, это пятно на весь род. Коли старший решил, для любого ребёнка, юноши — закон. В джамаате любой старший имеет право наказать младшего за нехороший поступок. И правильно. Раньше дети не смели пройти через годекан, нарушить покой стариков. Помню, однажды мне поручили что-то куда-то принести. Я решил проскочить напрямую, через годекан. Выскакиваю, а там!.. сидят два старика. Мой дядя сразу меня поймал, посадил на колено и насухую, не намочив, не помылив, обрил голову кинжалом. Шлёпнул напоследок по заднице, отпустил. Мне пяти лет не было… Помню хорошо. Отец физически меня никогда не наказывал. Самое страшное, когда он медленно подбирая слова, изрекал: «Мне стыдно за тебя перед людьми, Мурад». Отец постоянно на работе. Моим воспитанием, наказанием занимался дядя Абдула. Мать тоже могла наказать, но сначала она должна была догнать меня, а это ей не под силу. Пока я рос, дядя Абдула в воспитательных целях успел несколько раз меня отдубасить.
Мне было лет одиннадцать, когда с друзьями угнал мотоцикл. Друзья сидели в люльке, непосредственно угоном занимался я. Как с помощью спичек включить зажигание, завести знал. Через три километра мотоцикл заглох… Гул далёкий… За нами несутся на милицейском уазике. Пытаемся завести мотоцикл с толкача — никак. Смотрю, дядя тоже. (Он всегда в такие моменты оказывался под рукой: работал тогда в милиции.) Мы мотоцикл бросили, побежали.
Слышу, сзади рык:
— Ты куда? Сюда иди.
Дядя.
Я ещё постоял, подумал: пацаны сбежали, а мне всё одно возвращаться домой. Так и так вариантов нет. Дома может добавить мать, отец. Лучше сейчас получить. Вернулся… Сдался на милость судьбе. Дядя хотел посадить в тюрьму, гаишник в машине говорит не надо.
— Ну, тогда профилактику сделаем, — прорычал дядя.
Мотоцикл запомнился на всю жизнь. Дядя бил меня не в шутку, тут же, у всех на глазах. Потом узнали родители. И, самое обидное, отец утром подошёл к постели, откинул одеяло:
— Мурад, ты не залёживайся: там опять кто-то мотоцикл оставил.
Это услышать мне было горше дядиных тумаков.
В восемнадцать я провожал одноклассников в армию, мы выпили, и так получилось, что военного комиссара… спустил с лестницы. (Здоровья у меня хватало.) Но у дяди его оказалось ещё больше. Он мастер спорта международного класса по вольной борьбе. Военком отзвонился дяде, тот — в военкомат затащил, и конкретно отрихтовал меня: кулаками, ногами. Только по лицу не бил. Когда метелил, у меня в мозгу стучала одна мысль: «Лишь бы не почуял запах спиртного…» Военком еле оттащил его. Я неделю старался не попадать дяде на глаза: воспитание могло повториться. Для себя понял одно: военкома нужно оставить в покое. Сейчас я сам отец и знаю твёрдо: именно я в ответе за воспитание сына. Не школа, не соседи. «Не успел, был в командировке, доверял сыну!» — детский лепет! Надо вовремя воспитывать. А школе, тухуму, друзьям всегда за подмогу спасибо скажу.
***
У нас в Карелии старики наставляли: «Опасту лапси, куни хяй пойки лавчан». Учи ребёнка, пока он умещается поперёк лавки. И действительно, потом уже поздно. В Дагестане отцы это понимают очень хорошо и свою ответственность несут достойно. Страна гор во всех отношениях — край уникальный, в вопросе воспитания — особенно. И мне остаётся лишь подтвердить слова Мурада: «Только в Дагестане мужики в сорок лет курят за гаражами, “чтоб пахан не спалил”; только в Дагестане ведущий концерта, прежде чем начать, спрашивает разрешения у старшего брата, сидящего в зале». И это правильно.
В Хунзахском районе я видел как орлы обучали орлят летать. Эта картинка у меня навечно останется перед глазами как высший, священный образ отношений родителей и детей.
Ежегодно 8 сентября, в день смерти мамы и отца, я хожу на их могилу. В этом году не удалось… На русском кладбище в Кайтагском районе Дагестана положил на могилки русских учителей конфеты. Думаю, родители должны простить.
Община
Общий котёл и на льду закипит.
Мне важно написать про то самое-самое, что делает Дагестан — Дагестаном. Что до сих пор не могут искоренить ни правители, ни цивилизация, ни западная мода, про то общее, что есть между нами и, что резко отличает нас от зарубежных соседей, — про общинность.
В России, за пределами Страны гор, коллективизм в последние годы стал проявляться меньше, и это у многих вызывает щемящую боль в сердце, острую ностальгию по прошлому:
А вот помню в коммуналке мы,
Новый год всем обществом,
Закусь, водка — жалко ли,
По имени, по отчеству.
А нынче двери крепкие,
Все глазки с цепочками,
Что там твоей крепости,
Связь тире да точками.
Спички вышли давеча,
Я вниз-вверх по лестнице —
Что в питомник лающий,
Думал, кто-то взбесится.
Я к ларьку: «Мамаша, мол,
Спичек дай без очереди».
А она: «Давай, пошел,
Тоже мне, сыночечек!»
Так вот и наладились —
От горшка да к дизелю,
А все веселье в радио
Да и по телевизору.
А знаете, как хочется,
Чтоб по-человечески:
По имени, по отчеству —
Ну, в общем, по-отечески.
Постепенно нарушается компактность проживания народов, появляется много приезжих, «залётных», бедовых людей… У моей родственницы зимой в Карелии, в лесном интернациональном посёлке Настеньярви загорелся дом. Соседи быстро сбежались со всей округи. (До этого места всё, как в Дагестане, а вот дальше иначе…) Люди не помогали вытаскивать вещи, стояли, глазели… и, пользуясь суматохой, кое-что даже смогли утянуть. Кому — пожар, кому — погреться…
Прежде на Руси и сейчас в Дагестане — подобное невозможно!
Я вспоминаю Карелию, в которой родился, Карелию моего детства и юности. От «минус бесконечности» до семидесятых двадцатого века самым надёжным средством охраны любого деревенского дома был посох, приставленный к входной двери снаружи. Он означал: «хозяев нет». Замков в ту пору не ведали, и эта сухая палка служила понадёжней любой современной охранной фирмы, любой сигнализации… Потом в республику на лесозаготовку по набору стали прибывать «лимитчики», оторвавшиеся от своих корней, и… жить в Карелии стало веселей. Бескорневая система делает человека холоднее, жёстче.
А в Дагестане и поныне коллективность, в пику индивидуализму, проявляется во всём.
Например, в труде.
Любое строительство на селе ведётся сообща. Соседи, друзья, родственники не остаются в стороне, проводят субботник, где налицо — безвозмездный добровольный общественный труд. У аварцев, лезгинов, кумыков, даргинцев субботник называется по-разному: где «мил», где «гвай», «вука», «билхъа», «марша», где «эврез» — суть одна… Везде работа с весельем, с музыкой. Везде работа спорится, горит: одни заготовляют, волокут камни, другие замешивают цемент, женщины готовят всем еду…
— Ты радостный, словно счастливое будущее строишь, — вспоминает Кубай Курбанов. — В одиночку можно лишь мечтать. Именно так возвели спортивный зал в селе Гоор. Зимой на сельском сходе приняли решение «строить»: чтобы молодёжь не уезжала, чтоб было, где проводить свадьбы, спортивные мероприятия. Деньги на материалы выделила администрация района. Земляков собирали из Махачкалы, из Каспийска, Буйнакска, обзванивали, чтоб непременно приехали, не подвели. Шестьдесят мужиков съехались. Весной заложили фундамент, залили сейсмопояс, ригеля установили, стены стали поднимать. Строительство ведётся под руководством специалиста, есть у нас такой мастер Нажмудин. Весь джамаат проводит гвай. Кто не может приехать — присылает деньги. Рядом садик, заодно, им воспитательный момент — пусть видят.
В Тляратинском районе я наблюдал гвай на сенокосе.
— Земли у нас общинные, — пояснила бригадир женской бригады Жамилят Ахмедова из селения Кутлаб. — Совместно заготавливаем сено, потом делимся. Если отдать частнику, он огородит и не пустит никого. Колхозы раньше выделяли неудобья, дальние участки. Теперь хорошо, сенокос рядом с аулом, теперь благодать.
Косят в Тлярате серпами, между кустарником, между камнями, а чтобы постоянно не работать внаклонку, в качестве разминки носят копёшки. Раньше женщинам таскали сено в селение Гоор за двадцать километров. Брали с собой кукурузную муку, толокно, курдюк, чеснок — и на день в горы. Сейчас дивьё! Сейчас — в свой аул, всего за два километра. Рукой подать! Выстраиваются по двадцать, по сорок женщин и — караваном… Из-под копны одни ноги торчат. Пограничники называют их ёжиками.
Жамилят Ахмедова, к слову сказать, бригадир «неосвобождённый», на общественных началах. Год рождения её 41-й. Не уточнял, но надеюсь, не позапрошлого века. Она тоже носит сено, и её копна не меньше других. (Я попробовал одну копёшку поднять, закинуть себе на спину… покорячился, покажилился, покряхтел, затею оставил).
Мужчины во время сенокоса тоже не сидели сложа руки. Они тоже общиной, «мальчишником» — обмывали рождение сына. На одного знатного труженика в селе Кутлаб стало больше. Горцы пригласили разделить радость и меня. (За столом я оказался ловчей!)
Общинные традиции… При оценке сотрудника на его профессионализм, квалификацию в Дагестане не глядят. Главное — «вес» в джамаате.
Глава администарции Тляратинского района мне по-свойски даже жаловался:
— Сто двадцать заявлений на работу лежит. Если кого-то задумаешь уволить, подключается целая система поддержки: тухумы, аксакалы, начальство из Махачкалы, односельчане… куначество, кумовство. Улей! Невозможно на свадьбу нос сунуть, на похороны прийти выразить соболезнование, дома… Невозможно дома спрятаться. Двенадцать прекрасных выпускниц медучилища, грамотные девчонки. Не пристроить их. Работают старухи по семьдесят. Переливание крови не умеют сделать, укол сделать — иглу не видят. На ощупь, на слух, на «ой!» пациента ориентируются. Но их не уволить. В Дагестане каждый специалист должен тащить на себе двух баранов. Зато, раз попал на тёплое место, обязан тащить за собой, трудоустраивать весь муравейник. Сообща легче место удержать, чтоб другие не посягнули. У нас, если ты Главный в Дагестане, все следующие руководители республики будут только из твоего села, если муфтий — все муфтии, начальник железной дороги — вся дорога вместе со шпалами-рельсами будет записана за твоей общиной, твоим джамаатом, если ректор мединститута — все врачи из твоего аула (девочка-мальчик рождаются, медицинский стаж уже начинает капать).
Коллективизм проявляется и в гостеприимстве.
Никогда хозяева не откажут гостю в угощении, никогда не станут ссылаться на бедность, всегда поделятся последним. Мне понравилась даргинская притча «мергла мерх»:
Зашёл сосед к соседу в гости, тот суп ест.
— Садись и ты.
Сел сосед, отведал. Вкусный суп, наваристый, густой. Так понравился ему, что не утерпел, похвастал своему соседу, который жил через дом. Сосед соседа тоже сходил, угостился и передал весть дальше. Молва о густом наваристом бульоне передавалась от соседа к соседу. Хозяйке отказать неловко, и она каждый раз подливала в кастрюлю кипяточку. Когда пришёл угощаться сосед, которой жил через десять домов, то, зачерпнув ложкой уже пустой кипяток с жиринками:
— Разве это суп?
— Это «мергла мерх» — разведённый водой. Ты ведь тоже сосед не мой, а сосед дальнего соседа.
Общинный характер отражается и на характере дружбы.
Рамиз выдал мне притчу:
— Жили-не тужили молодые в горном ауле: Магомед и Патима. Только поженились, Магомеду надо ехать в командировку. «Через три дня вернусь!» — заверил он молодую жену. Но прошло три дня, прошло три раза по три, Магомед не возвращается, прошло десять раз по три дня, а его всё нет и нет. Заволновалась молодая жена, послала в десять городов десяти верным кунакам весточки. От верных друзей из разных городов пришёл один ответ: «Не волнуйся, Патима, Магомед у меня!»
Для дагестанца не существует ничего выше дружбы! — Рамиз яростно ударил себя в грудь. — То, что ты отдал кунаку, ты приобрёл. То, что спрятал, ты потерял. Мы всегда должны дарить друг другу тепло, искренность, внимание, частичку своей души. Если будем прятать в чуланах души, что-то скрывать, потеряем больше. У нас каждый знает: друг — самое важное! И когда кто-нибудь из нас про друзей забывает, в душе становится нехорошо… Э-эээ! Меня сегодня Дауд упрекнул: «Сигналил тебе, а ты проехал навстречу, не видишь ничего!» Я-то его видел, просто у меня сейчас хорошо с деньгами. И теперь мне стыдно, понимаешь?! Хотя ты не священник, как на духу тебе говорю.
Ещё про друзей у нас ходит такая легенда: в ресторане Махачкалы отдыхали два кунака, пили, вкусно кушали, произносили тосты в честь друг друга. Настало время расплачиваться. Пригласили официанта. Один достаёт кошелёк:
— Я плачу!
Второй:
— Зачем обижаешь?! Я!
— Сказал, я. Ты мой кунак.
— Нет, я.
Вмешивается растроганный официант:
— А я денег не возьму!
Недавно с братом гуляли на свадьбе, потом зашли к Мурату домой. Он хочет гостеприимство своё проявить, но финансы на нуле. У мужа денег нет, а жена как раз получила декретные. Закрылся с ней в спальне, командует:
— Купюры дай, я водку принесу, ты хинкал приготовь. Потом нормально… Будут у меня деньги — верну.
А мы в соседней комнате, всё же слышно:
— Мурат, «декретные» на стенку отложила… Не дам!
— Если сейчас же не дашь, хрен ты у меня больше в декрет выйдешь!
***
Никогда не откажемся мы от общинности, от «колхоза», в высоком смысле этого слова.
И никогда колхоз не выйдет из нас, потому, что мы и есть колхоз.
Никогда! ни за что! не променяем мы нашу искреннюю сердечность в любви и произволе на какой-то… западный, бездушный, скучный… порядок.
И это объединяет всех нас.
Это так!
Примечания:
[1] Александр Розенбаум «Воспоминание о будущем».
День рожденья
Слово рождает слово.
Персидская поговорка
«Пора домой!»
Муж по законам шариата не должен оставлять жену на срок больше четырёх месяцев. Это как раз то требование исламского правосудия, с которым я, человек православный, полностью согласен. «Пора домой, пора!..»
Ну, а пока… Чему нас учит народная русская мудрость: коли ложка-вилка упала — придёт женщина. Не зря ведь на Руси испокон веку есть такая примета. Я стал методично, по очереди, раз за разом, спихивать со стола столовые приборы… ложки-вилки…
Вдруг, действительно!..
И сомневаться нечего, должна. Фольклор не может врать. Побольше усердия…
Так… Не расхолаживаться!.. Ещё семь вилок… семь ложек…
Ё!.. Случайно уронил нож!..
Звук не успел отозваться эхом — стук в дверь.
Сработало! — возликовал я и как можно беспристрастней произнёс:
— Заходите.
Дверь распахнулась, Мугутдин, Рамиз, Магарам, Солтан, Гаджииса, Абдула стояли в дверях и, перекатами весеннего водопада, добродушно гудели:
— Нас легче не пустить, чем потом выгнать! Салам алейкум! А-а-а-л-л-ейкум! А-а-а-л-лейкум! Если гора не идёт к Магомеду…
— …Значит он трезвый. Алейкум салам! — радостно ответил я.
— Александр, ты обмишурился! Разве так отвечают на мусульманское приветствие?! — упрекнул Абдула.
— Неужели ошибся?!. — я стал рыться в спасительном блокноте…
— Э!.. Не надо, да. «Алейкум салам» — академический вариант. Но ты-то должен знать и понимать душу народа. Надо сказать: «Налейкум в стакан!»
— Откуда ты всё знаешь?
— Книжки надо читать!
— Камасутру?
Я разлил по стаканам вино.
— Александр, с этого момента ты именуешься Искандер!.. — торжественно произнёс Мугутдин.
— Это который оперативно-тактический ракетный комплекс?
— …Почти, — смирившись, устало произнёс он. — Одевайся, едем на природу.
Но выпили мы, на всякий случай, сразу… По дороге заехали в кафэшку, забрать Шамиля. А тот, не замышляя ничего дурного, сидел с весёлой дамой на берегу реки. Они мирно потягивали винцо. Мугутдин свернул с трассы, подъехал к самой беседке, опустил стекло:
— Шамиль, мы на старое место. Сегодня у Искандера день рожденья.
— Вах! Мне ещё нужно женщину завезти домой… ведь думал ещё…
— Что думал?
— Если бы полчаса назад бросил её в реку, сейчас бы она уже дома была.
Горная река… Чистая, ледяная, берёт истоки на главном кавказском хребте. Лужайка.
Магарам поднял тост.
— Это надолго, — поник Абдула.
— Мы сидим вокруг костра. У нас хорошо на душе, и потому пусть эта река никогда не иссякнет, чтобы она доставляла нашим народам, живущим в долине, не только воду, но и наше настроение. Чтобы через это бурное течение наши положительные чувства река передала, сохранила вплоть до берега Каспийского моря. Пусть каждая капелька отразит, запомнит нас, сохранит в памяти своей и вдохновляет этим настроем других людей. Чтобы наш настрой облучил реку, и она с этим положительным зарядом дошла до людей. Чтоб каждый человек, подходя к воде, мог зачерпнуть энергии, наших эмоций, нашего счастья, эту благость, которая на нас свалилась, чтобы он тоже мог приникнуть к ней губами, сердцем и тоже стать счастливым
— Магарам, научиться так сказать где красиво? Полностью русский не знаю же… — поинтересовался я, и тут пророчество жены обожгло: «Чужого языка не выучишь, свой забудешь!»
Встал Рамиз, погладил брюшко и поднял бокал:
— У нас в Дагестане все люди правильные, честные, добрые…
— Шютка!
— …Абдула, не сбивай! «За здоровье!» — тост по-русски, «савбол» — пожелание кумыкское, «хинсабиана» — скажут лакцы. «Сакъхи» — аварцы, «деркъаб» — даргинцы…
— Подожди, подожди… — возмутился Абдула. — Вы не мусульмане — бусурмане! Индейцы какие-то, честное слово. Зачем всё смешивать? Зачем нам эта бормотуха? Нужно за каждый язык пить по отдельности. Ты за свою национальность скажи — и молчи. Мы сейчас аварца найдём, даргинца.
— …Давайте выпьем за именинника! За урус-дервиша, исходившего с хуржином за спиной все аулы!
— Другое дело!
— …За его будущую книгу! Никто больше не пишет о Дагестане.
— Нема дураков!
— Абдула!..
— Вообще-то день рожденья у меня был вчера, — пытался пояснить я.
— Нормальные люди рождаются несколько дней.
Зажурчали, забулькали напитки, зазвенели бокалы…
— Мне б лучше сухого вина!
— Никакое вино не заменит вино с водкой и коньяком! — возразил Солтан и взял слово. — Не совершив восхождения на гору, не узнаешь высоты неба. Не заглянув в глубокое ущелье, не определишь толщины земли. Не услышав заветов предков, не оценишь величия учёности. Искандер, ты поднимался на вершины гор, заглядывал в пропасти, слушал заветы наших предков, теперь расскажи об этом всему миру.
Тосты поднимали один за другим…
Шамиль вспомнил, как он однажды с Министром культуры Дагестана заехал в клуб Нижнего Инхо.
— Клуб находится у дороги. Министр изучил оформление, планы: «Ну, а какие у вас кружки есть?» — «Кружки нет, только стаканы». Свой стакан я хочу поднять вот за что… — Шамиль посмотрел сквозь гранёное стекло на солнышко. — Кто-то сказал: «Люди похожи на оконные стёкла. Они сверкают и сияют, когда светит солнце, но когда воцаряется тьма, их истинная красота открывается лишь благодаря свету, идущему изнутри. Уверяют, будто бы Октябрьская революция дала письменность, культуру, свет Дагестану… Здесь свет был и до революции, ещё какой свет! Мы ещё светили другим. Искандер, донеси наш свет до людей.
***
Абдула, рассуждая о моём творчестве, не смог скрыть чувства ревности:
— Ведь и я бы мог… Частенько опаздывал домой, и каждый раз придумывал жене всякие враки: «Где был в этот раз?» Если б собрал свои фантазии вместе, тоже получилась книга.
Стрекоза, сделав над ним круг, залетела прямо в гранёный стакан. Абдула не стал насекомое доставать, просто попросил:
— …Теперь выпрямь крылышки, приготовься к полёту.
И выпил водку вместе со стрекозой.
***
— Гаджииса, хватит есть, лопнешь!
— Кто думает о последствиях, героем не станет.
— Тост давай!
— А, что думаете, скажу и я несколько слов имениннику… — Гаджииса неторопливо поднялся. — Южный ветер несёт с собой тепло, мягкость, успокоение. Северный ветер даёт мужество, целеустремлённость. Западный ветер прививает трудолюбие, деловитость. Восточный ветер — мудрость. Мой тост за то, чтобы эти ветры не сталкивались, порождая бури, ураганы, смерчи… Пусть они всегда сходятся мирно и дарят нам такие вечера, как этот; глубокие мысли, как наши; мечты, светлые, высокие, недоступные… но единые. Давай за тебя, Миклухо-Маклай!
***
Плохо помню, за что пили ещё… Отдельными кусками… Фрагментами.
Но, о-ооочень пафосно посидели напоследок.
Спустя три дня я уехал домой.
***
И вот уже, несколько лет прошло, а я до сих пор мысленно там… в Дагестане.
Со своими кунаками.
Как это объяснить и что с этим делать дальше, ума не приложу…
Вместо послесловия
Вот и подошло к концу наше путешествие в Страну гор.
Признаюсь, над книгой интересно работалось, но очень не просто, ответственно.
Мне не всегда удавалось подобрать нужные слова. Я даже толком не смог рассказать о своей встрече с шейхом Саидом-Афанди аль-Чиркави. Не потому, что скрываю что-то… Просто встреча эта — таинство. Она включает и благословение моего духовника. Всё неизмеримо глубже, выше, четырёхмерней путевых заметок… Многое предстоит понять, осмыслить… И ещё: сжавшийся на полу в затоптанном тёмном проходе крохотный брошенный котёнок… Ты нуждался именно в моей помощи — я переступил… Извини. Не отпускаешь меня! Боюсь думать. Не умею говорить складно… не знаю об этом написать… Учусь стать писателем, стану ли?..
Мечтал передать широту души дагестанцев, их интеллект, остроумие, эту ёмкость, многогранность, гостеприимство… выступить проводником их чувств, достоинств в сердца россиян. Но по силам ли подобная задача мне, обычному смертному человеку?
В Коркмаскале кунак поведал притчу:
Ползёт по пустыне гадюка и видит: лежит ласточка. Лежит лапками кверху. Змея спрашивает у неё:
— Что ты делаешь?
— Небо держу.
— Ха, разве ты, такая маленькая, можешь удержать небо?
— Делаю, что могу…
***
Вот и я делаю, что могу.
И пусть не всё получается, но твёрдо знаю, что пожелать дагестанцам…
Неба — чистого-чистого, высокого, мирного, долголетия — кавказского, хлеба и бузы — вдоволь. Хакимов — мудрых, справедливых, невороватых… Пусть не смолкают в аулах зурна, свадебный бубен и детский смех. Пусть над очагами горцев из трубы всегда поднимается дым. Пусть дети не забывают язык отца и матери: аварский, лезгинский, даргинский, лакский, кумыкский… карельский. Пусть мальчишки, девчонки двадцать первого века сумеют без переводчика выслушать на годекане мудрость аксакалов, алимов и уважительно, достойно ответить на своём родном. Тогда не придётся читать «Патиха» языкам предков. [1] Снежные вершины тают под солнцем и дают жизнь чистым горным рекам. Пусть мои строки прозрачной глубиной донесут о горцах благую весть на равнину. Пусть в мире негатива станет меньше, а любви хоть чуточку больше.
Я всё думал: что из увиденного в Дагестане является главным символом взаимоотношений между народами? Символом моей книги? И понял. Вернее сказать, вспомнил… в Бежтинском районе… Дивной красоты смущённая девочка с восточными, сказочными чертами благородного лица и… русыми волосами.
Только Любовь может творить подобное чудо.
И пусть именно Любовь будет символом, незримым связующим звеном между Русью и Дагестаном. Дагестаном, ставшим мне второй родиной.
Спасибо вам, дорогие мои кунаки, от всей православной души моей!
Спасибо вам духовные наследники имама Шамиля и Расула Гамзатова за поддержку, за понимание, за сотворчество. Без вас появление этой книги было бы невозможно.
Я уехал, но половинка моего сердца осталась с вами, в горах.
Солнце уходит на Запад,
И убегают за ним
Те, кто не знают,
Что всё в этой жизни
Имеет исток.
Солнце уходит на Запад,
Но, чтобы снова родиться,
Спешит на Восток,
На Восток. [2]
Дорогие мои дагестанцы, я поднимаю этот бокал за вас!
С глубоким уважением,
мюрид Дагестана [3]
писатель, Александр Костюнин
Примечания:
[1] Патиха – заупокойная молитва.
[2] Игорь Тальков «Солнце уходит на Запад».
[3] Мюрид — последователь, ученик.
