Энергетик цеха открыл по моей просьбе шкаф управления. Забытые, в свое время, мной второпях, инструменты и старенький тестер ТЛ-4 лежали нетронутыми. За прошедшие годы не возникло ни одной необходимости открыть шкаф.

Не забыть рассказать

Марк Фукс

Продолжение. Начало здесь

Менгисту и метро

Из воспоминаний бывшего украинского гражданина еврейской национальности, волей судьбы занесенного в столицу солнечного Узбекистана и прожившего там двадцать лет и два года

До этого памятного случая все познания автора о славных жителях Эфиопии ограничивались личностью А.С. Пушкина.

Это потом уже, в Израиле, он обнаружил симпатичных эфиопов еврейской национальности и познакомился к своему удовольствию с некоторыми из них.

А начиналась история, о которой хочет поведать автор, следующим образом.

Предприятие, на котором автор трудился в славном городе Ташкенте, располагалась в самом центре столицы, на Аллее Парадов.

На фото, сделанном четверть века тому назад (см. ниже), мы обозначили головное здание этого предприятия значком «V» оранжевого цвета.

Фото интересное, с ним стоит познакомиться подробнее, ибо важно это для ориентирования в последующем повествовании.

В левой части изображения внимательный читатель найдет широкую и длинную прямоугольную, белого цвета аллею, напоминающую взлетно-посадочную полосу аэродрома средней величины. Это и есть Аллея Парадов. Знатоки утверждают, что это и была самая настоящая взлетно-посадочная полоса, рассчитанная на самолеты средней величины, а верхние этажи башни, стоящей справа от полосы, были спроектированы и выполнены так, чтобы быть использованы как станция управления полетами.

Зачем? А все просто. Здания, окружающие полосу-аллею, входили в управленческий комплекс партийно-хозяйственно-административного руководства Столицы Советского Востока. Здесь и ЦК, и Совмин, здания министерств, Комплекс управления КГБ.

Наше машиностроительное научно-производственное объединение (НПО) в силу ряда причин оказалось в этом почетном ансамбле.

Это всегда выглядело некой ошибкой и не вписывалось в общую картину.

В наши дни, к слову, ошибку эту исправили, задние НПО снесли и вообще полосу разбили скверами, а здание-башню приведения укоротили наполовину. Но это уже другая история и для другого рассказа.

Надо сказать, что аккурат за башней приведения находился вход в станцию метро, носившей тогда название «Площадь Ленина», а напротив входа в метро расположился и сам бронзовый Ильич на огромном гранитном постаменте.

В наши дни Ильича переселили, гранитный постамент используется для других целей, а станцию метро переименовали.

Ташкентское метро — гордость Узбекистана — с момента ввода в строй первой лини к тому моменту отработало год и вошло в быт жителей столицы. Жители ташкентских окраинных массивов белой завистью завидовали жителям юго-востока столицы — Чиланзарцам (по названию жилого массива Чиланзар), получившим этот роскошный подарок.

Гостеприимные ташкентцы теперь, принимая гостей и знакомя их с городом, непременно включали в список достопримечательностей столицы линию метро.

В конце ноября 1978 года руководителям Узбекистана позвонили из Москвы и сообщили радостную весть:

«…к вам в гости едет руководитель Социалистической Эфиопии Мангусте Хайле Мариам. Принять и обогреть, показать достижения республики. Визит очень важен для страны!» 

Визит председателя Временного военного административного Совета Социалистической Эфиопии Менгисту Хайле Мариама в СССР проходил с 16 ноября по 26 ноября 1978 года.

21 ноября высокий гость прибыл в Ташкент.

У трапа самолета его встречал хозяин республики Шараф Рашидов. Впоследствии Шараф Рашидович передал высокого гостя Н.М. Матчанову — Председателю Верховного Совета республики, который и сопровождал гостя при посещении Ташкентского текстильного комбината и колхоза «Кзыл Узбекистон» («Красный Узбекистан»).

22 ноября я с товарищами находились в нашем НПО, которое располагалось тогда, как уже говорил, на Аллее Парадов, так, что все передвижения по свободной от транспорта площади хорошо просматривались, благо работали мы и пили чай в нашей маленькой лаборатории, на первом этаже корпуса.

Ближе к полудню по площади в направлении Совмина и станции метро проследовал правительственный кортеж из нескольких ЗИЛов и «Чаек».

Через непродолжительное время кортеж помчался мимо нас назад в южном направлении. Прошло еще четверть часа и вновь кортеж устремился к станции метро, затем снова — в обратном направлении. И так несколько раз.

Такого мы, искушенные обитатели Аллеи Парадов и созерцатели правительственных кортежей, еще не видели.

Как рассказывали потом знающие люди, руководители республики решили показать высокому гостю линию метро.

Гости и сопровождающие их лица спустились в вестибюль станции «Площадь Ленина».

Подошел поезд. Остановился. Неожиданно Менгисту с ловкостью молодого строевого офицера отделился от сопровождающих и в последний перед отправкой момент вошел в вагон. Поезд ушел на Чиланзар. Кортеж повторил маршрут в наземном варианте.

Высокий гость тщательно и с интересом самостоятельно изучал каждую станцию. А в это время кортеж проделывал по поверхности чиланзарский маршрут со всеми остановками.

Экзамен по ориентированию эфиопский лидер (не зря учился военному делу в Америке!) сдал успешно: точно вернулся на станцию отправления.

23 ноября высокий гость улетел к Э.А. Шеварнадзе в Тбилиси.

Говорят, что Н.М. Матчанов не советовал тбилисцам показывать местное метро руководителю Социалистической Эфиопии.

Учитывая рельеф местности в Тбилиси.

Парк Тельмана

— Хочешь, подкину тему? Напиши, как мы с тобой Занимались «Логикой»!
— Ну, кому это интересно, кроме нас с тобой?
Из телефонного разговора между Вильнюсом и Хайфой.

В свое время я сомневался в том, что история эта может заинтересовать людей, далеких от техники и производства, но тем не менее постарался вспомнить детали её и записать. Отзыв одного из читавших первоначальную версию записок, музыканта и публициста Льва Мадорского (Германия), убедил меня в том, что не стоит избегать тем, связанных со специальной терминологией, что техника и её описание не пугают читателя, далекого от заводов и лабораторий. В записках имена и события подлинные, никаких изменений. Некоторые герои живут по сей день от Нью-Джерси и до Вильнюса, некоторые уже не с нами.

Считалось, что в парке Тельмана торгуют пивом знаменитого на весь Ташкент шестого пивзавода.

Проверить это не представлялось возможным в силу того обстоятельства, что пиво, разбавленное водой на треть, лично для меня, избалованного львовским бархатным, теряло вкус, запах и всякую национальную окраску.

В парке Тельмана в свое время «побывало» почти все население Советского Союза, правда, не все догадывались об этом.

В середине войны киношники избрали крутые, сбегающие вниз к Салару склоны парка в качестве натуры для съемок фильма «Два бойца».

Именно здесь, в парке Тельмана, Марк Бернес, взял в руки гитару и вспомнил про «шаланды, полные кефали».

В начале семидесятых территорию парка значительно урезали и немного запустили, что, впрочем, придавало ему определенный шарм.

Рядом с парком находился наш опытный завод, и мы зачастую обедали именно там.

В местной чайхане готовили плов и шашлык, а рядышком, в «котлованчике», наливали пиво.

Полпорции плова, три палочки шашлыка и кружка пива — совсем неплохой обед.

Спросите у любого ташкентца. 

Старший из нас, Слава Туровский, приступая к шашлыку, традиционно, изрекал: «А сейчас выполним полугодовую норму китайцев по мясу!»

В те времена никто из нас и подумать не мог о грядущем китайском экономическом чуде. По Пекину бегали хунвейбины, и простым китайцам было совсем не до шашлыка.

Славу, выпускника Рижского института ГВФ, бросили к нам на прорыв.

До нашего КБ он, специалист по электрооборудованию самолетов, служил в ташкентском аэропорту.

Ему не повезло. Джип, ведомый им в темноте по полю в погоне за неуправляемой стюардессой, заблудился и задел, стоящий на ремонте Ан.

Со Славы сняли красивую форму, пожурили, и через некоторое время он стал работать у нас, тоскливо провожая взглядом каждый пролетающий самолет.

Наша группа были заняты «Логикой».

И здесь следует сделать маленькое отступление, или, точнее, введение.

В конце семидесятого по дорогам Союза покатили первые «Жигули».

Помимо того, что советский потребитель наконец-то получил (выстоял в очереди, достал с переплатой, вымолил или вытребовал в профкоме) хоть и морально к тому времени устаревший, но все же европейский автомобиль, данное событие имело еще ряд интересных и значимых для СССР последствий.

Оборудование для автомобильного гиганта — ВАЗа поступало с Запада. Советские инженеры и рабочие получили возможность вплотную приблизиться к современным западным машиностроительным технологиям, организации производства и парку оборудования.

Ничего подобного, в таких масштабах давно не было, во всяком случае, после сорок пятого.

Для освоения западного производства, Минавтопром развернул по всему Союзу настоящую охоту за отечественными специалистами, способными освоить западную технику и технологию.

На этой волне на «ВАЗ» попало и несколько специалистов из нашего КБ, занявших там ключевые посты в области металлургии и литейного производства. Через некоторое время и мы получили возможность ознакомления с современным автомобильным производством вообще и литейным производством в частности.

Я не могу утверждать, что задачей наших инженеров было копирование западной техники, хотя ничего зазорного я в этом не вижу. Вон куда Япония пришла со своим копированием!

Нашим, в принципе, совсем неплохим специалистам следовало получить представление о путях и направлениях, методах и средствах, об уровне современного решения технологических задач.

Полученный импульс оказался достаточным для того, чтобы предпринять реальную попытку технического и технологического перевооружения литейного производства ряда заводов нашего Главка и министерства.

Я, до этого не имевший никакого отношения к литейному производству, оказался в группе, призванной осуществить эту задачу.

В наше КБ я попал в двадцатичетырехлетнем возрасте, будучи дипломированным специалистом и обладателем почетного пятого разряда по контрольно-измерительным приборам и автоматике.

До этого я успел поработать на монтаже и пуско-наладке тепловых электростанций и в метрологической службе.

Основы профессии я постигал под руководством своих учителей Виктора Исааковича Аксенфельда (специальная технология и автоматизация) и Леонида Иосифовича Балтера (практические навыки), умение работать пришло уже в рабочем порядке, в процессе работы.

Около года я проработал с интересным и необычным человеком — Неметом Лайошем.

Лайош — венгр из Пешта к началу сороковых годов успел проработать механиком в мастерских «BMW» в Будапеште и одновременно с этим изловчился получить квалификацию спортсмена-пилота.

Он болел небом и поступил на службу в ВВС Венгрии.

К середине войны, он, добровольцем в составе Люфтваффе воевал на «Мессершмите» против Красной Армии. Сбили его на Кубани.

В русском плену он задержался дольше остальных военнопленных.

Как гражданин Венгрии, он не попал под соглашение об освобождении немецких военнопленных и после того, как в пятидесятых уцелевшие немцы вернулись в Германию, его вместо Венгрии направили на спецпоселение в Северный Казахстан.

В шестидесятых он уже покинул Казахстан, восстановил венгерское гражданство, женился на русской, завел двух детишек, побывал в Венгрии, но все еще продолжал работать в Союзе, улаживая какие-то свои дела и готовясь к возвращению на родину.

Лайош руководил работами на монтаже блочного щита управления Криворожской ГРЭС-2.

Я попал на строительство электростанции в самом его начале. При мне запускали первый блок. Одновременно со строительством станции неподалеку от нее, в трех километрах заложили рабочий поселок Зеленодольск, ставший впоследствии городом.

Лайош гонял на потрепанном мотоцикле ИЖ-49 и утверждал, что если соскрести с него краску, то проступит надпись «DKW».

Нас он называл «союзниками», не стеснялся в выражениях, требовал исключительной аккуратности, точности в работе и дисциплины.

Мои отношения с ним сложились ровно, я в то время интересовался кино, упомянутое мной имя Золтана Фабри растопило лед и расположило его ко мне.

«Школа Немета» приучила меня к пунктуальности и тщательной работе с технической документацией. Кроме того, вопросы технической эстетики не были для Лайоша безразличными, и он методично, не стесняясь в выражениях, доносил свое понимание их до нас, «союзников».

Таким образом, в семидесятом году определенный багаж у меня уже был.

При приеме на работу в Ташкенте весь предыдущий опыт шел в зачет, но условно.

Начальник отдела автоматики и электроники Давид Исаакович Свердлин просмотрел мои документы, прочел все записи, включая оценки по спецдисциплинам, и начертал на моем заявлении: «Принять по четвертому разряду».

Возвращая мне документы, Давид Исаакович, пояснил: «Поработай пару месяцев, покажи себя».

Отдел располагался в главном корпусе объединения в самом центре Ташкента и занимал два больших просторных зала.

В одном из них расположились конструкторы со службой нормоконтроля, второй зал был отведен под лабораторию и производство.

Давид Исаакович был человеком современным и интересным. Увлекался альпинизмом, джазом, литературой, театром, писал диссертацию и умело руководил отделом, а впоследствии и службой.

Человек, державший руку на пульсе технического прогресса, он оценил возможности, представившиеся нам в связи с работой по проектированию, изготовлению и внедрению оборудования в области литейного производства.

Тяжелые условия эксплуатации техники в литейках, запыленность, загазованность, проблематичный температурный режим, возможные вибрации оборудования подтолкнули его к освоению тогдашней новинки: бесконтактным элементам автоматики.

Честно говоря, не многие в нашей отрасли в те годы были готовы уйти от привычных релейно-контактных схем и пуститься в освоение нового и новое это вынести за стены КБ в производство.

К тому моменту, что я стал работать в КБ, отдел в принципе освоил проектирование и монтаж оборудования на магнитных логических элементах.

Я успел принять участие в работе над одной из линий на магнитной «Логике». Преодолев сложности наладки оборудования и запустив его, мы получили удивительно устойчивую и безотказную технику.

Условиями договора с заводом-заказчиком было предусмотрено, что мы в течение полугода будем вести эксплуатацию оборудования.

Это было логично, завод не располагал кадрами для обслуживания подобной техники.

За шесть месяцев работы наши линии не дали сбоев, все проблемы были на уровне механических повреждений внешних соединений и датчиков. Так как первый блок этой же линии был также нашего производства, однако был изготовлен на традиционной релейно-контактной основе с применением командоаппарата — контроллера, нам представилась прекрасная возможность сравнения надежности двух вариантов решения одной и той же технической задачи и т.д.

Все сравнения были в пользу новой техники, и казалось, что возврата к старому нет.

К этому времени изготовитель «Логики» в подмосковном Калинине освоил транзисторную серию вместо магнитной и, естественно, мы в дальнейшем проектировали и изготовляли линии и некоторые последующие разработки на «Логике-Т».

Новая серия внешне выгодно отличалась от предыдущей. Элементы стали компактнее и выглядели вполне современно: корпуса белого цвета, с четкой маркировкой различными цветами для элементов с различными функциями, конструкция предусматривала применение штепсельных разъемов вместо непосредственной пайки к ножкам элемента.

Во всяком случае, на стадии проектирования и монтажа мы почувствовали это преимущество.

Если в предыдущей магнитной «Логике» существовал достаточно сложный вопрос фазировки питания элементов, то сейчас все упростилось до элементарного уровня.

«Старые волки» отдела неохотно занимались «Логикой», она не «дышала»: не щелкала, на шипела и вообще внешне никак не обозначала своей работы.

Принимая меня на работу, руководство отдела заранее рассчитывало окунуть меня в новое дело.

Это был тот случай, когда недостаток предыдущего опыта обращается преимуществом в силу свободы от устоявшихся догм, привычек и правил.

Школа Немета не прошла даром, моя аккуратность в выполнении работ, дотошность в работе с документами, уровень подготовки были оценены.

Все это позволило возложить новый этап работы с «Логикой» на нашу группу, в которую кроме меня вошли еще двое сотрудников. Все мы были примерно одного возраста и уровня знаний, правда, мой производственный опыт был богаче, чем у остальных.

По окончании стадии проектирования новой линии на «Логике Т» последовал ее монтаж и наладка в лабораторных условиях с симуляцией работы.

Все вроде бы шло нормально.

Вскоре мы перевезли свое оборудование на наш опытный завод и приступили к монтажу и наладке электрической части двухпозиционной пескострельной машины.

Нас ждало разочарование.

Когда оборудование обросло кабелями, датчиками, исполнительными механизмами, и мы произвели пробный пуск, оказалось, что «Логика» — «живет» отдельно, а установка — отдельно.

Вот как вспоминает эти минуты мой тогдашний коллега Валера Шендеров:

«… из-за сбоя в работе «Логики» обе тележки (с установленными на них, подогреваемыми газом формами, весом по 0,7 тонны, каждая — М.Ф.) одновременно пошли навстречу друг другу. Метал, скручивался в дугу, и никто ничего не мог поделать. Страшная была картина. Двухпозиционную установку фактически собирали заново».

Едва удавалось проверить одну цепочку, тут же отказывали две другие. Элементы времени — таймеры работали вообще по своему усмотрению, игнорируя заложенные в схему блокировки.

В причинах мы разобрались достаточно быстро, а вот устранение их требовало определенных усилий и вложений.

Рекомендованные заводом-изготовителем «Логики» и использованные нами штепсельные разъемы оказались крайне ненадежными и повсеместно симулировали отсутствие сигнала в то время, когда попросту имел место нечеткий контакт в разъеме.

Положение было критическим. И не в силу того, что заказчику срочно требовалась установка, скорее даже наоборот, а в силу того, что наше руководство успело разнести весть по соседям, а соседями нашими были узбекский Совмин и ЦК.

Знающие географию Ташкента, уже сообразили, ну а для москвичей: это примерно, как если бы наше головное КБ территориально находились на месте ГУМа, между Кремлем и Старой площадью.

Соседи собрались к нам с визитом, и весело нам не было.

За день до ожидаемого визита, приехал на своем «Москвиче» начальник отдела, привез красивую металлическую коробку, окрашенную молотковой эмалью. В крышке коробки мы установили десятка два тумблеров и столько же сигнальных лампочек, внутри поместили источник питания, и все это хозяйство через клемники нашего шкафа управления связали с исполнительными механизмами установки.

В результате мы получили возможность управлять механизмами вручную, напрямую, минуя всю нашу «Логику».

Так мы и представили высокому начальству работу, указав скромно, что идет отладка и управление ведется из симулятора команд.

После этого визита и демонстрации напряжение в работе спало, а через некоторое время было принято решение переделать весь монтаж, исключив разъемы, т.е. нам следовало произвести пайку непосредственно к ножкам элементов. Попутно возникли еще вопросы принципиального характера.

Вот на этом этапе к нам и подключили ведущего инженера Славу Туровского, только что пришедшего работать в наш отдел.

Слава быстро вник в суть дела, оценил объем работ, схемные решения и пришел к заключению о целесообразности выполнения работы заново, включая проектную часть.

«В самолете так никогда бы не сделали!» — бурчал он, перелистывая техдокументацию.

«Мы здесь самолет не строим!» — вяло возражали наши проектировщики.

Всю работу мы выполнили в достаточно короткие сроки.

Под руководством Славы схема стала намного проще, при формировании пульта управления появилась эргономика и логика, свойственная авиационному оборудованию.

К отладке в условиях нашего опытного завода мы заново приступили через два месяца.

Лето подошло к концу. Парк Тельмана осиротел, студенты соседних с ним стройфака и музыкального училища уехали на хлопок.

Мы регулярно выполняли норму китайцев по мясу, пиво стало чуть погуще, а сами обеды-планерки спокойнее.

Дела наши шли нормально, по графику.

Вскоре установка была признана работоспособной. Мы произвели демонтаж, а к новому семьдесят второму году поставили ее в литейном цехе завода-заказчика.

При окончательной отладке возникли новые неприятности, появилось множество наводок и как их следствие — ложные команды.

Слава снова включился в нашу работу. Он привез с собой на завод кучу конденсаторов и резисторов, мы методично в течение нескольких дней впаивали в схему Т-образные фильтры.

Об этом этапе работы Валера вспоминает:  «в конце отладки схема, которую мы с тобой паяли, стала похожа на ёлку, увешанную игрушками».

В итоге, схема заработала безупречно. Установка получилась вовсе неплохой. Она уступала своему зарубежному аналогу по габаритам и внешнему виду, но за два часа работы выполняла двухсменный объем тяжелой, изнурительной работы при неизменном качестве продукции.

Это был несомненный успех.

После итогового совещания и подписания приемного акта, поздно вечером, я, не забрав свои инструменты и приборы, запертые в шкафу управления установки, уехал домой.

Мы ждали продолжения, казалось, что старые комплектующие канут в Лету.

Но, впереди были перемены.

Произошли кадровые изменения в жизни нашего отдела.

Первым сорвался Слава Туровский. Он перешел на более оплачиваемую и менее обременительную работу, стал усиленно интересоваться английским и скупать советскую оптику, ориентируясь на блошиный рынок в Риме.

Тематику бесконтактной «Логики» в нашем отделе передали моему ровеснику и другу Янеку Лифицу, который в то время разрывался между кандидатской и КВНом. В свое время он был успешным капитаном Ташкентского политехнического и как настоящий КВНщик воспринял ситуацию и перспективы с юмором.

Мой коллега по монтажу и наладке, друг по жизни Валера Шендеров, вдруг оказался нужным в Советской Армии и через непродолжительное время обнаружил себя в Кушке.

В результате интриг, подковерной возни и соперничества за лидерство в КБ и простой зависти к успешному человеку убрали нашего начальника.

Людям, заполнившим образовавшийся вакуум в руководстве отдела, инициатива и наша «Логика» были ни к чему.

Я покрутился немного и перешел в соседний отдел заниматься эксплуатацией множительной техники.

Лет через пять-шесть я, уже в другой должности, оказался на заводе, где в свое время мы занимались «технической революцией».

После совещания я поинтересовался судьбой нашей установки.

Зам. главного пожал плечами: «Работает. В первую смену. Без проблем. Хочешь посмотреть?»

Я не поленился и пошел в литейку.

Энергетик цеха открыл по моей просьбе шкаф управления.

Забытые в свое время мной второпях инструменты и старенький тестер ТЛ-4 лежали нетронутыми. За прошедшие годы не возникло ни одной необходимости открыть шкаф.

Прямо как японский автомобиль в лучшие времена!

Почти все участники этого пионерского, в семидесятые годы, занятия дошли по жизни до наших дней.

Слава Туровский стал Самуэлем, обосновался в Нью-Джерси и исправно посещает одну из местных престижных синагог.

Валера Шендеров сменил место жительства на Вильнюс, выучил литовский и стал бегло разбираться в тонкостях католицизма.

Янек Лифиц звонит порой из Висбадена. Думаю, что он продолжает мыслить по КВНовски, а говорит уже на немецком.

Давид Свердлин, стал участником большой алии, основал в Израильской электрической компании лабораторию надежности, но не выдержал гонки и обрел вечный покой в Хайфе.

Здание нашего КБ в центре Ташкента снесли и на месте его высадили голубые елочки и разбили цветники.

Завод «Ташсельмаш» — флагман машиностроения в Средней Азии, с которого и началось внедрение «Логики» в Узбекистане, исчез, и на его месте сейчас парк.

«Логика» уже давно стала раритетом и на смену ей пришли программируемые контроллеры.

Парк Тельмана, разбитый немецкими политэмигрантами в 1934 году, переименован в парк Мирзо Улугбека, и в нем проводится «Сабантуй».

Говорят, там весело! У меня нет оснований не верить этому.

Продолжение