Соломон Воложин: Суперавантюра

Loading

Ницшеанство — продолжение идеостиля романтизма. Только романтизм был страдательной реакцией на поражение Разума, Просвещения, а ницшеанство — победительно. Оно очень трезво. Оно знает, что миром правит по преимущесту Зло.

Суперавантюра

Соломон Воложин

Супер потому, всего лишь, что название «Авантюра» я уже применял. Я вообще хочу применить простейший подход к сложнейшему явлению — потому «суперавантюра» очень годится. Правда, то, что я называю простейшим, таковым может не показаться иному. Так простите, иной.

Я исхожу из того, что добыл в разборах ранее (см. тут): что Мандельштам, помотавшись, так сказать, по мировоззрениям (марксистскому, эсеровскому…) успокоился (остужённый поражением первой русской революции) на том типе идеостиля, который я называю соединением несоединимого. Это — некая гармония. А у Мандельштама она ещё и индивидуально характерная: тихая, умиротворённая. Но. Он оказался под сильнейшим влиянием акмеизма. А это — тип идеостиля экстремистского, ницшеанского. И Мандельштам в него срывался и даже долго пребывал. Новая революция, не сразу, заставила его на 5 лет вообще замолчать (c 1925 по 1930 гг.). И после он опять возродился тихим и умиротворённым, несмотря на полнейшую жизненную неустроенность и неприятие установившейся власти (см. тут).

Просто это или сложно? — По-моему, достаточно просто.

И вот — «Восьмистишия».

Х.

В игольчатых чумных бокалах
Мы пьём наважденье причин,
Касаемся крючьями малых,
Как лёгкая смерть, величин.
И там, где сцепились бирюльки,
Ребёнок молчанье хранит,
Большая вселенная в люльке
У маленькой вечности спит.
Ноябрь 1933, июль 1935

Чувствуете вы без всякого предварительного анализа здесь соединение несоединимого?

Если нет, то давайте разберём. Негативное: «чумных», «крючьями», «смерть». Позитивное: «лёгкая», «Ребёнок», «люльке», «спит».

И образом результирующей от столкновения противоположного гармонии некой, образом гармонии умиротворённой, является строй стихотворения:

«Каждое из четверостиший равно предложению; каждое двустишие представляет собой синтаксическое и реальное единство; таким образом, синтаксическое членение совпадает со стиховым и с реальным» (Ю. Левин. Лексико-семантический анализ одного стихотворения О. Мандельштама).

Теперь можно перейти к следующей простоте об очень сложном — к ницшеанству, которому Мандельштам бывал не чужд. Я ницшеанство назову (да простится мне) тоже типом идеостиля.

Он связан с невообразимыми для обычных людей вещами — с иномирием неким, похожим несколько на тот свет христианства. Похожесть связана с инерцией мышления. Ницшеанство восстало против христианства, но что-то от него к себе, в иномирие, перетащило.

Ницшеанство — продолжение идеостиля романтизма. Только романтизм был страдательной реакцией на поражение Разума, Просвещения, а ницшеанство — победительно. Оно очень трезво. Оно знает, что миром правит по преимущесту Зло. Ему оттого очень скучно. Оно воспринимает и Добро, и Зло, и их возню друг с другом как суету сует, как мещанскую скуку. Оно выше этого: над Добром и Злом, в неком иномирии, где нет обычных параметров обычного мира. Там нет причинности (отталкивание от скуки, которую вызывает «наважденье причин»). Там нет времени, нет смерти. Там Вечность и едва ли не актуальная бесконечность (если позволить себе этот математический термин). Этот термин просится из-за отталкивания от потенциальной бесконечности (опять математика). Для оптимистов, обычных людей потенциальная бесконечность — это девиз: «Всегда можно сделать ещё один шаг!», как бы ни было трудно. Для необычных людей, ницшеанцев, это — непереносимая скука. И художник-ницшеанец рисует эту скучную непереносимость доводя своего читателя, зрителя, слушателя до такого напряжения предвзрыва, что после взрыва кажется достижимой кажется иная бесконечность — актуальная. Как открыл Кантор бесконечности тоже подвержены… сложению… С ними можно обращаться вроде как с обычными числами. Так вот НЕДОницшеанцы достижительностью необычного для обычных людей удовлетворены, а ницшеанцы — нет. Они пессимисты. Им — недостижительность ценна. Им даже и недоницшеанец («Касаемся крючьями малых», «бирюльки») — мещанин.

Ницшеанец с неницшеанской точки зрения неприятный тип. Которого лучше в жизни не встречать и вообще не знать о его существовании, быть, как «Ребёнок», да ещё и который «спит». — Естественно, что с точки зрения ницшеанца и «Ребёнок», и «спит» — негативны.

Вот Мандельштам и не хочет для себя ни одной из этих крайностей.

Вот — одна (ребячья):

I.

Люблю появление ткани,
Когда после двух или трех,
А то четырех задыханий
Придет выпрямительный вздох —
И дугами парусных гонок
Открытые формы чертя,
Играет пространство спросонок —
Не знавшее люльки дитя.
Ноябрь 1933, июль 1935

[Вариант]

Люблю появление ткани,
Когда после двух или трех,
А то четырех задыханий
Прийдет выпрямительный вздох —
И так хорошо мне и тяжко,
Когда приближается миг —
И вдруг дуговая растяжка
Звучит в бормотаньях моих.

Ноябрь 1933 — январь 1934

III.

О бабочка, о мусульманка,
В разрезанном саване вся —
Жизняночка и умиранка,
Такая большая, сия!
С большими усами кусава
Ушла с головою в бурнус.
О, флагом развернутый саван, —
Сложи свои крылья — боюсь!

Ноябрь 1933 — январь 1934

IV.

Шестого чувства крохотный придаток
Иль ящерицы теменной глазок,
Монастыри улиток и створчаток,
Мерцающих ресничек говорок.
Недостижимое, как это близко!
Ни развязать нельзя, ни посмотреть, —
Как будто в руку вложена записка
И на нее немедленно ответь.

Май 1932 — февраль 1934

V.

Преодолев затверженность природы,
Голуботвердый глаз проник в ее закон,
В земной коре юродствуют породы,
И как руда из груди рвется стон.
И тянется глухой недоразвиток,
Как бы дорогой, согнутою в рог, —
Понять пространства внутренний избыток
И лепестка и купола залог.

Январь — февраль 1934

VI.

Когда, уничтожив набросок,
Ты держишь прилежно в уме
Период без тягостных сносок,
Единый во внутренней тьме, —
И он лишь на собственной тяге,
Зажмурившись, держится сам —
Он так же отнесся к бумаге,
Как купол к пустым небесам.

Ноябрь 1933 — январь 1934

VII.

И Шуберт на воде, и Моцарт в птичьем гаме,
И Гёте, свищущий на вьющейся тропе,
И Гамлет, мысливший пугливыми шагами,
Считали пульс толпы и верили толпе.
Быть может, прежде губ уже родился шопот
И в бездревесности кружилися листы,
И те, кому мы посвящаем опыт,
До опыта приобрели черты.

Ноябрь 1933 — январь 1934

VIII.

И клёна зубчатая лапа
Купается в круглых углах,
И можно из бабочек крапа
Рисунки слагать на стенах.
Бывают мечети живые,
И я догадался сейчас:
Быть может, мы — Айя-София
С бесчисленным множеством глаз.

Ноябрь 1933 — январь 1934, Москва

Отрицающая любое число «задыханий», приемлющая «выпрямительный вздох», связность «ткани» (наличие причинности), естественность «парусных гонок», как «Не знавшее люльки дитя», и неглубокое знание («спросонок», «бабочка», «улиток и створчаток»), а можно и глубокое знание («глаз проник в ее закон»), с радостью, что «Недостижимое, как это близко!», «Как будто в руку вложена записка», что можно «Понять», что всё выходит («держится сам»), словно ты «Шуберт… Моцарт… Гёте», а «я догадался».

И ведь «порядок восьмистиший, кроме начальных, не установлен ни самим Мандельштамом, ни даже редактирующей его Надеждой Яковлевной» (Wikilivres). То есть части IX и X могут быть спутаны. Тогда после умиротворяющего восьмистишия, разобранного самым первым, мыслима другая, сверхчеловеческая крайность:

IX.

Скажи мне, чертёжник пустыни,
Сыпучих песков геометр,
Ужели безудержность линий
Сильнее, чем дующий ветр?
— Меня не касается трепет
Его иудейских забот —
Он опыт из лепета лепит
И лепет из опыта пьёт.

Ноябрь 1933 — январь 1934

XI.

И я выхожу из пространства
В запущенный сад величин,
И мнимое рву постоянство
И самосознанье причин.
И твой, бесконечность, учебник
Читаю один, без людей —
Безлиственный, дикий лечебник,
Задачник огромных корней.

Ноябрь 1933 — июль 1935

Тут уже гордое удовлетворение совсем другим, не то, чтоб идеальным («безудержность линий»), не материальным («опыт») — и то, и то может быть рациональным. Тут уже вообще невесть что: («рву постоянство / И самосознанье причин»). Тут недостижимое, непостижимое («Безлиственный, дикий… учебник»).

И всё — из-за нравственных перипетий Истории, вызвавших в мире и появление, и отвержение ницшеанства. А никакие тут не «квантово-механические и релятивистские идеи» (Там же — Ю. Левин).

Print Friendly, PDF & Email

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.