… мне хочется сказать моим соотечественникам и всем, приобщенным к искусству великого хормейстера: господа нам повезло, мы живем в эпоху Эйфмана.

Up and Down — новый спектакль театра Эйфмана

К гастролям Театра Бориса Эйфмана в Америке в мае 2015

Белла Езерская

«Каждый наш спектакль должен иметь мировой успех. Если мой театр окажется невостребованным, он обречен на гибель», — убежденно сказал Борис Эйфман в недавнем интервью. Это, конечно, преувеличение. Театр Эйфмана просуществовал 38 лет в условиях, скорее мешающих, нежели способствующих творчеству, и остался жив. Первые годы Эйфмана настойчиво выдавливали в эмиграцию. Властям не нужен был этот одержимый еврей с его «инакомыслящими» балетами. Эйфман сопротивлялся, потому что не мыслил себе жизни вне Ленинграда и вне России. Жизнь в Советском союзе научила его искусству быть свободным в несвободной стране. Десять лет прошли в борьбе за выживание. У него не было своей сцены, зала для репетиций, на жалкую субсидию существовать было невозможно, критика донимала. Свое 60-летие и 30-летие своего театра Эйфман встретил на гастролях. Гастроли продолжались 7 месяцев в году. Они нужны были, чтобы покрывать растущие расходы и достойно оплачивать каторжный труд актеров. Они помогали выжить и не потерять форму. Год делился на две неравные части: пять месяцев Эйфман сочинял новый спектакль и репетировал, семь месяцев возил его по миру. Эта цыганская жизнь продолжается и поныне. Собственная сцена все еще за пределами мечтаний. Кое-что все же сдвинулось с мертвой точки: он получил (выбил, выстрадал), отличный репетиционный зал, так что проблемы с помещением для репетиций отпали.

Эйфман — перфекционист. Он репетирует по 8-10 часов. Он доводит спектакль до мельчайших подробностей, а себя и актеров — до полного физического и нервного истощения. У него нет неудачных спектаклей в обычном смысле этого слова, но есть спектакли, недовоплощенные и нуждающиеся в пересмотре.. Это сейчас ему, кавалеру трех орденов (За заслуги перед отечеством — Четвертой. Третьей и Второй степени, именно в такой последовательности он получал их), хорошо рассуждать о мировой славе. Словно Отечество, выдавая ему очередную награду, сомневалось: а не много ли будет? Не понимая, или не желая понять, что он дал своему отечеству гораздо больше, чем оно дало ему. И что его забота — не о себе, а о будущем русской культуры

Когда он в 1994 году впервые появился в Нью-Йорке, его никто не знал. А ведь его театру к этому времени было уже 18 лет и он создал для него 40 (сорок!) оригинальных полнометражных балетов, сценарии которых писал он сам. Помог Его Величество случай: Нина Аловерт, фотохудожник, хорошо знавшая Эйфмана, познакомила его с американским продюсером Сергеем Даниляном. Тот, посмотрев один его спектакль, пригласил на гастроли в Нью-Йорк с тремя спектаклями. Это был риск, но он оправдал себя. С тех пор ARDANI ARTIST — фирма супругов Данилян — стала визитной карточкой Эйфмана в Америке. Соотечественники, прочитав необычную афишу, ринулись в Сити Центр за билетами. Такого они, воспитанные на Лебедином Озере, Спящей красавице и Щелкунчике не видели, и не могли себе представить. Сами названия спектаклей — Красная Жизель, Русский Гамлет — вызывали вопросы: почему Жизель — красная? Почему Павел Первый — не самый популярный русский царь — Гамлет? Ведущий балетный критик Нью-Йорк Таймс Анна Киссельгоф, подводя итоги многолетней дискуссии на тему, кто возглавит в новом столетии мировой балет заявила со страниц Нью-Йорк Таймс

«Балетный мир может не беспокоиться: хореограф XXI века уже есть. Это Борис Эйфман».

Эйфман в принципе изменил традиционное отношение к классическому балету и растянул его жесткие рамки до неимоверных пределов. Разумеется, он создал свою хореографию не на пустом месте — недаром же он шесть лет был главным хореографом Вагановского училища. Он аккумулировал опыт своих великих предшественников, от Петипа до Якобсона, от Фокина до Баланчина. и дерзко включил в классический танец элементы акробатики, гимнастики, мимики, жеста, драматического искусства, шаманских заклинаний, китайского театра теней, кукольного театра, слова, и даже рока. Он ставит русскую классику и истории замечательных людей, обращаясь с фактами и биографиями достаточно вольно. Его интересует темы, от которых у нормальных людей сводит скулы: оотношения религии и искусства, искусства и власти, искусства и эмиграции. Он ставит трагедии, комедии, психодрамы, сказки. Он — принципиальный противник одноактных бессюжетных балетов, которые любил Баланчин: «лошади тоже прыгают, ну и что?» Ему обязательно нужен не просто сюжет, а идея, философия, в нем заложенные. Он — основатель философского балета. Жанровых ограничений для него, практически, нет.

Искусством Эйфмана из зала можно наслаждаться, но понять его нельзя. То есть, нельзя уловить, как он это делает. Журналисты просят у него интервью, в надежде, что он сам расскажет и всё станет ясно и понятно. Я тоже так думала, когда попросила Сергея Даниляна об интервью с маэстро. Но этого не произошло.

— Как вы сочиняете свою хореографию? Как находите эквивалент действию, монологу, мысли?

Эйфман (слегка смешавшись) —

— Как это можно рассказать? За этим бесконечные репетиции, поиски, пробы, бессонные ночи. Рациональная часть кончается за столом. Потом начинается нечто иррациональное. Какое-то безумие (встряхивает головой). Что-то такое. Я не могу объяснить. Что-то от Бога.

— У меня было ощущение, что я мучаю человека, требуя от него чего-то такого, в чем он сам не может разобраться, или чему не может найти словесную форму. Вот это иррациональное, это безумие попытался передать в своем документальном фильме режиссер Александр Гутман. Мне фильм понравился. В нем Гутман подсмотрел именно момент зарождения движения, эти кадры дорогого стоят. Эйфман так увлекся процессом, что забыл об его присутствии. И это было прекрасно.

— Как вы записываете вашу хореографию? У вас есть система знаков?

— На видео. В начальной стадии. А потом в конце. Актеры заучивают с видео и с моего показа.

— Вы показываете?!

— Конечно. Не в полноги, а полный показ.

Это, в буквальном смысле, самосожжение. Эйфману тогда уже было под 60. Он показывает и сейчас, когда ему уже за 70. Его молодые актеры после репетиций опускаются на пол в изнеможении. Напомню, что Эйфман, закончив Вагановское училище, ни одного дня не работал артистом балета. В 16 лет он уже имел собственный театр, в 21 — поставил свой первый спектакль на профессиональной сцене.

«Мне просто повезло, что столь рано удалось ощутить свое предназначение, дар Божий — сочинять хореографию»

А сейчас он сделал дерзкую попытку проникнуть в человеческое подсознание, взяв за основу роман Скотта Фицжеральна «Ночь нежна». Это спектакль-исследование, в котором с помощью пластической лексики изображен распад личности героя — молодого врача-психиатра Дика Драера. Действие происходит в психбольнице. Молодому врачу приводят новую пациентку. Ее зовут Николь Уоррен, она женщина из очень богатой семьи. Между ними вспыхивает любовь, они женятся и ведут свободный от всяких обязательств образ жизни. В результате Дик спивается и попадает в больницу уже в качестве пациента. Николь, напротив, удается выбраться из светского омута и вернуться к нормальной жизни. Спектакль называется UP and DOWN (Вверх и Вниз). Премьера состоится в Нью-Йорке. Недешевые билеты в Сити Центре расходятся, как горячие пирожки.

В заключении я хочу рассказать об одном дне из жизни великого хореографа — 2 сентября 2013 года. В этот день он перерезал красную ленточку Академии танца — своей самой любимой и годами выстраданной мечты. И вот она стоит в Петербурге, в переулке Лизы Чайкиной 2, трехэтажная, из светлого кирпича, элегантная кузница балетных кадров второго тысячелетия — бесплатная балетная школа для одаренных детей, оборудованная и оснащенная по последнему слову техники. «Сегодня я переживаю один из самых счастливых дней своей жизни», — говорит Эйфман принимая цветы и поздравления и с трудом сдерживая слезы. В класс маэстро записалось пять тысяч абитуриентов. Конкурс — 100 человек на место.

Борис Яковлевич Эйфман — гений. А гении редко оставляют преемников. У него была мечта — передать наработанное богатство сыну. Он сызмальства приучал Сашу к сцене. Но — не приучил: сын серьезно увлекся компьютерами. Вопрос о преемнике остался открытым. Пока. Но кто знает, может быть один из мальчишек, переступивших порог Академии танца 2-го сентября 2013 года, примет у маэстро эстафету и воплотит его невоплощенные мечты.

А пока мне хочется сказать моим соотечественникам и всем, приобщенным к искусству великого хормейстера: господа, нам повезло, мы живем в эпоху Эйфмана.