… удалось разыскать собственноручное письмо Александры Яковлевны Бруштейн, не оставляющее никаких сомнений в том, кто или что есть «Павел Григорьевич Розанов».

Памяти Александры Яковлевны Бруштейн, или
Виленский детектив

Виктор Гуревич

12 (24) августа — годовщина со дня рождения замечательной — нет, не просто замечательной, но любимой и почитаемой писательницы — А.Я. Бруштейн (1884–1968). Несмотря на это, считая себя человеком современным и следуя канонам распространенного сегодня жанра Public Relation, начну не с Александры Яковлевны, а с себя любимого…

Несколько лет тому назад в «Заметках» была опубликована работа «На ледяном краю Ойкумены», посвященная так называемому Якутскому бунту (март 1889), закончившемуся повешением, по приговору Военного суда, троих народовольцев (Николая Зотова, 24 лет, Льва Когана-Бернштейна, 27 лет, Альберта Гаусмана, 28 ли 29 лет), убийством еще шести ссыльных и отправкой на каторжные работы 23 человек, в том числе 8 женщин.

Статья — неожиданно для меня — вызвала большое число положительных отзывов, два из которых были делового характера, в особенности один из них. Дело в том, что А.Я. в первой части своей автобиографической трилогии — книге «Дорога уходит в даль» пишет о добром друге семьи Яновских, ее, Сашеньки, учителе — Павле Григорьевиче Розанове, исключенном из Военно-медицинской академии в Петербурге, участнике Якутской трагедии. И вот читательница «Заметок», библиотекарь из Нижнего Новгорода Мария Гельфонд, готовившая тогда диссертацию по творчеству А.Я. Бруштейн, спрашивала меня: — А кто же из «якутян» явился прототипом П.Г. Розанова? Ведь он очень подробно, во всех деталях описывает и шествие по этапу, и бунт, и своих близких друзей — «протестантов».

Вопрос был, что называется, не в бровь, а в глаз. Книги А.Я. Бруштейн в свое время (1956–58) я, конечно, читал от корки до корки. Но не под тем углом зрения, под каким их, наверно, воспринимали девочки-школьницы (нынешние бабушки), идентифицировавшие себя с десятилетней Сашенькой Яновской, мысленно примерявшие на себя ее шляпки и бантики и пробовавшие на вкус ее тортики. Молодых людей и девушек моего возраста трилогия привлекала тем, что из нее можно было без общепринятых тогда умолчаний узнать о процессах Дрейфуса во Франции и Бейлиса в России, о том, как жили и на что надеялись люди в те времена — времена Кишиневского погрома, «Протоколов сионских мудрецов», Крушевана и Пуришкевича (NB чуть было по ассоциации не написал «Шафаревича», ведь разница не очень большая). Мы тогда еще только-только отходили от «Дела врачей» (закончившегося 4 апреля 1953) и оттаивали в проблесках хрущевской оттепели, (это слово ввел в оборот И. Эренбург), воодушевленные решениями ХХ съезда КПСС (1956). Боготворили Е. Евтушенко, А. Вознесенского, Б. Ахмадулину, гордо считали себя «шестидесятниками». Применительно к людям ХХ века этот термин появился именно тогда.

Тогда я еще не знал, что Якутская трагедия в определенной степени касается и меня лично, так как в ней участвовал мой родственник. А в 2010, конечно, и вообще не помнил о том, что у Бруштейн написано об этом событии. И мы с Марией Гельфонд вдвоем стали гадать: кто же он, кто же он, этот загадочный прототип?

Ниже привожу копию своей переписки с М. Гельфонд, опубликованной, при благоволении Редактора, в 2010 в комментариях к упомянутой выше статье.

От М. Гельфонд (Нижний Новгород, Россия), 03 ноября 2010. Виктор, здравствуйте! Большое спасибо за интересную статью. Я сейчас пишу комментарий к книге Александры Яковлевны Бруштейн «Дорога уходит в даль». В книге о «вилюйском деле» и судьбах казненных рассказывает один из его участников и свидетелей казни — в книге он выведен под именем Павла Григорьевича Розанова. По книге он бывший петербургский студент-медик, после отбытия наказания выслан в Вильно под надзор полиции, затем за участие в первомайской демонстрации 1893 года переведен в Харьков. С ним в ссылку следует его невеста — Анна Борисовна. Очевидно, что имена изменены. Можно ли предположить подлинных прототипов этих героев книги? Если у вас будет возможность ответить, напишите, пожалуйста, на мой адрес.

От В. Гуревича, 03 ноября 2010. Здравствуйте, Мария! То, что Вы работаете над замечательной книгой Александры Бруштейн, очень хорошо. Но я ее читал лет 45 или 50 тому назад. Под рукой у меня сейчас ее нет, а для ответа на Ваш вопрос необходимо знать контекст, из которого этот вопрос возник. Для этого пришлите мне соответствующую цитату из книги. Всего доброго.

От М. Гельфонд, 04 ноября 2010. Уважаемый Виктор (простите, не знаю, Вашего отчества)! Спасибо за скорый отклик и готовность помочь. Я высылаю Вам всю первую книгу Александры Бруштейн: зеленым маркером выделена история «вилюйского дела» (первая глава), желтым — все упоминания о Павле Григорьевиче Розанове (синим — комментарии к книге). Буду очень рада, если удастся отыскать какие-то следы прототипа. В надежде на Вашу помощь.

От В. Гуревича, 05 ноября 2010. Уважаемая Мария! С интересом просмотрел Ваш комментарий, а заодно и освежил в памяти основательно забытую за 50 с лишним лет книгу Бруштейн. Вижу, что у Вас подход к делу — серьезный и, следовательно, на Ваши вопросы требуются обоснованные ответы. Сначала отмечу некоторые неточности книги (или вашего комментария):

1. Якутский протест нельзя называть «Вилюйским делом», так как трагические события происходили именно в Якутске. Другое дело, что его участники были потом отправлены на каторгу в г. Вилюйск, и в этом смысле их можно назвать «вилюйцами».
2. А. Гаусман был казнён не в 1899, а в 1889 году. Кроме того, он, богатый человек, прибыл в Якутск не по этапу, а ехал туда с женой и дочкой за свой счет, вез с собой большое количество книг, о чем и говорится в моей статье.
3. Коган-Бернштейн и Гаусман не могли пересекаться с Н. Зотовым и другими на этапе, что также отмечается в статье.

В принципе на «должность» Павла Григорьевича Розанова, персонажа книги, могут претендовать, на мой взгляд, два участника Якутского протеста: Орлов и Капгер.

1) Орлов Михаил Петрович, из дворян.

Аргументы «за»:

а) до ареста он жил в Петербурге;

б) весь этап (по крайней мере, от Томска до Якутска) прошел вместе с Н. Зотовым;

в) каторгу после суда отбывал в Вилюйске.

Аргументы «против»:

а) нет сведений о том, что вместе с ним была его жена или невеста;

б) нет также сведений о том, что он был медиком.

2) Капгер Сергей (отчество мне неизвестно), из дворян.

Аргументы «за»:

а) вместе с ним в ссылке была его жена Анна А. Зороастрова, дочь священника (ее отчество тоже мне неизвестно). Не по созвучию ли с этой фамилией возникло ее ласковое прозвище «Зернышко»?

б) есть указания на то, что до ссылки в Якутию Капгер учился на 5-м курсе медицинского факультета.

Аргументы «против»:

а) он не петербуржец, а москвич;

б) по этапу с Зотовым Капгер не шел;

в) где он отбывал каторгу после суда — сведений нет.

Конечно, не исключено, что в образе П.Г. Розанова соединены черты нескольких народовольцев. Успехов Вам и всего доброго, информируйте о ходе поисков.

От М. Гельфонд, 05 ноября 2010. Виктор, спасибо Вам огромное за помощь! Думаю, что второй вариант более вероятен.

Работа над загадкой продолжалась, но уже без меня. И кое-что еще накопилось в Интернете уже в декабре 2010 года. Вот что пишет об этом М. Гельфонд в ЖЖ 6 декабря 2010 под ником mar_gel («В поисках прототипа Павла Григорьевича»)

В попытках распутать загадку. В ходе работы над комментарием пытаюсь вычислить прототип Павла Григорьевича Розанова. Пока не удается. Раскладываю исходные карты: может быть, кто-то сможет догадаться?

Рассказ Павла Григорьевича о «Якутском протесте» — очень подробный и конкретный — почти дословно совпадает с мемуарами очевидцев, в частности, с воспоминаниями Осипа Минора.

Однако Осип Минор в Вильно оказался только в 1900 году, то есть на шесть лет позже описываемых событий (но Саша еще жила в Вильно, училась в институте и, следовательно, могла слышать эту историю от него). «Выдавать» Минора в советское время она бы, разумеется, не стала — эсер, эмигрант — явно не та биография.

По предположению автора статьи о «Якутском протесте» Виктора Гуревича (статья недавно была размещена в сообществе ), на «роль« Павла Григорьевича могли бы претендовать двое: Орлов и Капгер. Привожу фрагмент из письма Гуревича ко мне (см. выше — В.Г.).

Стала искать дальше про материалы про Орлова и Зороастрову-Капгер (про самого Капгера в сети ничтожно мало). Нашла следующее:

1. Орлов, Михаил Петрович — русский, сын чиновника, студент 3 курса юридического факультета; родился в 1863 в Воронеже. В 1878 в Воронеже вступил в организацию «Земля и воля»; в 1882 в Петербурге перешел в партию «Народной воли». В период своей деятельности от 1878 до 1888 был семь раз арестован. В 1886 был выслан административно в Зап. Сибирь, откуда за неповиновение властям переведен в Якутскую область. В 1889 Якутской Военно-судной комиссией осужден по 279 ст. СВП[2] за вооруженный протест к смертной казни, замененной на бессрочную каторгу. Наказание отбывал до 1892 в Вилюйске, а затем в Акатуе, откуда в 1895 отправлен на поселение в Читу. В 1898 выехал в Воронеж под надзор полиции. С 1900 жил в Полтаве и в том же году примкнул к ПСР[3]. Февральская революция застала в Полтаве. Беспартийный. Пенсионер. Членский билет Общества[4] № 62.
2. Капгер-Зороастрова, Анна Алексеевна — русская, дочь священника, студентка; родилась в 1863 в селе Савинка Самарской губ., слушательница Бестужевских курсов, не окончила. В 1884-85 гг. работала в Петербурге, Москве и Саратове в партии «Народной Воли» под кличкой «Ерш», вела пропаганду и выполняла технические функции. Арестовывалась 2 раза, сидела в Саратове, Москве и Петербурге и сослана административно на 5 лет в Якутскую область. Арестована в Якутске в 1889 за вооруженное сопротивление властям и 20 июня 1889 приговорена Военно-судной Комиссией на 15 лет каторги, замененной ссылкой на житье в отдаленный округ Якутской области. Наказание отбывала в Верхоянске. В 1896 вернулась из ссылки и поселилась в Воронеже. Беспартийная. Пенсионерка. Членский билет Общества № 66.

Но главное противоречие вот в чем: участников «Якутского протеста» начали выпускать только в 1895 (и то, главным образом, в Читу). В европейской России большинство из них оказалось еще через несколько лет. Что же это означает? Что А.Я. сконтаминировала даты (собственно, так и происходит при описании полета Древницких)? Что прототипом П.Г. было сразу несколько человек? Вариант с Капгером и Зороастровой, конечно, очень соблазнителен (боюсь только, что не совсем убедителен). Какие возникли идеи?

А вот мнения неравнодушных добровольных экспертов.

От marmir 6 декабря 2010. Думаю, что эту историю Бруштейн вообще слышала не от «Розанова». Уж слишком много там деталей, вплоть до имен — вряд ли бы она в 10 лет настолько это все запомнила. Мне думается, что она просто вставила известную в революционных кругах историю в повествование о любимом учителе.

От mar_gel 6 декабря 2010. История была не очень широко известна, но один из ее участников точно был в Вильно, только позже.

От taanyabars 6 декабря 2010. Я тоже думаю, что прототип Павла Григорьевича не имел отношения к Якутскому делу. Возможно, был какой-то реальный рассказ, который А.Я. по тем или иным соображениям не захотела помещать в книгу и заменила на другой — который она скорее всего тоже слышала лично (и он с хорошей вероятностью тоже произвел на нее подобное впечатление) от О. Минора, но существенно позже. А вариант с Капгер-Зороастровой не кажется правдоподобным: и пересечься им было негде, и она была ссыльной революционеркой, а не добровольно последовавшей за мужем женщиной, как ее тезка (отчество только забыла) в книге.

От mar_gel 6 декабря 2010. Похоже, что так. Даты совсем уж никак не сходятся. Кроме того, Капгер-Зороастрова не была одиозной личностью в советское время и А.Я. могла рассказать о ее дальнейшей судьбе (воспоминания же публиковались).

От vrakker 6 декабря 2010. Если считать, что историю Якутского бунта Бруштейн услышала от Минора, то я бы считала, что у Павла Григорьевича два прототипа. Вся эта история об учителе, аресте и освобождении из тюрьмы очень убедительная и вряд ли вымышленная. Я бы искала другого такого человека без Якутского бунта в биографии. Может есть списки поднадзорных где-нибудь? И мне кажется существенной деталью, что Павел Григорьевич русский.

От mar_gel 6 декабря 2010. Да, а в истории «Якутского бунта» русских всего четверо (включая повешенного Николая Зотова). Интересно, кстати, что изначально бомбометателем[5] должен был быть именно Коган-Бернштейн.

От sciuro 6 декабря 2010. Мне всегда казалось, что это «вставная новелла», и персонаж Розанова используется просто как удобный рассказчик.

От mar_gel 6 декабря 2010. Вот я не чувствовала этой инородности, но если такое впечатление создается, то версия про Минора более достоверна.

На этом работа «сыщиков» — участников диспута застопорилась, но, как оказалось в дальнейшем, только до поры до времени. Через год неожиданно позвонил мне один человек, незнакомая мне до этого прекрасная женщина Т.И., интересующаяся Якутским бунтом и судьбами его участников. Настолько глубоко интересующаяся, что самостоятельно провела большую работу по поиску документов. Приложенный бескорыстный труд дал блестящие результаты: удалось разыскать собственноручное письмо Александры Яковлевны Бруштейн, не оставляющее никаких сомнений в том, кто или что есть «Павел Григорьевич Розанов». Вот цитата из этого письма (сохраняю стиль и пунктуацию, исправил только одну описку).

Теперь по интересующему Вас вопросу. Тут я Вас немного разочарую. Мой учитель, Павел Григорьевич Розенталь (фамилии у меня в книге изменены все, кроме исторических) был бывший ссыльный, но — не был участником Якутской трагедии. Он рассказал мне (и моим родителям) эту историю не как очевидец и участник, каким он не являлся, а — с чужих слов. Но, когда мне понадобилось теперь рассказать ее советским детям, для кот. книга предназначена, я дала ему рассказать это от 1-го лица, потому что так — сильнее, ярче, больше волнует и — хочу верить! — запомнится на всю жизнь, как запомнилось когда-то мне самой. Буржуазная литература и педагогика говорят детям об их ангеле-хранителе кот. ходит за каждым ребенком, как детектив за жуликом, ограбившим сейф, и направляет его к добру и добрым целям. Нашим детям не нужно ангела-хранителя, но я крепко уверена (всю жизнь!) что им нужно то, что мы называем «силой положительного примера», — образ, иногда исторический, иногда литературный, кот. шагает с ним по жизни, иногда, — например, у меня — до глубокой старости. Эта горсточка революционеров в Якутске, эти трое казнённых удивительных, неповторимых человека, о которых я услыхала в детстве, вероятно были со мной всегда, мне хотелось быть хоть немножко такой, как они, и, если я не совершила в жизни ничего героического, то все-таки жизнь (мне 72 года) я прожила честно и чисто — и за это спасибо им и всем тем настоящим людям, о кот. я в жизни читала, или с кот. встречалась.

Откуда я знаю так подробно (я знаю более подробно, чем написала) о Якутской трагедии? Еще с 1905 года я стала читать об этом все, что могла найти. Кроме того один из больных моего покойного мужа, Теплов, много рассказывал и подарил нам свою книгу «История Якутского протеста»[6], где рассказано о 2-х «протестах» (сам он, насколько я помню, был участником 2-го, — более позднего — протеста). Книгу эту кто-то у нас утащил во время Вел. От. Войны, но подарил он ее нам так в 1906 или 1907 году.

[…]

А. Бруштейн

Вот так: была интрига — и нет интриги, раскрылся после долгих поисков ларчик с драгоценными литературными инкрустациями. Потрясающее письмо. Какие перед нами честность и чистота, какой пример доброжелательности к детям и взрослым. Но кто же был уважаемым адресатом письма, человеком, которого вопрос, заданный нижегородской исследовательницей в ноябре 2010, интересовал еще почти 60 лет тому назад, в 1956 году? Ответ добрый, поразительный, но привести его здесь не могу, так как не имею на это разрешения от потомков получателя.

Одна деталь, ради которой придется опять вернуться к собственной персоне. Шестого июля 2000 года мой московский друг Владимир Шульга организовал поездку в печально знаменитый сегодня, а тогда мало кому известный подмосковный совхоз «Коммунарка» — бывший расстрельный полигон НКВД, чтобы помочь мне отыскать место захоронения отца. За рулем автомобиля сидел сотрудник Шульги Валерий Теплов. Разговорились, слово за слово, и он стал рассказывать нам об одном из своих предков — революционере Теплове. Теперь вижу — том самом, о котором говорит в своем письме А.Я. Совпадение случайное, так как о Якутской трагедии никто из нас, в том числе и Валерий, тогда не знал или не думал.

И еще об одном совпадении не могу не сказать, прости меня великодушно, уважаемый Читатель. Мою маму, прожившую на свете почти 92 года (1892–1984), тоже звали Александра Яковлевна (по метрике казенного раввината — Шерель Яковлевна), а жену, с которой провел вместе больше 50 лет, — Сашенька (1937–2015).

Мир праху Александры Яковлевны Бруштейн и всех добрых людей, героев и не героев ее книг. Светлая и долгая им память.

___

[1]. Три фотографии А.Я. Бруштейн взяты с сайта «Чтобы помнили».

[2] СВП — Свод военных постановлений.

[3] ПСР — Партия социалистов-революционеров (эсеры)

[4] Общество бывших политкаторжан и ссыльнопоселенцев (существовало в СССР до 1935 года).

[5] Речь идет о подготовке к покушению на Александра II, состоявшемуся 1 марта 1881 года. Лев Коган-Бернштейн в покушении не участвовал.

[6] Речь идет о книге: П. Теплов. История Якутского протеста. Изд. «Глаголев», 1906.

Второй Якутский протест (он же «Романовский», по фамилии домовладельца в г. Якутске), состоялся через 15 лет после первого, в 1904 году.

Все примечания — авторские.