Миротвор Шварц: Друг народа. Продолжение

Loading

Конечно, я мог бы попытаться возразить Витьке. Я мог бы сказать, что подобный рассказ явно шит белыми нитками, что его неправдоподобие навлечёт на меня подозрения — или хотя бы что мне надо будет как следует обдумать подробности…

Друг народа

Миротвор Шварц

Продолжение. Начало

Утром в понедельник я сел в автопантон и поехал в гимназию. Впрочем, думал я не о предстоящем испытании — и уж тем более не о недавнем побоище на остановке. Мысли мои были заняты вчерашним разговором с Валей. Мы говорили по телефону добрых три часа — причём по прошествии первого из них Валя предложила дальше говорить по-еврейски, дабы я тем самым не забывал и о подготовке к испытанию. Сначала, конечно, мне пришлось нелегко — но где-то через полчаса дело пошло на лад, как и за день до того на иудейской сетевой страничке. Да и сам разговор был довольно приятным и увлекательным — мы с Валей долго обсуждали, куда пойдём в пятницу — в кино или театр. В итоге вроде выбрали театр — если, конечно, я всё правильно понял.

Войдя в зал для испытаний, я увидел за одним из столов Лёху Собакина, который кивнул мне с унылым видом. Пожалуй, на его месте я унывал бы тоже — оба глаза Лёхи были живописно дополнены фингалами, а на лбу красовалась увесистая шишка. Сочувственно кивнув Собакину в ответ, я уселся в заднем ряду. Где-то справа сидел Марик Цезаревич, но в его сторону я даже не посмотрел.

Испытание прошло хорошо — даже отлично. Уж не знаю, помогли ли мои недавние практические занятия, но «пятёрку» я получил вполне заслуженно — после чего Марья Ивановна меня похвалила и немного пожалела, что ей теперь придётся расстаться с таким способным учеником.

Поблагодарив Марью Ивановну и попрощавшись с ней, я пошёл наконец домой. Но как только я вышел из гимназии, меня догнал Лёха.

— Петька, подожди! — закричал он. — Дело есть.

— Какое ещё дело? — насторожился я.

— Поехали к Серёге.

— К Петухову? А зачем?

— Он просил. Поговорить надо. Обсудить кой-чего.

Признаться, я немного перетрусил. Неужели меня всё-таки подозревают? И дома у Серёги меня ждёт не просто разговор, а разговор с последующим мордобоем?

Конечно, я мог сослаться на какую-нибудь ерунду, вроде маминой просьбы помочь по хозяйству или похода с отцом в лес за грибами. Или даже просто отказаться — мол, неохота и всё тут. Но я понимал — после этого даже небольшие подозрения, если они есть, окончательно укрепятся и превратятся в уверенность.

И потому я лишь небрежно пожал плечами и ответил:

— Ну, надо так надо. Поехали.

* * *

Ехать пришлось недолго — хвилин двадцать в автопантоне.

А дома у Серёги были все те, кого я приглашал на сабантуй — и сам Серёга, и Миша с Яшей, и Славик Григорович. Лица у них были разукрашены синяками и шишками не меньше, чем у Лёхи. Правда, Серёге каким-то образом повезло — если не считать красноватой отметины на подбородке, он по-прежнему выглядел таким же изящным красавцем, как и всегда.

— Ну что ж, все вроде в сборе, — заговорил он своим обычным спокойно-уверенным голосом. — Думаю, не надо напоминать, что именно случилось с нами два дня назад. Пятеро из нас, скажем так, участвовали в этом… мероприятии лично. Что же касается Пети…

«То он всё это подстроил,» — подумал я. И тут же понадеялся, что Петухов не наделён телепатическими способностями.

—…то он, надо полагать, — посмотрел Серёга на меня, — уже осведомлён об обстоятельствах разыгравшейся на автопантонной остановке драмы?

— Осведомлён, — кивнул я. — Мне позвонил Лёха.

— Я… это, — неожиданно сказал Миша, — тоже хотел тебе позвонить. Атлас-то твой… того… порвался немного, пока нас… это… Но ты не бойся, я его это… подклею и потом отдам.

Эта новость меня немного разозлила, но виду я не подал. В конце концов, настоящий парень на моём месте должен жалеть не об атласе, а о пострадавших товарищах.

— Ладно, ерунда, — махнул я рукой. — Что там атлас… рожа цела, и то хорошо.

— Да, повезло тебе, — снова посмотрел на меня Серёга. — Пошёл бы нас с девушками провожать — и тебе бы досталось.

— Да, мне повезло, — согласился я, стараясь не выдать своего волнения. — Но кто всё-таки это был?

— Уроды римские, кто же ещё, — буркнул Лёха.

— Язычники вонючие, ага, — добавил Яша.

— Не просто римляне, — покачал головой Серёга. — Один из них, убегая в конце побоища, швырнул в меня вот этим.

И Петухов достал из кармана небольшой бумажный прямоугольничек.

— Это у них что-то вроде деловой карточки, — добавил он, показывая бумажку всем собравшимся.

Не могу сказать, что содержимое карточки меня очень удивило — наверху был красиво нарисован орёл, а внизу была отпечатана латинская надпись «JUVENIS LEGION«.

— Это чего такое? — удивился Славик. — Буквы какие-то непонятные…

— Это латынь, — сказал Лёха. — Но я читать на этом тупом языке не умею.

— Да, это латынь, — кивнул Серёга. — И написано тут «Ювенис Легион«. Или же «Молодой Легион».

— И что это значит? — спросил Миша.

— Это значит, — ответил Петухов, — что на нас напали не просто хулиганы римского происхождения, а некая римская шайка «Молодой Легион». И что теперь наша задача — как следует этим… легионерам отомстить. Или кто-то полагает иначе?

Ответом Серёге было общее молчание. Если кто-то и полагал иначе (как я, например), то явно предпочитал держать своё мнение при себе.

— Что ж, возражений нет, — удовлетворённо кивнул Петухов. — Осталось решить, как именно мы будем мстить.

— Морды им набить, и всего делов, — хмыкнул Славик.

— Кому? — задал уточняющий вопрос Серёга.

— Ну как кому… Юлианскому, конечно… ну и Цезаревичу, ясное дело…

— Это бессмысленно, — покачал головой Петухов. — Во-первых, тогда остальные члены шайки останутся безнаказанными. Во-вторых, на нас напали не Юлианский и не Цезаревич как таковые, а именно шайка «Молодой Легион». Стало быть, наказание должны понести все члены этой шайки.

— А как мы их всех вместе накажем? — удивился Лёха. — Тем более что их, уродов, побольше нашего будет… Разве что ещё ребят собрать…

— Нет, — не согласился с ним Серёга. — Никого собирать не будем. Мы отомстим по-другому — так, чтобы численность шайки нам не помешала.

— Каким же образом? — задал вопрос я. Мне действительно было любопытно, что же Петухов придумал.

— А вот таким, — поднял указательный палец Серёга. — Раз «Молодой Легион» — это шайка, значит, они где-то тусуются. Где-то у них должен быть штаб или что-то в этом роде. Стало быть, если мы узнаем, где этот штаб находится, то можем туда проникнуть — и устроить там полный разгром. Поломаем им там всё, распотрошим и загадим.

— А что, неплохо придумано… — хмыкнул Славик.

— Хорошая идея, — кивнул и Лёха.

— А как мы узнаем, где находится их штаб? — более скептически отнёсся к хорошей идее Миша.

— Вот это — действительно проблема, — вздохнул Серёга. — Тут надо будет как следует пошевелить мозгами. Но пока что ничего предпринимать не будем. Сделаем вид, что утёрлись. Будем вести себя тише воды, ниже травы. Пусть эти мерзавцы думают, что им ничего не угрожает. Ясно?

— Ясно… — неохотно буркнул Лёха. Остальные, включая меня, закивали головами.

— А пока будем думать, — сказал Петухов. — Думать, как найти штаб «Молодого Легиона». В конце концов, всегда нужно сначала думать, а уж потом действовать. Да и времени пока мало — как-никак, в четверг уже новое испытание, а к нему ещё подготовиться надо. Так что, друзья мои, пора расходиться. Поговорили — и хватит.

И мы все, кроме самого Серёги, нестройной толпой двинулись к выходу из хором.

— Петя! — вдруг позвал меня Петухов.

— Да? — обернулся я.

— А вот тебя я попрошу немного задержаться.

Ну прямо как Миллер в «Пятнадцати мгновениях осени»!

— Э… хорошо, — согласился я.

Разумеется, оставаться с Серёгой с глазу на глаз мне совсем не хотелось. И тем не менее я вернулся в комнату Петухова и поудобнее устроился в одном из кресел.

Проводив гостей, Серёга вернулся и уселся в кресло напротив.

— Ну что, Петя? — вдруг хитро подмигнул он мне. — Как ты думаешь, о чём я хочу с тобой поговорить?

— Не знаю, — пожал я плечами.

Конечно, определённые догадки на этот счёт у меня были — но я надеялся, что истине они не соответствовали.

— Хорошо, — усмехнулся Петухов. — Я задам тебе другой вопрос. Та девушка, за которой ты ухаживал ведь вечер… Валя… она ведь римлянка, верно?

Как я ни старался сохранить самообладание, но всё же вздрогнул.

— Верно, — выдавил я из себя, не в силах отрицать очевидного. В конце концов, римская внешность Вали, равно как и имя, выдавали её с головой.

— Отлично! — с довольным видом кивнул Серёга. — Ведь это просто отлично!

— Что же тут отличного? — не понял я.

— Видишь ли, Петя, — сказал Петухов, — римляне в нашей стране — как, впрочем, и в иных странах — обычно держатся вместе. Что именно служит тому причиной — былые притеснения или же романофобия окружающих — не имеет значения. Для нас в данном случае важно именно то, что римляне города Киева обычно вместе… скажем так, тусуются. Вместе справляют свои праздники, вместе собираются на вечеринки, вместе посещают храм Юпитера. А это значит, что каждый римлянин наверняка хорошо знаком с несколькими десятками — а то и сотнями — других римлян. И соответственно знакомство с одним римлянином — это ключ к целой картотеке данных. Данных о римских организациях, о римских тусовках — и о римских этнических шайках! Понимаешь, к чему я клоню?

— Кажется, понимаю… — медленно кивнул я.

— Продолжай встречаться с этой Валей и дальше, — в голосе Серёги зазвучал недюжинный энтузиазм. — Познакомься с её родителями, с братьями и сёстрами. Повращайся в их среде, поговори с ними, поспрашивай — осторожно, конечно, не подавая виду, зачем тебе это надо. И я уверен, что в конце концов ты набредёшь на след этого самого «Молодого Легиона»!

* * *

Подъезжая к своей остановке, я в очередной раз вздохнул. Господи, как мне надоели эти идиотские разборки! А теперь ещё и это особое задание, которое дал мне Петухов.

Конечно, я и так приблизительно знал, где находится штаб «Молодого Легиона» — но, разумеется, вовсе не собирался выдавать эти сведения Серёге. Правда, теперь он будет постоянно спрашивать, не узнал ли я чего-нибудь нового через Валю… Что ж, придётся тянуть время. В конце концов, я не разведчик какой-нибудь.

Войдя в диру и закрыв за собой дверь, я подошёл к телефону и позвонил Вале.

— Да? — раздался в трубке голос Витьки.

— Витя, привет, — без особого энтузиазма ответил я. — Слушай, позови…

— Петя, ну как дела? — перебил он меня.

— Хорошо дела. Слушай…

— А подробней? — снова прервал меня Витька.

— А что подробней-то? — удивился я.

— Но ведь ты мне зачем-то звонишь, — усмехнулся Юлианский. — Значит, что-то хочешь рассказать.

— Вообще-то я звоню Вале… — замялся я.

— А мне ты рассказать ничего не хочешь? — настаивал на своём Витька.

— А что я должен тебе рассказывать? — ответил вопросом на вопрос я.

— Ну, например, — усмехнулся Юлианский, — куда это вы с Собакиным пошли после испытания. И не думай этого отрицать — Марик видел вас в окно.

Я понял, что от Витьки не отделаться.

— Ну да, — вздохнул я, — кое-что рассказать можно. Но обязательно прямо сейчас?

— Да нет, лучше завтра, — согласился Юлианский. — Приходи в шесть вечера в штаб. Сам найдёшь или заехать за тобой?

— Найду, найду. Только расскажи мне поподробней, где он там находится. А потом позови наконец Валю.

* * *

Как и полторы недели назад, первая входная дверь в подвальный штаб открылась без труда. А в следующую я постучал.

— Пароль? — раздался чей-то голос. Кажется, Вадима.

— Понятия не имею, — честно ответил я.

— Да это Петя, — послышался голос Витьки. — Это я виноват, забыл ему пароль сообщить. Петя, входи!

Войдя, я увидел внутри тех же парней, что и в прошлый раз.

Аве! — приветливо сказал мне Вадим. Это слово повторили и остальные.

Аве, аве, — сказал я в ответ.

— Ну так что? — со своим обычным сарказмом спросил Антошка Рубиконов. — Что же нам скажет друг римского народа?

— Хотя бы то, — ответил я, не смутившись, — что для цивилизованного человека ты ведёшь себя не очень-то культурно, находясь в публичном месте.

В следующее мгновение собравшиеся империалисты удивлённо ахнули, после чего одобрительно захлопали — если не считать недовольно отвернувшегося Антошки. А я лишь довольно усмехнулся — что ни говори, а ежедневное общение с Валей не могло не сказаться на моём словарном запасе.

— Молодец, Петя, молодец, — сказал Вадим, когда шум утих. — Садись. Так что же происходит в стане наших противников?

«Ваших противников,» — подумал я. — «Лично мне они ничего плохого не сделали. Пока, во всяком случае».

Но вслух я сказал совсем другое.

— Серёга Петухов, — вздохнул я, — хочет вам отомстить.

— Этого следовало ожидать, — кивнул Марик Цезаревич.

— И его идея, — добавил я, — заключается в том, чтобы проникнуть вот в этот подвал и как следует этот штаб раздолбать.

— Вот гад! Вот нахал! — послышались возмущённые голоса.

— Но ведь он не знает, где штаб находится, — недоумённо нахмурился Витька, после чего тут же встревожился: — Или знает?

— Да нет, не знает, — успокоил я Юлианского. — Но очень хочет узнать. Только не представляет, как именно это сделать.

Разумеется, о другой идее Петухова — выведать о расположении штаба через Валю — я умолчал. Ещё не хватало вовлекать её во все эти идиотские игры!

— Ну так и не узнает, — беспечно махнул рукой Марик. — Значит, бояться нам нечего.

— Эврика! — вдруг воскликнул Вадим. — Есть отличная идея!

— Какая? — спросил я, уже каким-то образом чувствуя, что ничего хорошего из этой затеи не выйдет.

— А если мы подбросим им эту информацию? — торжествующим голосом сказал Вадим.

— Что подбросим? — не понял я.

— Ну, сведения, данные. Допустим, ты расскажешь этому Петухову, где находится наш штаб. Он радуется, собирает своих варваров, едет сюда… а ты тем временем нас предупреждаешь — и они снова попадают в засаду!

— Ух ты! — возбуждённо подскочил на месте Витька.

— Вот это да! — захлопал в ладоши Марик.

— Отлично! Здорово! Круто! — подхватили и другие империалисты.

Лишь я не разделял общего восторга.

— Опять засада, опять мордобой… — вздохнул я. — А надо ли?

— Конечно, надо! — убеждённо воскликнул Вадим. — Ну сам посуди — ведь мы их сюда не приглашали. Они сами хотят нам нагадить. Кто ж им будет виноват, если они сами нарвутся?

— Кто с мечом к нам придёт, от меча и погибнет, — заметил Витька. — Уж кто-то, а русские должны это понимать. А не понимают — пусть на себя и пеняют.

— Одна только проблема… — кислым голосом заметил Антошка.

— Какая? — повернулся к нему Вадим.

— Что он этим варварам скажет? Откуда он узнал, где расположен наш штаб?

Ответа не последовало. Последовало молчание, которое длилось не менее хвилины, а то и двух.

— М-да… — прервал наконец тишину Вадим. — Действительно, что же делать? Ведь Петя не может просто так сказать Петухову «я знаю, где их штаб, поскольку сам там бывал не раз». Да, тут надо подумать…

* * *

Прошло ещё два дня. Ни с Серёгой Петуховым, ни с Вадимом Катоновичем я в эти дни не встречался. О чём они думали, в чём состояли их помыслы, надежды и чаяния — этого я не знал. Но догадывался. Наверняка Серёга грезил о том, как бы узнать местонахождение штаба «Молодого Легиона» — а Вадим спал и видел, как бы половчее исполнить Серёгину мечту.

А вот мне этого совсем не хотелось. Меня как раз вполне устраивало существующее положение дел — или же статус кво (этому словосочетанию меня научила Валя). Да, избиение Витьки Юлианского в сарае было чудовищной несправедливостью. Но ведь Серёга и его товарищи уже понесли за это заслуженное наказание. Стало быть, справедливость была восстановлена — Витька свёл счёты со своими обидчиками, и на этом можно было ставить точку. Добавлять новые обиды — как с одной, так и с другой стороны — я не видел ни малейшей необходимости.

Кроме того, мне было как-то не до Витьки, не до Серёги и не до «Легиона» — я усиленно готовился к испытанию по русскому языку и русской же словесности. Если писать грамотно я умел с младых ногтей — так что в «пятёрке» по русскому я был уверен — то вот словесность доставляла мне немало забот и хлопот ещё с пятой группы. Нет, читать-то я любил всегда — и произведения на уроках словесности мы проходили по большей части увлекательные. Но вот критические статьи, написанные ужасно скучным слогом, в котором всё те же увлекательные книги подробно разбирались по косточкам… Статьи, где нудные критики обстоятельно разъясняли, что же хотел сказать автор своим произведением… Готов спорить, что в большинстве случаев сам автор, будь он до сих пор жив, обвинил бы критиков если не в клевете, то по крайней мере в идиотизме.

А мне этот идиотизм надлежало читать, запоминать, да ещё и пересказывать в сочинениях. Включая то, которое предстояло написать на испытании.

Что ж тут поделать? Как известно, кто умеет — делает, кто не умеет — учит. Вот и пришлось мне как следует проработать весь этот бред критиков, которые так и не научились писать художественные произведения сами. Прерывался я только на ежедневные (вернее, ежевечерние) разговоры с Валей по телефону — да и те пришлось сократить.

И всё-таки в четверг весь этот ужас закончился. Одной из тем на испытании оказался «Идиот» — и я написал довольно неплохое сочинение, где разбавил скучные мысли критиков более увлекательными рассуждениями филолога Хадзипанагиса, дошедшими до меня неделей раньше в пересказе Вали. В итоге (оценки нам сообщили через два часа) я получил именно то, на что надеялся — «5» по русскому и «4» по словесности.

А вечером мы с Валей окончательно решили, на какую пьесу пойдём завтра. Я, честно говоря, всегда предпочитал комедии. Например, знаменитого «Григория Лохмотьева» — про беглого монаха, вообразившего себя спасшимся княжичем, который на самом деле умер во младенчестве. Причём этот Лохмотьев настолько обнаглел, что даже потребовал для себя русский трон — ну не смешно ли? Однако великий князь Борис, поймав самозванца, наказал его очень необычным образом — издал указ, в котором объявил Григория… главным киевским юродивым. После чего любые речи Лохмотьева, какая бы ересь и непочтительность к Борису в них не содержалась, вызывали только хохот. Как у киевлян того времени, так и у зрителей в театре, в очередной раз наслаждающихся этим бессмертным творением. Конечно, трудно сказать, происходило ли нечто подобное на самом деле, или же автор всё выдумал от начала до конца — но какая, собственно, разница? Пьеса-то замечательная!

Однако Валя всё же настояла на своём — и вместо комедии мы договорились пойти на драму.

* * *

Подъезжая в автопантоне к Валиной остановке, я не на шутку волновался. Меня мучил очень важный — я бы даже сказал, жизненно важный — вопрос.

Поцелует ли меня Валя при встрече?

И если нет, то насколько это будет ужасно? Когда мы виделись в последний раз — именно виделись, телефонные разговоры не в счёт — она поцеловала меня на прощание. И если не поцелует при встрече, то будет ли это значить, что тот поцелуй был лишь мимолётным порывом, и что я для неё — не более чем добрый приятель?

А не поцеловать ли её самому? Нет, на такое мне не решиться — это как-то будет слишком нахально. Может, сначала попросить разрешения? Нет, это прозвучит глуповато.

Между тем автопантон наконец остановился. Выйдя из него, я зашагал к Валиному дому.

Обычно девушки на свидания опаздывают — но Валя уже ждала меня у подъезда. У того самого, где мы в прошлый раз целовались. Чем не добрый знак?

И Валя действительно мне улыбнулась, после чего… вежливо со мной поздоровалась:

— Привет, Петя!

И всё.

— Привет, Валя! — ответил я упавшим голосом, после чего немного помедлил… но никакого поцелуя так и не последовало.

— Пойдём? — улыбнулась мне Валя.

Разумеется, я кивнул головой — и мы пошли в театр, находящийся где-то в двадцати хвилинах ходьбы от её дома.

Не знаю, заметила ли Валя, что я говорил с ней немного неохотно, отвечал на её вопросы подчас односложно и вообще был несколько удручён. Она же всю дорогу улыбалась мне своей смущённой улыбкой, тараторила без умолку и смеялась собственным шуткам. То есть всё вроде было хорошо — но в то же время не так, как надо. Мне по-прежнему мучительно хотелось её поцеловать — но заявить о своём желании вслух я, естественно, не решался.

Тем временем мы наконец пришли в театр, предъявили пропуска (которые я купил через Сеть ещё вчера вечером), прошли в зрительный зал и сели на свои места.

— Надеюсь, что нам понравится, — улыбнулась мне Валя.

«Мне бы больше понравилось, если б ты меня поцеловала,» — подумал я, но вслух лишь пробурчал нечто нечленораздельное.

А хвилин через десять занавес поднялся — и представление наконец началось.

Итак, место действия — наша Русь. Позапрошлый век. Затерянный в глуши городок где-то в третьеразрядном княжестве — наверное, в Черниговском или Волгоградском. Грязь, развал, запустение. Продажный городничий, чуть менее продажные чиновники — попечитель учебного округа, смотритель за больницами, судья, начальник письмоносной службы… Все вполсилы работают, по мере сил наживаются… Действительно, в те времена такое встречалось часто — да и сейчас тоже, пусть и реже.

И вот городничий созывает чиновников, после чего сообщает им премерзопакостнейшее известие — в город едет государственный надзиратель. Чиновник по особым поручениям из самого Киева. Да ещё и с тайным предписанием.

Ну, разумеется, вся эта местная шушера начинает дрожать от ужаса. Ещё бы — вот приедет надзиратель, так сразу выведет всех на чистую воду. Что делать? Делать нечего — разве что попытаться навести тень на плетень и как-нибудь обвести страшного надзирателя вокруг пальца. Сделав вид, что город процветает, и все до одного честны и неподкупны.

Но тут есть одна загвоздка. А если надзиратель приедет тайно? А если уже приехал — и явится к городничему уже после того, как всё разнюхает и выведет всех на чистую воду? Тогда будет плохо.

В итоге доходит до того, что объятые страхом и подозрительностью чиновники принимают за надзирателя… некоего Шестакова. Который на самом деле — обыкновенный молодой человек, живущий впроголодь в захудалой гостинице без копейки денег. Что и говорить, ситуация почти комическая.

И вот городничий и прочие являются к Шестакову в гостиницу, где рассыпаются перед ним в раболепных поклонах — просто смотреть было противно, но на то и ведь драма. В итоге городничий приглашает лже-надзирателя к себе домой — и Шестаков, не будь дурак, сразу же соглашается. Там в честь «высокого гостя» устраивают званый ужин, во время которого Шестаков напивается и начинает пороть полную чушь. Будто он в Киеве самый великий, знатный и богатый человек — ну, разве что, если не считать самого великого князя.

А городничий с чиновниками… всему этому верят! Ну, может, не всему — но половине, так это точно. Боже мой, как на это было грустно смотреть! Насколько же надо потерять человеческое достоинство, чтобы принимать всерьёз хвастовство необузданного самозванца?

К счастью, на этом первое действие закончилось.

— Ну как? — посмотрела на меня Валя.

— Сильно, — признался я. — Прямо за душу берёт.

— Говорят, второе действие ещё лучше.

Но до второго действия оставалось ещё двадцать хвилин — и мы пошли погулять по театру.

— Ой, Петя, посмотри налево, — воскликнула Валя, когда мы вышли из зрительного зала, — это же один из мальчиков с твоей вечеринки!

Я посмотрел налево — и невольно вздрогнул, увидев… Серёгу Петухова в сопровождении некоей миловидной курчавой девушки. По правде говоря, окликать его мне нисколько не хотелось — но он заметил меня сам. После чего широко улыбнулся и подошёл к нам вместе со своей спутницей.

— Здравствуй, Петя, — протянул он мне руку.

— Привет, — ответил я, пожимая её.

— Это Тамара, — представил Петухов мне курчавую девушку.

— Очень рад, — поклонился я ей. — А это Валя.

— Да, я помню, — улыбнулся Серёга, после чего хитро мне подмигнул.

Дальнейший разговор продолжался не более хвилины — обменявшись вежливыми любезностями, мы раскланялись и разошлись.

Но какой-то неприятный осадок от Серёгиного подмигивания всё же остался.

* * *

Валя оказалась права — второе действие было ещё лучше первого.

Окончательно поняв, что городничий и чиновники принимают его за некую важную птицу, Шестаков совсем озверел. Теперь он уже всёл себя так, будто он был полновластным властелином города, а все остальные — его презренными рабами. Он орал на своих несчастных собеседников, угрожая каждому из них, что лишит того должности, а то и сошлёт куда-нибудь на Север. Досталось, кстати, не только чиновникам, но и обычным горожанам, пришедшим жаловаться на городничего. Причём Шестаков заодно ещё и вымогал у чиновников и просителей огромные взятки. А в довершение ко всему он соблазнил дочь городничего — а потом ещё и жену.

Нечего и говорить, что пьеса с каждой хвилиной становилась всё более трагичной. А смысл её было разгадать не так уж сложно. Любой человек, даже самый тихий и мирный, может превратиться в самое настоящее чудовище — если вдруг нежданно-негаданно получит неограниченную власть. Увы, так иногда случается и в жизни.

Ну, а лучше всего у автора удалась последняя картина. Наконец-то в город приехал настоящий надзиратель — и городничий с чиновниками чуть не заплясали от радости. Уж теперь-то, решили они, им удастся избавиться от этого самозванного тирана!

Ан нет! Когда надзиратель разгневался и потребовал к себе Шестакова, тот без тени смущения рассказал ему обо всех грехах городничего и чиновников, не забыв упомянуть про их продажность (но скромно умолчав о полученных взятках). И что же сделал надзиратель? А он поблагодарил Шестакова за проделанную работу — и назначил его новым городничим!

И тогда чиновники (вместе с теперь уже бывшим городничим) застыли подобно каменным изваяниям. На лицах их отражался неописуемый ужас, который передался даже в зрительный зал.

А в следующее мгновение занавес медленно пополз вниз. И как только он достиг пола, все до одного зрители встали со своих мест — и захлопали. И хлопали хвилин десять, не меньше.

— Вот это драма! Вот это трагедия! — сказал я, выходя вместе с Валей из зрительного зала. — Куда там Софоклу и Шексуорду!

— Говорят, у этого автора есть и другие драмы, — заметила Валя. — Например, «Женихи».

— Да, я что-то такое слышал, — кивнул я. — Там вроде главный герой очень хочет жениться, но невеста выбирает другого жениха, и тогда он в отчаяньи выпрыгивает в окно…

Подойдя к выходу из театра, мы заметили какой-то столик с разложенными на нём бумажками. За столиком сидел пожилой господин в очках.

— Подпишитесь на нашу рассылку! — обратился он к нам с Валей. — Все новости нашего театра — в вашем электронном почтовом ящике!

— А давай! — загорелась Валя. — Будем заранее знать расписание на месяцы вперёд! Или тебе не понравилась игра лицедеев?

— Понравилась, — кивнул я. — Ну, ладно, давай подпишемся.

И мы действительно подошли к столику, после чего господин в очках указал нам на одну из бумажек, на которой уже красовались десятка два электронных анаграфов, оставленных там другими завзятыми театралами. Взяв одну из лежащих на столике ручек, Валя размашистым почерком написала на бумажке свой анаграф — а потом и мой.

Выйдя из театра, я внезапно снова почувствовал жгучее желание поцеловать Валю. И тут же понял, что на этот раз удержаться не смогу. Хотя бы от того, чтобы спросить разрешения.

— Валя… — произнёс я дрожащим голосом.

— Да, Петя? — улыбнулась она в ответ.

— Валя… можно тебя…

— Что?

— Ну… поцеловать?

Это длинное четырёхсложное слово я выпалил мгновенно.

— Нельзя, — улыбнулась Валя. — Обойдёшься.

Я чуть не потерял самообладание. У меня было такое ощущение, будто мне нанесли пощёчину. Мою душу переполняли гнев, стыд, досада и обида — то ли на Валю, то ли на себя самого. Мне хотелось взять и провалиться сквозь землю — или же просто уйти отсюда, и никогда не попадаться Вале на глаза. Или же просто зареветь во всё горло.

Но я ничего такого не сделал.

А Валя, как ни в чём не бывало, по-прежнему шла рядом со мной, по-прежнему улыбалась и смеялась, по-прежнему произносила фразу за фразой.

И всё-таки хвилин через десять она наконец что-то почувствовала.

— Петя, в чём дело? — обеспокоенным голосом спросила Валя. — Ты что-то сегодня какой-то грустный. Что-нибудь случилось?

Можно было, конечно, сказать в ответ, что всё пучком и никаких проблем. Но я не видел смысла в вежливой лжи — тем более, когда очень хотелось сказать правду.

— В каком-то смысле случилось, — пробурчал я. — Вернее, не случилось.

— А чего не случилось?

— А ты сама не понимаешь? — грустно хмыкнул я.

— Нет, Петя, не понимаю, — покачала Валя головой. — И не пойму, пока ты мне не объяснишь.

— Ну, хорошо, — вздохнул я. — Что произошло, когда мы выходили из театра?

— Мы оставили наши анаграфы для рассылки.

— Нет, потом. Когда я тебя кое о чём попросил.

— Когда ты хотел меня поцеловать? — засмеялась Валя.

— Вот именно! — раздражённо ответил я. — И ничего смешного.

— И поэтому ты такой грустный? — продолжала смеяться Валя.

— Ну да, — вздохнул я. — Что ж тут весёлого? Раз ты не хочешь со мной целоваться, значит…

— Пе-е-етя, ну как же ты не понимаешь? — протянула Валя. — Ну мы же на улице! Вокруг полно людей! Неужели ты не заметил, что я очень-очень стеснительная?

— Так вот в чём дело! — воскликнул я.

— Ну, конечно! Вот сейчас дойдём до дома, зайдём в подъезд — и тогда ты можешь меня целовать, сколько хочешь.

Как всё-таки может измениться положение за каких-нибудь несколько мгновений! Вдруг куда-то улетучились гнев и обида, отчаяние и грусть — а на смену им пришли радость и удовольствие. Жизнь перестала быть бессмысленной пыткой, а мир вдруг стал весёлым и приятным во всех отношениях. Теперь уже не было и тени сомнения в том, что наши с Валей отношения перестали быть просто дружескими. И это было прекрасно!

О чём мы говорили по дороге к её дому, я помню плохо. А вот что началось в подъезде — этого я не забуду никогда.

Мы целовались жадно, страстно и пылко, будучи не в силах остановиться. Мы покрывали поцелуями губы друг друга, прерываясь лишь для того, чтобы снова воздать должное также и щекам. Мы крепко сжимали друг друга в объятиях, словно боясь разжать руки даже на мгновение. Возможно, наши губы через какое-то время онемели — но мы этого не замечали, как не замечали и самого течения времени. Сколько хвилин прошло с того волшебного мига, когда дверь подъезда за нами закрылась? Пять? Пятнадцать? Час?

И всё же этому блаженству пришёл конец. Где-то наверху открылась дверь хором, кто-то вышел на лестничную площадку и зашагал вниз по ступенькам.

— Всё, — сказала Валя и нехотя разжала объятия, после чего виновато улыбнулась. — Больше пока нельзя.

— Ладно, ничего не поделаешь, — улыбнулся я в ответ.

Теперь-то уж я знал, что дело исключительно в Валиной стеснительности, а не в чём-нибудь ином.

* * *

К сожалению, на смену пятнице пришла суббота.

Почему «к сожалению»? Потому что вместо театра и поцелуев мне пришлось готовиться к предстоящему в понедельник очередному испытанию — математике. И хотя математику, как и физику, я знал как свои пять пальцев — во всяком случае, на уровне выпускника гимназии — но отлынивать от подготовки мне родители категорически запретили. Правда, в два часа дня мама надо мной всё-таки сжалилась и разрешила устроить небольшой перерыв — сходить в лавку за продуктами.

Впрочем, я был рад и такой передышке. Сделав необходимые покупки, я неспешно двинулся домой, наслаждаясь солнечным днём и в очередной раз вспоминая вчерашнее блаженство в подъезде Валиного дома. Причём я так утратил ощущение окружающей действительности, что не сразу заметил, что кто-то дружески хлопает меня по плечу.

— Петя, проснись! — прервал наконец мои грёзы знакомый голос.

Обернувшись, я увидел… Серёгу Петухова.

— Привет, — удивилённо сказал я. — А ты что…

— Что я здесь делаю? — усмехнулся Серёга. — Да вот к тебе иду.

— А… зачем?

— Да вот поговорить надо.

Опять! Господи Иисусе, как мне всё это надоело!

— Ну… говори, — вздохнул я.

— Но не здесь же! — хмыкнул Петухов. — Мало ли кто услышит…

— А где тогда?

— Ну… — задумался на мгновение Серёга, — пошли вон хотя бы в тот подъезд.

Признаться, я тут же почуял недоброе. А также понял, что идти в подъезд мне совершенно не хочется. Но Петухов туда уже двинулся — и я покорно поплёлся за ним.

Войдя в дверь подъезда, Серёга пошёл вверх по лестнице.

— А куда мы идём-то? — полюбопытствовал я, направляясь за ним.

— Лучше всего — на чердак, — ответил Петухов. — Там-то уж нас точно никто не услышит.

Это понравилось мне ещё меньше. И всё же я продолжал следовать за Серёгой, как собака на привязи. В конце концов мы вышли на последнюю лестничную площадку, откуда на чердак вела стремянка.

— Пошли, — подмигнул мне Серёга, после чего полез по стремянке первым.

Тут у меня возникла мысль. А что, если он туда залезет — а я уберу стремянку, а сам пойду себе домой, где меня ждут любящие родители?

Но я тут же понял всю бессмысленность подобной затеи. Увы, таким способом от Петухова не избавиться. Равно как и от Миши с Яшей, да и от Славика с Лёхой.

И я также полез наверх.

— Ну вот, смотри, как тут удобно, — улыбнулся Серёга, осторожно усаживаясь на какой-то полуразвалившийся стул.

— Бывает хуже, — согласился я, прислоняясь к стене напротив.

— Ладно, — махнул рукой Петухов. — Перейдём к делу, раз уж мы наконец-то остались наедине. Я хочу задать тебе, Петя, один вопрос.

— Задавай, — небрежно пожал я плечами, хотя меня уже начал понемногу пробирать мандраж.

— Скажи мне, пожалуйста, — вежливо попросил Серёга, — какая у твоей Вали мишпахия?

Этот вопрос поразил меня подобно удару грома. Ноги мои стали ватными, и я еле удержался, чтобы не сползти на пол. Я понимал, что на заданный вопрос мне необходимо как-то ответить. Но как именно? Сказать правду было немыслимо, а солгать — тоже опасно. Ведь неспроста Петухов задал этот вопрос, ох, неспроста…

— Я вижу, ты молчишь, — усмехнулся Серёга. — Что ж, давай-ка я свой вопрос перефразирую. Верно ли, Петя, что мишпахия Вали — «Юлианская»?

Новый удар грома. Теперь уж было ясно, что отрицать правду бессмысленно. Но сказать «да» у меня попросту не хватало духу. Наверное, так себя чувствует на суде убийца, чья вина не вызывает ни у кого сомнений — а всё же в содеянном он не признаётся, и всё тут.

— Молчание — знак согласия, — с улыбкой заметил Петухов. — А знаешь, откуда я знаю Валину мишпахию?

Я покачал головой. Надо заметить, даже в такую критическую хвилину меня не покидало любопытство.

— Сейчас расскажу, — охотно сказал Петухов. — Вчера, выходя с Тамарой из театра, я заметил вас с Валей у столика, где шла подписка на какую-то рассылку. Тамаре тоже захотелось на неё подписаться — и мне пришлось последовать за ней. Любопытства ради я глянул на список уже оставленных там анаграфов — и как-то сразу заметил «плебед89@почта.ру». А рядом с ним — «вюлиан@ящик.ру». И как-то, сам понимаешь, это самое «юлиан» разбудило во мне любопытство. А что произошло дальше — ты, наверное, понимаешь и сам…

Да, пояснять дальше было совсем не обязательно. Разумеется, потом Серёга пришёл домой, вышел в Сеть, зашёл на поиск.ру, набрал там Валин анаграф — и через несколько мгновений уже любовался словосочетанием «Валентина Юлианская».

— А ещё, — добавил Петухов, — я заодно заглянул в сетевое зеркало киевской телефонной книги. И обнаружил, что во всей нашей столице есть только одна семья Юлианских. Так что всё с тобой, Петя, ясно.

И мне тоже стало всё ясно. Я понял, что сейчас меня будут бить. Конечно, мне достанется не так сильно, как тогда досталось Витьке в сарае — но всё же Серёга меня гораздо сильней, так что мне явно не поздоровится. И убежать я тоже не успею — тем более на дрожащих от страха ногах.

— Да, всё с тобой ясно, — повторил Петухов и усмехнулся. — Теперь-то понятно, почему ты до сих пор ничего у Вали про «Молодой Легион» не выяснил.

Надо сказать, тут я немного удивился. Если бы мои прегрешения перед Серёгой и его товарищами ограничивались только этим…

— Конечно, — продолжил Петухов, — ты ведь не мог просто так взять и прийти к Вале в гости. А вдруг Витька будет дома? Даже если он и не заорёт «что этот гад тут делает?!», то наверняка потом потребует от Вали, чтобы она перестала встречаться с мерзавцем, заманившим его в этот злосчастный сарай. И тогда всё пойдёт прахом — и Валя с тобой видеться перестанет, и о местонахождении штаба ты никогда не узнаешь. Вот ты и вёл себя крайне осторожно. Верно?

Честно говоря, я просто не мог поверить своим ушам. Лично мне и в голову не пришло бы придумать такую ловкую отмазку, которую только что за меня Серёга придумал сам.

— Верно, — ответил я, скромно потупив глаза.

— А мне рассказать ты обо всём боялся, — ласковым голосом сказал Петухов, — ибо полагал, что я твои отношения с сестрой Витьки, мягко говоря, не одобрю. Правильно?

— Ну да, — смущённо кивнул я.

— А ты не бойся, — усмехнулся Серёга. — Ты напрасно думаешь, что я какой-нибудь тупой романофоб, который орёт на улице разные глупости вроде «римлян бей — и не трусь, защити Святую Русь!». Вовсе нет. Я ведь ничего не имею против римлян, которые ведут себя прилично и знают своё место. С некоторыми римлянами вполне можно дружить — и даже за иными римлянками ухаживать. Я уж не говорю о том, что бывают и римляне-выкресты…

— Ну, их-то на Руси мало, — заметил я.

— И всё-таки попадаются, — немного таинственным голосом ответил Петухов. — Например, моя бабушка…

— Как? — удивился я. — Так ты… римлянин?

— На четверть, — усмехнулся Серёга. — И то она ведь была христианкой, так что это как бы и не считается.

— А почему она…

— Потому что встретила моего деда. Влюбилась. А на Руси тогда гражданские браки не признавались — только церковные. Вот и пришлось ей сменить веру. Родня её за это, конечно, возненавидела — ну да что с них возьмёшь…

И Петухов несколько помрачнел. Но тут же снова заулыбался, как бы что-то вспоминая.

— Я ведь очень любил бабушку Вику. То есть, конечно, после крещения её нарекли Марией, но она часто по-прежнему называла себя «Викторией». Даже будучи доброй христианкой, о своих корнях она не забывала никогда. Меня, например, немного научила латыни — и хотя слова я почти все позабыл, но алфавит до сих пор помню. Она ещё утверждала, что латинский язык неплохо подошёл бы для христианских богослужений.

— Это как-то… трудно себе представить, — сказал я.

— А она иногда полушутя говорила, — улыбнулся Серёга, — что если бы все римляне были, как она… То есть если бы римляне с самого начала признали Христа Богом, то мало ли, как оно могло бы повернуться. Глядишь, и впрямь служили бы в церквах на латыни. А Вселенский Патриарх, может, обитал бы в Риме, а не в Иерусалиме.

— Занятно, — улыбнулся и я.

— Занятно-то занятно, — махнул рукой Петухов, — да ведь на самом-то деле всё не так. На самом-то деле римляне ведут себя совсем по-другому. А некоторые из них, грубо говоря, просто борзеют. Забывают, что находятся не в своей языческой Империи, а в христианской стране. Совершенно не уважают народ, среди которого живут. И к тому же говорят разные богохульные гадости. Вот таких римлян, Петя, я ненавижу лютой ненавистью. Как, например, этого ублюдка Юлианского.

Услышав эту мишпахию, я невольно вздрогнул.

— Да ты не бойся, — усмехнулся Серёга. — Я же имел в виду «Юлианского», а не «Юлианскую». Валя-то твоя не виновата, что у неё такой брат. Да и не воюю я с женщинами.

Я тут же невольно вспомнил похожую фразу, сказанную мне Вадимом неделю назад по телефону.

— Так что опасаться тебе нечего, — сказал Петухов. — Более того, из любой проблемы умный человек может извлечь пользу.

— В смысле?

— Раз уж тебе посчастливилось завязать знакомство с сестрой Юлианского, — развил свою мысль Серёга, — то надо ковать железо, пока оно горячо. Узнай каким-нибудь окольным путём, когда Витьки не будет дома. Напросись именно в это время к Вале в гости. А уж там, когда она отвернётся или как-нибудь ещё отвлечётся — проберись в Витькину комнату и устрой там небольшой обыск. Наверняка найдёшь хоть что-нибудь. А если повезёт, то и сведения о местонахождении штаба. Сделаешь?

И Петухов пристально посмотрел мне в глаза, ожидая ответа. Нечего и говорить, что я бы с удовольствием послал Серёгу… в далёкий путь. Но вслух я лишь промямлил:

— Ну, не знаю… Я, конечно, постараюсь…

— Вот и хорошо! — воскликнул Петухов. — Уж постарайся, не ленись, ладно? А я, так и быть, постараюсь не разболтать нашим товарищам, что ты встречаешься с сестрой Витьки Юлианского. А то ведь мало ли что — они, чего доброго, могут тебя неправильно понять…

С этими словами Серёга поднялся со стула, после чего подошёл к отверстию в полу и полез по стремянке вниз. А я лишь бессильно сжал кулаки.

Что и говорить, намёк Петухова был более чем прозрачен.

* * *

А в воскресенье я готовился к испытанию уже не так усердно — где-то в три часа родители ушли в гости. Меня они с собой не взяли, но я особенно и не рвался. В конце концов, развлечься можно и дома. А в шесть я собирался позвонить Вале.

Сначала я пытался смотреть телеор, потом пошёл гулять по Сети. Начал с сампечат.ру (ох и много ерунды там размещают графоманы — но попадаются и увлекательные рассказы), затем побродил по спортивным страничкам — а в итоге, как водится, полез на эротические. Конечно, у нас на Руси туда несовершеннолетних не пускают, но ведь в мире есть и другие страны…

Однако в «сетевой загранице» я погостил недолго — меня неожиданно вернул в нашу русскую действительность телефонный звонок.

Машинально закрыв окошко с увлекательными фотографиями, я посмотрел на автоматический определитель телефонного арифма. Арифм оказался знакомым.

— Валя! — обрадовался я и снял трубку: — Да?

— Привет! — услышал я в ответ.

Увы, это сказала не Валя. А Витька.

— Привет, — сказал я уже без энтузиазма.

А вот у Витьки в голосе энтузиазма было хотя отбавляй.

— Слушай, Петя! — возбуждённо заговорил он. — Я, кажется, придумал!

— Что ты придумал? — подозрительно спросил я.

— Я придумал, как именно мы можем слить сведения о штабе Петухову!

Чёрт побери, подумал я, и этот туда же. Будто мне мало вчерашнего разговора с Серёгой!

— Ты ведь встречаешься с Валькой, верно?

— Ну, встречаюсь, — вздохнул я. А как я мог ответить по-другому?

— Так вот я нашёл способ! Скажи Петухову, что встречаешься с римлянкой. Не говори, конечно, что это моя сестра…

«Поздно,» — усмехнулся я, но только мысленно.

— …но наплети что-нибудь типа: у неё есть подруга, а у подруги парень как раз состоит в нашем «Легионе». И подруга, мол, случайно узнала, где находится штаб, а потом и Вальке рассказала. А ты у неё как бы осторожно выспросил. Ну, подробности ты и сам придумаешь. Идёт?

Конечно, я мог бы попытаться возразить Витьке. Я мог бы сказать, что подобный рассказ явно шит белыми нитками, что его неправдоподобие навлечёт на меня подозрения — или хотя бы что мне надо будет как следует обдумать подробности, а займёт это не один день. Но я, откровенно говоря, просто устал спорить и сопротивляться.

Если всем этим любителям сводить счёты до посинения — как одним, так и другим — так уж сильно хочется одного и того же, то фиг с ними! Так и быть, исполню их общее желание — лишь бы отвязались!

— Идёт, — сказал я. — Завтра же заеду к Петухову. После испытания.

— Спасибо, Петя! — с чувством произнёс Витька. — Ты просто герой!

— Что-нибудь ещё? — осведомился я кислым и совсем не героическим голосом.

— Да нет, всё вроде. Вальку к телефону позвать?

— Зови непременно.

Окончание
Print Friendly, PDF & Email

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.