Юрий Моор-Мурадов: Отражение неотразимого мира

Loading

Роман, конечно, сразу полюбил… Одно меня не то что бы огорчило — скорее вызвало недоумение: Почему Булгаков пишет о том времени современным ему и нам языком? Но с другой стороны: А что ему делать? Как говорили бы на русском языке 2 тысячи лет назад, когда и языка этого еще не было?

Отражение неотразимого мира

Юрий Моор-Мурадов

Много лет назад я изобрел литературоведческо-искусствоведческий термин, и все не было времени рассказать о нем.

Слово это — стилезация.

Кто-то уже удивленно поднял бровь: термин этот давно существует, и написал я его к тому же с ошибкой. Верно будет: «стилизация».

Не спешите. Моя стилЕзация отличается от стилИзации еще больше, чем американские индейцы от индийцев.

Сначала о всем знакомой стилизации через «и». Это когда человек одной эпохи пишет, рисует, сочиняет музыку, строит дома в стиле иной эпохи — или в стиле другого народа, или в стиле не своего социального слоя. Окуджава писал романы в стиле 19 века.

Гением стилизации был А. С. Пушкин, который мельчайшими незаметными деталями речи неузнаваемо меняет свою героиню из рассказа “Барышня-крестьянка” (“Повести Белкина”): то она — дворянка, то — простая крестьянская девушка. Десятки раз читал этот рассказ, так и не смог “поймать за руку” величайшего стилиста Пушкина, и не могу похвастать, что сумел проникнуть в его творческую кухню, не могу показать, как он приготовил этот шедевр.

Сюда же относятся и «сказ» — стилизация русских писателей а-ля простой народ. Толстой в «Кавказском пленнике» достигает сказа тем, что выводит глагол в начало предложения: «Служил на Кавказе офицером один барин. Звали его Жилин. Пришло раз ему письмо из дома. Пишет ему старуха мать…» и так далее.

Замечательной стилизацией, например, является снятый на Мосфильме в 1966 году фильм «Волшебная лампа Алладина» (режиссер Рыцарев, сценаристы Виткович, Ягдфельд). И «воровские песни» Высоцкого я отнес бы к стилизациям.

Ниже я приведу полностью один свой рассказ — попытка классической стилизации.

Но сначала: что же за стилЕзацию я придумал. Точнее будет сказать, что я придумал не метод, а просто «подправил» слово, чтобы получился термин для уже существующего явления.

Студентом я прочел в первый раз в двух номерах толстого журнала «Москва» булгаковского «Мастера и Маргариту». Роман, конечно, сразу полюбил, в особенности — сцены в Иерусалиме. Одно меня не то что бы огорчило — скорее вызвало недоумение: Почему Булгаков пишет о том времени современным ему и нам языком?

Но с другой стороны: А что ему делать? Как говорили бы на русском языке 2 тысячи лет назад, когда и языка этого еще не было?

Примерно в то же время я прочел «Мартовские иды» Торнтона Уайлдера (в мартовские иды был убит герой его романа Юлий Цезарь); тоже понравилось — и тоже задался вопросом: почему книга написана языком 20 века?

Когда до этого я читал «Лже-Нерона» Фейхтвангера, современный язык в нем меня не удивил. Во-первых, это было для меня впервые, и я понял это как нарочитый прием, как намек на то, что речь на самом деле идет о нашем веке.

Но когда раз за разом…

Задумался.

А что они могли сделать? Булгаков и Уайлдер? Как им отразить то, что в принципе отразить невозможно? Им не под что стилизовать свое произведение.

Осмотревшись вокруг, я обнаружил, что были случаи, когда авторы все же пытались найти выход из положения.

Что такое — половецкие пляски в «Князе Игоре» Бородина? Разве это стилизация? Вот так плясали половцы? Под такую музыку? Но все почему-то верят, слушают, наслаждаются.

Или — «космическая» музыка в научно-фантастических фильмах. Какая музыка на самом деле звучит в межзвездном пространстве? Есть ли там вообще музыка?

Вот тут-то я и придумал особый термин — стилЕзация — для случаев, когда на деле имеет место псевдо-стилизация. Мы знаем, что это придумано, не имеет никакого основания — но все равно принимаем, потому что не возникает недоверия.

Когда позже мне захотелось написать что-то про древние времена, я поставил себе цель создать у русского читателя иллюзию присутствия. Не хотел идти по проторенному пути классиков.

Такого эффекта я старался достичь необычными формами знакомых слов, непривычным их порядком в предложении, особым управлением. Причем старался не переусердствовать, соблюдать меру, чтобы чтение не было в тягость.

Ну, довольно рассуждений, предлагаю вашему вниманию три небольших отрывка из моего опуса под названием «Судия«, сочиненного в 1981 году.

Действие происходит в Иерусалиме 2000 лет назад. Жанр я и сам не могу определить — впрочем, это в задачу авторов не входит, пусть ломают голову литературоведы.

Первый отрывок из «Судии»

— Благословляю тебя, сын мой. Пусть долгими и легкими будут дни твои, минуют тебя и твоих близких напасти и болезни. Да не будет стужи для семьи твоей, и познают успех все твои дела.

Утро перед полнолунием месяца весеннего равноденствия 5541 года от сотворения мира-787 год основания великого Рима. На коленях принимает благословение первосвященника Иудеи и Израиля рабби Иосифа зять его Эфраим.

— Благословляю тебя, сын мой.

Пучком мокрых от росы трав прикоснулся священник к голове Эфраима, передавая тому силу и свежесть первой весенней зелени.

— Очистили вы свой дом перед святым Песахом ,заготовили пресное?

— Да, отец.

Эфраим — эллинист, много оскверняющих обычаев перенял он у пришлых людей и опасения рабби Иосифа не напрасны.

— Бойтесь Бога, и заповеди его соблюдайте, в этом все для человека. Всякое дело Бог приведет на суд, и все тайное, хорошо оно или худо. Всецарь повелел избранному народу своему в 14-й день Авива наблюдать праздник Песаха для памяти вышедших из Египта. Семь дней не допускай в свой дом квашенного. Проведем неделю не с закваскою порока и лукавства, но с опресноками чистоты и истины.

— Обычаи отцов святы для меня.

— Не было в обычаях отцов потворства губителям веры.

— Я заслужил упрек, рабби?

— Сказал в притчах своих царь Шломо, воздвигнувший этот храм: Чрез освещение получают предприятия твердость.

Прослышал я, ты входишь с прокуратором в дело…

— Да, я буду строить с ним акведук Ерушалаиму.

— Чужие люди говорят мне о начинаниях твоих…

— Прокуратор подведет к городу чистую воду южных родников.

— Акведук римлян еще не принес городу каплю воды, а уже пролились потоки иудейской крови на работах в пустыне. Плохое затеяли они.

— Прокуратор обещает немалую выгоду, рабби.

— Не сеют на бороздах неправды. Удержи, Эфраим, ногу свою от этой стези.

— Я дал слово римлянину.

— Одно слово имеет иудей от рождения до смерти — слово служения Богу своему. Не жду добра от акведука. Сделают иудеи его кумиром себе… Зреет зло в недрах народных. Всякий день приносит новые беды. Но стоит Синедрион на страже правды, соберется нынче на суд нового врага нашей веры.

Много забот рождает мне каждый день, и не имею времени зайти в дом своих детей. Здорова ль Эстер, дочь моя? Она пришла с тобой к храму, дожидается тебя у входа?

— Ваша дочь, рабби, отправилась утром с рабыней Тамар на рынок.

— Нет ссор меж вами, во всем ли дружба?

— Эстер послушна мужу, как учат жену святые книги.

И видит любовь и заботу от меня.

— Возьми — это мой подарок ей. Серебряные серьги ее покойной матери — да воздаст всевышний ей за незлобное сердце. Мариам просила передать их дочери в первый Песах после своей смерти. Исполняю последнюю волю жены.

Пусть бережет их Эстер и надевает в самые радостные дни. Есть предание, серьги эти подарила пра-пра-прабабушке Эстер сама египетская царица.

— Мы благодарим вас, рабби.

— Слышу — собрался Синедрион Израиля. Поспешу к ним. Не забудь же, Эфраим, первую ночь Песаха вы проведете в моем доме. Прощай.

Отрывок из «Судии»

— Судьи Израиля, первые люди его! Я выношу на слово ваше жизнь врага, чей род проклят до седьмого колена. Скажите свое слово о его судьбе. Введите сотворившего зло.

В глубине, под мрачными сводами отворилась низкая темная дверь. Неслышно ступая босыми ногами по каменному холоду храма, вышел на середину человек в длинном белом одеянии.

— Вот он! Смотрите, смотрите на него, судьи Израиля! Вот мор, посланный на дом наш за многое!

Низко опущена голова преступника, длинные темные волосы скрывают от судей лицо.

— Ты, назвавшийся мессией! Ты стоишь перед первыми Израиля. Отвечай, откуда пришел? Как имя твое?

Будто не слышит он слов первосвященника.
Нет отклика вопросам судьи.

— Мы знаем, ты — галилеянин, мать твоя — продажная женщина, зачала тебя в грехе. Как смел ты назваться сыном неба?

Ты научился чародейству у египетских жрецов и обманом вводишь в соблазн простодушную чернь. Яви чудо здесь, перед первенствующими народа. Вот слепой от рождения. Исцели его, если тебе помогают силы неба. Дай ему зрение, ты слывешь исцелителем. Не хочешь? Не можешь? Сотвори знамение, и я поверю в тебя, первый пойду за тобой! Сотвори знамение! Покажи нам от силы твоей!

Ты не можешь. Ты бессилен. Ты ищешь погубить Израиль.

Ты послан Римом, смерть тебе. Проклятие родившей тебя.

Отрывок

— Я не приглашаю тебя в преторию, ваш пророк Моисей запрещает иудею в праздник посещать нечищеные дома…

— Здесь больше Моисея.

Осужденный впервые поднял голову, и прокуратор увидел его остроносое лицо, равнодушный усталый взгляд.

— Больше? Ты говоришь это, не страшась гнева бога своего? Да иудей ли ты?

— Что ты спросил?

— Откуда ты? Из какой земли?

— Не сумею назвать.

— Где твой дом? На камне? На песке? Из Галилеи ты, Дамаска, Египта?

— Я жил в Галилее.

— И мать твоя — кто она?

— Моя мать душа Бога.

— Сколько лет тебе? Ты молчишь— не слышишь?

— Что ты спросил?

— Сколько лет тебе? Сколько ты живешь?

— Не знаю. Я прежде жил в сердце своего Отца.

— Как зовут тебя?

— Всякий зовет, как хочет.

— Иосиф принес обвинение. Какую неправду нашел он в тебе?

— Он лжет на истину.

— Синедрион видит тебя язвой общества, возбудителем мятежа между иудеями.

— Синедрион держит ложное учение.

— Судьи Израиля — мудрейшие его.

— Друг от друга принимают славу. Иосиф носит имя, как жив, но он мертв.

— Что не поделили вы с первосвященником? За что судит тебя?

— За слово мое.

— Чем плохо твое слово?

— Оно не плохо. Оно не вмещается в гордых и славных духом.

— В тебе злоба к гонителям твоим.

— Нет во мне злобы.

— Ты не слышишь ее в себе, она есть. Иосиф — книжник.

Если твое слово верно — почему он хулит его, почему не примет первый?

— Где видели гончара, довольного сосудом другого? Где видели виноградаря, хвалящего лозу в чужом саду?

— Не книжникам несешь себя — кому? Прочие иудеи глупы и ленивы. Не найдут слово твое.

— Не стоит вода на горах.

— Ты много исходил пределов?

— Да.

— И отрицаешь, что призывал к мятежу против власти?

— Я везде учил открыто, спроси народ. Мятежника не Иосиф привел бы к тебе, а твои легионеры.

— Иосиф говорит — ты исцелял. Ты можешь открыть глаза слепцу, и пойдет калека словом твоим?

— Меньшее из того, что дано мне.

— Ты не хотел открыть глаза слепцу здесь, при Иосифе и мне.

— Не для Иосифа и тебя исцеляю.

— Я назову свой недуг — исцелишь?

— Не плоть, дух твой ждет исцеления.

— И дух подвластен тебе?

— Открой свое сердце моему слову.

— Я не иудей. Дано ли мне слово твое?

— Многие придут с Востока и с Запада, и всем оно откроется. Для меня нет ни иудея, ни самаритянина, нет ни раба, ни господина.

(Конец цитат из «Судии»)

Полностью этот текст в 60 стандартных страниц я тогда же, в 1981-м году, отправил в журнал «Новый мир». Очень скоро получил ответ, смысл которого был: «Если будете присылать нам такого рода сочинения — придется иметь дело с соответствующими органами»…

Ну, Бог с ним, с этим текстом, к которому я потом остыл.

Теперь, как и обещано, пример стилИзации, то есть текста, написанного в подражание чему-то реально существующему.

Приводимый ниже рассказ я написал году в 1985 или 1986 (не помню точно), в самом начале перестройки. Чуть позже, в 1988 году, его опубликовали в главной узбекистанской газете «Правда Востока». Иные наступили времена.

Под мраморной сенью

Быль

Как мы любим словами бросаться, как мы любим от одних слов быстренько к другим бросаться, как мы любим бросаться людьми. Теперь вот ухватились за новое слово: перестройка, перестройка… И уже забыли недавно гремевшие слова: человеческий фактор. А если я вам расскажу, как поперек этому фактору почти ни за что хорошему человеку испортили всю биографию судьбы? Хотя в объективном подходе он никак не виноват, а только злая доля.

Вы помните — кто не помнит? — не так давно умер один руководитель нашей хлопковой республики. Вынесли, как водится, Указ об увековечении, тем более что он успешно выполнял свою руководящую функцию работ. Захоронили в центре Ташкента, там же одну из главных улиц переназвали в честь его имени. А в нашем древнем Самарканде, ровеснике Рима, Афин, Вавилона и Олимпа решили скромно повесить мемориальную доску. Университет у нас здесь оказался, который он когда-то закончил.

Инструктор Обкома Юра Тарасенко звонит, значит, начальнику благоустройства Абдукаримову Абдусаттору (об этом незадачливом Сатторе рассказ и пойдет):

— Завтра в 12-00 торжественный митинг, надо срочно прибить мраморную доску. Приглашены родственники, ответработники ЦК так и далее. Ясна причина цели?

— Ясна, — кратко отвечает Абдукаримов.

В нашем Обкоме любят, когда отвечают кратко и кротко.

— Мемориальная плита в таком-то РСУ, — и Юра Тарасенко вешает трубку.

Как учит телевизор, от четкой работы каждого зависит успех всего нового предприятия. Поэтому Абдусаттор тут же — своему заму:

— Съезди с людьми в такое-то РСУ, возьмите там мраморную плиту и прибейте к фасаду университета рядом с центральным входом.

На следующий день Абдусаттора вызывают в Обком, и заведующий отделом устраивает такую головомойку, какую он не получал с тех пор, как восемь лет назад устроился помощником третьего зампреда в райисполком. А что оказывается: плита мраморная не прибита, митинг пришлось отложить, студентов и другую общественность, нарочно по этому случаю организованную — отпустить по домам. Спасло Абдусаттора от расправы то, что Секретарь и Значительное Лицо из Ташкента не успели выехать на митинг: добросовестный Юра Тарасенко к университету пораньше приехал, забил тревогу. Заведующему отделом с трудом удалось убедить Секретаря перенести открытие плиты на следующий день. Мол, докладчик из университета не дописал еще открыточной речи. А высокого гостя повезли на родину руководящего покойника — в колхоз, где он вырос, и который сейчас получил его увековечное имя.

Абдукаримов на этой своей должности прежде никаких замечаний не имел, всегда успешно справлялся с заданными заданиями. Поэтому отделался строгим выговором по очень серьезной линии. Причем дали понять, что он должен сделать должные выводы, или не миновать ему пинка пониже той линии, которая отделает спину от всего прочего, что в Обкоме, как вы понимаете, называть не принято.

Разъяренный Абдукаримов вернулся в контору, накинулся на зама:

— Ты чего, такой-сякой, вздумал мой приказ не выполнять?!

Зам пытается что-то объяснить, Абдукаримов не слушает:

— Нужно было найти нужные выходы!

— Да ни один гвоздь, ни один штырь эту чертову стену не берет! — кричит жалобно зам. — Двое рабочих весь рабочий день потеряли! Сам три раза подъезжал!

А надо вам сказать, что университет строили еще в 1920-х годах, кирпич тогда был какой-то особенно прочный, не испорченный десятилетиями успешного строительства социализма, а кладка — иглу не просунешь. Не могли тогда предполагать, что здание удостоится мраморной плиты. За 60 лет все это превратилось в почти гранитный монолит.

Абдусаттор обозвал зама бездельником и дураком, взял бригаду рабочих и самолично прибыл на место. Одно он знает твердо: исполнять свои обязанности он обязан в любых условиях.

Зам не соврал: ни тяжелейшие кувалды, ни самые прочные сверла в самых мощных агрегатах победить эту злополучную кладку непредусмотрительных предков не могли. В стене уже красовалось около десяти безнадежно мелких лунок; на них не то что мраморную плиту — первомайский призыв о содружестве науки и труда, сколоченный из тонких реек, не уцепишь.

Тогда Абдукаримов — а он человек инициативный и не зря выдвинут на руководящий пост благоустройства — связался по телефону с воинской частью. Они приехали поздно ночью и не то направленным взрывом, не то пушкой какой-то вбили глубоко в упрямую стену четыре стальных штыря, воткнутые в четыре отверстия плиты. Наконец-то мемориальная плита заняла указанное ей место. Абдусаттор чуть не молился на белевший в сером предрассветном утре мраморный квадрат.

Митинг прошел на высоком художественном уровне, почетный гость сиял, как отчет хлопкового министерства, и завотделом хотя и поглядывал сердито на державшегося в сторонке Абдукаримова, однако ничем больше не грозил.

А через полгода на съезде республики увековеченному деятелю дали принципиальную оценку. Признали, что многие годы он плодил местничество, кумовство и личную преданность и занимался гипнозом партии. Выявили другие негативные явления его эпохи. Вся его деятельность, как выяснилось, не что иное, как во вред народу, и подтвердили твердую решимость со всем этим бороться до самого конца. Столичному проспекту тут же вернули его предпоследнее имя. Захоронение в центре Ташкента куда-то бесследно исчезло. А в Самарканде, ровеснике Рима, Афин, Вавилона и Олимпа, инструктор Юра Тарасенко позвонил начальнику благоустройства:

— Ночью, без помпы и шума, так и далее…

Положив трубку, Абдусаттор произнес три малоцензурных слова и вызвал зама.

Но вы напрасно думаете, что вот и вся увековечная история. На следующее утро часов примерно в 9 в Обкоме раздался телефонный звонок, и ехидный голос произнес:

— А почему это в период всеобщей гласности и самокритики и человеческого фактора в нашем городе (ровеснике Рима и так далее) не спешат перестроиться?

В Обкоме сидят люди опытные:

— Какие имеете факты?

Звонивший — некто Марат Семенович К., ветеран труда, доцент, преподаватель политэкономии, за четверть века трижды вовремя и кардинально менявший свои взгляды на пути ускорения и интенсификации, сказал:

— Факты имеются, хотя и отдельные. Но они производят очень двойственное впечатление. А в университет ходит молодежь. И преподаватели, в том числе общественных наук. И их смущает неясная линия Обкома. А еще мимо ходят разные иностранцы, у них гостиница «Интурист» рядом.

Если я скажу банальные слова, что над головой Абдукаримова засверкали молнии и загремели громы, это будет совершенной неправдой. Говорили с ним вполголоса, но из кабинета завотделом вывели с ушами, полными оскорблений. И завели сразу к Секретарю. Секретарь наш человек современный и самодемократичный. Он тоже в духе нового времени не кричал, не стучал по столу. Говорил еще тише.

— Зайдите к нам, когда снимете плиту.

В благоустроительной конторе Абдукаримов встретил срочно вызванного с объектов зама тоже тихой фразой:

— Подлец. Ты меня погубить вздумал? — ладонь его при этом была прижата ко лбу и прикрывала глаза. — Ты это делаешь с явной целью достичь определенной цели? Так?

Зам молча положил на стол лист бумаги, с которым вошел. По собственному. Со вчерашнего числа.

— Почему, почему, почему ты не выполнил задание? — трижды, как в театре, вопросил Абдукаримов.

Зам только пожал плечами. Бригада рабочих, которым были обещаны недельные отгулы, всю ночь под его началом тщетно билась над намертво приколоченной плитой. Не лезли штыри из стены. Ломы гнулись, цепи рвались. А плита и на палец не подалась.

— Нужно было взять кувалду — и кувалдой, кувалдой, кувалдой — в куски эту проклятую (Абдукаримов произнес другое слово) плиту!

— Пробовали, — обреченно вздохнул зам. — Мрамор вот такой, — он широко раздвинул указательный и большой палец. — Раз десять ударили — прекратили: с верхних этажей оконные стекла посыпались. А из гостиницы на бульвар выскочили иностранцы в чем спать легли. «Землетрясение!» — стали кричать на всех своих языках.

…Абдукаримов послал зама за трактором, а сам опять лично прибыл к злополучной плите. Трактор — юркий «Беларусь» — никак не мог подъехать к стене. Долго толкался то у одного мостика, то у другого, наконец, помял края арыка и перебрался на тротуар. С трудом протиснули трос между мрамором и университетской стеной. Стал трактор его тянуть — и вправо и влево. Не подается. В аудиториях занятия прервали, народ собрался, умельцы советы советуют. Даже интуристы что-то пытаются сказать. Может, свою передовую технологию предлагают, да откуда у них в подобных работах передовая строительная технология, когда и у нас еще не научились толком? Что они там — каждый день плиты прибивают-отдирают?

Абдусаттор понимает: надо перед лицом интуристов использовать технику с пользой. Не развернуться трактору на тротуаре, не показать всю свою силу и умение. Вызвал он ГАИ. Перекрыли автодвижение на бульваре перед университетом. Засыпали арык. Тракторист выехал на дорогу и дергал мраморную плиту до тех пор, пока не сжег сцепление. А когда запахло загубленной дефицитной запчастью, выругался, отцепил трос и укатил, не слушая брань Абдукаримова. Даже на иностранцев не посмотрел. А вы как хотели? У них там запчастей, говорят, завались, чего на них оглядываться?

Рабочие с кувалдой и кривыми ломами расположились у стены под плитой, кефир попивают. Посмеиваются. Им что? Им на все плевать с высокого минарета. Местом не дорожат, материальную заинтересованность получают низкую. В благоустройстве работают, не в космосе.

Ближе к вечеру Тарасенко приехал. Видит — сложилась очень сложная обстановка. И правду сказать — это тебе не гипнозом партии и народа заниматься. Поглядел, покачал головой и уехал. Слова не промолвил. Инструктор Юра Тарасенко — вы таких встречали. Он после школы сразу в институт, оттуда в комсомол и в партрезерв. Словом, из тех, кто жизни не знают, думают, что молоко прямо на деревьях растет. Хотя вообще он парень ничего. Когда у тебя что-то не ладится, не бежит докладывать начальству, если нет необходимости.

Абдукаримов опять решился на крайнюю меру, позвонил в воинскую часть. Приехал тягач «Ураган», мощный, огромный, как паровоз. На таких во время парада ракеты, охраняющие наш мирный покой, в Москве по Красной площади возят. «Ураган» еле поперек бульвара уместился. Зацепил брошенный трактором трос, стал дергать. Раз дернул, два — не идет. Трос натянулся, гудит, как струна. Вот-вот лопнет. Дернул в третий раз — и тут плита, штыри и солидный кусок стены обрушились на тротуар. А «Ураган» занесло на чугунные решетки бульвара, он повалил два вековых платана и замер на дне канавы. Глазам восторженных ротозеев открылось нутро университетского чулана, где хранились многочисленные пыльные толстые папки: диссертации профессора Марата К. и его товарищей.

Через два часа рабочие заделали раны, причиненные зданию, военные вытащили славно потрудившийся тягач, интуристы пошли покупать знаменитые лепешки Самарканда — ровесника Рима, Афин и так далее.

А Абдукаримова, хотя он и исполнил поручение полностью, вызвали на следующий день в Обком. Там дальнейшее продолжение его работы в этой должности сочли нецелесообразным и по состоянию здоровья освободили за необеспечение интенсификации благоустройства, а также отставание от духа перестройки и гласности. Назначили директором новой школы в отдаленном микрорайоне. А что такое новая школа — не мне вам рассказывать.

Жалко человека. А мог и заместителем горисполкома претендовать…

Print Friendly, PDF & Email

6 комментариев для “Юрий Моор-Мурадов: Отражение неотразимого мира

  1. Написано: «Роман, конечно, сразу полюбил… Одно меня не то что бы огорчило — скорее вызвало недоумение:…»
    Зачем простое русское слово «чтобы» (союз) писать как «что бы»? Особенно в устойчивом словосочетании «не то чтобы»?

    1. Спасибо, исправлю у себя. Эта статья войдет как глава в мою будущую книгу «Как закаляется стиль», благодаря вам на одну ошибку будет меньше.

    1. Дорогой г. Тененбаум, претенциозность, по-видимому, является одной из непременных качеств творческого человека, как и амбициозность, стремление выделиться, сказать не так, не то, что все остальные, выдвинуть небывалую в прошлом идею, стиль, жанр. Ничего с этим не проделаешь. Альтернатива – 50 оттенков серого.

    1. Михаил, я привел два разных стиля – про какой из них вы пишете, что это стилизация под Платонова? «Судия»? «Мрамор»?
      В свое время я написал эссе о стиле Платонова, отправил тогдашнему ректору Литинститута критику Евгению Юрьевичу Сидорову, он мне ответил, что и у него самого возникали подобные мысли.
      Куда-то затерялось то эссе. Может, поднапрягусь, почитаю его еще раз и напишу заново.
      В любом случае ни один из цитируемых выше моих текстов не написан под влиянием этого замечательного писателя.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.