Александр А. Локшин: 11 коротких рассказов

Loading

Память подводит меня. Но в моем возрасте это уже простительно. Прошлое отдельными пятнами всплывает передо мной. Вот, помню, лет сорок тому назад или больше, когда мне было столько лет, сколько тебе теперь, я, конечно, очень засматривался на женщин…

11 коротких рассказов

Александр А. Локшин

1. ПТИЧИЙ ЧЕЛОВЕК

История эта, в отличие от того, что пишут многие — чистая правда, и ничего в ней не придумано. Другой бы, может, на моем месте наворотил с три короба, нафантазировал бы то, чего не было. А я, вот, с детства врать не приучен.

А дело было так. Собрался мой начальник меня уволить, чем-то я ему не угодил — уже не помню. Чтобы перестал я быть высоконаучным специалист-инженером, а стал обыкновенным пришибленным неудачником, что вы и наблюдаете…

И вот, незадолго до всех событий, решил я как-то пройтись по парку, недалеко от дома, чтобы в мыслях прояснилось — как жить дальше и к чему стремиться.

Иду я и вижу — в траве сидит птенчик неизвестной мне породы и пищит, и никто не прилетает его кормить и никакая птица не обращает на него внимания. Короче, походил я вокруг, да и забрал его к себе.

И дал я ему имя Птичий Человек (а короче — просто Птичий), и он, несмотря на свою маленькую головку, тут же свое имя выучил. Вытяну я свой указательный палец, позову его — Птичий, Птичий! — он тут же выбегает из-под дивана и вскакивает обеими своими когтистыми ручками на мой палец. Еще ходил я с ним гулять: я иду — а он у меня на пальце сидит; прохожие удивляются, интересуются, как такое может быть.

Но кормить его — это было, конечно, мучение. Ничего, кроме червей, не ел. И приходилось мне бегать как сумасшедшему, копать ему червей в том самом парке, где я его нашел. Тонких червей он сразу заглатывал, а толстые иногда обратно из клюва вылезали.

А хранил я накопанных червей в целлофановом пакете, в холодильнике. Как-то раз, помню, плохо завязал пакет, и черви по всему холодильнику разбежались.

Никому про этих червей я, конечно, не говорил — а то засмеют еще: нашел чем заниматься!

И тут как раз подошла моя очередь на работе отчитываться, что я полезного и высоконаучного за много лет сделал. Ну, отчитался я не хуже, чем другие. Чертежи, графики — все как положено.

А начальник мой слушал, слушал — только кривился. И потом говорит (а был он большой мастер по части образных выражений для распекания мелких людишек вроде меня):

— Это же никому не нужно, чем вы занимаетесь! Вам бы только червей разводить!

Я и не понял сразу, что он про моих червей ничего не знает, и только так, для красного словца их помянул. Я, конечно, удивился, но взял себя в руки и говорю спокойно:

— Да, я развожу червей. Но это не мешает моей основной работе. Я делаю это в свободное от научной работы время.

Тут уже он не понимает ситуации — что я ему чистую правду сказал.

— Как вы смеете, — говорит. — я старый человек и не позволю себя передразнивать!

(А сам хватается за сердце.)

Вот так я и перестал быть высоконаучным специалист-инженером. И все это чистая правда, не сомневайтесь.

А Птичий Человек в тот же вечер от меня улетел. Не зря, значит, я его учил понемножечку летать. А еще говорят, чтобы чему-нибудь стоящему научить, нужно самому это уметь…

2. РЕИНКАРНАЦИЯ

Я уже говорил — есть у меня такой старинный приятель, Тимофей. Вот, пошли мы с ним как-то в забегаловку, которая на углу. Взяли бутылку красного, ну я и говорю:

— Тимофей, вот ты музыкальную школу, начальную, не закончил… Из института, с третьего курса, тоже тебя выгнали. А вроде — ты неглупый мужик. Отчего так?

Он говорит:

— Да, жизнь у меня, действительно, не сложилась. Но только я в этом не виноват. Просто меня отец слишком сильно любил…

Я говорю:

— Я начинаю тебе завидовать, Тимофей…

Он говорит:

— Чему тут завидовать? Если я, допустим, в детстве чего натворю — он меня только хвалил, не ругал никогда. Разве так можно? Вот и не вышло из меня ничего…

Я говорю:

— Как это ничего? Ты холодильный мастер, Тимофей!

Он говорит:

— Да брось ты. А потом, как повзрослел я, из Холодильного института ушел, недоучился. Отец, конечно, расстраивался. Но все равно меня очень любил. Потом умер…

Тут помолчали мы, выпили, и он снова говорит:

— Вот, значит, так… Потом прошел год, и должен был я как-то к друзьям идти, на новоселье. А вместо подарка купил котенка Барсика за рубль и принес. И почему-то этот Барсик ко мне очень привязался. Вот я приду к тем друзьям, сяду на диван, он тут же прибегает мне голову облизывать. Иногда от радости на полу кувыркался — что, мол, рад он, что я пришел, не забываю его. Хозяева тоже сильно удивлялись. Потом его собака загрызла. И все меня мысль мучила, что этот кот не такой, как другие…

Я говорю:

— Что-то я не понимаю, причем тут этот Барсик. Что ты этим хочешь сказать, Тимофей?

Он отвечает:

— Не догадался еще? Я тоже не сразу догадался, все поверить не мог. Потом только до меня дошло, что это отец возвращался на меня посмотреть, как я тут. Так что видеться-то мы виделись, но по-человечески не поговорили…

Я говорю:

— Ты уж извини, Тимофей, но поверить во все это я никак не могу.

А он говорит:

— Дело твое, Семен. Только ты человек благополучный, семейный, к тебе оттуда никто возвращаться не станет.

Я, конечно, обиделся, но виду не подал.

Тут мы встали, я расплатился за нас обоих, и мы ушли.

3. БЕССЛЕДНОЕ ИСЧЕЗНОВЕНИЕ

Кошка умирала в течение полутора месяцев. От рака. Но все равно она продолжала любить Феликса и выполнять свои обязанности хозяйки дома. Встречать Феликса после работы и греть ему лысину, например. Феликс все время поражался ее нравственной силе: даже в последнюю неделю, когда она была в полушаге от смерти, она заботилась не о себе. Феликс чувствовал ее превосходство и ничего не мог с этим поделать.

Потом, когда кошка умерла, Феликс понял, какой опоры лишился.

Неудачливый композитор, он любил импровизировать на рояле, и кошка всегда внимательно слушала его, подавая советы. Если он начинал “забалтывать” тему, кошка вежливо спрыгивала со стула и уходила. А когда Феликс бывал в ударе (такое с ним время от времени случалось), она обнимала его ноги своими лапами…

Каждый раз это был такой диалог — Феликс не столько сочинял, сколько рассказывал кошке о том, о сем. В том, что она все понимает, сомнений у него не было.

Когда кошка умерла, Феликса посетило странное чувство: высокоразвитое существо, полное любви и ума, бесследно исчезло, как будто ничего не было. Как будто маленький водоворот поглотил нечто незначительное, и тишь да тишь кругом…

* * *

Кошка вскочила на подоконник, а потом, с высоты второго этажа, спрыгнула в сад и побежала. Феликс, как был, в тапочках на босу ногу, скатился по лестнице и бросился за ней. Не то, чтобы он всерьез боялся, что с ней может что-то случиться или она куда-то там денется. Он бежал, не раздумывая, глядя как она несется по высокой траве, подсушенной солнцем, и подпрыгивает, заигрывая с небольшими белыми бабочками. Одышка совсем не беспокоила его, не то, что раньше; внезапно Феликс ощутил, что его настигло никогда не испытанное ранее счастье… И одновременно с этим — какая-то дикая, невыносимая грусть. “Странно, — подумал Феликс, — какое-то несчастное счастье. Так не бывает!” Он сделал еще несколько шагов и, зацепившись за корягу, неловко упал лицом в траву…

* * *

Дверь скрипнула, но никто даже не пошевелился. Доктор и Марья Иванна боком вошли в палату. Они подошли к крайней койке и сразу уставились не на неподвижное грузное тело, опутанное разноцветными проводами, а на экран задвинутого в угол прибора.

— Видите? — сказал доктор. — Прямая линия. Мозг умер.

— Будем отключать, Петр Сергеич?

— Еще вчера надо было, — пробормотал доктор, думая о своем. Вчера вечером соседи сверху залили квартиру, обои все отстали, паркет стал дыбом. Гостей теперь надо отменять! Какое свинство…

— А что, Петр Сергеич, если мозг умер, значит, душа уже отлетела? — робко спросила Марья Иванна, пользуясь случаем, чтобы расширить свои познания.

— Души нет, Марья Иванна! — отозвался доктор, не желая вступать в спор с необразованной женщиной. — Вещи его, кстати, соберите.

— Какие вещи, Петр Сергеич! Вы же помните — его на остановке нашли, снегом присыпанного. В карманах — земля с травой…

— Глупости, — сказал доктор, — какая может быть трава? Сейчас же зима.

4. СТРАХ

Это было время, когда взрывались дома и люди боялись друг друга еще больше, чем теперь. В метро каждые две минуты объявляли: “Просьба незамедлительно сообщать обо всех подозрительных лицах и предметах.” И мое лицо тоже показалось кому-то подозрительным, но об этом как-нибудь в другой раз…

И вот тогда-то и произошла история, которую я хочу вам рассказать. Я, кажется, простудился и отправился в местное лечебное заведение. Был вечер, и в районной моей поликлинике было почти безлюдно. Только в конце коридора под тусклой лампочкой сидел странный дядька перед кабинетом моего доктора. Он читал, не отрываясь, какую-то дурацкую газету. Кепка почему-то сползла ему на лоб. На меня он даже не поднял глаз.

И вот, вообразите себе. Пустынный длинный коридор. За окном — сумерки. Тишина. Все кругом пронизано одиночеством. Тихие грустные звуки из кабинета доктора. Дядька, неподвижно читающий газету.

И вдруг… Послышалось цоканье каблуков, и к кабинету подошла женщина необычайной внешности. Она была хороша красотой каких-то нездешних мест. Может быть, она была похожа на индианку?

— Сейчас я вернусь, — сказала она. Потом положила свой пакет на кресло рядом со мной и ушла, цокая каблучками; она исчезла за поворотом длинного пустынного коридора.

Через пять минут я начал слегка беспокоиться. Странный дядька, погруженный в свою газету, казалось, ничего не замечал.

Прошло еще пять долгих, очень долгих минут. Я уже не мог сидеть рядом с пакетом, а встал в дверном проеме. Мне хотелось сбежать, но было стыдно.

Прошло еще пять чудовищных минут. Я помню, что держался обеими руками за косяк, чтобы меня не унесло прочь. Меня как будто выдувало могучим порывом страха из этого коридора.

Сбежать? Не предупредив доктора, мирно бормочущего в своем кабинете, не растолкав этого дурацкого, равнодушного к своей жизни дядьку?

Как я потом прощу себе, если их разнесет в кровавые клочья?

А если — предупредить, и вдруг окажется, что мои страхи — глупость, истерика…

Я и не заметил, как она вернулась, держа в руках бутылку с соком. Подошла к своему омерзительному пакету, развязала его, достала оттуда пряник и стала грызть, запивая из горлышка.

Потом посмотрела на меня своими нездешними глазами и отвернулась.

5. СТАРИК В АВТОБУСЕ

Вы же знаете, старые люди любят поговорить. Но не с кем. Друзья, если были, куда-то все подевались… А дети, если они живут с вами, не хотят вас слушать — они уже наперед знают все, что вы скажете. Они говорят: “Помолчи, дед, ты это уже сто раз рассказывал.”

Вот я, например, иногда разговариваю со своим кактусом… И поэтому они думают, что я выжил из ума.

Но я-то знаю, что я нормальный. Это моя маленькая тайна.

Только я хотел вам рассказать не об этом, а о том, как я ехал один раз в автобусе…

Мне нужно было куда-то ехать по своим старческим делам, и только я вошел в автобус, как увидел немолодую, милую женщину. Что меня привлекло в ней — ее лицо светилось умом! Она сидела, задумавшись, у окна, и я не мог оторвать от нее взгляда. Я стоял напротив нее и совершенно забыл, сколько мне лет…

И вдруг, она встает, берет меня за рукав пальто и говорит:

— Садитесь, пожалуйста! Вам нехорошо?

Я, само собой, расстроился и говорю:

— Очень даже хорошо! Я предвкушаю счастливую загробную жизнь. Поэтому, милая женщина, продолжайте сидеть, где сидели…

Ну, тогда она сказала что-то такое вежливое, мы немного попререкались, и я заметил, что голос у нее красивый, но какой-то немного жесткий. И тут она смотрит на меня таким тоже немного жестким взглядом и добавляет:

— Я, кстати, психиатр и в загробные штучки не верю.

И мне сразу стало как-то не по себе. Мне стал неприятен этот ее ум, написанный на лице. И я подумал: интересно, куда бы ты меня укатала за мои разговоры с кактусом? И я говорю ей:

— А как вы думаете, почему старые люди считают иначе?

Тут она улыбнулась:

— От страха.

Я хотел ей сказать: “Берусь вас убедить, что причина не в этом”. Но потом раздумал и вышел из автобуса на ближайшей остановке.

6. БЕГСТВО

Отчего Феликс стал таким необщительным, прямо-таки нелюдимым — сказать трудно. Придет, бывало, в лабораторию, “здрасьте” буркнет — и молчит целый день. Кому он после этого будет интересен? Ни пива с ним попить, ни перекурить, ни про футбол поговорить по душам. Дамы вообще смотрели на него, как на пустое место. Красились при нем, пудрились и так далее…

А приятели у Феликса, конечно, когда-то имелись. Только все они были намного старше его и уже умерли. Был у него еще такой друг, Семеныч. Он умер три года тому назад. Голос у него был уж очень особенный — шепчущий, как будто простуженный. Ни с кем не спутаешь. И вот, он умер, и совсем замолчал у Феликса телефон.

Ученые говорят, что пчела в одиночестве может прожить часов шесть, не больше. А потом — ей не хватает пчелиного общения и она умирает. В пересчете на человечью жизнь шесть часов пчелиного одиночества — это примерно девять месяцев. Но человек в этом смысле гораздо крепче. Он может, например, смотреть телевизор по вечерам и глубоко переживать за какого-нибудь героя. И этим он, конечно, отличается от глупой пчелы.

Короче, жизнь Феликса текла равномерно и однообразно и была наполнена невысказанной тоской. Не было в ней ни хороших, ни плохих неожиданностей.

И вдруг, осенним воскресным вечером — звонок. Феликс сразу почувствовал, что дело неладно — кому он мог быть нужен в такое время?

— Алё, — сказал Феликс, внутренне готовясь непонятно к чему.

— Привет, Феликс… — раздался приглушенный, совершенно особенный шепчущий голос, отчего у Феликса возникло в голове легкое помутнение.

— Это вы? — спросил Феликс, не решаясь назвать собеседника по имени.

— А ты думал, кто? — прошептала трубка.

— Как вы себя чувствуете? — осторожно спросил Феликс, еле сдерживая дрожь и боясь совершить какую-нибудь бестактность по отношению к покойнику.

— Плохо, ох, плохо, — раздался слишком знакомый голос. — Выручай, Феликс!

Вихрь странных мыслей пронесся в голове у Феликса. Не помочь мертвому другу? Как это было бы с его стороны отвратительно! Но всего этого просто не может быть!

— Извините, — сухо сказал Феликс, проклиная сам себя за бездушие, — но сейчас ничем вам помочь не смогу. Я нездоров и никуда не поеду.

— А зачем тебе ехать? — отозвалась трубка ехидным шепотом. — Я к тебе сам приду!

И в трубке загудело.

“Так, — подумал Феликс, — надо бежать. Всего этого не может быть, но это неважно. Паспорт, деньги, зубную щетку — в карман. Носки дырявые — неважно. Пальто, шапка, ботинки. Ключи. Выключить газ. И, главное, — не медлить! Скорее, скорее!”

Сбегая по лестнице, он вспомнил, что оставил на тумбочке свое лекарство. Один лестничный пролет, другой. Ноги как будто одервенели, но слушаются. И вот, наконец, впереди последние пятнадцать ступенек и спасительная дверь на улицу!

Феликс уже предвкушал, как толкнет ее и вдохнет полной грудью сырые осенние сумерки, но тут за его спиной раздался негодующий возглас:

— Куда это ты собрался?

Феликс, как был, рухнул на ступеньки, проехал по ним головой вниз и, вдобавок, ударился виском об косяк. Возможно, он даже умер, но точных сведений на этот счет у меня нет.

Жильцы первого этажа, люди интересующиеся, гурьбой высыпали на шум — посмотреть, что происходит.

— Прохвессор от меня убегал и подскользнулся,— объяснил ситуацию Егорыч, алкоголик. — Я у ево денег хотел занять.

— У такого зимой снега не допросишься, — сказал кто-то. — Пусть полежит, подумает.

И народ потянулся по квартирам.

7. ПРОСТО РАССКАЗ

Иван Феликсович вернулся домой грустный. Женщина, в которую он был влюблен, дала ему понять, что… в общем… в его возрасте… ни к чему эти глупости…

“Да, — говорил сам себе Иван Феликсович, — в моем, действительно, возрасте… пора бы уже…”

А почему “пора бы уже” и так было ясно. Лысина, поросшая редкими волосьями, очки, опять же, и общая такая непрезентабельность — вот вам и ответ на этот вопрос. Был Иван Феликсович человеком непьющим и оттого справлялся со своими огорчениями не так, как все нормальные люди, а с головой погружался в чтение.

Как называлась книга, которая помогала ему забыть на время о своей неудачливости, — я точно вам сказать не могу. Важно другое: Иван обладал редким в наше время читательским даром — он словно переселялся на страницы читаемого произведения. Вот и сейчас, перебежав на полусогнутых между цветущими раскидистыми магнолиями, он укрылся в небольшой скалистой расщелине, покрытой зеленоватым мхом. Автоматная очередь просвистела над его головой, но, здесь, прижавшись лицом к холодным скользким камням, он чувствовал себя в относительной безопасности. И этой безопасностью надо было пожертвовать! В отдалении виднелась роща из деревьев незнакомых пород, именно туда ему нужно добраться как можно скорее! Цепь автоматчиков, прочесывавших лес у него за спиной, все ближе, уже слышен хруст ломающихся сучьев…

Но впереди — открытое, свободно простреливаемое пространство, сплошной песок и никакого укрытия.

Сделав над собой усилие, Иван пополз, стараясь не поднимать головы, и вдруг услышал характерный рокот — из-за ближних скал показался вертолет.

Песок взметнулся прямо перед его лицом желтыми смертоносными фонтанчиками. “Неужели здесь, на этом странном песчаном плато, мне придется умереть?” — только и успел подумать Иван Феликсович, как вдруг услышал истошный крик.

“Мяу!” — раздавалось из кухни. Но это было не обычное, простое ‘мяу’, а какое-то дикое, раздраженное…

Иван Феликсович заложил страницу бумажечкой и отправился посмотреть, в чем дело.

Мурка стояла в углу перед миской с едой, но есть почему-то отказывалась и выгибала спину. Чтобы разглядеть причину Муркиного недовольства, Ивану Феликсовичу пришлось сменить очки. Тут-то и выяснилось, что длинная цепь мелких домашних муравьев протянулась от щели в стене к кошачьей миске. “Ну и дела, — думал Иван Феликсович, орудуя мокрой тряпкой, — надо будет позвонить в эту, в как ее… ну, чтоб их истребить совсем.”

Покончив с уборкой, Иван Феликсович лег на диван, взял книжку и снова, как в прошлый раз, на полусогнутых бросился бежать среди цветущих раскидистых магнолий … Но что-то новое вдруг привлекло его внимание. Крошечный домашний муравей заблудился на странице, переползая от одного слова к другому.

“Ах, ты!” — воскликнул Иван Феликсович и собрался раздавить его указательным пальцем. А в это время неизвестно откуда взявшаяся тихая мысль исходила неслышным криком, но не могла докричаться до сосредоточившегося на интересном занятии человека.

8. Я НИКОГДА НЕ ВЫХОЖУ НА БАЛКОН

Мне захотелось написать рассказ. Но я не знал, о чем. Желание было таким сильным, что я решил писать, еще не зная, о чем. Откуда оно, это желание, взялось? Думаю, что все дело в каких-то резонансах. Да, в них все дело. И вот я, наконец, начинаю догадываться, о чем будет рассказ. Как будто я выхожу на балкон (а я никогда не выхожу на балкон) и как будто кругом весна и цветут липы (а за окном ноябрьский дождь со снегом). И вот, как будто я, затягиваясь сигаретой, стою и слышу чужой разговор. Мужской голос говорит о чем-то важном, женский — отвечает. И я слышу это невероятное взаимопонимание… Они просто созданы друг для друга, — думаю я, стряхивая пепел легким щелчком. Как им удалось найти друг друга? — удивляюсь я. И тут с улицы доносятся еще два голоса.

— Эй ты, сволочь! — разоряется чей-то визгливый тенор.

— Да, да, тебе говорят! — поддерживает его омерзительное сопрано.

Я замечаю, что образуется полифония.

— Помнишь, у Рильке…

— Набей ему морду!

— Конечно, конечно…

— Испоганил настурции!

Тут до меня наконец доходит, что я, видимо, неудачно стряхиваю пепел на чужие цветы. Но я не испытываю никаких угрызений. Это же не нарочно. Подумаешь, пепел. Если приглядеться — кругом полно этого пепла. Собственно, все кругом — это будущий пепел. К тому же я на самом деле не курю. И никогда не выхожу на проклятый балкон. Уже который год минул, как я прикрутил там ручку железной проволокой.

9. ПРИКЛЮЧЕНИЕ

Давно это было, а может — недавно, точно вам не скажу. Короче, шел Евсей Петрович на работу в обычном своем бодром настроении. Надо сказать, что он вообще был человек трезвый и не впечатлительный, без излишков воображения и фантазии. К тому же по утрам он любил обтираться холодной водой. А как работа его называлась? Кажется, лаборатория тригонометрического масштабирования или еще как-то…

Идет, а кругом — осень, троллейбусная остановка вся опавшими листьями усыпана. Короче — все, как обычно. Ничего особенного. И он останавливается в ожидании троллейбуса…

И вдруг замечает — в телефонной будке стоит какой-то тип, спиной ко всем. Евсей Петрович сразу обратил внимание, что человек этот примерно одного с ним роста, сумка тоже черная через плечо, куртка вишневого цвета такая же, лысина намечающаяся точно такая же… Ну, мало ли бывает случайных совпадений? Однако решил Евсей, на всякий случай, подойти поближе. Ему захотелось убедиться, что совпадения этим и ограничиваются.

Подходит сбоку (а тот человек Евсей Петровича еще не видит) и, хотите верьте, хотите — нет, обнаруживает дальнейшие совпадения. И форма очков, и цвет оставшихся волос — все как у самого Евсея.

Стало Евсей Петровичу как-то не по себе. Но все же лица того человека он толком еще не разглядел.

“Тьфу ты, напасть какая”, — раздражался Евсей, не зная, как быть дальше и боясь опоздать к началу логарифмического табулирования (или к чему-то там еще) из-за внезапно прорезавшегося любопытства.

И тут как раз послышалось шуршание подъезжающего троллейбуса.

“Ну, и слава Богу, — твердо решил Евсей Петрович. — И незачем мне знать, что это за тип. Сейчас сяду в троллейбус и уеду.”

Но не успел Евсей сделать и шага, как дверь телефонной будки распахнулась, и он очутился лицом к лицу — вы догадались, с кем.

— А-а-а! — в ужасе закричал второй Евсей Петрович, не подготовленный к такой встрече. Он невежливо толкнул настоящего Евсея и опрометью бросился к подошедшему троллейбусу. А затем, расталкивая очередь, буквально ввинтился внутрь.

“Надо же, какой нервный!” — подумал настоящий Евсей и стал насвистывать свою любимую песенку.

Он дождался следующего троллейбуса и прибыл на работу вовремя, как раз к началу криптофонического дезавуирования.

— Вас тут по телефону добивался какой-то сумасшедший, — сказала ему Таисия Аристарховна, заведующая, — хотел вам лично кое-что сообщить.

— И что же ему было надо, — хладнокровно осведомился Евсей.

— Никак не хотел говорить. А потом как сказанет: “Передайте, значит, вашему Евсей Петровичу, что его не существует!”

— Ничего страшного, — успокоил ее Евсей Петрович. — Всех нас в каком-то смысле не существует.

10. ПРЕДБАННИК МОРГА

Память подводит меня. Но в моем возрасте это уже простительно. Прошлое отдельными пятнами всплывает передо мной. Вот, помню, лет сорок тому назад или больше, когда мне было столько лет, сколько тебе теперь, я, конечно, очень засматривался на женщин… Впрочем, это, кажется, тоже простительно. И еще я очень следил за своим здоровьем, был слишком уж мнителен для своего возраста. Вот видишь, я говорю тебе все как есть, ничего не утаиваю о себе!

И вот из-за какой-то пустяковой болячки я, накрутив себя, отправился — ты можешь себе представить! — в онкологический диспансер… А ведь в то время рак считался неизлечимой болезнью, ну, или почти неизлечимой… И этот диспансер казался нам тогда таким предбанником перед моргом!

И вот я шел и каждой частью своего тела чувствовал, что я совершенно здоров, что я иду туда напрасно, чтобы успокоить свою мнительность. Что я просто-напросто теряю свое время и собираюсь потратить впустую время какого-то неизвестного мне врача…

Помню, как уселся в безрадостном коридоре перед коричневой дверью, за которой только что скрылся согнутый в три погибели старик. Ну, примерно такой, как я сейчас…

Так на чем я остановился, ты мне не напомнишь? Да, и вот в этом мрачном тусклом коридоре я не смог усидеть на стуле, подошел к окну, смотрел, как за окном светит яркое солнце, колышутся пыльные листья деревьев…

Но когда я вернулся на свое место, то вдруг увидел, что напротив меня сидит … Да, ты правильно догадался, сидит очень красивая молодая женщина! Как я ее не заметил раньше — ума не приложу. Не стану тебе описывать ее внешность, это не нужно… Но если бы мне даже сейчас, спустя сорок или больше лет показали ее фотографию, я бы ее узнал!

Сразу же я совершенно перестал думать о своем мнимом заболевании, а только сидел и, бросая на нее осторожные взгляды, любовался ею и жалел о том, что увидел ее в таком неподходящем для знакомства месте!

И что же, ты думаешь, случилось дальше?

А случилось вот что.

В какой-то момент, я, движимый природными инстинктами, взглянул, наконец, на нее в упор. Ну так, как глядит каждый нормальный мужчина на понравившуюся ему женщину… И я увидел, что у нее вместо глаз — два черных ужаса.

Мне стало стыдно.

Ты спрашиваешь, что было дальше? А ничего… Помню, что я дождался своей очереди в обшарпанный кабинет и узнал, что совершенно здоров.

Да, вот такие островки прошлого еще сохранила моя память. Я почему-то часто думаю теперь об этой женщине. Сколько она прожила с тех пор? Кто знает…

Но почему я тебе об этом рассказываю?

Мне хочется, чтобы о ней кто-то помнил, кроме меня.

11. ГОСПОДИН ЗУСМАН

— Ну и что? — сказал Виктор, усаживаясь в скрипучее кресло.

— А вот и то, — отозвался доктор Цаплин.

— Не понимаю, — сказал Виктор. — Сейчас все пьют эти таблетки. И никто не жалуется…

— Но вы-то не пьете, — усмехнулся Цаплин.

Внезапно они оба замолчали, за окном раздались звуки марша, топот и еще какие-то странные звуки, похожие на мычание, прерываемые глухими ударами.

Цаплин подошел к окну и задернул занавеску. “На всякий случай”, — пробормотал он себе под нос. А потом продолжил:

— А ничего странного вы не замечали?

— Может, и замечал. А вы что, считаете…

— Да, — прогундосил Цаплин. — Очень даже считаю. Много раз проверял в лабораторных условиях. На мышах. И два раза — на людях.

— И как бы вы охарактеризовали этот эффект? — забеспокоился Виктор.

— Исчезает непредсказуемость. При больших дозах — полный автоматизм. Утрата большинства навыков. Если бы о мышах можно было сказать, что у них есть мышиная личность…то я бы сказал, что эта личность…

— Исчезает?

— Да.

Звуки марша, доносившиеся с улицы, наконец, ослабли. Очевидно, процессия завернула за угол.

— Ну, я пошел, — сказал Виктор.

Цаплин отодвинул стальную щеколду, на которую была заперта изнутри его хлипкая входная дверь, и посмотрел на Виктора со значением, но ничего не сказал.

Виктор добрался домой без приключений, если не считать того, что по дороге ему все время попадались лежащие там и сям клочья одежды.

Прошло еще два или три часа, прежде чем он, наконец, решился.

К тому времени, когда внизу раздался скрип тормозов и трое в одинаковых костюмах, выйдя из машины, направились в его подъезд, он уже успел проглотить пригоршню маленьких круглых, таких розовых… и запить их, как положено, холодной водой.

— Эй, откройте! — раздался голос из-за двери. Не услышав никакого ответа изнутри, голос прозвучал с удвоенной силой:

— Господин Зусман! Немедленно откройте! Проверка электросчетчика!

Не услышав и на этот раз никакого ответа, тот же голос скомандовал: “Ломаем”.

Дверь поддалась, не оказав особого сопротивления. Они вошли, но вместо господина Зусмана увидели стоящее на четвереньках голое существо, которое пускало изо рта слюнявые пузыри.

— Господин Зусман? — обратился к существу старший из троих вошедших.

— Бе, — сказало существо, издало неприличный звук и заползло под диван.

Print Friendly, PDF & Email

12 комментариев для “Александр А. Локшин: 11 коротких рассказов

  1. Перечитываю старые рассказы Александра Локшина.
    Нравятся не меньше, чем 5 лет назад.
    Да и не мне одному.
    И комментарий можно написать, и почитать отклики коллег.
    Немало.
    Шабат шалом, хаверим!

  2. Как точно и как ярко написано! И коротко. Вместе с тем, рассказы и грустные, и смешные, немного сюрреалистичные, и всё же такие добрые! Браво!

  3. А Птичий Человек в тот же вечер от меня улетел. Не зря, значит, я его учил понемножечку летать. А еще говорят, чтобы чему-нибудь стоящему научить, нужно самому это уметь…
    ————
    Как здОрово, буду читать по рассказу в день, хватит почти на 2 недели.
    Спасибо, уважаемый Александр Александрович.

  4. Очень понравилось дисциплиной стиля и редким сочетанием свободы мысли с аскетизмом изложения.

  5. Полностью обезжиренные рассказы-скелеты. Неразбавленный экстрем на бритвенной грани бытия непримечательного человека-негероя.

Добавить комментарий для Dmitry Garanin Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.