Среди материалов о замечательных представителях алии, их неоценимом вкладе в создание и развитие Государства Израиль, их высоком нравственном облике, очерк о прекраснейшем Человеке Берте Файнштейн будет очень кстати.
Золотой возраст Берты Файнштейн
Гарри Фельдман
Так как о возрасте женщины не принято говорить, тем более писать, отмечу лишь, что свой 85-летний юбилей она отметила уже несколько лет тому назад.
Родилась Берта в городе Могилёв-Подольский на Украине в семье служащих. Среди сверстников она выделялась своей добротой, скромностью и любознательностью.
Безмятежное детство Берты, как и большинства её ровесников, враз оборвала война, сразу же дав в полной мере испить все ужасы, неимоверные лишения и страшные невзгоды.
Попытка эвакуироваться, в связи с близостью места жительства к границе и молниеносным продвижением противника семье не удалась.
Присоединившись к группе эвакуировавшихся на выделенных комбинатом площадках на конной тяге, семья Берты не без трудностей добралась до города Тульчин.
Там в огромном дворе стояли два больших дома наших состоятельных родственников, — вспоминает Берта. — Мы заехали к ним и остановились на ночь, чтобы дать передышку лошадям. А наутро в город вошли немецкие войска. Захватчикам приглянулись наши дома. Выгнав всех нас из одного из них, и приказав нам очистить всё в нём, они сразу же оборудовали там госпиталь. К обеду в нём уже расположился медперсонал, и сюда начали привозить раненых.
Так как для функционирования заведения была необходима рабочая сила, нам разрешили остаться во втором доме и несколько дней заставляли выполнять всяческие работы. За это время мой отец приглянулся врачу госпиталя. И когда ему стало известно, что на утро назначена акция по уничтожению евреев, он не только ночью предупредил нас об этом, но и выдал справку о нашей работе в госпитале и просьбой к оккупационной администрации содействовать нашему возвращению домой.
О погромах вокруг мы уже были наслышаны и поэтому немедленно оставили наше временное пристанище и отправились в обратный путь.
По дороге перед нами неожиданно появились пьяные полицаи и потащили нас в село Боровка (накануне там убили всех евреев). Местами ещё лежали неубранные трупы. Окна и двери еврейских домишек были распахнуты настежь. Мародёры без зазрения совести продолжали творить своё грязное дело. Пригнав нас на окраину села, полицаи велели нам молиться и прощаться. Я обнимаю маму и на идише шепчу: Готыню, эльф унс… (Боже, помоги нам…) Сопровождающие нас изверги начали стрелять в воздух. Выстрелы разбудили немецкого коменданта, и он вышел на крыльцо. Видимо, и ему, фашисту, стало не по себе от увиденного.
И вдруг из нашей группы выскользнула учительница Рива Абрамовна Гольденберг (она знала немецкий), подбежала к немцу и протянула ему нашу справку. После этого он скомандовал отпустить нас. Остальное невозможно описать…
Так в последний момент, благодаря чуду и благоприятному стечению обстоятельств, Берте и её спутникам удалось избежать страшной участи.
Свой дом семья застала с распахнутой настежь дверью и полностью разграбленным. Лишь валявшиеся на полу фотографии напоминали о его прежних обитателях. А попавшаяся на глаза соседская девочка-полячка уже щеголяла в нарядах Берты.
С захватом города нацистскими изуверами жизнь в нём для наших соплеменников превратилась не просто в беспросветное существование, а в ужаснейший кошмар.
Начались беспросветные холодные и голодные, полные унижений и издевательств дни и ночи в гетто. Жизнь на волоске. Постоянные облавы и угон в лагеря смерти. Каждый прожитый день воспринимался узниками, как чудо, как дар божий.
Слушать, и тем более читать горестные воспоминания бывшей малолетней узницы гетто без содрогания и сердечной боли невозможно.
Позволю себе привести в её изложении лишь один из эпизодов.
Не могу не вспомнить и описать вопиющий случай из времён лета 1941-го года.
На Атакском берегу, против города Могилёва остановили группу бессарабских евреев на ночь передохнуть, чтобы с рассветом дальше гнать на работы и просто на смерть.
Среди людей на берегу своим видом и одеянием выделялась группа раввинов. Был день «Рош а-ходеш» — начало очередного еврейского месяца, когда принято молиться и благословлять новый месяц. С появлением на небе молодого месяца они собрались все вместе и начали свои молитвы и благословения.
А в это время охрана — румынские офицеры и солдаты пьянствовали невдалеке в кабачке. Их кони были привязаны возле него.
Вдруг один из румынских офицеров, наблюдавший за молитвой, решил устроить себе развлечение. Он велел всем раввинам спуститься в реку и продолжать молитву. Не имея другого выхода, они пошли, взявшись за руки, и слова, обращённые к Богу, были всё громче, всё слышнее. Вдрызг пьяные румыны высыпали на берег с винтовками наперевес. А «затейник» гнал молящихся всё дальше, всё глубже.
Месяц на небе становился всё ярче, словно стараясь заставить фашистских ублюдков увидеть всю мерзость их преступных деяний и прекратить их. Но вошедшие в раж палачи не унимались.
Раввины в воде уже по плечи, про горло, а изувер под дикое улюлюканье подобных себе мерзавцев требует от обречённых идти вперёд.
Не имеющие ни малейшей возможности предотвратить трагедию, ошеломлённые происходящим, оставшиеся на берегу евреи горько рыдали и просили Бога наказать извергов.
И вдруг в тот момент, когда Днестр полностью накрыл обречённых своими тёплыми волнами и угасли звуки молитвы, невесть откуда взявшиеся тучи закрыли всё небо, скрылся молодой месяц. Погасли все звёзды на небе. Стало совсем темно, ни зги не видать. Мгновенно прекрасная августовская теплынь сменилась на ураганный ветер, оглушительный гром, ослепительные молнии и сильнейший ливень.
За омерзительной экзекуцией одобрительно наблюдал браво сидящий на коне румынский высший офицер — «колонель». Испугавшись начавшейся бури, конь понёс своего всадника, и их вместе наутро обнаружили мёртвыми. А евреев из Буковины и Бессарабии всё гнали и гнали. Среди тех, кто чудом остался в Могилёве, были врачи, артисты, инженеры, молодые и старые, богатые и бедные. Они все, как правило, были религиозные. От них я узнала об их довоенной жизни, о том, как советская власть массово ссылала их в Сибирь, считая «врагами народа», какие издевательства им пришлось перенести, когда их, словно овец на заклание, гнали в гетто, в частности о том, как ради забавы румынские солдаты загнали их на мост и около двадцати мужчин утопили в реке. Невзирая на ужаснейшие условия и строжайшие запреты на всё, верующие узники продолжали по мере возможности соблюдать и пропагандировать еврейские традиции и идеи сионизма среди окружающих.
Меня поразило, что находясь в условиях, в которых выжить можно было лишь чудом, почти все они мечтали в случае благоприятного исхода перебраться в Палестину.
Вот тогда я сказала себе: если выживу, то уеду в Израиль. С тех пор я тоже начала соблюдать традиции. И когда много лет спустя у меня родился сын, я пригласила моэля, и он сделал ему обрезание. В то время это было смелым и довольно рискованным поступком. Если бы о нём стало кое-кому известно, то мне бы не только не быть завучем, но и вообще к работе в школе дорога была бы навсегда закрыта, так как в то время коммунистическое мировоззрение и религиозная мораль были не только несовместимы, но и непримиримыми врагами-антагонистами.
Жизнь в гетто с каждым днём становилась всё невыносимей. А доходящие в него слухи о продолжающихся зверствах фашистских изуверов и их верных приспешников-полицаев в округе лишало узников теплившейся ещё в душах слабой надежды дожить до освобождения их Красной Армией. Но всё-таки они оставались людьми, поддерживали друг друга, общались между собой исключительно на идиш, что являлось своеобразным вызовом их мучителям, и даже сочиняли песни.
Вот некоторые куплеты из них, сохранившиеся в личном архиве героини очерка:
Может с нами случиться такое,
Что это время вспомним, как время золотое.
Но пока мы живы, надежда всё же есть:
Случиться может чудо. Какое? Бог весть!
Мучителям нашим, наверное, казалось:
Евреев в живых никого не осталось.
Но крик и до них доносился подчас:
«Живые, врагам отомстите за нас!»
Эти строфы внимательному и вдумчивому читателю могут рассказать о многом.
Тягостные воспоминания Берты о беспросветном существовании в гетто завершаю следующим эпизодом из них.
Сейчас светит яркое солнышко, а меня пробирает жуткий холод. Я вижу улицу родного города, 22 февраля 1942 года. В эту ночь от тифа, голода, непосильного труда и невыносимых издевательств в гетто умерли сразу оба мои дорогие дедушки Мордхе Сельцер и Герман Гройсман.
Пройдя «все семь кругов ада» и всем смертям назло, лишь чудом оставшись в живых, Берта после войны закончила образование, приобрела профессию преподавателя русского языка и литературы в Кишинёвском педагогическом институте.
Сорок лет она самоотверженно трудилась в минской средней школе № 98 с математическим уклоном, заслужив уважение и любовь педколлектива, учащихся и их родителей.
Работе с детьми Берта Борисовна отдавала всю пламенную страсть своей щедрой души, стараясь каждого из них вырастить (точнее бы сказать — выпестовать) «человеком с большой буквы».
Каждый её урок, каждая встреча с ней на внеклассных мероприятиях оставляли неизгладимые впечатления у её воспитанников. Разве мог кто-то из них оставаться равнодушным, слушая глубоко волнующие воспоминания о пережитых ею, её родными и тысячами земляков страданиях и ужасе во время четырёхлетнего пребывания в фашистском гетто? Чувство патриотизма и гордости за свой народ вызывали её вдохновенные рассказы о бессмертном подвиге советских воинов — воинов-победителей, ценой огромнейших жертв сумевших в ходе ожесточённейших сражений сломить хребет фашистской гадине и спасти мир от коричневой чумы. Её задушевные беседы на морально-этические темы облагораживали юных слушателей.
Как талантливый педагог Берта Борисовна в полной мере использовала огромный воспитательный потенциал экскурсий и встреч с интересными людьми. Её проникновенные рассказы о легендарном разведчике Герое Советского Союза Льве Маневиче, приобщение своих воспитанников к сбору материалов и воспоминаний о нём, к дружбе и неоднократным встречам с членами его семьи — женой Надеждой и дочерью Татьяной, поездки на его родину в город Чаусы и в Москву к автору книги об этом отважном бойце невидимого фронта «Земля, до востребования» Евгению Воробьёву, как и встреча в школе с мэром итальянского города Наварра Бруно Колетти, сидевшего в тюрьме вместе с Маневичем за свою партизанскую деятельность дополнившего отдельными немаловажными штрихами образ легендарного разведчика, умудрившегося даже из фашистских застенков передавать ценнейшую информацию в советский разведывательный центр, оставили у подрастающего поколения неизгладимые впечатления, а в школьном музее — богатую экспозицию о герое.
К сожалению, в кратком очерке нет возможности рассказать о множестве подобных начинаний этого прекрасного педагога.
В каждом ученике Берта Борисовна видела заслуживающую уважения личность, гордилась каждым из них, искренне радовалась жизненным успехам множества своих выпускников, например, Елены Альтшуль, ставшей шестикратной чемпионкой мира по стоклеточным шашкам.
Разумное, доброе, вечное она сеяла не только на своих прекрасных уроках, внеклассных и внешкольных мероприятиях, но и в процессе своей активной общественной деятельности. Её злободневные журналистские выступления, очерки и репортажи, как и захватывающие лекции по линии общества «Знание» оставляли неизгладимый след в сердцах и душах читателей и слушателей.
В послевоенном Минске ещё долго многое напоминало о трагедии еврейского народа. Не зарастала народная тропа на «Яму» — место, где были зверски уничтожены нацистами, а то и заживо погребены тысячи ни в чём не повинных стариков, женщин и детей. Навечно остались на сердцах и в душах незаживающие раны у оставшихся в живых, их родных и близких.
Весь еврейский мир потрясло известие о подлом убийстве Соломона Михайловича Михоэлса — выдающегося деятеля культуры и видного политического деятеля, народного артиста СССР, Лауреата Государственной премии СССР, возглавлявшего Еврейский антифашистский комитет.
А чего стоило всем нашим соплеменникам мерзкая фальсификация о «подлых врачах-убийцах»? Сообщение об этом «грязном» деле буквально потрясло Берту. Не могу не привести хоть вкратце воспоминания об этом из её дневника (Кстати, вести его она продолжает до сих пор):
Фильм жизни прокручивался в памяти… Вот один из кадров: январь 1953 года. Мы шли с мужем в гости к родственникам через весь город. В 4 часа дня на улице не встретился ни один прохожий… и всю длинную дорогу нам в спину, как свист нагайки, как звук ударов, из городского репродуктора звучал хорошо поставленный дикторский рассказ о врачах-убийцах. Слёзы текли и замерзали на лице: нужно было выжить в период оккупации, испытать на себе все виды унижений и издевательств от немцев, румын, полицаев, чтобы в спасённой от фашизма стране, которую евреи считали своей родиной и за которую вместе со всем народом проливали свою кровь, до такого дожить…
(К слову, мужа своего Нюшу Файнштейна, она впервые увидела, когда он, её земляк и ровесник, обречённый на лютую смерть, совершив дерзкий побег из концлагеря Печора, в лохмотьях, с галошей на одной ноге и драных обмотках — на другой, завшивленный и с язвами от чесотки почти на всём теле появился в их гетто).
Многие друзья, покидавшие страну исхода, звали нас ехать вместе с ними, — вспоминает Берта, — но мы к этому ещё не были готовы. После собраний по шельмованию «изменников Родины» в институте, где он успешно работал, муж приходил очень подавленный.
А жизнь продолжалась. Дети, сын и дочь, закончили институты, устроили личную жизнь, у меня появились внуки, я ушла не пенсию.
Пятого июля 1986 года нас постигла большая беда — скоропостижно от инфаркта умер мой любимый муж. Смерть Николая Борисовича Файнштейна (по-домашнему – Нюши) стала большой невосполнимой потерей не только для семьи, но и его многочисленных друзей и сослуживцев. Он был умный, добрый, талантливый, интеллигентный и образованный человек, прекрасный семьянин, любящий дедушка и отец, остроумный собеседник и добрый советчик.
30 марта 1990 года я с детьми и внуками репатриировалась в Израиль.
И начался для Берты Файнштейн новый, длящийся уже более 25 лет, до предела заполненный её добрыми делами и активной общественной деятельностью, период жизни.
Сразу же по прибытию в Нетанию она активно включилась в работу Белорусского землячества. Как член его правления становится инициатором и организатором множества замечательных начинаний. (Жаль, что формат очерка не позволяет подробно рассказать об этом).
25 лет Берта Файнштейн являлась не только членом, но и активной участницей всех добрых дел землячества «Днестр», объединявшего бывших узников гетто в её родном городе Могилёв-Подольский, и его координатором в Нетании.
Столько же времени она — активный участник почти всех мероприятий клуба «Шеарим бэ-Нетания», возглавляемого страстным пропагандистом еврейских традиций, культуры и моральных ценностей раввом Эрвином Биренбаумом.
С тех же пор, после окончания соответствующих курсов («Доктор Нонна») Берта Файнштейн активно пропагандирует здоровый образ жизни, много и неустанно работает по оказанию помощи нуждающимся в услугах альтернативной медицины и детям-инвалидам. Эта доброжелательная женщина готова оказать посильную помощь каждому, в чём неоднократно пришлось убедиться и мне лично.
Впечатляет своим мастерством и широтой тематики журналистская деятельность этой неординарной женщины. Сразу же по прибытии на свою историческую родину в различных изданиях страны она опубликовала ряд очерков из серии «Великие евреи», о трагедии нашего народа во Второй мировой войне, о роли алии в создании и развитии Государства Израиль, а также о примерах щедрой благотворительности.
Даже учитывая необходимость в краткости изложения, не могу не дать представления, хотя бы несколькими штрихами о двух её работах.
В очерке «Золотой души человек» (еженедельник «Известия Шарона», 22.5.98) Берта поведала о своей землячке из Могилёв-Подольска Эте Мейлихзон, пережившей расстрел тридцати семи друзей-соратников по молодёжной еврейской организации «Ха-Шомер ха-цаир», четыре года мук и страданий в румынском гетто, потерю всех родных, семь раз чудом избежавшую расстрела.
В 1981 году с нашедшим её дядей — богатым предпринимателем из Венесуэлы, Этя репатриируется в Израиль. С тех пор за их счёт во многих городах страны подымались синагоги, строились больницы, пополнялись оборудованием научные лаборатории. Значительную материальную поддержку получила от них и армия молодого еврейского государства. Гордостью Израиля стал детский инвалидный приют на 150 человек «Бейт Мейлихзон» в Тель-Авиве. А памятник в Иерусалиме тринадцати выдающимся деятелям культуры — членам Еврейского антифашистского комитета, подло расстрелянным 12 августа 1952 года, будет напоминать и о его создателе — Эте Мейлихзон.
Всех добрых дел этого Золотой души человека не счесть. Нельзя не согласиться с заключительным предложением очерка Берты Файнштейн:
Такие люди — гордость всей страны, живое воплощение ума и доброты еврейского народа.
А в повести «Крапивка» (впоследствии переведённой на иврит и опубликованной в научно-историческом сборнике музея Катастрофы «Лохамей ха-геттаот) Берта знакомит читателей с героизмом трёх подростков-пионервожатых, проявивших подлинные смекалку, отвагу и мужество при спасении большинства воспитанников пионерского лагеря «Крапивка» невдалеке от Бобруйска, после того, как накануне прихода фашистов из него сбежал весь обслуживающий персонал. Впечатляет и удивительная судьба одной из спасённых — в то время десятилетней сироты (родных уничтожили фашисты) Ирины Шульман.
Список публикаций Берты Файнштейн в Израиле довольно внушительный. При этом следует отметить, что из-за дискриминации новых репатриантов старожилами часть её ценнейших и интереснейших материалов не были опубликованы и пропали в редакциях.
Берта по праву гордится своими детьми — дочерью Эллой и сыном Борисом, тремя внуками и внучкой, служащими в Армии обороны Израиля, правнуком и правнучкой.
Сейчас она работает над серией воспоминаний «Мои друзья» о дружбе и встречах с известным общественным деятелем Ильёй Михайловичем Левитасом, учёным Борисом Аркадьевичем Брусиловским и другими известными не только в Израиле людьми.
Борис Брусиловский — профессор, доктор технических наук в своём послании Берте Файнштейн отметил в ней «человечность высшей пробы» и посвятил среди прочих следующую строфу:
Не потому ли девочка из гетто
В кругу друзей душевна и мудра?
Не потому ль в глазах так много света,
Любви и бескорыстного добра?
Невзирая на Золотой возраст, она продолжает свою активную общественную деятельность и неустанное служение людям, являясь образцом высокой нравственности. К ней вполне подходит оценка, данная ею одной из своих героинь — Золотой души Человек.
