Марк Шехтман: Комментарии к джазу

Loading

В детстве меня пытались приобщить к сообществу скрипачей-вун­деркиндов. Не скрою, что и я, тогда еще семилетний, мечтал об этом. Но через год-полтора, случайно услышав джаз из хрипящего патефона сосе­дей, понял, что скрипка не для меня. Любовь к этой музыке из года в год росла и крепла…

Комментарии к джазу

Марк Шехтман

Стрекоза

Августовский день на исходе. С транзистором в руке вышел я из лагеря, пересек пустынное шоссе и пошел вдоль него по тро­пинке. Тени деревьев вытянулись на пологих склонах оврагов и стали гуще. Птицы, накричавшись за день, перелетали с ветки на ветку и, затихая, устраивались на ночлег. Застрекотал и умолк за­поздалый кузнечик. Тяжело прогудел и скрылся в листве жук-ро­гач. Прошумел одинокий автомобиль — и опять тишина. С нара­стающим шелестом выкатила из-за поворота стайка велосипеди­стов, пронеслась мимо и растаяла.

Тропинка, постепенно удаляясь от шоссе, вилась среди невы­соких холмов. Группы дубов застыли на заросших кустарником и золотистой кашкой склонах. В шелковистых волнах седого ковы­ля вспыхивали красные огоньки лесной гвоздики. Насыщенный нектаром густой неподвижный воздух вливался в легкие, как мед.

* * *

В те годы эра магнитофонов и долгоиграющих пластинок то­лько начиналась, серьезные музыканты еще не появились и ради-оприемник был единственным средством общения с волшебным миром джаза. Слушали по вечерам станции Восточной Европы, где, в отличие от СССР, джаз не мешал итти от победы к победе и успешно строить социализм. Сколько радости несли передачи из процветающей, как тогда казалось, Югославии! Мягкие сла­вянские голоса дикторов придавали ночным концертам завора­живающую романтичность. Сами названия городов словно под­нимались из теплых глубин Адриатики: Любляна, Нови Сад, Блед, Пула, Скопье. Первое место занимал, конечно, Загреб, где джаз транслировали часами. Не оставались в стороне Прага, Брно, Варшава и на короткий период переименованные в Стали­ногруд Катовицы. Даже София заполняла крамольной музыкой свой маленький болгарский эфир. Но все это изобилие станови­лось доступным лишь после захода солнца. А днем или, как сей­час, под вечер, принимался только Бухарест. Мощный, длинно­волновый передатчик уверенно расталкивал дальние станции за­битого фоном и помехами диапазона. Но до Загреба Бухаресту, с убогим его репертуаром — как до Луны: трескучая болтовня, оче­видно, о планах и свершениях, а в перерывах «Muzika ussuare» — легкая, «Muzika populare» — народная, «Muzika le dance» — танце­вальная. И совсем уже редко — «Muzika le jazz».

Я взглянул на часы, включил радио и замер, услышав стреми­тельный, чеканный ритм фортепианного трио. «Ну, и болван! Уже четверть часа концерт идет», с досадой подумал я.

Свободно импровизируя, пианист не разрушал мелодическую основу темы, даже когда деликатно вставлял в нее фразы и целые «квадраты» из других пьес. Органично вплетаясь в тему, музыка­льные «цитаты» становились неотъемлемой ее частью, но в то же время легко узнавались. Полный интимности и теплоты мягкий, элегантный стиль мгновенно покорил меня, по спине побежали мурашки, руки покрылись гусиной кожей, в лопатках я почувст­вовал зуд и захотел оглянуться: когда музыка по-настоящему зах­ватывала, казалось — вот-вот вырастут крылья!

Непостижимая логика игры пианиста вызывала двоякое чув­ство: радостное изумление каждому новому аккорду нисколько не противоречило уверенности будто всю мелодию знаешь дав­ным-давно. Оборви он вдруг пьесу, хоть в начале, хоть в середи­не, на любой ноте — сам бы допел до конца…

Вдруг притих и отошел на второй план пианист, мелодию под­хватил женский голос. Так стремительный поток, вливаясь в ре­ку, не слабеет, не теряется, но увлекает ее за собой.

Диапазон певицы включал все мыслимые вокальные регистры — от колоратурного и меццо-сопрано до бархатного контральто. Она не просто пела — она общалась со слушателем, донося до не­го тончайшие нюансы чувств. Наверное, ни одна оперная певица не достигала такой эмоциональной выразительности. Первоздан­ная, проникающая прямо в сердце небесная чистота и нежность ангельского тремоло сменялись вдруг хриплой откровенностью солдатской шлюхи.

Да и сам концерт проходил не как обычно: ведущий объявляет, солист поет, музыканты аккомпанируют, публика, обмахиваясь веерами и надушенными платочками, чинно восседает в креслах и послушно аплодирует, вызывая временами на бис. Все было по-другому: певица, музыканты и зал, слившись в единое целое, ве­ли непрерывный диалог. Но, слившись с залом, певица полнос­тью им владела. Не прекращая пения, она успевала засмеяться и сказать несколько слов публике или, может быть, музыкантам. В ответ волна смеха, рукоплескания, свист проносились по залу. Иногда смех возникал как бы сам по себе. Аплодисменты неожи­данно вспыхивали после нескольких начальных тактов очередной пьесы: публика радостно узнавала мелодию, аплодисментами встречали и провожали солистов.

«Кто же это поет? Никогда не слышал ничего подобного!», — все больше удивлялся я.

Голос певицы имитировал инструменты, то сливаясь с акком­панементом, то солируя. Он свинговал, синкопируя «scats», пере­ходил на речитатив и, как величественная равнинная река, канти­леной плавно разливался в балладах. Совершенно итальянская, словно вышедшая из-под пера Россини фиоритура вдруг сменя­лась горловым армстронговским рычанием. И все это свободно, органично, легко, без тени напряжения. Но даже в сложнейших, немыслимых импровизациях голос наряду с великолепной дикци­ей сохранял теплую окраску и не было в нем присущего многим джазовым певицам специфического «металла». И еще — в испол­нении постоянно присутствовала искорка юмора, мягкой, незлой иронии. Организованное четким ритмом это великолепие омыва­ло душу. Я стоял, затаив дыхание и боясь шевельнуться.

На несколько секунд стихли аплодисменты. Пауза. Кристаль­ная вечерняя тишина. «Как жаль, что не с кем разделить это на­слаждение», подумал я, хотя одиночество мое имело определен­ные преимущества: по крайней мере никто не мешал слушать.

Вдруг едва ощутимый толчок отдался в кончиках пальцев. Я удивленно скосил глаза: большая темно-красная стрекоза уселась на рукоятку транзистора и замерла. Длинные крылья провисли, как лопасти ротора у геликоптера на стоянке. Похожие на раздво­енный шлем космонавта глаза ее засветились изнутри, отражая множеством точек красное вечернее солнце.

Закончилась пауза. Сменялись мелодии, а стрекоза застыла словно околдованная волшебством музыки. Вот и партнер — этот уж точно не помешает!

Стемнело. Красные полосы пошли по краям легких, перистых облаков. Вспыхнули и загорелись в закатных лучах верхушки ду­бов. Рука с транзистором начала неметь, но я не шевелился — бо­ялся спугнуть стрекозу — ведь мы слушали концерт вдвоем…

Безжалостно оборвав балладу на полуслове, пискнул сигнал времени, послышался слащавый голос дикторши. Очень она спе­шила, но в потоке слов я успел уловить имя, ставшее для меня на всю жизнь святым: Ella Fitzgerald.

Стрекоза встрепенулась, подняла, словно прогревая двигатель, крылья и зигзагами унеслась в красное небо. Забыв опустить транзистор, я долго смотрел ей вслед, пока взгляд не наткнулся на повисшую над горизонтом первую вечернюю звезду.

Комментарии к джазу

В детстве меня пытались приобщить к сообществу скрипачей-вун­деркиндов. Не скрою, что и я, тогда еще семилетний, мечтал об этом. Но через год-полтора, случайно услышав джаз из хрипящего патефона сосе­дей, понял, что скрипка не для меня. Любовь к этой музыке из года в год росла и крепла, но поскольку играть я так и не научился, пришлось выра­зить свое отношение к джазу живописью и графикой. Что из этого получи­лось можно увидеть на прилагаемых иллюстрациях.

«I can’t get started»

Автор джазовой пьесы под таким названием Вернон Дюк родился в 1900-м году в аристократической семье в Киеве (Украина). Настоящее имя Владимир Дукельский. Учился в Киевской консерватории у известного композитора Рейнгольда Глиэра. Эмигрировал из объятой революцией и гражданской войной России в Константинополь, оттуда в Париж и окон­чил свои странствия в Америке, где и сменил имя. Дюк — автор многих джазовых стандартов, среди которых такие шедевры, как «Осень в Нью-Йорке», «Апрель в Париже», и представленный здесь «Я не могу начать»: саксофонист, очарованный картиной жившего в 16-м веке «неизвестного мастера женских полуфигур», забыл не только о своем саксофоне и приго­товленных нотах, но и о бутылке «Jonny Walker».

«Four brothers»

Автор этой популярной пьесы — саксофонист оркестра Вуди Херма­на Джимми Джефри. Он записал на магнитную пленку партии четырех те­нор-саксофонов, последовательно наложив их одна на другую и создав тем самым оригинальную гармонию. На ней выросли и сформировали свой стиль такие мастера, как Стен Гетц, Ал Коен, Зут Симс, Ли Конитц, конеч­но, сам Джефри и многие другие.

На картине «Четверо братьев», остановив движение транспорта, иг­рают на улице Нового Орлеана, где ни в кафе, ни в автомобилях публика не протестует, но радостно встречает такие выступления. Даже полисмен охотно присоединяется к ней.

«Mood indigo»

«MOOD INDIGO» — это сленговое выражение характеризует состояние глубокой деп­рессии, грусть, подавленность. Существуют разные версии текстов к ме­лодии, которую прославил оркестр Дюка Эллингтона.

На картине саксофонисты приходят в себя после концерта. Они эмоционально и физически исчерпаны, выложившись до предела и обес­силев, когда наркотическая поддержка выдохлась. Сейчас они пытаются взбодриться при помощи алкоголя, но это мало помогает.

«I remember Jango»

Композиции с таким названием встречаются не только у джазовых гитаристов, но и у других музыкантов. Посвящены они великому гитарис­ту Джанго Рейнхарду — жившему во Франции бельгийскому цыгану. В детстве во время пожара мизинец и безымянный палец его левой руки по­теряли подвижность, но это не помешало ему достичь феноменальной вир­туозности. Он автор многих композиций для гитары, ставших джазовыми стандартами. Среди них знаменитая пьеса «Nuages» (облака). Импровиза­ции неграмотного Джанго (он не умел даже расписаться) повлияли на мно­гих джазменов всех направлений. Никто не сделал больше для развития джаза в Европе. Джанго, как и его музыкальные собратья, не отказывался от крепких напитков и однажды в состоянии глубокого опьянения проспал свое выступление в престижном Карнеги Холл. Таким он был. Но он — один из немногих французских музыкантов, отказавшихся выступать пе­ред немецкими оккупантами.

Джанго и его близкий друг скрипач Стефан Граппелли создали стиль «цыганский джаз», который прочно утвердился и завоевал широкую популярность сначала во Франции, затем в Европе и во всем мире. И сей­час в этом стиле играют многие гитаристы, но никто не может сравниться с Джанго. «Fingering» двух его пальцев поднимал звучание одной единст-венной гитары до унисона большого оркестра.

Композиция «Джанго» виброфониста Мильта Джексона — пожалуй, самая выдающаяся музыкальная эпитафия Рейнхарду: «Modern Jazz Quartet» исполнял ее в начале и в конце каждого концерта.

Приведенная работа — дань памяти великого гитариста.

«Spiritual»

Город Димона в Негеве — место, где сконцетрировалась община «черных евреев» — несколько тысяч принявших иудаизм американских негров. К государству они относятся корректно, стремятся к полной ин­теграции, но считают подлинными евреями только самих себя. В основ­ном это красивые, хорошо сложенные, доброжелательные люди. Среди них много музыкально одаренных. Известны мастерским исполнением духовных песнопений Gospels и Spirituals.

Два графических листа представляют сцены из концерта посвящен­ного празднику Пурим в городской консерватории Беер-Шевы. Госпель «Let My People Go» (отпусти народ мой) был встречен овацией.

«Timeout»

Print Friendly, PDF & Email

16 комментариев для “Марк Шехтман: Комментарии к джазу

  1. Почему именно тирания не выносит джаз? Почему растит и пестует исполнителей канонизированной классики? Потому, что каждый джазмен – творец, а исполнитель-классик – всего лишь комментатор. Требуя абсолютного повиновения во всем, тоталитаризм не допускает свободы и в музыке.
    В годы войны в сталинской империи джаз не трогали – могущественный американский союзник того стоил. Но когда началась холодная война, джаз запретили точно как в гитлеровской Германии.

  2. «Возможно, джаз способствует выполнению резких движений.
    Герой Аркадия Райкина посоветовал бы таким людям взять лопату и вскопать
    огород. Двойная польза.»
    — — — —
    Герой с большой буквы послал бы каждого любитела джаза (с лопатой и
    киркой) туда, где провёл много лет гений джаза, «немецкий шпион»,
    «Джазмен из Гулага» Эдди Рознер. Сегодня он играет джаз, а завтра
    он трубу продаст.

    1. «Сегодня он играет джаз, а завтра Родину продаст…» У Райкина много героев было, в том числе откровенных клинических идиотов. Но сам он всякую хрень про лопаты не заявлял. «Джазмен из Гулага» здесь: https://www.youtube.com/watch?v=XN2DYtXobbI
      Очень достойно!

  3. Где-то читала, что если бы Бах жил в наше время (не говоря уже о Моцарте), то он играл бы джаз. Бах — Великий полифонист. Джаз вырос из Баха, но все-таки, это — синтез европейской и африканской музыкальной культуры. Не хочу представлять, чтобы в адажио Альбинони были бы вставлены какие-нибудь джазовые элементы (хотя бы, инструменты и пр.) На мой вкус – мухи отдельно, котлеты – отдельно. Это сказано не в обиду любителям джаза…..

    1. Марина, любители джаза не обидятся. Адажио соль минор было исполнено в десятках сочетаний различных инструментов: от органа-соло до больших симфонических оркестров. За 8 минут темы там можно наворотить массу импровизаций. Другой вопрос, надо ли? Вы правы, есть произведения, которые хочется слушать в оригинале, по нотному тексту, предложенному композитором.

      1. …..«есть произведения, которые хочется слушать в оригинале». Когда человек слушает классическую музыку, он хочет уйти в себя. Отрешиться от мира, погрузиться в звуки и вместе с ними куда-то улететь. Когда человек слушает джаз, хочется подергаться, потопать ногами. Это видно на опубликованных картинках.
        Для меня коренная разница в этом.

  4. Замечательно. Спасибо.
    Для любителей:
    @http://www.youtube.com/watch?v=w-nznS0FXKc@
    М.Ф.

    1. Ну да, спасибо! Интересно, что тема Мишеля Леграна в оригинале не была джазовым стандартом.

  5. Какие чудные иллюстрации! Жаль, что в детстве автор еще не знал, что джаз это не обязательно саксофон. Скрипка тоже здорово вписывается. Дело не в инструменте, а в свободе и способности к импровизации.

  6. Я циник.
    Когда людям надо размять свои мускулы, они выполняют всякого рода движения. Музыка помогает им в этом, их движения могут оказаться гармоничными (красивыми). В общем, утончённая физкультура. Возможно, джаз способствует выполнению резких движений.
    Герой Аркадия Райкина посоветовал бы таким людям взять лопату и вскопать огород. Двойная польза.

    1. В ХХ веке сильно облегчился труд людей, для многих этот труд стал сидячим. Повысилась потребность размяться, потрясти своими конечностями. Не отсюда ли вспышка потребности в джазовой музыке ? .

  7. Soplemennik
    Отличная работа! . . . . ПРИсоединяюсь без лишних звуков
    ———————————————
    О, джаз! Твоё дыханье ново,
    Оно бодрит и пламенит!
    Поэт того не скажет слова,
    Что твой высказывает ритм!
    Я утверждаю — только джазом
    Ритм века точно отражён.
    ::::::::::::::::;
    «oстанься пеной, Афродита,
    и слово в музыку вернись…»

  8. Отличная работа!
    ———————————————
    О, джаз! Твоё дыханье ново,
    Оно бодрит и пламенит!
    Поэт того не скажет слова,
    Что твой высказывает ритм!
    Я утверждаю — только джазом
    Ритм века точно отражён.
    Всё остальное — только фразы
    И прошлых ритмов перезвон.
    Пропитый голос саксофона,
    Кларнета страстный перелив!
    В напевности аккордеона
    И задушевность и порыв!
    Всё в джазе есть — и нетерепенье,
    И неустанный шум труда,
    И судоржное напряженье,
    Борба глухая; и когда
    Ударник «кинет» долгий брек
    Я узнаю двадцатый век!
    ===
    Эти стихи я услышал (и, как смог, запомнил) летом 1955 года, в альп-лагере.
    Их читал, как отрывок из длиннющей поэмы, молодой преподаватель МИСИ Евсей Теплицкий.
    Несколько раз я пытался его разыскать. Последний раз — через Е.Майбурда. Но и он не смог.

Добавить комментарий для Григорий Быстрицкий Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.