Энгель Басин: Исповедь конструктора (письмо другу). Продолжение

Loading

Затем наступила тоска и грусть. Мне не хватало темпа, каждодневных производственных проблем, видеть и чувствовать свою причастность к тому, что создается коллективом. В общем все мои мысли, ощущения, воспоминания стали меня подталкивать к решению о возвращении в КБ.

Исповедь конструктора

(письмо другу)

Энгель Басин

Продолжение. Начало

В начале июля мне дали отпуск за два года и мы (т.е. я, Зина и Леночка 10-месячная) вылетели на рассвете из а/п Кольцово в Харьков к маме и родственникам. Летели на ИЛ-14 с двумя пересадками (в Саратове и Воронеже). Всего в пути 9,5 часов. Мама была в деревне с внуком Игорем (сыном родной сестры Нэлочки). Мы с нашими приятелями Яновскими (у них сын Леня, ровесник Леночки) поехали туда же. Деревня называлась Стригуны (Борисовский район) и расположена в верховьях реки Ворскла. Места очень красивые. Мы отлично провели отпуск. Главное, мы были рядом с мамой.

Это моя мама, Вера Ильинична Басина, г. Ровно, 1940 год. Мою маму ты хорошо знаешь.

Это мой папа, Иосиф Борисович Басин, 18.04.1941 года, г. Ровно.

Мама всю себя посвятила детям. Меня и старшую сестру Нэлочку много раз спасала от гибели. Накануне войны с марта 1940 года мы жили в городе Ровно. В начале июня 1941года сестру и меня отправили в пионерлагерь Новостав, около 80 км от Ровно. 22 июня, ровно с 4-х часов утра на город обрушились бомбы. Бомбили непрерывно, особенно вокзал. В этом аду мама сумела сесть в поезд и доехать до Новостава. Тихо забрала нас и мы опять под непрерывной бомбежкой доехали до вокзала и, держась за руки, прячась в подъездах прибежали домой, а затем по записке отца добирались за город по указанному им адресу. Через несколко дней пионерлагерь был уничтожен. Когда бои шли на окраине отец пригнал грузовик, куда посадили нас и несколько семей военнослужащих с детьми и мы через Житомир под непрерывной бомбежкой добрались до Киева, а оттуда через день в Харьков к родственникам. Затем опять эвакуация. Ехали поездом в теплушках. У нас ничего не было. На остановах мама умудрялась достать вареную картошку и затеруху. И так мы добрались до Казахстана. Сперва в город Казалинск, а затем Джусалы. В конце мая 1942 года после переформирования в гор. Чимкенте шел на фронт эшелон, в котором ехал отец. Эшелон стоял 2 минуты на станции. Мама вместе с нами бросилась к эшелону и мы увидели отца. Две минуты. Отец прижал нас к себе. Поезд тронулся. Мы в последний раз увидели папу. Он погиб в ожесточенном бою под Воронежем у деревни Лебяжье 22 июля 1942 года. Я в 1969 году с помощью военкоматов через 27 лет нашел место гибели отца.

За моей спиной, вдали деревня Лебяжье. Сентябрь 1969 года.

Деревня Лебяжье, вид с погоста. Сентябрь 1969 года.

По словам директора школы Клепикова, которому тогда было 16 лет, эта деревня переходила из рук в руки 16 раз. Он уцелел. Его забрали с собой выжившие бойцы. После встречи с отцом мы уехали в город Рубцовск (Алтайский край). Голодали. Мама собрала какие-то вещи, чтобы обменять в деревне на еду. Ехала поездом, а потом по заброшенному тракту несколько км пешком до деревни. Зима. Мороз. Обратно возвращалась, когда было темно. На нее напали волки. Ей повезло. На санях ехал мужчина с ружьем. Он знал , что „промышляют“ волки. Он ее спас, а мама спасла нас от голода. Мама прожила с отцом всего 15 лет. Папа погиб в возрасте 38-и лет, а мама в этом же возрасте осталась вдовой и всю жизнь отдала детям и внукам. Она выполнила наказ отца: спасти детей и поставить их на ноги.

Я, студент 3-го курса авиационного института и моя сестра Нэллочка, старший инженер ОТК ХТЗ. 1951 год, г. Харьков.

Нэллочка.

В 1946 году Нэллочка вышла замуж за фронтовика-десантника Василия Крикуненко. В 1947 году у них родилась дочь Галина, а в 1955, после переезда в г. Харьков — сын Игорь. Нэллочка была очень красивая. У неё была прекрасная фигура, она замечательно танцевала, участвуя в художественной самодеятельности.

После отпуска мы прилетели в Свердловск, и я вышел на работу. И тут меня ждал неприятный сюрприз. Накануне моего отъезда в отпуск мой начальник отдела Л. Нечаев готовил документы на свое увольнение. Он уезжал в Томск к отцу на кафедру готовить диссертацию. Когда я пришел в отдел, мне мой сотрудник сообщил, что новым начальником расчетного отдела назначен молодой специалист, прибывший в СКБ(М) перед моим уходом в отпуск, окончивший факультет ДВС Ленинградского Политеха. Чем руководствовалось начальство, я не знаю. Похоже, им тоже было неудобно. Меня вызвал В.А. Венедиктов. Сказал,что я остаюсь на прежней должности, занимаюсь теми же вопросами, подчиняюсь лично ему, а работники моей группы лично мне.

В конце 1957-го года я был направлен в командировку в Ленинград. Мне предписывалось согласовать ряд технических документов с НИИ-100, который располагался на территории Кировского завода (напомню, разработчик танка под наш двигатель генрал-полковник Ж. Котин), и принять участие в конференции по гидродинамическим передачам, которую организовал Военно-механический институт.

Будучи в Питере, я разыскал адрес Вольки Ружинского. Ты его должен помнить. Он кончал 10-й класс на два года раньше нас вместе с Иваном Гмырей, Витей Модылевским, Нэлой Хмарой, Нэлой Лившиц, Таней Шульман и др. Волька хорошо рисовал и поступил в какой-то ВУЗ, где готовили специалистов по морским укреплениям. Закончив дела, я поехал по адресу. Мне открыл дверь кореннастый морской офицер (старлей). Увидел. Узнал. Обрадовался так, что у меня затрещали кости. Познакомил с женой. Посидели. Повспоминали. Обменялись адресами.

Я продолжу повествование о пребывании в Питере, т.к. оно связано с любопытными фактами.

Остановился я в Ленинграде у Казариновых на Васильевском острове, родственников со стороны Зины, точнее, в семье родной сестры Зининой мамы. Муж сестры, коренной питерец, к.т.н., инженер-химик и ярый антисталинист. Два сына, двоюродные братья Зины, Рудик и Юра. Рудик — физик. Пишет дипломную работу у Ж. Алферова. Юра, на два года моложе, заканчивает тот же Университет. Математик.

Рудик быстро защитил кандидатскую диссертацию и был направлен в Зеленоград на какую-то очень закрытую фирму. Через пару лет защитил докторскую. Он работал в области квантовой физики. В Зеленограде женился на 18-ти летней Наташе. Затем он вернулся в Ленинград по-моему к Ж. Алферову. В 1976 году я, будучи в очередной командировке, заезжал к ним, т.к. их собирались депортировать.

Ты помнишь эпопею, когда гонялись с милицией и ГБ за художниками и литераторами. Так вот Рудик вместе с женой Наташей предоставили свою большую квартиру для выставок художников-нелегалов. В основном этим занималась Наташа, т.к. она не работала. Об этом пронюхало КГБ. Рудику предложили развестись с женой. Он отказался. Его лишили всех ученых степеней и вместе с женой выслали. Так они оказались в США, где Рудику сразу же предложили работу в какой-то крупной фирме.

Через несколько лет в журнале „Наука и жизнь“ я прочел большую статью какого-то академика-физика (к сожалению не помню фамилию) посвященную, как было сказано, выдающемуся физику Р. Казаринову. Оказывается, он и какой-то японец были, как сказано в статье, первыми величинами в своей области. Их представляли к “Нобелю“, но японцу дали, а Рудику нет. Его буквально через пару лет после изгнания стали приглашать в ведущие университеты и НИИ Советского Союза для чтения лекций. Вот такая история. Его брат Юра уехал в Израиль.Профессор математики в Университете, в Иерусалиме.

В начале июня 1958 года я отправил статью и заявление в аспирантуру в НИИД. К этому времени было изготовлено несколько экземпляров двигателей, которые проходили доводку на стендах. Необходимый ресурс — 400 часов. Все шло своим чередом.

И вдруг где-то в июле месяце меня приглашают к городскому телефону. Беру трубку. Слышу: “Здравствуйте тов. Басин! С вами говорит началник отдела кадров завода им. М.И. Калинина Горохов (имя рек.) Вы закончили в 1955 году авиаинститут?“

— Да.

— С вами будет говорить заместитель Главного конструктора Гинсбург Александр Натанович.

— Здравствуйте тов. Басин. Вы закончили институт по специальности авиадвигатели. Хотите работать по специальности? Зарплата будет выше, чем вы имеете.

Завод им. Калинина — второй по численности на Среднем Урале после Уралмаша. Да еще к тому же секретный. Я говорю:

— Дайте подумать.

— Не тяните. Вот телефон начальника НИО. Звоните ему и договаривайтесь о встрече.

Через несколько дней звонит из Москвы, из НИИДа, ученый секретарь Беленький и сообщает, что я зачислен в заочную аспирантуру без экзаменов. Мою статью рецензировал сам директор НИИДа профессор Толстов и она направлена с грифом „С“ в журнал „Вестник Бронетанковой Техники“.

Вот здесь у меня возникла дилемма. Я долго думал. Мне 27 лет. Романтика новой работы по моей прямой специальности. Аспирантура подождет. И я через несколько дней позвонил начальнику НИО А.Ф.Усольцеву. Договорился о встрече и подал заявление на увольнение.

В связи с моим увольнением разразился скандал. Вызвали в Комитет ВЛКСМ, в Завком, в Партком (хотя я не был членом КПСС). Были и обещания и угрозы. В общем потрепали нервы.

Но я добился увольнения и с 1-го сентября 1958 года был зачислен в ОКБ-8, которое входило как структурная еденица в состав завода им. М.И.Калинина (п/я №145) под номером: Отдел 53. Главный конструктор Люльев Лев Вениаминович, Лауреат нескольких Госпремий, кавлер орденов Ленина, Красного Знамени, Красной Звезды, Знак Почета. ОКБ разрабатывало, а завод изготовлял созданные Л.В. Люльевым и его коллективом зенитные автоматические и полуавтоматические пушки разного калибра. ОКБ имело богатую историю и особенно прославилось с приходом Л.В. Люльева на должность Главного конструктора. В 1954-1955 годах Постановлением Правительства всем головным пушечным предприятиям было предложено перейти на ракетную тематику. Для освоения новой культуры производства и технологии заводу и ОКБ-8 было предписано организовать серийный выпуск зенитных ракет, которые были разработаны ОКБ Генерального конструктора,Чл.-корреспондента Академии Наук СССР, генерал-лейтенанта П.Д. Грушина. Ракета имела обозначение 13Д и была снабжена пороховым ускорителем и маршевым ЖРД.

Когда я в августе 1958 года пришел в КБ, то меня и еще несколько человек держали целыми днями в отдельной комнате. Мы могли выходить, пойти в столовую, выйти на территорию. Но в КБ и в цеха нас не пускали. Шла тщательная проверка по линии КГБ. Наконец проверки окончились и мы были приглашшены к Главному конструктору. Это был высокого роста, крупный, полноватый мужчина, с выпуклыми умными глазами, большим хрящеватым еврейским носом и наголо стриженной до блеска головой.

Расспросил нас, что окончили, семейное положение, есть ли жилье, где работали до прихода в КБ. Кратко рассказал о ближайших задачах, стоящих перед КБ. Забегая несколько вперед, скажу, что это был неординарный человек. Широко образованный, прекрасно знающий литературу и историю, увлекающийся любой новинкой. Любил и ценил юмор, мгновенно схватывал суть любой ситуации и любого вопроса, обладал феноменальной памятью. Каким-то образом он знал все о своих сотрудниках. У него был заведен железный порядок. Ровно с 8.30 и до 9.30 он подписывал письма. Десятки писем по разным вопросам. Почти по каждому делал замечания, т.к. прекрасно помнил суть и историю вопроса. Был прекрасным дипломатом и человековедом. В общем это была Личность. Между собой мы назывли его „Папой“, хотя ему было около 50-ти лет. Он отлично понимал, что будущее за ракетной техникой. И сделал ставку на молодежь, разбавив ее опытнейшими старыми кадрами конструкторов. В КБ стали поступать выпускники из ЛВМИ, МАИ, КАИ, КуАИ, МВТУ других ведущих ВУЗов и университетов. Когда я пришел в КБ, то был единственным из ХАИ. Позднее из нашего института прибыло много выпускников.

Кажется в конце 1956-го года вышло Постановление Правительства о создании подвижного войскового зенитного ракетного комплекса. Нигде в мире в то время ничего подобного не было. Было предложено нескольким наиболее авторитетным организациям разработать аванпроекты и представить их на рассмотрение. В результате были оставлены три организации: ОКБ П.Д. Грушина, ОКБ (ЦНИИ-58), руководимое генерал-полковником В.Г. Грабиным (помнишь его воспоминания “Оружие Победы“?) и наше, руководимое Л. В. Люльевым.

Когда я вышел в первый день на работу, то сразу почувствовал темп и азарт. Нужно было срочно готовить материалы к защите эскизного проекта и быстро входить в курс дела.

Л.В. Люльевым была выбрана следующая схема ракеты. Первая разгонная ступень:4 пороховых периферийно расположенных двигателя. Вторая, маршевая, ступень: сверхзвуковой прямоточный воздушнореактивный двигатель (СПВРД) Разработчик пороховых двигателей — НИИ-130 (г. Закамск), где начинал работать Муля Глушанков, которого я там разыскал, когда был на преддипломной практике в Перми на 19-м заводе. Разработчик СПВРД — ОКБ-670, которым руководил Главный конструктор, профессор МАИ М.М. Бондарюк.

М.М. Бондарюк, д.т.н., профессор МАИ

С территории ОКБ-670 можно было попасть в НИИ-1 МАП, где я вместе с „бондарюками“ был недолго на приеме у М.В. Келдыша в 1960 году.

В это время ОКБ-8 включало в себя несколько отделов. Новые отделы, которые занимались только ракетной тематикой и делились на сектора, а сектора на группы, и серийные отделы, которые курировали ракету 13Д и заканчивали выпуск зенитных пушек, раннее разработанных под руководством Л.В. Люльева, с уникальной оптикой, которую лично разработал Л.В., за что и получил одну из Госпремий.

Наше НИО включало сектора: двигателей (где работал я), аэродинамики, баллистики, управления, прочности, а также отдел аналоговых и моделирующих машин и группа, которая занималась освоением ЭВМ „Урал“ и почти все время сидела в Пензе, где эта ЭВМ изготовлялась. Работали и в субботу, и воскресенье. Я занимался расчетами коэффициентов тяг СПВРД, характеристик дозвуковых и сверхзвуковых диффузоров. В конце января должна была состояться защита эскизного проекта. Конструктора прорабатывали варианты отделения переферийных пороховых двигателей. В НИИ-130 шла их отработка. Корпуса двигателей разрабатывало наше КБ. Л.В. Люльев пошел на риск. Была выбрана наиболее работоспособная с его точки зрения система разделения, и накануне защиты были проведены на полигоне Капустин Яр т.н. бросковые испытания, которые в целом были успешными. Защита была перенесена на март. Проект, представленный Л.И. Люльевым, был признан наилучшим и тут же было вынесено Постановление Правительства о разработке и изготовлении подвижного войскового комплекса, которому присвоили название „КРУГ“, а ракета этого комплекса получила название 3М8. Головными институтами по ракете были назначены ЦАГИ и НИИ-1 МАП. В это же время я был подключен к работам по регулированию тяги СПВРД. В связи с новой работой мне пришлось контактировать с отделом гидравлики, который возглавлял Новосельцев Авенир Михайлович, Лауреат Госпремии, кавалер нескольких орденов, старый соратник Л.В. Пожилой (лет 50-55), небольшого роста, сухощавый. Умница и конструктор от Бога. У него в отделе 95% ребят были моего возраста (25-27 лет). Отдел занимался всей топливной системой, турбонасосами, шарбаллонами, рулевыми машинками, заправкой ракеты топливом и воздухом.

Что такое СПВРД, ты представляешь. В узком кольцевом цилиндрическом пространстве, образованном между внутренней поверхностью воздушного канала и наружной поверхностью корпуса ракеты, нужно было разместить емкости с топливом для маршевого двигателя (керосин ТС-1), емкость для изопропилнитрата, на котором работает ТНА (турбонасосный агрегат), воздушную аппаратуру, аппаратуру управления (автопилот, рулевые машинки и т.д.). Главная проблема была в топливных емкостях. Различные варианты, которые предлагались — это жесткие емкости, но они не позволяли „вогнать“ необходимое количесво топлива. А.М. Новосельцев предложил эластичную систему. Грубо говоря, резиновые баки, которые полностью облегали бы поверхности и все закоулки внутри, когда туда будут под небольшим давлением подавать керосин. Но в эту идею мало кто верил. И вот однажды в аптеку заходит пожилой мужчина и просит, чтобы ему провизорша отпустила пару десятков презервативов. Та шепотом спрашивает: „Не много ли?“ На что Авенир Михайлович бодро отвечает: “В самый раз!“ Через несколько дней А.М. вместе с ребятами, пригласив скептиков, устроил призентацию “презервативной“ установки. Действительно, как бы ни была скручена емкость, она при заправке жидкостью расрпрямлялась и принимала форму облегающего ее пространства, полностью заполняя все малейшие закоулки. Скептики были посрамлены. НИРП(Научно-исследовательский Институт резиновой промышленности) разработал эластичный материал, из которого изготовлялись мешки под топливо.

Мне, как и моим коллегам, приходилось по нескольку месяцев проводить в командировках. Иногда в общей сложности мы по полгода не бывали дома т.к. шла интенсивная отработка изделия и его узлов на полигоне и в других организациях. Достаточно сказать, что, например, испытания в аэродинамических трубах в ЦАГИ (г. Жуковский) занимали иногда 2-3 месяца, так как приходилось ждать, пока освободятся трубы, в которых продувались модели различных изделий десятков других предприятий авиационной и оборонной промышленности. Было много случаев, когда я утром уходил на работу, а вечером звонил домой из гостиницы в Москве. Но увлечение работой было так велико, что мы этого практически не замечали. Часто приходилось всю ночь „сидеть“ в трубах СВС-1 или СВС-2 и „продувать“ различные варианты воздухозаборников для нашей „прямоточки“. Ведущим по нашей тематике от 1-ой лаборатории (ее начальником тогда был Симонов) был Влад Затолока, которого впоследствии после защиты им диссертации забрал к себе СИБНИА. По работе приходилось также сталкиваться с Гродзовским (впоследствии чл.-корр. Академии Наук СССР).

В январе 1960 года меня командировали под Москву, в г.Красноармейск, где находился Софринский полигон. Надо было выяснить возможности рельсовой дорожки. Может ли она обеспечить разгон до сверхзвуковой скорости, чтобы провести испытания на флаттер стабилизаторов нашей ракеты. Сажусь в поезд Москва — Свердловск. В вагоне встречаюсь со своим бывшим коллегой по СКБ(М) Геннадием Шаламовым, который тоже едет в командировку в Москву. Следующее купе мое. Захожу. Сидит плотненький, небольшого роста, рыжеватый полковник лет под 50 и из металлической рюмочки посасывает коньяк, которым он всю дорогу меня потчевал. Звали его Рувим Евлевич Соркин. Он был в ОКБ-9 (которое размещалось на территории Уралмаша) у знаменитого конструктора пушек генерала Ф.Ф.Петрова заместителем по науке. Сечас он ехал к месту нового назначения в гор. Люберцы, где ему предписывалось возглавить лабораторию баллистики в НИИ-125.

Рувим Евелевич Соркин, д.т.н., профессор

В Москве тепло распрощались. Обменялись телефонами. Я с моим коллегой устроились в гостинице. На следующее утро отправился на ул. Горького 35, где находился ГКОТ (Гос. Комитет по Оборонной технике). Мы тогда относились к его 1-му Управлению. Закончив все дела, я собрался уходить, и тут случайно узнаю, что этажом ниже находится редакция журнала ВБТ (Вестник Бронетанковой Техники). Нашел секретаря. Она посмотрела в свои талмуды и говорит: “Ваша статья верстается в очередной номер. Пройдите к редактору“. После согласования всех вопросов редактор меня спрашивает: “Вам деньги переслать в Свердловск, или вы хотите их получить в Москве?“ “Как долго?“, — спрашиваю. „Подъезжайте послезавтра и получите свой гонорар“. Представляешь? Первая в моей жизни публикация и первый гонорар. Получил по тем временам приличные деньги — 950 руб. и в этот же вечер со своим бывшим коллегой засели в ресторане Арагви. На следующий день я поехал в Красноармейск. Ехал с пересадками на автобусах. Автобусы старые. Двери плохо закрываются. В окнах щели. На улице январь. Мороз до -30 град. Я околел. Наконец добрался до полигона. Отогрелся. Нашел главного инженера Бирюкова и отмотали с ним пешком не менее 6 -7 км. Замерзшая грязь на дорогах. Деревянные здания. Через 15 лет я опять приехал сюда и три года проводил здесь испытания. Но это уже был современный, великолепно оборудованный, с различными площадками для испытаний практически всех видов военной и ракетной техники полигон.

При его строительстве, как мне рассказывал начальник одной из площадок, было выселено около 90 деревень. Был также перенесен в другое место и опытный аэродром, начальником которого была знаменитая летчица В. С. Гризодубова. У нее работал механиком опальный С. П. Королев. Теперь здесь были прекрасные шоссейные дороги. Внутри полигона курсировали тепловоз и автобусы, которые развозили людей по площадкам. Назывался теперь полигон НИИ „Геодезия“.

Посмотрел рельсовую дорожку. Выяснил у Бирюкова все ее характеристики, подписал ряд документов. Испытания на флаттер проводили уже наши аэродинамики.

В апреле месяце 1960 года большая группа наших сотрудников в том числе и я была направлена в командировку в Подлипки (он стал называться гор. Калининград Московской области) и Тураево. Руководил нами заместитель Главного конструктора Гинсбург Александр Натанович. Небольшого роста,очень подвижный и контактный. Умел выслушивать другие мнения. Не стеснялся спрашивать у нас, если чего-либо не знал. Он на ходу учился, овладевая новой техникой. Прекрасный конструктор, Лауреат Гос. премии и т.д. Ему было тогда лет 50.

Мы все жили в гостинице „Ярославская“ (у ВДНХ). Нам были приданы два легковых ЗИСа, которые развозили каждую группу в Подлипки и в Тураево (в сторону Рязани). Наши задачи:1. Отработать на стендах у Исаева (ты наверняка его знаешь как Главного конструктора ракетных двигателей) в Подлипках топливную аппаратуру и регулятор подачи топлива. 2. Отработать турбонасосный агрегат. 3. С отработанной аппаратурой собрать ракету и провести огневые испытания на присоединенном воздухопроводе в Тураево на стенде ЦИАМа. У Исаева в КБ я встретил многих наших хаевцев предыдущих выпусков (Ворохобина и др.). Через них я нашел Вадима Максимова, помнишь? Он на год раньше кончил нашу школу и поступил в МАИ, а теперь работал в НИИ -88 у С.П. Королева. В Тураево во время испытаний нас застало известие о скоропостижной кончине Генерального конструктора С. Лавочкина. Его КБ разрабатывало стратегическую ракету „Буря“ со сверхзвуковым прямоточным двигателем конструкции М. Бондарюка, которую его сотрудники называли „Буренка“. Это был аналог американской ракеты „Навахо“.

В конце апреля мы на праздники вернулись домой. 1-го мая наш коллектив вместе c заводом шел большой колонной на демонстрацию. Была теплая солнечная погода. И вдруг мы увидели одну за другой вспышки в небе. Решили, что это салют. Через день на совещании у Главного конструктора узнаем, что был сбит американский самолет-разведчик У-2 ракетой 13Д, изготовленной на нашем заводе. Л.В. показал несколько блоков, которые привез наш сотрудник Ю. Полонский. Он 1-го мая ехал на автобусе к своим родителям и, проезжая через Арамиль, пассажиры увидели падающие обломки, а затем парашютиста. Автобус остановился. Юра подбежал к обломкам и взял несколько блочков, которые мы и увидели в кабинете у Главного. Летчиком был Ф. Пауэрс, которого обменяли на нашего знаменитого разведчика Р. Абеля.

После праздников мы вернулись в Москву и продолжили испытания. В конце лета с учетом полученных результатов на полигоне под Оренбургом были проведены пробные пуски: старт ракеты с нулевых направляющих, работа и отделение первой ступени (4-х переферийных двигателей), запуск маршевого СПВРД, неуправляемый полет до полной выработки топлива. Но дальше предстояла очень большая и напряженная работа. Нужно было получить такие характеристики ракеты, которые обеспечивали бы заданную зону поражения, а в ней максимальную эффективность. Системой наведения и управления занималось НИИ-20 (Москва), точне отдел этого НИИ, которым руководил молодой, энергичный В. Ефремов. Впоследствии он стал директором этого НИИ и наше КБ вместе с его коллективом разработало знаменитый комплекс С-300, в составе которого были наши ракеты и пусковая, а его системы управления и наведения.

При пусках опытных ракет 3М8 мы столкнулись с явлениями помпажа. Мои коллеги и я просчитывали, прорисовывали и испытывали различные варианты воздухозаборников, которые могли бы обеспечить необходимый пртивопомпажный запас. В промежутках между командировками я просчитывал и прорисовывал варианты проточных частей, диффузоров, камер сгорания. Просчитывал характеристики регулятора подачи топлива, варианты регулирования тяги СПВРД. Приходилось разрабатывать и методики. В частности, методику распределения температур в многослойной обшивке в зависимости от скорости и времени полета ракеты. Скорость полета в зависимости от траектории изменялась от 2,7М до 4,3М. Минимальная высота 3км, максимальная 25км. Максимальное время полета 120 сек. В зависимости от времени года запуск прямоточки должен был происходить при скростях от М=1,5 до М=1,7. Задача о нагреве топлива в мешках при таких режимах полета по скорости и времени была актуальной.

Как-то летом 1961 года я приехал в ЦАГИ проводить очередные испытания моделей. Подхожу к 1-ой лаборатории. Передо мной проскакивают три автомобиля и останавливаются у входа. Поднимаюсь по ступенькам, и тут меня нагоняет „Сам“ А.Н. Туполев. В трубу я попал только ночью, т.к. все работали на испытания модели самолета ТУ-144. Я тогда ее увидел впервые. Забегая вперед, скажу, что несколько лет спустя мне неоднократно пришось бывать в туполевском КБ на ул. Радио. В частности, согласовывать вопросы подвески и сброса противолодочной ракеты с самолета ТУ-16 для отработки нисходящей ветви траектории, где я впервые столкнулся с его легендарными замами: А.А. Архангеьским и А.В. Надашкевичем.

Кроме помпажа, мы столкнулись с явлениями срыва пламени в камере сгорания. Поэтому нами выставлялись очень жесткие требования к М.М. Бондарюку по одной из основных для нас характеристик: зависимости полноты сгорания топлива (φс.г.) от коэффициента избытка воздуха (α). Дело в том, что СПВРД должен был обеспечивать стабильную работу на заданных углах атаки, в широком диапазоне скоростей и атмосферных условий, изменяющихся по высоте и временам года. Кроме того, на крутых траекториях необходимо обеспечить максимальную тягу (α = 1 ÷ 1,3), а на пологих, наоборот (α = 1,6 ÷ 2,2). Последнее требование связано с там, что на пологих траекториях высока плотность воздуха и для обеспечения эффективности рулей и прочности ракеты при маневрах при подлете к цели необходимо снижать скорость. Поэтому в регулятор подачи топлива был заложен закон изменения коэффициента избытка воздуха в зависимости от скоростного напора (Pq). Реализация этого закона осуществлялась следующим образом. Впереди носовой части центрального тела устанавливалась трубка ПВД (приемник воздушного давления), которая воспринимала полное и статическое давления набегающго потока перед трубкой. Разность полного и статического давления и является скоростным напором (Po Pн = Pq). Эти давления подавались на чувствительные элементы решающего устройства регулятора. Так как эти давления являлись функцией числа М, то каждая трубка ПВД, устанавливаемая на ракету, имела свою тарировку, которая учитывалась в решающем устройстве регулятора, где через дозирующий кран подачи топлива реализовывался закон изменения коэффициента избытка воздуха в зависимости от скоростного напора т.е. [α = f (Pq)]. Предлагались другие варианты командных давлений, но они не обеспечивали заданный закон регулирования и не позволяли держать ракету в заданных границах условий движения. Я провел анализ параметров камеры сгорания СПВРД для всего возможного диапазона траекторий при различных коэффициентах избытка воздуха, высотах и временах года и пришел к парадоксальному выводу, что регулирование тяги можно осуществлять по статическому давлению в камере сгорания. Для обеспечения заданного закона регулирования необходимо подводить давление из камеры сгорания к трубочке с заданным отношением площадей калиброванных отверстий, в каждой из которых реализуется сверхзвуковой перепад. Давление должно отбираться из середины трубочки, которая отслеживает давление в камере сгорания, а на чувствительный элемент регулятора должна подаватся разность давлений в трубочке и давления окружающей среды в каждый момент времени. Я об этом доложил, но надо мной посмеялись. Вспомнили барона Мюнхаузена, который сам себя за волосы вытащил. Когда я показал результаты анализа и расчетов, скептиков стало меньше. Но они считалти, что система двигатель — РПТ будет неустойчивой.

Козлов Е.А.

В эту идею поверил Е. Козлов, начальник сектора двигателей, под началом которого я работал. Вместе мы организовали группу, в которую вошли электронщики и специалист по системе управления. Была разработана модель движения ракеты, модель двигателя, модель регулятора подачи топлива. Все было взаимосвязано. Мы давали различные возмущения. Но разница в парметрах до возмущения и после его снятия все время стремилась к нулю. Т.е. система была устойчивой. Мы написали солидный отчет и один экзепляр отправили в ОКБ-670 М.М. Бондарюку. Они провели в ЦИАМе (Тураево) на своем стенде огневые испытания с предложенной системой регулирования и получили отличный результат. В итоге все упростилось. Трубка ПВД была забыта напрочь. Повысилась надежность. Вес РПТ (разработчик ОКБ-315, руководитель предприятия Коротков) существенно снизился, т.к. можно было отказаться от сложного пневмо-гидро-механического устройства и РПТ превратился в дозатор с простым решающим устройством.У меня появилась еще одна идея, связанная с особенностями поведения давления внутри трубки. Если на входе и выходе из нее обеспечить сверхзвуковой (или, по крайней мере, звуковой) перепад давлений и при этом регулировать площадь выходного отверстия, например с помощью профилированной иглы, то можно получить любой закон регулирования. Ребята, которые делали со мной отчет по внутридвигательным параметрам, мой начальник Е. Козлов и я подали рацпредложение на эту систему. Кроме того, я начал готовить материалы на две заявки на изобретение и статью в закрытый журнал „Техника воздушного флота“ по моим наработкам. Предложил соавторство Е. Козлову, очень талантливому (именно талантливому) специалисту, окончившему КАИ в 1956 году. Но он отказался, сказав что я являюсь автором этих разработок и имею полное право на любые публикации.

В 1963 году к нам прибыла Комиссия во главе с профессором В.С. Зуевым. Получилось так, что о состоянии дел по СПВРД, его воздухозаборнику, регулированию тяги докладывал Е. Козлов и я. Комиссия работала более недели. Последние два дня меня не приглашали. В последний день работы комиссии звонит Е. Козлов и просит пройти в кабинет Главного, где работала Комиссия. Я доложил о каких-то вопросах, связанных с регулированием тяги. Комиссия кончила работу. Стали расходиться. К нам с Женей подходит В.С. Зуев. Расспросил, что мы окончили, сколько лет работаем и предложил поступить к ним в аспирантуру (НИИ-1 МАП). Мы его поблагодарили и распрощались. Для меня складывалась довольно любопытная ситуация. Я все время сталкивался с людьми, по книгам и работам которых мы учились в институте. Сперва А.Д.Чаромский, теперь В.С. Зуев (помнишь учебник Иноземцев и Зуев „Авиационные газотурбинные двигатели“ ?).

В начале 1963 года на меня „повесили“ еще одну работу. Авиазавод в Саратове разработал электрический регулятор подачи топлива (САТ-1), которым предполагалось заменить существующий РПТ. Так как он был электрический, то его можно было включить довольно просто в схему моделирования и проверить все его характеристики. Из отдела моделирования мне в помощь выделили молодого специалиста, недавно окончившего ракетный факультет Челябинского политехнического института. Это был высокий, широкоплечий с румянцем во всю щеку молодой парень, кандидат в мастера спорта по боксу. Звали его Валера Беляев. Он был родным братом космонавта Павла Беляева, который был командиром космичесеского корабля при выходе впервые в мире в открытый космос Алексея Леонова. Мы с Валерой отлично сработались. Несколько позднее я ему передал все дела по электрическому регулятору.

Впоследствии неожиданная кончина брата произвела очень тяжелое впечатление на Валеру. Он уволился из КБ и уехал на север Урала работать охотоведом. Я подготовил материалы по заявкам и статью и отправил соответственно в Комитет по изобретениям и в журнал ТВФ. Чувствовал, что могу сделать больше, но не видел перспектив для карьерного роста. В это время я прочел объявление, что Уфимский Авиационный Институт объявляет конкурс на замещение вакансий, в том числе на замещение вакансии доцента по кафедре „Теория авиадвигателей“. Я договорился с руководством, что лучших выпускников буду направлять в КБ. Отпускать не хотели, но дали понять,что не будут мешать росту своего сотрудника и предупредили, что если надумаю вернуться, то возьмут меня обратно с удовольствием.

Отправил я документы в мае. А в начале ноября 1963 года получил извещение, что я избран доцентом по кафедре теории авиадвигателей. В начале декабря мы ожидали прибавления в нашей семье. В конце ноября я на неделю уехал в Уфу, а 5-го декабря родилась Наташа.

Институт начинал новое возрождение. Год назад во главе института встал бывший его выпускник Мавлютов Рыфат Рахматулович . Энергичный, высокий брюнет. Он закончил аспирантуру в Москве. Защитил кандидатскую диссертацию. При нем были выстроены новые корпуса, открылись новые факультеты. При нем институт стал жить полнокровной учебной и научной работой. У инстиута был большой филиал на авиамоторном заводе, который изготовлял в том числе КРД (короткоресурсные двигатели) для крылатых морских ракет конструкции В.Н. Челомея.

Заведующий кафедрой авиадвигателей, профессор, д.т.н. Рахманович. Как мне рассказывали, он был заместителем Генерального конструктора А.А. Микулина по науке. Бывал в США. Состоял там почетным доктором при каком-то Универстете. На кафедре бывал редко. Работал он в основном дома.Это был плотный, небольшого роста, светловолосый с сединой круглолицый человек. Как мне потом объяснили, у него с возрастом возникла мания преследования. Ему было около 60-ти лет. Повидимому годы за рубежом ему даром не прошли. КГБейка постаралась. Но на научных конференциях он выступал с очень интересными сообщениями. Мне было предписано к 10-му декабря приступить к работе. Нужно было подготовить курсы по термодинамике (6-ой семестр) и курсы по теории лопаточных машин и авиадвигателей (10-й семестр). Причем оба курса надо было читать и на вечернем отделении. К Новому году приехал домой на праздники. Побывал у себя в КБ. Встретили хорошо. Затем меня пригласил к себе Первый заместитель Л.В. Люльева по производству он же и Главный инженер Александр Владимирович Стешков.

А.В. Стешков

У меня с ним сложились очень хорошие, доверительные отношения. Человек энергичный, очень толковый, деловой, высокий, сухощавый, спортивно скроенный, смугловатый. В работе бывал резким до грубости (но со мной никогда). Ему было 39 лет. Прошел фронт. Имеет боевые ордена. После фронта Институт Международных отношений. Готовили его к дипломатической и разведывательной работе. Владел французским языком. Личные обстоятельства сложились так,что ему пришлось оставить дипломатическую карьеру.

Стешков мне говорит: “На х… тебе институт. У тебя хорошая производственная хватка. Ты умеешь всего себя отдавать работе. В институте тебе станет скучно. Если надумаешь — возвращайся“. Я уехал в Уфу. Готовил и читал лекции. Мне это пока нравилось. Одновременно готовил кандидатский минимум по философии и английскому языку, продумывал вопросы, которые предполагал отразить в будущей диссертации, которая была бы связана с вопросами регулирования тяги СПВРД.

В марте месяце у меня была недельная командировка в Свердловск. Побывал в нашем КБ и в ОКБ-9 (у генерала Ф.Ф. Петрова, знаменитого конструктора пушек) на Уралмаше, для выяснения потребносей в молодых специалистах и тематике дипломных работ, которые были бы в контексте интересов обоих КБ.

ОКБ-9 состояло как бы из двух КБ. Одно продолжало заниматься пушками нового поколения, а второе КБ занималось ракетной тематикой. Первая ракета, разработанная ОКБ-9 класса „Земля-Земля“, испытывалась на Ахтубе. Комплекс назывался „Онега“. Его систему управления разрабатывало новое харьковское НИИ, которое занимало здания бывшего Погранучилища (в районе Пятихаток, за нашим институтом). Но комплекс почему-то не пошел. Вторая ракета, разрабтываемая ОКБ-9, была противолодочной класса „Вода-Воздух-Вода“.

В Уфе я из пятикурсников набрал группу наиболее толковых ребят для обоих КБ. Они меня не подвели. Впоследствии они стали ведущими конструкторами, начальниками групп, заместителями начальников отделов. Был апрель 1964 года. На майские праздники я приехал домой. Зашел в КБ . Ребята сказали,что наше изделие принято на вооружение и что бы я не пропустил военный парад в Москве.

И вот величествнно выезжают установленные на гусеничных самоходах 2П24 (тоже разработанных ОКБ-8) наши красавицы-ракеты 3М8. Они после этого парада в течение многих лет изображаются на многих плакатах, демонстрируя мощь нашей армии. Смотрелись очень эстетично. А.Н. Туполев говорил, что удачная конструкция не может не быть эстетичной.

Ракета 3М8 на ПУ 2П24

Меня охватила гордость, что я участвовал в создании этой ракеты. Ведь там стоял воздухозаборник, который был мной просчитан, предложен и утвержден. Там стояла система регулирования тяги, предложенная мной. Затем наступила тоска и грусть. Кажется прав был А.В. Стешков. Он знал меня лучше, чем я себя. Мне не хватало темпа, каждодневных производственных проблем, видеть и чувствовать свою причастность к тому, что создается коллективом. В общем все мои мысли, ощущения, воспоминания стали меня подталкивать к решению о возвращении в КБ.

Я закончил чтение курсов по термодинамике и ГТД. Принял экзамены. Сдал два кандидатских минимума. В конце июля я как руководитель преддипломной практики, привез две группы дипломников в ОКБ-8 и в ОКБ-9.

Месяцем раньше на Ученом Совете института меня утвердили к представлению на звание доцента.

В это время вышло Постановление Правительства о передаче ракетной тематики из ОКБ-9 в ОКБ-8. В Постановлении указывалось, что ОКБ-9 затянуло работы по созданию противолодочной ракеты, а ОКБ-8 предписывалось форсировать и завершить работы по этому изделию. При этом было дано указание о передаче конструкторского коллектива и соответствующего производства в подчинение ОКБ-8. Через пару лет расширили территорию нашего завода возвели новые корпуса, и все опытное производство с территории Уралмаша перебазировлось на территорию нашего завода.

Продолжение
Print Friendly, PDF & Email

Один комментарий к “Энгель Басин: Исповедь конструктора (письмо другу). Продолжение

  1. Если в Лебяжьем была церковь, то это — село, а не деревня.

Добавить комментарий для Шейнин Леонид Борисович Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.