Виталий Аронзон: Коля

Loading

Имя и вполне русская фамилия Казаков сослужили ему хорошую службу: ни разу не пришлось испытать «волшебное» действие своей национальности ни при поступлении в вуз, ни при приёме на работу в почтовый ящик — явная безалаберность кадрового и чекистского ока.

Коля

Виталий Аронзон

Коля, хотя и носил совершенно русское имя, на самом деле по паспорту был евреем, как и все известные ему предки с папиной и маминой стороны. Фамилию Казаков его дед унаследовал от своего отца, который был кантонистом и имел право жить в столице Российской империи. Поэтому потомки деда жили в Петербурге. Внешность Коли не была нейтральной — брюнет с карими еврейскими глазами, но вполне мог сойти и за казака из кубанских станиц. Чем-то смахивал на Григория Мелихова из фильма «Тихий Дон».

Имя и вполне русская фамилия Казаков сослужили ему хорошую службу: ни разу не пришлось испытать «волшебное» действие своей национальности ни при поступлении в вуз, ни при приёме на работу в почтовый ящик — явная безалаберность кадрового и чекистского ока. По этой причине он с недоверием относился к рассказам знакомых и родственников о проявлении антисемитизма. И более того, относился к еврейским родственникам несколько высокомерно и отвергал в большинстве случаев «еврейские» претензии к власти.

Женился Коля на девушке Тоне из далёкой от Ленинграда провинции, своей сокурснице по институту, отец которой, возможно, был евреем, но это обстоятельство тщательно скрывалось: по паспорту невеста была русской, а отца в живых не было, погиб во время войны.

Мама Коли была двоюродной сестрой моей мамы, поэтому мы с Колей родственники и даже ровесники (он старше на три дня), а наше детство пришлось на военные и послевоенные годы. Мама заботилась о сестре, муж которой погиб в Финскую кампанию, и Коля часто жил у нас и всегда был со мной, когда выезжали на дачу.

Мы были дружны, но закадычными друзьями не были и учились в разных школах, в соответствии с микрорайоном по месту жительства. Какая-то трудно осязаемая причина не делала нас близкими ни в детстве, ни в отроческие годы, ни в зрелом возрасте. И интересы были разные: Коля интересовался техникой, а я чтением.

Коля по окончании института работал в оборонном НИИ, ездил на закрытые полигоны в командировку, никогда не позволял себе критически относиться к власти и, бывая у меня дома в красные дни семейного календаря, избегал спонтанно возникающих разговоров на темы еврейства, антисемитизма, репрессий, потому и не находил контакта с собиравшимися у меня друзьями.

У Коли была дочь Катя. Она и мой сын, её ровесник, в старших классах школы общались и иногда вместе проводили время среди её и его друзей. Однако их общение мягко прервалось по инициативе Вадима, моего сына. Нет, нет, никакого громкого разрыва не было — просто сын перестал бывать в её компании. Позже я узнал причину.

На одной из вечеринок в честь дня рождения Кати кто-то из гостей рассказал неудобный еврейский анекдот. Как оказалось, анекдот не понравился одной из девочек, и она прямо сказала об этом, а потом, повернувшись к имениннице, попросила её поддержать: «Катя, ты же еврейка».

Катя резко ответила: «Нет, я русская!». К счастью, в комнату вошла мама и разрядила обстановку. Вадима не удивил ответ Кати, он знал, что её мама русская, и она, Катя, наверное, по паспорту тоже «русская». Удивило другое — резкость ответа, как будто услышала нечто отвратительное. Было очевидно, что вопрос подруги ей чрезвычайно неприятен.

Дети закончили школу. Катя поступила в институт, по стопам родителей. Началась студенческая жизнь: с новыми знакомствами, с большей самостоятельностью, увлечениями, влюблённостями. На этом Катя «споткнулась».

Со школьных лет у Кати был друг Витя, безнадёжно влюблённый в свою подругу. Ничего необычного в этом не было. Сколько таких историй!

Родители с обеих сторон знали о дружбе, однако знакомы не были, отношения детей внешне не отвергали, но и не поощряли к более тесным контактам. Позже, узнав ближе родителей Вити, я понял, что и круг общения у этих семей разный.

Студенческая жизнь Кати и Вити отдалила их. На последнем курсе института у Кати появился новый друг Сеня. Разговоры с Сеней, его друзьями, взаимная любовь оказались столь сильными, что Катя вскоре по-иному стала смотреть на советскую жизнь, увлеклась изучением еврейской истории и иврита и разделяла желание Сени эмигрировать с ним в Израиль. Дело неминуемо двигалось к свадьбе. Так казалось Сене, его родителям и друзьям.

Совсем иначе к намечаемым событиям отнеслись Катины родители. Они и слышать об этом не хотели. Коля, работая в закрытом учреждении, мгновенно потерял бы работу. Возможно — и Тоня. Потерял бы работу и брат Тони в подмосковном Зеленограде. Последствия для родных были предсказуемы.

Я ничего не знал о возникшей драме. Семья тщательно скрывала эту коллизию. К сожалению, Катя не стала искать у меня поддержки, хотя не могла не сознавать разных с её родителями жизненных позиций, наверное, предполагала, что я встану на сторону родителей. Вполне вероятно, что и моя поддержка не повлияла бы на результат.

Случайно возникший на семейном торжестве разговор об отъезде знакомых и коллег Тони в Израиль удивил серьёзным неприятием эмиграции Колей и Тоней.

«Чего им не хватает здесь! Все начальники отделов и главные специалисты у нас на работе — евреи. От какого надуманного антисемитизма они бегут?» — возбуждённо вступила в разговор Тоня. Коля её поддержал. Гости, не желая портить праздник продолжением дискуссии, перевели разговор на другую тему.

Родители категорически запретили Кате встречаться с Сеней, заявили, что разрешения ни на свадьбу, ни на отъезд не дадут. Что пережила Катя можно только догадываться.

О драме я узнал от мамы, с которой поделилась её кузина, тоже поддержавшая родителей.

Сеня эмигрировал без Кати. Обида была столь велика, что отношения не имели продолжения ни в телефонных переговорах, ни в письмах.

Возможно, время и лечит, но я в этом сомневаюсь, если чувства глубокие. Через пять лет после описываемых событий нашу семью неожиданно пригласили на свадьбу Кати. В Катиной семье настолько тяжело были больны её личной трагедией и, наверное, своей виной, что никто никогда на эту тему не обмолвился.

Настал день свадьбы. Гости собрались во Дворце бракосочетаний. Нас было трое: жена, сын и я. Среди гостей мы увидели знакомого, удивительно милого человека, который был организатором и председателем нашего строительного кооператива, в прошлом военный, полковник инженерных войск. Выяснилось, что он отец жениха — Вити. Познакомились с его женой. Свадьба прошла, как все свадьбы. Порадовались за молодых, вручили подарки и разбежались. Близкие родственники не всегда близкие друзья.

Что же предшествовало свадебным торжествам?

После отъезда Сени, по прошествии нескольких лет, Катя встретилась с Витей, своим школьным другом. Витя, умный, добрый, хорошо воспитанный юноша, ненавязчиво стал оказывать Кате внимание, но не сразу решился сделать ей предложение выйти за него замуж. А когда Витя решился, Катя не сразу дала ответ. Страсти первой любви не были забыты. Кроме того, Катя не была уверена в реакции родителей: Витя был еврей, а его старшие братья эмигрировали в Америку. Родители Кати не изменились, и основания для потери Колей работы остались.

Когда Коля был в командировке, Катя решилась поделиться с мамой. Тоня позвонила мужу. Отец коротко ответил: «Главное — личная жизнь. Пусть выходит замуж». Кажется, что-то понял.

Через пару лет, родив сына, Катя и Витя эмигрировали в Америку. С ними эмигрировала Ватина мама, отец Вити умер почти сразу после свадьбы.

Коля и Тоня работу не потеряли: империя распалась, и ослабла жёсткость секретности. Однако родители Кати по-прежнему отрицательно относились к эмиграции и за дочкой не последовали. И сегодня, одураченные пропагандой, принимают путинский режим как должное.

У читателя может возникнуть вопрос: зачем я рассказал эту историю?

Действительно, зачем?

Print Friendly, PDF & Email

6 комментариев для “Виталий Аронзон: Коля

  1. Казалось бы, тривиальная история — всё до боли знакомо и известно, но читаетя легко и приятно. Очень хорошо, что Виталий не даёт нам забыть то, что было со всеми нами, а то наша спокойная старость в США как-тоо убаюкивает, а многие наши соотечественники ностальгируют по России, поддерживают политику Путина и радуются, что «Крым наш!» Пусть прочитают и освежат память. А если кто-то запутался в именах героев рассказа, то это его проблемы.

  2. Рассказ мне понравился.
    А что касается послевкусия , то оно зависит от вкуса.

  3. «…зачем я рассказал эту историю?» — затем, видимо, чтобы читатели запутались вконец, кто Коля, кто Катя, где Сеня и причем тут Тоня. «отец Вити умер почти сразу после свадьбы» — издевались евреи над органами. Чего удивляться тому, что в результате такой злокозненности они (органы) при приеме в номерное НИИ в паспорт забыли заглянуть?

  4. Фамилию кантонистам меняли при их крещении.
    Рассказ оставил неприятное послевкусие.

  5. Виталий, прекрасный рассказ, спасибо. Затронуты многие пласты советской жизни — отрицание своего еврейства ради карьеры, например, что вело к полной беспринципности и аморальности.

Добавить комментарий для Александр Прилуцкий Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.