Михаил Гаузнер: Воины моей семьи и война. Окончание

Loading

Вот уже тридцать лет, как его нет с нами. Я сейчас старше, чем был при жизни мой отец, многое переосмыслил, более глубоко понял, «примерил» к себе. Не раз, когда бывало нелегко, передо мной как бы появлялось лицо отца, я почти наяву слышал его голос, и это помогало мне преодолевать трудности.

Воины моей семьи и война

Михаил Гаузнер

Окончание. Начало

«НЕ СНИЖАТЬСЯ!»

Маршал авиации Новиков был рассержен не на шутку: «Боевые офицеры, а ведут себя как мальчишки! Ухарство своё показывают, в героев играют! Небось мечтают, как Чкалов, под мостами пролетать? Мой приказ, видите ли, для них не обязателен! А ведь рискуют не только собой и экипажем, но и самолётом! За такие безобразия не награждать надо, а званий лишать!» Командующий ВВС Красной Армии, обычно по-военному сдержанный, бушевал не зря.

Дело в том, что доказательством результатов бомбометания и огневого поражения были только качественные аэрофотоснимки. На их основании оценивали выполнение боевой задачи и, поощряя лётчиков, представляли к правительственным наградам. Стремясь их получить, пилоты увлекались и слишком неосмотрительно снижались, попадая под прицельный огонь немецких зениток. Молодые, заводные, амбициозные парни в азарте боя не всегда отдавали себе отчёт, что это — игра со смертью. «Всего на несколько сотен метров ниже — и получу чёткий снимок, который обеспечит мне боевой орден, очередное звание. Так и Героем можно стать! Рискну! Где наша не пропадала!».

Поэтому в последние месяцы увеличилось количество бомбардировщиков и штурмовиков, сбитых немцами, и Новиков издал приказ, категорически запрещающий нарушать минимальную высоту полёта. Недавно Верховный по телефону сказал ему: «Товарищ Новиков, много самолётов теряете. Мы в Ставке этим очень недовольны. Не исправите положение — будем делать выводы». Маршал хорошо знал, что могло последовать за такими словами Сталина, об этом даже думать не хотелось. Он резко сказал стоящему перед ним полковнику Семёнову: «Вместо представления этих лётчиков к награде подготовьте приказ об их наказании. Отстранить от полётов, а сделавших наиболее чёткие снимки разжаловать, чтобы отбить охоту так снижаться! Приказ огласить во всех эскадрильях».

«Разрешите доложить! — сказал Семёнов. — На самолётах этой эскадрильи установлены новые экспериментальные аэрофотоаппараты. Высотомеры самолётов опломбированы НИИ ВВС. Съемка производилась не ниже разрешённой высоты, а иногда и намного выше, это зафиксировано в отчёте об испытании аппаратов. В штабе эти данные проверены». «Так что же получается? Новые аппараты позволяют оставаться на высотах, где поражение самолётов зенитками менее вероятно, и при этом можно получать более качественные снимки? А ведь тогда и воздушная разведка будет давать нам больше информации. Полковник, это же замечательно!».

Настроение маршала сразу улучшилось, он встал из-за стола, и на его усталом лице впервые за долгий день появилась довольная улыбка. «Какие молодцы заводчане! Где сотворили эти аппараты?» «На заводе Наркомата Вооружения № 356 в Свердловске». «Подготовьте от имени ВВС представление о награждении создателей аппаратов. Пусть будут и боевые ордена — неважно, что формально не положено, они это заслужили. Персональный состав согласуйте с Наркоматом Вооружения. Проследите, чтобы штабисты не затянули оформление испытаний — нужно как можно скорее наладить изготовление аппаратов, они нам необходимы. И подготовьте от моего имени благодарность заводу, я подпишу вместе с представлением к наградам».

А в это время в Свердловске шла привычная работа в две смены по 12 часов. Напряжение предыдущих месяцев, вызванное завершением исследований и изготовлением опытной партии аэрофотоаппаратов, сменилось другим, не менее серьёзным — надо было без промедления осваивать их серийное производство. Ежедневно возникали новые проблемы, требующие немедленного решения. При необходимости люди работали сутками, иногда падая от усталости, но с завода не уходили. Все, от директора и главного инженера до мастера и рабочего, понимали, что каждый потерянный день — это не только больше сбитых наших самолётов, но и недополучение командованием ценнейших данных воздушной разведки, а значит — меньше немецких эшелонов с танками, орудиями, боеприпасами будет уничтожено, больше наших солдат и офицеров погибнет, позже придёт долгожданная победа. Ведь практически у всех на фронте были родные и друзья.

Александр Александрович Новиков сдержал своё обещание, о котором, естественно, никто на заводе не знал. Группа работников завода получила правительственные награды, в том числе некоторые орден Отечественной войны. По статуту этого ордена тогда им награждались за особые, конкретно перечисленные боевые заслуги только участники боевых действий, и лишь через 40 лет после окончания войны его получили все оставшиеся в живых ветераны. Главный инженер завода, одессит Яков Давидович Гаузнер был награждён в 1944 г. боевым орденом Отечественной войны 1 степени.

Я.Д. Гаузнер

…Передо мной на столе стоит ящичек из светлого дерева — одна из немногих реликвий, напоминающих мне об отце. Это набор для дешифрирования аэрофотоснимков. Отворачиваю крючки-фиксаторы и открываю крышку. В специальных гнёздах, выложенных потёртой зелёной фланелью, лежат три лупы: большая, с поворотной ручкой, двухкратная; средняя, внутри складного трёхзвенного штатива, четырёхкратная (её ставят прямо на снимок); маленькая десятикратная, снабжённая измерительной шкалой с расстоянием между штрихами 1/10 мм (с её помощью определяются размеры объекта на снимке). Каждый аэрофотоаппарат из тех, о которых шла речь в этом рассказе, оснащался таким набором. Я представил, как в штабе авиаполка с его помощью изучался результат полёта, связанного с риском для жизни лётчиков, и какие добрые слова говорились в адрес создателей аппаратов, среди которых не последнее место занимал мой отец. Светлая ему память!..

* * *

После окончания войны завод стал переходить на выпуск новой продукции — тоже для армии, но с учётом её перевооружения в мирное время. Поэтому период 1945-1947 гг. оставался достаточно напряжённым. Потом отец стал думать о возвращении в Одессу и обратился с этой просьбой к Устинову. Тот сказал, что в Одессе заводов их Министерства (так стал тогда называться Наркомат) нет, но он может перевести отца в Киев главным инженером завода «Арсенал». Отец, мечтавший только об Одессе, отказался.

Через некоторое время отец случайно встретил в Москве К. Полонского, начальника Главка, в который входил одесский завод «Кинап», и тот предложил ему должность главного инженера этого завода. Отец обратился к Устинову уже с просьбой разрешить ему перевод. Устинов резко сказал отцу, что из системы Министерства он его не отпустит, а если ещё раз услышит просьбу о переводе, он её удовлетворит — переведёт отца на должность мастера цеха в Красноярск или Хабаровск. Только в 1949 г. отцу удалось по согласованию с ЦК оформить перевод в Одессу.

В соответствии с существовавшим в те годы порядком отец представился заведующему промышленным отделом обкома партии. Тогда впервые он почувствовал по своему адресу официальный, а не бытовой антисемитизм. Партийный чиновник холодно сказал, что отца сюда не приглашали, т.к. здесь есть свои, национальные кадры. Взбешенный отец позвонил Полонскому. Тот посоветовал не обращать внимания и спокойно работать, а с обкомом разберется ЦК, с которым согласован перевод отца в Одессу. Действительно, через короткое время отца вызвал уже не зав. отделом, а секретарь обкома по промышленности, и сказал, что отец неправильно понял его сотрудника, а в Одессе очень нужны руководители с таким опытом и заслугами.

Отец начал работать, как он умел, напряжённо и энергично. Цитируя героя популярной тогда пьесы Симонова «Так и будет», он писал маме (мы оставались ещё в Свердловске), что в родной Одессе «небо особенно голубое, а трава особенно зелёная». Два с половиной года отец приезжал с завода не раньше десяти-одиннадцати часов вечера, часто работал и в выходные. А директор завода, с которым мы жили в одном доме, приезжал домой в шесть.

В конце 1951 г. из Москвы неожиданно приехала комиссия Министерства госконтроля, возглавляемого тогда Мехлисом, которого в народе называли «опричником Сталина». По смехотворному надуманному поводу, не имевшему никакого отношения к обязанностям главного инженера завода, комиссия рекомендовала снять отца с работы. Начальник Главка Полонский, которому позвонил отец, сказал, что Министр кинематографии такой приказ не подпишет, поэтому спокойно работайте.

Через некоторое время был получен приказ Мехлиса (не имевший прямой силы без приказа отраслевого министра) об увольнении. Отец выехал в Москву и там узнал, что Полонского (тоже еврея) накануне освободили от работы с какой-то формальной, а по сути издевательской мотивировкой. Полонский был опытным и знающим руководителем, начальником Главка и до, и после войны; при нём было освоено производство всей отечественной кинопроекционной, осветительной, монтажной, проявочной и другой аппаратуры.

После возвращения отца из Москвы он был освобождён от занимаемой должности и несколько месяцев не мог нигде получить работу. В это время были уволены руководители ряда одесских заводов — евреи: главный инженер завода радиальных станков Я.М. Богаковский, главный инженер завода фрезерных станков им. Кирова М.И.Вайнштейн, директор вино-коньячного завода М.П. Бердичевский и многие другие. Стало ясно, что это — одно из проявлений начавшейся кампании «борьбы с безродными космополитами», которая потом увенчалась «делом врачей-убийц».

Отец обращался ко многим хорошо знакомым с ним руководителям машиностроительных заводов Одессы с просьбой о трудоустройстве, но никто из них не решился взять его на работу даже начальником цеха, а некоторые даже перестали его узнавать. Только через год главный инженер завода «Полиграфмаш» Иван Осипович Синявский, не знакомый с отцом раньше, сам пригласил его в качестве главного технолога завода, оформив лишь старшим инженером с небольшой зарплатой, и отец с радостью согласился. Потом Синявский был назначен директором другого машиностроительного завода и взял отца туда начальником техотдела, а затем главным технологом завода.

Так как тема этого очерка, в основном, деятельность отца в военные годы, о следующих её этапах я буду говорить коротко.

Отец был прекрасным организатором и руководителем, умел сосредоточиться на главном, не размениваясь на мелочи. Конечно, в этом очень помогал ему опыт технического руководства крупным оборонным заводом в военные и послевоенные годы. Он был неплохим психологом и знал, с кого нужно жёстко потребовать, а кого достаточно похвалить, чтобы люди работали с полной отдачей. Общаясь с начальством, недостатки и неудачи работы руководимого им коллектива всегда брал на себя, старался не допускать наказания подчинённых «через его голову», но сам при необходимости мог строго отчитать.

Будучи в основном технологом и организатором производства, отец всегда обращал внимание на конструктивные особенности изготовляемых машин, их эффективность, современность и технологичность. Он был автором нескольких изобретений и большого количества усовершенствований.

Интересы отца не ограничивались работой на заводе. Он многократно выступал на страницах областных газет, публикуя материалы с предложениями о внедрении передовых методов производства и ускорению освоения новых изделий.

Сотрудники очень уважали отца и обращались к нему не только по производственным вопросам, но и с личными проблемами, и он всегда в меру своих сил и возможностей им помогал. Один из его сотрудников Э.Горбатов так впоследствии написал о нём:

«… Меня всегда тянуло к людям нерядовым, отличающимся особым умом, беседа с которыми доставляет не только удовольствие от общения с приятным человеком, но и открывает глаза на многие вещи, учит пониманию жизненных ситуаций. А Яков Давидович, без сомнения, был человеком явно неординарным; в этом я неоднократно убеждался. Первые шаги и навыки, которые были им привиты, остались со мной навсегда. Методы работы Якова Давидовича я, сам став руководителем, принял на вооружение, т.к. под его влиянием научился понимать, что доверие к руководителям подразделений только улучшает и облегчает работу коллектива. В том, что завод из полукустарного предприятия превратился в современное, значительная заслуга именно Я.Д. Гаузнера».

Я считаю, что человека характеризуют не только крупномасштабные поступки, но и его поведение в обычных житейских ситуациях. Вот вроде бы мелочь. В день 8 марта отец приходил на работу пораньше и клал на стол каждой сотрудницы отдела (а их было достаточно много) открытку с добрыми пожеланиями и несколько шоколадных конфет, большой кулёк которых заранее «доставала» (из-за их большой их дефицитности) моя мама.

Об одном из проявлений отношения к отцу его сотрудников расскажу. Перед наступлением пенсионного возраста отец подолгу болел — сказывалась напряжённая работа в военные и послевоенные годы. Не считая возможным оставаться в этих обстоятельствах главным технологом завода, отец попросил освободить его от этих обязанностей и перевести на менее масштабную работу с неполным рабочим днём. Надо отдать должное тогдашнему директору завода — он попросил отца остаться на работе в любом качестве, которое тот сочтёт возможным. Своим преемником отец предложил назначить достаточно молодого инженера, работавшего его заместителем. Тот предложил отцу, чтобы в кабинете главного технолога они разместились вдвоём. «Нет, Саша, — сказал отец, — это неправильно. Одевай длинные штаны и становись руководителем, а я перейду в общий зал».

В начале следующей недели день отец вышел на работу уже в новом качестве. Конечно, у него были невесёлые мысли по поводу возможного изменения отношения к нему — ведь он уже не начальник, и таких примеров известно было немало. О том, что он застал на работе, отец рассказал нам вечером, придя домой, и голос его дрожал.

Письменный стол и кресло, к которым он привык за много лет, накануне вечером «его ребята» перенесли в общий зал, отгородили шкафами отдельный уголок и обустроили его, как могли. На столе стоял отцовский чернильный прибор с заточенными карандашами и букетик цветов. Отца, как он сказал, «слеза прошибла». Думаю, что этот случай красноречиво говорит об отношении сотрудников к отцу и не требует комментариев. Правда, такое отношение нужно было заслужить…

После перехода на пенсию отец в течение ряда лет приходил на завод, проводил занятия с бывшими коллегами, а если новые руководители просили его совета — всегда помогал.

Я.Д. Гаузнер

Иногда, особенно в молодости, отец бывал вспыльчивым, даже резким. Но он быстро «отходил», никогда не был злопамятным; если бывал не прав — извинялся, не считая это проявлением слабости. Ярко выраженный лидер, он сам был очень обязательным, организованным; о его трудолюбии я уже неоднократно упоминал. По сути своей отец был достаточно мягким и деликатным человеком, но руководящая работа, особенно в тяжёлые и сложные военные и послевоенные годы, не могла не оставить следа в его характере.

Он был прекрасным мужем и отцом, но особенно сильно раскрылось его умение любить своих близких, когда он стал дедом. Часами он мог рассказывать моей дочери сказки, придуманные им самим истории (иногда — на предложенную ею тему, «по заказу»). Очень нежно и трепетно относился к ней, переживал по поводу её болезней, сложностей при поступлении в институт и других проблем её жизни, по мере сил старался помочь в их решении. И она платила деду полной взаимностью.

Интересы отца были широкими и разнообразными. В командировках, особенно в Москве и Ленинграде, он старался ежевечерне бывать в театрах; особенно любил он БДТ, театры им. Вахтангова и «Современник». Именно он приучил меня к посещениям Третьяковки, Музея им. Пушкина, Эрмитажа. Впоследствии, приезжая в Москву, я бывал в них при каждой возможности — сначала сам, потом с дочерью.

Очень любил отец хорошие книги. В годы работы у него оставалось мало времени для чтения, но после выхода на пенсию он читал очень много. Мы выписывали почти все «толстые» журналы и довольно живо обсуждали с ним публиковавшиеся там новинки. Интересовался фантастикой (редкость для его возраста), психологией, медициной. У меня сохранился его многостраничный конспект впервые опубликованной в новосибирском журнале «ЭКО» книге Дейла Карнеги «Как приобретать друзей и оказывать влияние на людей». Подробно законспектировал отец и книгу академика Микулина «Активное долголетие» (со своими собственными комментариями), и лекции К.П. Бутейко о волевой нормализации дыхания. Просматривая эти конспекты, я как бы вновь возвращаюсь к разговорам с отцом и вновь поражаюсь его систематичности и разносторонности. А ведь он тогда уже был серьёзно болен.

Мои друзья и подруги очень любили общаться с отцом. Даже когда они были ещё совсем молодыми, отец беседовал с ними «за жизнь» как с равными. Их привлекали его разумные суждения, широта интересов (и понимание наших), оптимизм, меткие характеристики людей, мягкий юмор. Бывало, что они приходили к нему, когда я бывал в отъезде, и с удовольствием подолгу разговаривали.

Отец не раз принимал участие в наших шутливых пикировках и соревнованиях на знание высказываний героев Ильфа и Петрова, Бабеля, и часто оказывался на уровне. Однажды, когда за общим столом случайно сложилась неловкая ситуация, чреватая обидой и испорченным настроением, отец немедленно процитировал к месту фразу из очень популярной тогда в нашем кругу книги Б. Балтера «До свидания, мальчики» и этим мгновенно разрядил обстановку.

Мы с отцом были по-человечески очень близки, похожи внешне, даже голоса наши часто путали. Я не помню с его стороны нравоучений и других «воспитательных моментов». Просто своими рассказами, а ещё больше — поступками он показывал мне, как нужно жить и работать, как относиться к людям. Его суждения о событиях были всегда доказательными, он умел слушать собеседника и убеждать его.

Осенью 1985 г., за несколько месяцев до смерти отца, мы гуляли с ним по бульвару. Ходить и дышать ему было уже трудно, но мысли оставались поразительно чёткими. Разговор зашел о провозглашённой недавно перестройке. Отец сказал примерно так: «Горбачёв берётся сразу за многое, хочет резко изменить все. Так не получится. Нужно определить главные звеньев этой цепи и взяться за них с умом, без метаний, сосредоточив все силы только там. Кавалерийский наскок ничего хорошего не даст — разрушить легко, а построить очень трудно. Боюсь, что это вызовет много бед». К сожалению, жизнь подтвердила правильность его суждений.

Много лет во время сменяющих одна другую тяжёлых болезней отец сохранял достоинство, был терпеливым и исполнительным, слегка иронично отзывался о своих хворях. Даже в последние дни жизни, когда силы покидали его, он не терял присутствия духа.

Вот уже тридцать лет, как его нет с нами. Я сейчас старше, чем был при жизни мой отец, многое переосмыслил, более глубоко понял, «примерил» к себе. Не раз, когда бывало нелегко, подводило здоровье, наваливались житейские неурядицы, передо мной как бы появлялось лицо отца, я почти наяву слышал его голос, и это помогало мне преодолевать трудности.

Я очень благодарен судьбе за то, что у меня был такой отец. Пусть этот очерк будет данью его памяти и памяти всех мужественных людей, благодаря которым наш народ победил в той страшной войне.

Print Friendly, PDF & Email

3 комментария для “Михаил Гаузнер: Воины моей семьи и война. Окончание

  1. Уважаемый Михаил, спасибо от одессита за ваши интересные воспоминания, которые воскресили
    в моей памяти события далекого прошлого, очень похожие на судьбы моих близких,
    а некоторые фамилии вообще были хороши знакомы, мой отец, комсомольцем, строил
    завод «Кинап»,с которым я много лет сотрудничал, а с Яшей Богаковским отец
    работал на «Радиалке», еще до войны…
    Если и было что-то хорошее в нашей стране, то все это было создано их трудом,
    жаль, что все кончилось не так…

  2. Господин Марк Фукс!
    Благодарю Вас за добрые слова в адрес моего отца. Полагаю, что он их действительно заслужил. А с упомянутым Вами Исааком Зальцманом, «танковым королём», впоследствии Наркомом танковой промышленности СССР, моя мама училась в одном классе до переезда в Одессу. Вот такие совпадения…
    Всего Вам доброго!
    М.Гаузнер

  3. Дорогой господин М. Гаузнер!
    Я с интересом слежу за Вашими публикациями.
    Хочу поблагодарить Вас за замечательные воспоминания о Ваших близких и особенно за строки о Вашем отце. Даже если ввести коэффициент, учитывающий необъективное отношение сына к отцу, то описание жизненного пути Я. Д. Гаузнера, его достижения и заслуженные награды свидетельствуют о том, что был он человеком замечательным.
    Судя по всему, Я.Д, Гаузнер был достойным представителем Юго-Западной инженерной школы, давшей СССР плеяду блестящих инженеров – организаторов производства, эффективность и незаменимость которых особенно проявилась при работе в форсированном режиме в годы войны. Блестящий пример: И.М. Зальцман!
    Я лично был знаком с некоторыми из них (на Алтайском тракторном заводе в Рубцовске и в руководстве хлопкоочистительной промышленности Узбекистана). Многие черты присущие Вашему покойному отцу были характерны и для них.
    Спасибо.
    М.Ф.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.