Яков Фрейдин: Секреты Старых Скрипок

Loading

В Европе стояли морозы… В 1677 году даже замёрзла Темза в Лондоне. Наиболее холодно было с 1645 по 1715. Страдивари делал свои лучшие скрипки с 1700 по 1720 из дерева, которое росло примерно за 15­­-20 лет до того, то есть в самые холодные годы. Может оттого, и скрипки у него получались самые интересные?

Секреты Старых Скрипок

Яков Фрейдин

Часть 1

В еврейском местечке недалеко от Шепетовки, что в Волынской Губернии, жила многодетная семья. Отец был жестянщик, имел маленькую мастерскую и работал с утра до позднего вечера. Старший сын Моше отцу помогал уже с десятилетнего возраста, быстро научился ремеслу и работал с удовольствием. Когда выделялось свободное время, он убегал на окраину местечка, где жили два брата-клезмера. Старший играл на кларнете, а младший — на скрипке. На жизнь братья зарабатывали игрой на свадьбах, днях рождения, ездили по соседним местечкам. Моше мог подолгу сидеть под окном их домика и слушать, как они там занимаются. У отца в мастерской, когда молотком стучал, загибая края жестяных вырезок, постоянно мурлыкал себе под нос клезмерские мелодии, а молотком лихо выбивал по жести ритм. Отец прислушивался и удивлённо на него поглядывал. На Хануку, когда семья собралась за праздничным столом, отец достал из-за спины картонный футляр и протянул его Моше: «Подарок тебе, кинделе, на праздник». Мальчик отщёлкнул два блестящих запора, поднял крышку и все увидели чудесную скрипку, сверкающую лаковыми отблесками ханукальных свечей. Когда утихли восторги, Моше спрятал скрипку в футляр и побежал на край села к дому, где жили братья клезмеры. Уговорил младшего давать ему уроки, и уже месяца через два мог наигрывать простые мелодии. Делал успехи и совсем скоро стал вместе с братьями выступать. Всё свободное время он занимался на своей скрипке, но дома для этого места не было, да и братья-сёстры мешали. Тогда стал он уходить в лес за посёлком. Нашёл там себе поляну с пеньками. На одном пне, что повыше, раскладывал ноты и занимался в том лесу, когда только время находил. Через год ему стало ясно, что играть он стал лучше своего учителя и от уроков пользы больше не будет.

Однажды, когда он занимался на своей полянке, из-за деревьев выскочили три большие лохматые собаки, подбежали к нему, и как зрители, молча уселись вокруг, глядя ему в глаза, словно ожидая дальнейшей музыки. Моше испуганно прижал скрипку к груди и озирался вокруг, не понимая, что это за мистика. Тут на поляну вышел высокий мужчина с охотничьим ружьём в руках. На нем была зелёная шляпа с перышком на боку, кожаная куртка с множеством карманов, а на ногах высокие сапоги. Он с улыбкой взглянул на Моше и сказал:

— Да у нас тут лесной концерт! Вот славно–то! Никак не ожидал. Вы пан скрипач моих псов не пугайтесь, они к музыке привычны и слушать вас будут со смирением. Может вы для нас что-то сыграете? А мы послушаем. Буду вам очень признателен.

Моше сначала смутился, но услышав добрые слова, успокоился и осмелев спросил:

— А что вам, пан охотник, сыграть?

— Да играйте то, что вам самому больше нравится. Мне всё интересно.

Репертуар у парнишки был мал и однообразен — клезмерский. Выбрал он свою любимую танцевальную и заиграл. Охотник присел на пенёк, слушал внимательно, собаки тоже сидели не шелохнувшись. Когда Моше закончил играть и опустил скрипку, охотник вежливо похлопал в ладоши, встал с пенька и сказал:

— Совсем недурно. Очень вам благодарен. Талант. Талант несомненный. А из классики вы что-то знаете?

Моше отрицательно замотал головой. Гость хмыкнул и сказал:

— С этим можно помочь. Мы вот что сделаем. Знаете, где усадьба графа Головчинского? Ну и отлично. Это недалеко, в одной версте отсюда. Туда приходите завтра к вечеру, в семь часов. Как придёте, у привратника спросите графа, а там будет видно. Да! Свою скрипку с собой не забудьте. С этим прощайте, лесной музыкант!

Странный охотник встал, перекинул ружьё через плечо, свистнул собакам и скрылся в чаще.

Следующим вечером мальчик подошёл к усадьбе, где в глубине сада стоял роскошный дом с колоннами. Только поднялся по ступеням ко входу, как дверь отрылась, оттуда вышел старик-привратник в чёрном сюртуке, оглядел мальчика и молча поманил его за собой. Прошли по широкой мраморной лестнице на второй этаж, привратник отворил высокие резные двери и показал Моше, что он должен туда зайти. Там никого не было. Комната была небольшая, но с высоким потолком и без окон, на полу лежал цветистый ковёр. На потолке горела электрическая люстра. От пола до потолка вдоль стен стояли шкафы из тёмного дерева со стеклянными дверцами. А за дверцами висели на стенках и стояли на подставках скрипки. Много скрипок, и все разных размеров — одни, как у него, другие побольше, а некоторые прямо в рост человека. В углу были сложены кожаные скрипичные футляры. Посреди комнаты стоял пюпитр с нотами и стул с мягким сидением. У Моше голова кругом пошла от этого чуда. Вскоре дверь отворилась и вошёл тот самый вчерашний охотник в халате малинового цвета, в этот раз без ружья и без собак.

— Ага, вот и наш лесной музыкант. Вы мне давеча понравились, вот я и подумал, что неплохо бы вас испытать на более сложных вещах. Покажите-ка вашу скрипку.

Моше открыл футляр и отдал ему скрипку. Граф повертел её в руках, пощипал струны, хмыкнул и вернул. Потом открыл дверцу шкафа, вынул оттуда одну из своих скрипок и смычок, прижал скрипку подбородком к левому плечу, подстроил, посмотрел в потолок, помолчал и заиграл какую-то плавную мелодию. Затем положил смычок на пюпитр и сказал:

— Можете мне повторить, что я сейчас сыграл?

Моше кивнул и заиграл. Граф слушал, покачивая головой в такт, а потом сказал:

— Память идеальная. Талант, талант явный. Интересно бы с вами, юноша, поработать. Может получиться весьма занятно. Не взять ли мне вас в ученики? Как вы думаете? Живу я один, времени у меня вдоволь, вам польза будет, а мне занятие. Хотите?

Моше отрицательно замотал головой, молча сложил свою скрипку и смычок в футляр и собрался было пойти к дверям, но граф вдруг хлопнул себя по колену, засмеялся и сказал:

— Ах ты, господи, да вы, юноша, уж не думаете ли, что я с вас деньги за учение брать буду? Вот потеха! Как же я вам сразу это не объяснил! Не волнуйтесь, учить буду бесплатно. Пока два раза на неделе, в это же время приходите. А там видно будет.

С того дня стал Моше у графа учиться. Делал большие успехи и граф даже с ним иногда вдвоём играл. Моше на своей скрипке, а граф на большой. Сказал — эта большая называется виолончель и голос у неё низкий, мужской. Объяснил, что скрипки разных размеров называются по разному — меньшие — эти так и есть скрипки, побольше — альты, ещё побольше — виолончели, ну а самые огромные, что в рост человека, это контрабасы. Чем больше размер, тем ниже звук. Сказал, что его коллекция в шкафах очень старая, инструменты все привезены из одной страны, которая называется Италия. Он сам на всех размерах играть может, но больше всего ему нравится играть вот на этой старинной виолончели, ей более двухсот лет.

Моше довольно скоро стал исполнять сложные вещи и даже готовился сыграть вместе с учителем концерт. Но настали тяжелые времена. Захлестнули Украину лихие годы Германской Войны, а затем накатилась и гражданская с её бесшабашной вольницей и бессмысленно-жестоким и кровавым разбоем. Семья Моше решила бежать из местечка на восток, в Чернигов, где жили родственники, думали, что там спокойнее. Перед отъездом он пошёл к графу проститься. Увидел, что у подъезда усадьбы стоит маленькая бричка с плетёным верхом, а граф с дворецким втискивают в неё чемоданы и большой футляр в котором обычно лежала та самая итальянская виолончель. Граф обнял Моше за плечи и грустно сказал:

— Всё кончено, Михащ, всему конец. Эти бандиты убивают для потехи, особенно людей благородного сословия, и жгут всё без разбора. Пускают «красного петуха», как у них издревле принято. Похоже, что вот-вот доберутся сюда и наверняка всё сгорит. Мне тут нельзя быть, тотчас убьют. Я прямо сейчас еду, надеюсь доберусь до Варшавы. С собой могу взять только моего Страда, — он показал на футляр с виолончелью в бричке, — пойдём-ка со мной наверх, ты тоже с собой кое-что забери, иначе всё равно сгорит.

Они побежали на второй этаж в комнату, где хранились музыкальные инструменты. Граф открыл шкаф, вынул оттуда скрипку, быстро уложил её в один из футляров, добавил туда ещё два смычка и отдал Моше:

— Я с собой всё равно ничего кроме моего Страда взять не могу, но ты забери себе хоть эту скрипку. На память обо мне. Это самое ценное из того, что тут осталось и лучшей у тебя никогда не будет. Тоже Страдивариус. Потом сам поймёшь, какая это скрипка. Может хоть так её спасём. Ну, прощай…

* * *

Приезжая в Москву, я часто наведывался к своей тётке, двоюродной сестре моего отца. Жила она в хрущёвской новостройке на окраине города с мужем и дочкой. Муж её Миша Потаповский работал скрипачом в Оркестре Кинематографии. В нашей семье говорили, что играет он на Страдивари и потому, когда я появлялся у них в квартире, всегда просил: «Дядя Миша, покажи скрипку». Он вздыхал, нехотя шёл в другую комнату, приносил оттуда футляр, доставал скрипку, но в руки мне не давал. Подносил её на свет к окну, поворачивал во все стороны, позволял заглянуть внутрь через прорези, чтоб я мог увидеть ярлычок «Antonius Stradivarius Cremonesis fecit Anno 1699». По-латыни это значит «Антонио Страдивари из Кремоны сделал в 1699 году». Потом дядя Миша небрежно добавлял: «Ты не верь, это не Страд, кто может точно сказать? Такие фальшивые ярлыки часто на всякие фабричные деревяшки наклеивают, для дураков».

Тётка мне рассказывала, что однажды скрипачи из Большого Театра предложили её мужу эту скрипку испытать «на дальность». Было у музыкантов поверье, что только подлинные скрипки старых итальянских мастеров могут нести звук на очень далёкое расстояние. Однажды взяли они с десяток лучших инструментов из Большого и Мишину скрипку и поехали в московский Измайловский Парк делать там опыт. Играли в лесу на разных скрипках и проверяли, какую за деревьями слышно на большем расстоянии. Там и обнаружили, что звук от Мишиной слышен раза в два дальше, чем от любой другой скрипки. Но дядя Миша всё равно отнекивался: «Чепуха это всё. Да какой это Страд! Если бы он был настоящий, разве мне его тот граф подарил бы?» Но скорее всего говорил он так потому, что боялся, что если скрипку сочтут подлинным Страдивари, советская власть её непременно конфискует. Так что он дым в глаза пускал и не хотел об этом распространяться.

Когда дядя Миша вышел на пенсию и заболел, жили они бедно и он как-то жене сказал: «Давай продадим скрипку. Я уж всё равно играть не могу». Но она категорически говорила «нет». Объясняла мне потом, что эта скрипка для него — вся его жизнь и если её продать, он умрёт. Так они и жили почти в нищете, но со Страдом. Потом дядя Миша умер и тётка с дочкой решили уехать в Израиль. Вывезти такую скрипку из Союза им бы никак не позволили, поэтому они её продали за какие-то ерундовые деньги и уехали. Интересно, кто сейчас в Москве на ней играет?

Часть 2

До наших дней дошло довольно много инструментов Антонио Страдивари, самого знаменитого скрипичного мастера. Официально известно около 600 его скрипок, а кто знает, сколько выжило ещё и таких, какие в реестры не попали, вроде скрипки дяди Миши? Сохранились также с дюжину альтов и около 60 виолончелей, сделанных тем же мастером. Одна из его скрипок, известная как The Lady Blunt, пять лет назад была продана на аукционе без малого за $16 миллионов. Но если зайти в любой музыкальный магазин, то приличную ученическую скрипку можно купить за одну тысячу и даже дешевле. Неужто она в десять тысяч раз хуже того Страда? Конечно нет. Да и как это можно измерить? Мне было интересно понять, почему скрипки и виолончели сделанные около 300 лет назад в провинциальном итальянском городке Кремона ценятся так высоко?

Деньги далеко не всегда служат мерой качества и отражают скорее эмоциональную стоимость вещей. Цена на старый музыкальный инструмент зависит от трёх факторов: имя мастера, состояние (нет ли поломок или починок) и качество звука. Страдивари был самым знаменитым мастером конца 17 и начала 18 веков, но были и другие великие того времени — Бергонци, ученик Страдивари, Гварнери дель Джезу (то есть из иезуитов), Гваданини, и ещё целый ряд мастеров. Основоположником кремонской школы был Андреа Амати, потомки которого тоже делали чудные скрипки. Имя мастера это первое, что определяет цену. А звук? Он что, действительно у тех скрипок такой уж непревзойдённый? Вот об этом и поговорим.

Скрипку в нынешнем виде изобрели в пик итальянского Ренессанса, то есть где-то около 1500 года, точно никто не знает — процесс этот был постепенный. На одной из картин начала 16 века был изображён ангел, играющий на скрипке. Это, вероятно, самое первое свидетельство того, что скрипка уже тогда существовала, хотя форма у неё несколько иная, чем у более поздних. А ещё картина намекает на то, что звук у неё был ангельский. Если вдуматься, скрипка это единственный инструмент, который находится в постоянном использовании столетиями. Какой ни-будь иной старинный инструмент, скажем — молоток, циркуль, подзорную трубу или ножницы, можно найти только в музее, но не на рабочем месте. А вот скрипка, то есть инструмент для производства звука, служит сотни лет и хуже не становится. Мало того, за столетия её конструкция и методы изготовления почти не изменились. Вот такое инженерное совершенство!

В старину скрипки делали ремесленники называемые лютиéрами, то есть те, кто до того изготовляли лютни — ещё более старые струнные инструменты. В Италии большим уважением лютиеры не пользовались, считались даже ниже плотников — те всё же полезные предметы строгали, а не какие-то там бирюльки. Забавно, но и в современной нам Кремоне, скрипичных мастеров, которых там около 300 человек, и сейчас зовут неуважительно — лютиерами. По правде говоря, некоторых из них и уважать не стоит, так как введут они себя мягко говоря жуликовато. Зная, что слово «Кремона», город старинных скрипичных мастеров, действует магически, особенно на покупателей из Азии, они делают вот что. Такой хитрый лютиер покупает в Китае фабричную деревянную заготовку для скрипки, скажем за $100, чуть-чуть её подстругивает, покрывает ярким лаком, наклеивает ярлык «Сделано в Кремоне» и продаёт какому ни будь простаку за $10 тысяч, а то и дороже. Вот такой лихой бизнес.

Ну так всё же, отчего зависит качество звука? С технической точки зрения, скрипка это деревянная коробка, которая, как пещера создающая эхо, усиливает силу звуковых волн, производимых вибрирующими струнами. Когда волос смычка скоблит по струне, она вибрирует в зависимости от её толщины, длины и натяжения. Волос на смычке делается из конского хвоста, так как он весьма шероховатый и струны от контакта с ним вибрируют сильнее. Усиленный звук из скрипки выходит наружу через две f-образные прорези, которые так и называются «эфы».

Если струну натянуть, скажем, на металлический или пластмассовый стержень и рядом установить микрофон, звук можно усилить электрическим способом. От смычка струна будет вибрировать не только на одной, главной частоте, но ещё на множество побочных частот, называемых обертонами. Но они слабые и их почти не слышно, а потому звук от струны, напрямую или через микрофон, будет бедный и неинтересный. Но вот в деревянной скрипке происходит неравномерное усиление частот, какие-то обертоны усиливаются сильнее, какие-то слабее и через эфы звук выходит уже измененный, «окрашенный», с множеством слышимых обертонов. Это придаёт ему красоту и силу. Интересно, что на слух наиболее красивым кажется такой звук скрипки, который ближе всего к тембру человеческого голоса. Поэтому выражение «скрипка поёт» это не пустой звук.

Чтоб скрипка пела, как человек, старые мастера, особенно Андреа Амати, долго экспериментировали с формой инструмента и постепенно остановились на той, что мы знаем. Форма потому такая закрученная, чтоб разным частотам было где резонировать лучшим способом. На сегодняшний день многие знаменитые инструменты самым точным образом измерены и исследованы. Специалисты знают о них все размеры, а потому существует множество копий известных скрипок. Однако простое копирование форм и размеров создаёт лишь посредственный по звуку инструмент, весьма далёкий от оригинала. Значит дело в чём-то ещё. А что остаётся? Только две вещи — дерево и лак.

Корпус скрипки делается из самых обычных пород дерева: задняя часть (нижняя дека) из клёна, а передняя (верхняя дека) и боковые стенки из сосны или ёлки. Иногда используют и другое дерево. Красота звука есть вещь субъективная и научной меры для неё нету. Кроме того, очень много зависит от человека, который на скрипке играет. В отличии от рояля, где звук дискретный (цифровой) и тембр зависит только от того, какую клавишу нажать, скрипка инструмент «аналоговый», то есть непрерывного перехода одного тона в другой. Играя на рояле, пианист управляет только силой и длительностью звука каждой клавиши — остальное делает механизм. Никакого механизма для извлечения звука, как в рояле, в скрипке нет. А стало быть звук делает не сама скрипка, а комбинация скрипки, смычка и рук музыканта. Вот интересный комментарий. Лет эдак 35 назад у моей жены украли скрипку. Это был хороший итальянский инструмент середины 19 века. Жена валялась на диване и страдала, а её коллега замечательный скрипач Альберт Марков утешал: «Нечего реветь из-за деревяшки. Музыку делает не скрипка, а музыкант». Он конечно передёргивал, но в его словах была большая доля правды. Поэтому когда сравнивают разные скрипки, важно чтоб на них играл тот же скрипач и ту же музыку. Порой такие конкурсы устраивают и на них первые места по звуку часто занимают вовсе не старинные, а современные инструменты. Стало быть у нынешних мастеров тоже есть свои секреты того, как добиваться красивого и сильного звука.

Но всё же, почему скрипки конца 17 и первой половины 18 века звучат намного лучше тех, что шли за ними? Почему вдруг упало качество звука? Значит ли это, что секрет был утерян? Да и был ли секрет? А может изменилось что-то, о чем сами лютиеры и не догадывались?

* * *

Вернёмся к дереву. Некоторые современные мастера считают, что когда скрипка «молодая» она не так хорошо звучит, но вот за столетия структура деревянных волокон как-то меняется, и как старое вино, скрипка начинала звучать лучше. Эти мастера скупают старинное дерево (возраста лет 200-400), например, из стропил средневековых домов, когда их чинят или перестраивают. Затем они из этого дерева делают скрипки, полагая, что дерево уже состарилось и скрипки будут звучать лучше. Помогает это далеко не всегда. Видать секрет не в возрасте дерева.

Другие считают, что главное не в том, старое ли дерево, а в его обработка химическими составами и свойств лака, которым скрипку покрывают. В наше время каждый скрипичный мастер варит свой лак и хранит его рецепт в строжайшей тайне, полагая, что именно лак определяет звук, а стало быть качество инструмента.

Есть у скрипки ещё одно странное свойство — чтоб она хорошо звучала на ней надо постоянно играть. Скрипка, которая годами лежит без дела и молчит, как бы немеет и потом звучать будет много хуже. Вот почему старинные инструменты из музеев и коллекций одалживают хорошим скрипачам, чтобы они на них постоянно играли и тем поддерживали в них жизнь. В чём тут причина — не знает никто, но можно предположить, что если дерево долго не вибрирует, в его структуре происходят какие-то необратимые изменения, которые ухудшают акустические свойства. А потому может чем чаще на скрипке играть, тем лучше она станет звучать.

Однажды профессор биохимии из А&М-университета в Техасе Джозеф Надьвари (J. Nagyvary) придумал себе необычное хобби — решил делать скрипки. Поскольку он был не лютиер, а учёный, то провёл множество экспериментов, пытаясь найти лучшее дерево, но успеха не добился. Изучая историю северной Италии, он выяснил, что в средние века в Венеции рубить деревья разрешалось только лицензированным дровосекам. Они сваливали брёвна в реки и сплавляли их в венецианскую лагуну для продажи корабельным мастерам. Те отбирали себе лучшие брёвна, а что оставалось, продавали мебельщикам и уж только потом — лютиерам в Кремону. Пока доходила очередь, дерево вымачивалось в венецианской воде неделями, а то и месяцами. Техасский биохимик проверил химический состав дерева из старых скрипок и обнаружил необычно высокое содержание минералов, таких как солей меди, алюминия, натрия, калия, и особенно кальция и магнезия. Он понял, что дерево мокло и пропитывалось в грязных водах лагуны, куда в те годы сливалась городская канализация, и решил сымитировать это у себя в лаборатории. Повесил в университете объявление с просьбой сдавать мочу на скрипичные исследования. Потом добавлял мочу в воду и в таком рассоле бруски вымачивал, а затем сушил. Минералы, пропитав дерево, во время сушки кристаллизовались и увеличивали его плотность, что важно для лучшей вибрации. Чем плотнее древесина, тем сильнее скрипичная коробка усиливает звук. Впрочем, большого открытия он тут не сделал — и до него многие лютиеры для защиты от плесени и насекомых дерево вымачивали — иногда в проточной воде, но чаще в разных растворах, например в мочевине или буре. Процесс назывался «пондинг». Помогало — жучки дохли, а звук становился лучше.

Надьвари так же выяснил, что в старину лютиеры сами лак для скрипок не делали, а покупали его у тех же алхимиков, что и мебельщики. В старых книгах он нашёл рецепты мебельных лаков. Оказалось, что в них добавляли для блеска стеклянную пудру, янтарь, бычью желчь, экстракты из соков фруктовых деревьев и множество других ингредиентов, но вот масел там не было. Лак без масла не впитывается в дерево, а остаётся на самой его поверхности, как кожа, позволяя дереву свободно вибрировать. Надьвари сделал из своего вымоченного дерева и лака несколько скрипок и виолончелей. По мнению крупных музыкантов его инструменты производят прекрасный звук. В лабораторных сравнениях обертоны его скрипок были близки к обертонам Страдивари. Но сравнение не есть доказательство, а потому нет полной уверенности, что именно в этом секрет старых кремонских мастеров.

Недавно появилась другая теория. Её авторы специалист по годовым кольцам древесины Г. Гриссино-Майер из университета Теннеси и климатолог Л. Баркл из Колумбийского университета. Они установили, что в холодном климате дерево растёт медленнее, годовые кольца в них формируются теснее друг к другу и оттого древесина получается более плотная. Мало того, было установлено, что у лучших старых скрипок плотность древесины почти не менялась вдоль всей верхней деки. Иными словами, не сама плотность, а именно её равномерность даёт наиболее красивый звук. А равномерность плотности выше там, где годовые кольца ближе друг к другу.

Вот что произошло в Европе в те давние времена. Примерно с 1400 до середины 1800-х годов там было сильное похолодание, известное, как Малый Ледниковый Период. Причин тому несколько — снижение солнечной активности, изменение течения Гольфстрима, грандиозное извержение в 1600 году вулкана Huaynaputina в Южной Америке, и ряд других факторов. В Европе стояли морозы, возникали эпидемии, урожаи упали, вспыхивали голодные бунты. В 1677 году даже замёрзла Темза в Лондоне. Наиболее холодно было с 1645 по 1715. Страдивари делал свои лучшие скрипки с 1700 по 1720 из дерева, которое росло примерно за 15­­-20 лет до того, то есть в самые холодные годы. Может оттого, и скрипки у него получались самые интересные? Потом постепенно стало теплее и древесина начала расти более широкими кольцами, дающими неравномерную плотность, а потому качество звука у более поздних мастеров до уровня Страдивари и его коллег не дотягивало. Кончился Малый Ледниковый Период, а с ним и закончился золотой век кремонских мастеров. Совпадение? Вряд ли…

* * *

Если вам придётся путешествовать по городам Ломбардии в северной Италии, остановитесь на несколько часов в Кремоне. Пойдите на Piazza Roma, там когда-то стоял дом Страдивари, где он жил со своей второй женой. Потом Муссолини дом снёс и на его месте построил жуткое здание в своём имперском стиле. В нём сейчас торговый пассаж. Пройдите на Piazza Stradivari, где стоит памятник великому лютиеру. Так ли Антонио выглядел на самом деле — можно только гадать, портретов с него не писали. Наш приятель, скрипичный мастер из Кремоны, познакомил нас с его пра-(10 раз)-внучкой Натальей, которая живёт в том же городе, но к скрипкам никакого отношения не имеет. Меня поразило сходство её лица с памятником, но потом я подумал, что скорее всего скульптор с неё и лепил знаменитого предка, хотя нам этого она не говорила.

Мне кажется, старые кремонские лютиеры никаких секретов не имели, а по воле случайных, но счастливых совпадений (холодный климат, вымоченное в лагуне дерево, удачный мебельный лак и может что-то ещё), делали замечательные инструменты и тем вошли в историю и легенды.

Print Friendly, PDF & Email

9 комментариев для “Яков Фрейдин: Секреты Старых Скрипок

  1. Замечательный рассказ, прочитал с большим удовольствием! Сердечно благодарю!

  2. Мне, как и всем предыдущим комментаторам, очерк-рассказ понравился. Интересно имеет ли он документальную основу. Тем более, что скрипку по не совсем понятным причинам можно назвать еврейским инструментом: Венявский, Хейфец, Менухин, Стерн и далее до бесконечности…Спасибо, Яков

  3. Безусловно, интереснейший рассказ. Автор прав, когда говорит, что на скрипке надо играть. Поэтому знаменитые инструменты отдаются в пользование знаменитым музыкантам. » Форма потому такая закрученная, чтоб разным частотам было где резонировать лучшим способом». — Простым языком изложено правильное и тонкое наблюдение.
    По поводу влияния климата на структуру дерева: если это так, то в лесотундре деревьев, растущих в условиях низких температур, достаточно. Но дело, видимо, не только в расстоянии между годовыми кольцами.
    По краске и лаку автор не совсем прав. Известно, что знаменитый старинные мастера (например, Амати) огромное значение придавали покрытию скрипок, сами изобретали лаки и хранили свои рецепты в глубокой тайне.
    Замечательный скрипач Альберт Марков мог, конечно, утешать: «Нечего реветь из-за деревяшки…». Но это только утешение. Сам-то он отлично знает, как много зависит от инструмента. Ну, разумеется, при наличии всех остальных данных.
    Хочу немного заступиться за рояль. » Если вдуматься, скрипка это единственный инструмент, который находится в постоянном использовании столетиями». — Не совсем так. Только гарантия на «Стейнвей» дается на 98 лет. Современный инструмент, оснащенный электронной системой поддержания влажности, может тоже служить столетиями. Скрипку просто легче спрятать от варваров.
    Звукоизвлечение на рояле далеко не ограничивается только нажатием нужной клавиши с определенной силой и длительностью, а «…остальное делает механизм». На пальце у профессионального пианиста существует 4 различные зоны, которыми он может извлекать полный спектр обертонов. Там масса приемов для, например, мягкого, бархатного звука: локоть, кисть, плечо, посадка, «круглая» рука… У разных пианистов, аналогично исполняющих нотный текст одного произведения на одном инструменте, звучание может быть совершенно разное. Как правило, так и бывает. Чем отчасти обусловлены результаты на конкурсах.
    Спасибо, Яков, прочитал с удовольствием и даже вдохновился на столь многословный отзыв. За что и прошу извинения.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.