Яков Бар-Това: Красная площадь. Окончание

Loading

Мальчишеская энергия находила себе выход в пропоротых животах при перелезании через заборы и садовые ограды, в глубоких ранениях конечностей при разбивании стекол, в многочисленных травмах, полученных при игре в городки, лапту, «чижика», футбол, «чеканку» и даже в «двенадцать палочек».

Красная площадь

Яков Бар-Това

Окончание. Начало

Гриша вышел в холл, подхватил свои вещички, поспешил вниз, отдал дежурному при выходе пропуск и помчался к станции метро. В полупустом вагоне он плюхнулся на сидение и почувствовал, что у него трясутся колени. Только сейчас до него дошло, в какую неприятную историю он вляпался.

Он приехал домой около десяти, Жанна еще не приходила. Гриша швырнул вещи на пол, включил «Спидолу» и настроился на БиБиСи. Начались десятичасовые новости. Диктор скучным голосом, пробиваясь сквозь хрипы глушилок, где-то на другом конце света невозмутимо вещал:

«Наш корреспондент передает из Москвы. Сегодня на Красной площади неизвестный террорист взорвал бомбу. По словам свидетелей перед тем, как привести ее в действие он выкрикивал антисоветские лозунги. Есть пострадавшие…»

Как всегда в пропаганде — немного правды, немного полуправды, остальное ложь.

Вскоре пришла Жанна. Гриша начал рассказывать ей ужасающую историю своих сегодняшних похождений. Она слушала довольно внимательно, потом сказала: «Ты, Гришище, герой. Давай сделаем яичницу. Я страшно хочу есть».

Суббота и воскресенье прошли в мелочных заботах. Иностранные технические журналы, взятые в библиотеке, так и остались непросмотренными.

В понедельник по дороге на работу Гриша увидел на стенде вчерашние «Известия» и прочел на последней странице заметочку, набранную мелким шрифтом. «Вчера на Красной площади взорвалась самодельная бомба в кармане неизвестного гражданина. Имеются пострадавшие, которым была оказана медицинская помощь. Ведется следствие».

— Ну и слава богу, ну и обошлось, — подумал Гриша.

Показавшись на службе, он первым делом явился к своему шефу, заведующему лабораторией, и поставил его в известность, что провел пятничный вечер на Лубянке после «веселых» событий, произошедших на Красной площади. Закончив свой рассказ, Гриша сказал : «Лев Семенович, только я вас очень прошу, никому не рассказывайте». «Конечно, конечно, Григорий Яковлевич. Само собой» — отвечал Лев Семенович и начал задавать множество всяческих вопросов, из которых основным был, а не пошевелились ли часовые у входа в мавзолей во время взрыва. На этот вопрос Григорий Яковлевич ответить не смог, так как честно признался, что в ту сторону и не смотрел.

Выйдя от шефа, Гриша уселся у себя в лаборатории за письменный стол, раскрыл свой черный портфель, достал оттуда многострадальные журналы и стал их просматривать. Спустя примерно час он окончательно понял, что ничего заслуживающего внимания ему не попалось, поднялся и пошел сдавать их в библиотеку.

По дороге ему встретилась Эмма Королева, дама неполного среднего бальзаковского возраста, старший научный сотрудник, считавшаяся общественностью и, главное, самой собой, большой остроумицей.

Завидев Гришу, она закричала на весь коридор: «Привет! Сегодня утром Голос Америки передал, что наш уважаемый Григорий Яковлевич крышкой от унитаза защитил мавзолей Ленина от нападения террористов».

Она громко рассмеялась своей шутке, но Грише было не до смеха.

3

Спустя пять дней Жанна и Гриша, наишаченные байдаркой, палаткой и двумя здоровенными рюкзаками, погрузились на Киевском вокзале в поезд Москва-Кишинёв и в скором времени прибыли в Житомир. Поймав на вокзале такси, по заросшей тенистыми деревьями улице они добрались до берега реки и начали собирать свое судно под неусыпным взором местной детворы.

Шофер такси за небольшую мзду заполнил их историческую канистру бензином. Вещи были уложены, весла собраны. Жанна уселась на переднее сидение, Гриша оттолкнул лодку от берега, ловко запрыгнул в нее, и путешествие началось.

Это было упоительное странствие. Тихая, чистая река, текущая среди поросших смешанным лесом берегов. Теплые песчаные отмели и задумчивые омуты, сменяемые быстрыми перекатами, стаи ласточек-береговушек, с тонким свистом парящих над водой или выглядывающих из крошечных норок, которыми был усыпан обрывистый правый берег, то силуэты изб и церквей вдали, то бескрайние луга. Плакучие ивы гладили путешествеников по волосам, березы приветливо махали им распущенными косами листвы.

Жанна старательно гребла. Гриша, усердно размахивая веслами, с нежностью и наслаждением глазел на ее грациозную шею и гриву непокорных пепельных кудрей, схваченных клетчатой косыночкой.

Путешественники так уставали за свой «рабочий» день, что, быстро поставив палатку и поужинав гречневым концентратом с тушенкой, наспех запив все это чаем, заваливались спать. Казалось, что целебный украинский кислород отравляет их, измученных атмосферой московских улиц и химических лабораторий, где протекала их повседневность и, что морфей не отпустит их до восхода солнца.

Но почему-то Гриша вдруг просыпался среди ночи и лежал с открытыми глазами, слушая уханье совы и шуршание ночных тварей. Рядом в ним, обхватив подушку двумя руками и повернув к нему лицо, легким дыханием щекоча ему ухо, тихо спала Жанна.

Он целовал ее в теплые мягкие губы, она мычала в ответ что-то нежное и милое и поворачивалась к нему затылком, тряхнув своими буйными кудрями.

Он лежал вперившись глазами во тьму и мысли его возвращались к событиям на Красной площади. Перед самым отьездом из Москвы он прочел в «Известиях» маленькую заметочку опять же на последней странице о том, что компетентные органы установили, что самодельную бомбу 28 июля принес на Красную площадь в кармане гражданин Крысанов, приехавший накануне из Вильнюса, и неоднократно лечившийся прежде у психиатров.

Гриша еще и еще прокручивал в памяти события тех секунд. Как он понял из случившегося, взрыв, произошедший ровно в 7 часов вечера, был полной неожиданностью для самого террориста. Явно сработал часовой механизм. Но кто использовал несчастного психбольного втемную? А может быть кто-то взорвал клиента дистанционно? Всем было ясно, что в это время мавзолей уже закрыт для посетителей. Так что же было целью организаторов этого взрыва? Просто покалечить людей?

Его давно уже сверлила мысль, что ударная волна и осколки широким веером были направлены в сторону кремлевской стены, и поэтому, если бы он стоял на шаг ближе к ней, то теперь бы его точно не было в живых.

Интересно, а как бы реагировала Жанна на то, что его не стало? Носила бы всю оставшуюся жизнь траур по нему или, как у классика: «пускай она поплачет, ей ничего не значит».

Начали подавать голоса утренние птицы, заскрипели кулики, дал пробную трель щегол.

Мало помалу по мере продвижения по реке чистый деревенский воздух, чарующая природа и монотонный всплеск весел брали свое, и события на Красной площади начали уходить изо дня в день куда-то вдаль, на недоступные полки подсознания.

В целом, отпуск удался и они вернулись в Москву, загорелые, отдохнувшие и довольные друг другом.

4

И снова московская малогабаритная однушка, и снова он на службу, она еще спит, он домой, а она еще в лаборатории.

Прошла осень, наступила зима.

Однажды в середине февраля Гриша вернулся домой с работы, уложил свой портфель и сумки с купленными по дороге продуктами на крышку стиральной машины, стоящей в коридоре, и помчался навестить мать, жившую неподалеку на Университетском.

Он вернулся в половине девятого. Жанна, готовившая что-то на кухне, вышла ему навстречу и сказала: «Приходили по поводу случая на Красной площади». Гриша почувствовал, что земля уходит у него из-под ног. «Началось!» — сказал ему внутренний голос.

Он, видно, побледнел, потому, что Жанна успокоила его: «Приходили мужчина и женщина, родители того мальчика. Мать увидела твой портфель на стиральной машине и ей стало плохо. Они подождали тебя немного и ушли. Мальчика выписали из больницы, и они приглашают нас с тобой в гости. Вот, оставили адрес и телефон. Это недалеко. Они живут около ВЦСПС».

Фамилия нежданной четы была Гавриловы — Владимир Тихонович и Фрида Борисовна.

Ровно в назначенный час Жанна и Гриша явились по указанному адресу. Дверь им открыла хозяйка дома, очень милая брюнетка, лет сорока. Она со слезами на глазах бросилась к Грише, обняла его и начала целовать, приговаривая: «Так вот вы какой! Я столько думала о вас! Вадик ничего не помнил. Абсолютно ничего! Он сказал, что запомнил только большой черный портфель, который стоял на земле».

В прихожую вышел Владимир Тихонович, высокий, худощавый блондин с большими залысинами на красивом черепе. Он с радостной улыбкой тряс гришины руки и элегантно поцеловал ручку Жанне, явившейся в гости в полной боевой раскраске.

Последним в прихожую, завешанную шубами уже собравшихся гостей, вошел на костылях высокий, очень худой и бледный юноша, лицом похожий на мать. От пятки до бедра его левая нога была закована в гипсовый панцырь, исписанный и разрисованный цветными фломастерами. Это был тот самый Вадим. Гриша не узнал его. Там на площади он и лица-то толком рассмотреть не успел.

Большая четырехкомнатная квартира Гавриловых, заполненная многочисленными гостями, производила очень хорошее впечатление: дорогая мебель, со вкусом подобранные картины, старинные ковры.

Молодая женщина в фартуке схватила Гришу за руку и утащила на кухню. «Меня зовут Рая, Фрида — моя старшая сестра, а Вадим — мой единственный племянник» — сказала она, держа Гришу за обе руки и пристально рассматривая его, как будто хотела разыскать на нем какой-то знак, известный только ей одной.

Если Фрида Борисовна показалась Грише просто обаятельной женщиной, то ее младшая сестра была решительно и безоговорочно красива. Она несколько секунд рассматривала Гришу, а потом сказала: «Я так и знала, что вы из наших. Другой бы такого не совершил… Мне непонятно одно. Вадим полгода пролежал в Склифософском. Ему сделали шесть тяжелейших операций на сосудах и костях. Никто не ожидал, что он выживет. И даже потом все время говорили об ампутации. А вы даже не поинтересовались его судьбой»

«Да я ничего не знал», — начал оправдываться Гриша — « я прочел в газете, что всем пострадавшим оказана медицинская помошь, и успокоился».

«И вы верите газетам? Там люди погибли на месте, другие умерли от ран в больнице. Вадим был очень плох. Сестру отпустили с работы в кабэ, где она служит. Начальство и все вокруг отнеслись к нашему горю с большим пониманием. Фрида переселилась в больницу и была там круглые сутки все эти полгода. Я бросила работу и приехала из Куйбышева, чтобы сидеть с Верой, вадимовой сестренкой. Владимир Тихонович метался в поисках самых дефицитных лекарств. Как мы радовались, когда Вадим пошел на поправку. Из тяжелых больных, пострадавших в тот ужасный день, выжил он один».

В разговор вмешалась вошедшая в кухню Фрида Борисовна: «В день выписики я пошла с подарками и цветами благодарить всех хирургов и анастезиологов, а они сказали мне: «Вашего сына спасли не мы. Его спас тот неизвестный, который оказал ему доврачебную помошь. Если бы потеря крови была больше, мы ничем не смогли бы помочь. Этот человек, повидимому, или врач или студент-медик».

«И мы начали искать. Долгое время мы не могли найти никаких концов, но потом Владимир Тихонович нашел какого-то школьного приятеля, который служил в КГБ. Тот сказал, что дело закрыто и его можно посмотреть в архиве. Из этого дела и стало ясно, что первую помощь оказывали вы. Мы были страшно удивлены, что вы научный сотрудник по химии. Сперва не поверили, но следователь, который допрашивал лично вас, твердо сказал, что ошибки нет, что это были именно вы. Там был и адрес. Мы пришли с Володей к вам. Дома была Жанночка. Я как увидела черный портфель, мне стало плохо».

Фрида Борисовна расплакалась.

— Где же вы научились таким вещам? — спросила Рая.

— Где научился? Это — старая история…

5

Зоя Львовна Тихонова, в девичестве Якобсон, старший лейтенант медицинской службы была выписана из госпиталя в середине июня 1943 года после тяжелого ранения и контузии, полученных 6 февраля на Воронежском фронте, когда немецкая авиация разбомбила эвакогоспиталь, в котором она служила.

Медкомиссия признала ее негодной к прохождению службы и она вернулась в Москву, где проживала до войны и откуда была мобилизована на фронт в сорок первом. От мужа ее, полковника Василия Васильевича Тихонова, служившего в 18 армии главным хирургом госпиталя, не было вестей с осени 1941 года.

Зоя Львовна с матерью жили в Трубниковском переулке почти у самой Собачьей Площадки, и райвоенком посоветовал ей поработать школьным врачем в соседней мужской средней школе. Она согласилась. И дело было даже не в продуктовой карточке, что само по себе было весьма кстати, а в том, что надо было чем-то заняться. В ее жизни рухнуло все: здоровье, любимая работа, любимый человек.

Директор школы Иван Кузьмич с большим уважением отнесся к этой худой, жгучей, как галка, брюнетке, с вечными синими кругами вокруг черных глаз, носившей под белым халатом военную гимнастерку с планкой медали за боевые заслуги и с желтой ленточкой — знаком тяжелого ранения.

Поначалу работа показалась Зое Львовне не очень обременительной. По сравнению с многочасовым стоянием у операционного стола под вражеским огнем это был форменый курорт. Ведение личных карт, медосмотры, прививки — нехитрая школьная рутина.

Но постепенно она поняла, что ее военный опыт может пригодиться и здесь. Мужская школа во время войны была вечным источником детского травматизма.

В четвертых, пятых и шестых классах каждый день после учебы происходили драки, заканчивающиеся в лучшем случае разбитыми носами.

Мальчишеская энергия находила себе выход в пропоротых животах при перелезании через заборы и садовые ограды, в глубоких ранениях конечностей при разбивании стекол, в многочисленных травмах, полученных при игре в городки, лапту, «чижика», футбол, «чеканку» и даже в «двенадцать палочек».

Даже такие тихие игры как «расшибалка» и «пристенок» давали большой процент травматизма из-за мордобоя при дележе выигрыша.

Нынешние школьники и не знают о существовании большинства подобных игр, которые буйно процветали в военной и послевоенной Москве.

Особым шиком считалась езда на «колбасе» трамваев на «Смоляшке», то есть на Смоленской площади, или на бампере троллейбуса № 2, ходившего по Арбату, что приводило не только к травмам, но и к знакомству с милицией и НКВД, так как Арбат был, ко всему прочему, еще и правительственной трассой.

Зоя Львовна поняла, что надо учить детей навыкам доврачебной помощи. Она организовала сандружину, куда входили школьники с первого по седьмой класс.

В школьном кабинете врача и в спортзале начались постоянные штудии во время и после уроков. Дети учились бинтовать руки, ноги, головы и тела, накладывать шины на переломы, жгуты выше по кровотоку на якобы открытые раны. Они до посинения делали друг другу искусственное дыхание и таскали друг друга на носилках.

Зоя Львовна терпеливо учила своих подопечных множеству необходимых мелочей: в какую сторону «пузо» бинта должно быть обращено при наложении повязки, как необходимо начинать бинтовать колено, плечо или локоть, чтобы повязка тут же не сползла, что нужно написать на записке, подсунутой под наложенный жгут, как быстро скатать постираный бинт, чтобы можно им было снова пользоваться и многому другому.

Или, например, такой вопрос. У тебя нет ни бинта, ни жгута. Где и как нужно нажимать, чтобы остановить артериальное кровотечение до прихода квалифицированной помощи?

Пять точек, где артерии проходят близко к поверхности: шея, подмышка, на сгибе локтя и колена, в паху. Что касается первых четырех, то тренировки не вызывали особых проблем. Но, когда дело дошло до пятой позиции, началась забастовка. Никто не хотел снимать штаны.

Зоя Львовна посмотрела на юных санитаров своими грустными и одновременно мрачными совиными глазами, и они, как загипнотизированные, начали каждый на себе выполнять задание.

Какое же моральное удовлетворение они получили, когда она вдруг улыбнулась и оказалась доброй и милой в ореоле своей строгой воинской славы.

Для детей, среди которых был и маленький Гриша, все это, конечно, была игра, но Зоя Львовна была уверена, что эти навыки останутся в их стриженых под ноль головах навсегда и рано или поздно им пригодятся…

6

— Куда же вы все подевались? — воскликнул входящий на кухню Владимир Тихонович. — гости уже заждались!

Гостей было человек двадцать.

Все расселись за длинным столом. Во главе стола в кресло усадили Вадима, который не расставался с костылями. Гриша и Жанна сели с боку стола. Слева от Жанны уселся энергичный молодой человек, звавшийся Александром Александровичем, справа от Гриши сел хозяин дома, за ним вадимова мама Фрида Борисовна.

Рая в фартуке бегала из кухни в столовую и постоянно говорила пытавшейся подняться Фриде: « Сиди, сиди, я все сделаю».

Начались тосты, пили за здоровье Вадима, восхищались Гришей, пили за вадимовых родителей. Гриша довольно долго уже работал в химии и умел пить не только водку, но и спирт, но, тем не менее, он неожиданно почувствовал, что пьянеет, несмотря на обильную закуску. Владимир Тихонович подливал ему, а Александр Александрович Жанне.

Гриша захотел произнести тост, но кроме того, что пожелал здоровья не участвующему в распитии спиртных напитков Вадиму, выдумать ничего не смог, хотя прошелся на тему о том, что бывает, «когда страна прикажет быть героем».

Тут вскочил Александр Александрович и сказал: «Друзья! Гриша спас Вадика, Вадик заслонил своим телом Гришу. Выпьем за дружбу народов!» Все стали чокаться. Чокался и Гриша, хотя он твердо помнил, что на Красной площади его не заслонял никто кроме Всевышнего.

Потом начались танцы. Гости с шумом двинулись в другую комнату, откуда послышались музыка и топот. За столом остались сидеть Вадим, Гриша и Фрида Борисовна. Вадим улыбался прекрасной и счастливой улыбкой человека, вернувшегося с того света.

Фрида Борисовна стала рассказывать Грише, что Вадим не собирался в тот злополучный день ехать в центр, но приехал из Калуги племянник Владимира Тихоновича Коля, и Вадим повез Колю показать ему Кремль.

Наступил вечер, а мальчики не возвращались и не звонили. Фрида Борисовна и Владимир Тихонович начали волноваться. В десять вечера Колю привезли сотрудники «Конторы», так как ни Москвы, ни адреса Гавриловых он не знал. Они же сообщили, что Вадим в институте Склифосовского и отвезли родителей туда.

Слушая Фриду Борисовну, Гриша понял, что именно Коля был тем третьим, кого везли с ним на заднем сидении черной «волги» с Красной площади на Большую Лубянку.

Фрида Борисовна продолжала свою историю, а Гриша краем глаза поглядывал в соседнюю комнату, где общество шумно демонстрировало танцевальное действо.

В проеме двери промелькнула Жанна, вращаемая Алексадром Александровичем в пьяных па какого-то танго. Остальные гости тоже были здорово навеселе.

Гриша понял, что пора идти домой.

Они шли пешком по Ленинскому проспекту. Падал легкий снежок.

Гриша беззлобно сказал жене: «Ты вела себя как доступная женщина!». «А ты вел себя как форменый алкаш» — в тон ему ответила она.

Они прошли еще десяток шагов молча. Вдруг Жанна обхватила гришину руку и прижалась щекой к воротнику его пальто.

— Гришка, я только сейчас поняла, как эфемерна наша жизнь, как хрупко все, что у нас с тобой есть.

Она разрыдалась и плакала так горько и громко, что он остановился.

— Жан, ты что, совсем пьяная?

— Гриша, ведь все висит на волоске. Это страшно.

— Да успокойся. С чего ты так вдруг?

— Гриш, подумай. Люди ходят на работу или в магазин или еще не знаю куда. А какие-то подонки, преследуя никому не понятные цели, хотят их искалечить или совсем убить. Ты видел. Благополучная семья. Хорошие люди. Все всех любят. И вдруг, бах, и вся жизнь летит под откос. Я думала, вот защищусь, и мы сразу же заведем ребенка. А теперь боюсь.

— Не бойся, глупенькая, — говорил Гриша, обнимая и целуя Жанну — по статистике верояность попасть в такой теракт очень мала.

— Расскажи о твоей статистике Фриде. Я послушаю, что она тебе скажет. Для меня до сегодняшнего дня это все были абстрактные разговоры, а сегодня я увидела этого Вадима и его ужасную ногу и мне стало страшно за тебя, за наших будущих детей, за себя, за всех.

Ответить на это было нечего.

Послесловие

Все совпадения абсолютно случайны.

Print Friendly, PDF & Email

5 комментариев для “Яков Бар-Това: Красная площадь. Окончание

  1. «Послесловие: Все совпадения абсолютно случайны».
    Не пойму, действительны ли происшествие, герои повествования, события.
    Для восприятия это чрезвычайно важно.
    В интернете о взрыве «летом 1967 г.» — ни слова.

  2. Тогда взрыв у мавзолея был исключительным явлением. Сегодня — подобное стало повседневностью. Ужас и возмущение от первого теракта постепенно проходит, все становится рутиной, как дорожно-транспортные происшествия, которые тоже трагичны, но стали как бы привычными. В этом и ужас, Ужас — в привычке. Ужас в делении террористов на положительных и отрицательных. Возможно когда-нибудь это и прекратится, но, как мне кажется, не во время нашей жизни.
    Автору — спасибо. Интересно написано, как по содержанию, так и по форме.

  3. Построено на реальном, не из пальца, не рядовом событии, описано с интересными и точными деталями время, видны герои, перекинут мост к современности — и все это изложено ясным и красочным языком. Мне очень понравилось. Спасибо!

Добавить комментарий для Григорий Быстрицкий Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.