Юрий Ноткин: Хай-тек. Продолжение

Loading

Вот он легендарный стадион «Маракана», а там, среди небоскребов возвышаются строения бессмертного Оскара Нимейера, однако между ними то и дело взгляд мой натыкался на громоздящиеся друг на друга пестрые корявые постройки, карабкающиеся в горы выше небоскребов. Это были бразильские фавелы и не было им ни конца ни края.

Хай-тек

Отрывки из книги

Юрий Ноткин

Продолжение. Начало

Глава вторая. В Бразилии

Ах, Рио, Рио!

Выйдя ровно через полчаса из отеля, я увидел такси, Харифа, сидевшего рядом с шофером и верный данному себе обету молчания забрался на заднее сиденье. В открытые окна влетал влажный субтропический воздух, мы ехали по блиставшим в свете фонарей авенидос вечернего Рио-да-Жанейро, и я был готов к невероятным приключениям и дерзким авантюрам.

Минут через пятнадцать мы установились у заведения, на броской вывеске которого было начертано TOURADA[1] и изображен нагнувший вниз голову истыканный бандерильями черный бык, а рядом скачущий на бешеном коне всадник в живописном костюме, склонившийся почти к самым рогам свирепого животного.

Не говоря ни слова и не медля ни секунды, Шмуэль распахнул дверцу и вышел к бросившемуся к нему навстречу молодому человеку в куртке, как две капли воды похожей на ту, что была на всаднике с вывески. Я едва поспевал за шефом, который, вручив что-то молодому человеку, уже почти входил в распахнутые перед ним двери.

-Кесеф! Тен ло ахадэсре![2], — буркнул он мне, едва обернувшись, и вошел внутрь. Действуя подобно кораблю, идущему в кильватере за флагманом, на котором вывешены флаги «Следуй за мною! Делай как я!», я вытащил послушно свои одиннадцать долларов и протянул их, по-видимому, тореадору. Тот принял их с полупоклоном и распахнул двери передо мной. Отогнав от себя внезапно мелькнувшую мысль о том, что мы не расплатились с водителем такси, я проследовал вслед за Харифом.

В полутемном зале стояли небольшие круглые столики. Над теми из них, которые были заняты, горели низко свешивавшиеся на длинных подвесках светильники. Кто-то сзади взял меня мягко под локоть, подвел к столику, за которым сидел Хариф, отодвинул стул и, усадив, так же неслышно растворился в полумраке.

— Приятное местечко, — произнес я, оглядываясь вокруг, — а что таксист будет стоять и ждать нас у входа?

— Таксист? — удивился Шмуэль, — Чего вдруг? Он давно уже уехал.

— Уехал? — удивился я в свою очередь, — без денег?

— Странные мысли приходят тебе в голову, — возразил Хариф, — с ним сразу же рассчитались и дали чаевые. Ведь он привез клиентов в заведение.

Я замолчал, чтобы не попасть впросак с очередным вопросом. Вокруг нас скользили с круглыми подносами на высоко поднятых руках не то матадоры, не то пикадоры. Один из них подошел к нам, дождался кивка Шмуэля, сгрузил на наш стол с десяток вазочек, тарелочек, аппетитный круг хлеба и с поклоном удалился.

— Ешь, Юрий! Это вкусно, — произнес Хариф, накладывая на тарелку из разных вазочек, — но не налегай, оставь побольше места, — главное впереди!

Я не заставил себя долго уговаривать. Намазывая на хлеб одну из поданных приправ, я обратил внимание на четырехгранные пирамидки из темно-зеленого с прожилками камня, стоявшие рядом с нашими столовыми приборами. Около пирамидок лежал треугольный красный флажок на ножке, явно предназначенной для установки на вершину пирамидки. На гранях пирамидки были надписи — Rapido, Normal, Lento и Stop[3]. Поразмыслив, я догадался, что незнакомые мне два слова означают на португальском «быстро» и «медленно», однако, не мог взять в толк, к чему бы могли относиться эти четыре градации. В это время Хариф взял в руки пирамидку, установил на нее красный вымпел перпендикулярно грани Normal и поставил это сооружение перед собой, ближе к центру стола. Увидев мой вопросительный взгляд, он пояснил:

— Сейчас начнут подавать мясо. Ты сам должен выбрать темп.

— А какое мясо, — спросил я.

— Всякое, — кратко ответил Шмуэль.

Я последовал его примеру в установке флажка и выставил симметрично свою пирамидку. Матадоры с подносами возникли около нас немедленно и поставили перед каждым по большой тарелке. Началась «коррида». С первой тарелкой я управился довольно бодро, практически успев опустошить ее к моменту, когда она плавно поднялась в воздух и уступила место другой наполненной. Не глядя на сотрапезника я переустановил флажок на «медленно», пытаясь, по крайней мере, понять, сколько разновидностей мяса представлено на второй подаче. В этой корриде явно участвовали не только быки, но и телята, и ягнята. Далее следовали все разновидности домашней птицы, а затем пошла дичь. Увы, я не отличил бы фазана и вальдшнепа от перепела. К концу третьего круга я не мог дышать и переставил флажок на «Stop». Хариф прошел в одиночку четвертый круг и только на пятом, как бы нехотя выставил «Stop» на своей пирамидке.

— Ты уверен, что сыт? — спросил он меня

— Я не уверен, что жив, — ответил я.

Ты слабый человек, — ответил Шмуэль с сожалением, — ну что же, коли так, поехали смотреть шоу!

Мы опоздали к началу. На наши места, оказавшиеся за длиннющим столом довольно далеко от сцены, нас проводил служитель с фонариком. Я шел, то и дело кого-то задевая или наступая на ноги. Наконец, мы достигли цели и, усевшись, я, как мог, вытянул шею, чтобы рассмотреть происходившее представление.

На ярко освещенном помосте пять танцовщиц исполняли классическую самбу. Их наряды, состоящие из совершенно потрясающих по высоте, пестроте, красоте и разнообразию головных и наплечных уборов, а также бикини, отделанных золотыми, серебряными, жемчужными и прочими нитями, не скрывали, а скорее подчеркивали великолепные формы исполнительниц.

Позади них мужской инструментальный ансамбль из двух акустических бас-гитар и трех перкуссионистов с барабанами, палочками и щеточками самых разных видов и форм поддерживали стремительный темп танца.

Костюмы музыкантов и танцовщиц, перекрещивающиеся разноцветные лучи софитов, будоражащий синкопированный ритм, волновые движения женских тел, неистовая реакция публики — все вместе способно было поднять, окажись они здесь, мертвых и вовлечь их в неповторимую атмосферу праздника. Казалось передо мною был кусочек виденного в телекадрах, но никогда воочию, самого грандиозного на земле шоу— карнавала в Рио!

Наконец, танец закончился под шквал криков, свиста и аплодисментов. Инструментальный ансамбль сменился небольшим джаз-оркестром, включавшим флейту, трубу, саксофон и тромбон, классическую и бас гитары, клавишный синтезатор и ударные. На сцену вышли стройный молодой человек с изящной девушкой и зазвучала пленительная босанова. Кавалер уверенно вел партнершу. Сохраняя прямой и почти неподвижный корпус, они сгибали колени и покачивали бедрами, делая зеркальные для партнеров шаги — вправо, влево, вперед, назад— на каждый такт известной мелодии. То сближаясь, берясь за руки и словно сливаясь в одно целое, то отдаляясь, но, не отрывая взгляда и силуэта друг от друга, они были удивительно синхронны в каждом движении. Это был иногда томный, иногда страстный танец романтики и любви, сопровождаемый поочередными соло то медных, то струнных, то клавишных, но всегда с негромким, но четким ритмическим фоном ударных инструментов.

Затем, затем были новые исполнители и была эротичная, откровенная, почти яростная, ни с чем несравнимая ламбада. Вместе с танцорами на сцене сливались и переплетались в захватывающей мелодии и гипнотизирующем ритме сопровождавшие их банджо, гитара и аккордеон. 1992 год был пиком популярности этого танца в Бразилии.

Но наиболее четко я и сегодня помню финал этого выдающегося шоу. На сцену вышло женское трио. Трудно описать невероятную живописность их костюмов и грандиозную пышность форм. Снова раздались звуки самого бразильского из бразильских танцев — самбы— символа Бразилии, Рио де Жанейро и Карнавала. Смуглые оливково-блестящие тела, ослепительные белозубые улыбки, поражающие воображение бюсты, могучие ноги, всё в переплетении сверкающих унизанных драгоценными камнями ремней, извивающихся бесконечных лент, немыслимых размеров и расцветок перьев, в звоне десятков браслетов, под непрерывную четкую дробь небольших ручных барабанов — завораживающий, знаменитый бразильский танец самба!

И вдруг все трое, как по команде поворачиваются к публике… спиной. Зрители видят атласные спины танцовщиц с косыми крестами лент, каким-то невероятным образом удерживающими всю сложную переднюю амуницию, однако бесспорным центром притяжения всех взоров являются три умопомрачительных, три фантастических зада, продолжающих исполнять самбу. Бикини, представленные сзади тончайшей горизонтальной полоской и отходящей от нее посередине вниз и практически сразу исчезающей из виду вертикальной нитью, служат рамками для этих потрясающих произведений искусства.

Насколько же ограничен был известный средневековый анатом и хирург Адриан Спигелий, утверждавший, что «задница нужна человеку исключительно потому, что является природной подушкой, сидя на которой, человек может праведно и усердно предаваться размышлениям о божественном». Да простит меня читатель за ассоциацию, но я вспоминаю могучих кобылиц, выходящих из морской пены, которых царь подводного царства подарил в награду за оказанные услуги не то Ивану-царевичу, не то Фенисту Ясну Соколу в когда-то читанной детской книжке с прекрасными иллюстрациями под полупрозрачной «папиросной» бумагой.

Теперь на сцене появляется, слегка пританцовывая, негр в белых брюках, белом галстуке-бабочке, сером пиджаке в мелкую клеточку, приплюснутом канотье и с тросточкой.

Вначале он проходит мимо танцующих, но затем, как бы узнав или вспомнив нечто, он возвращается и, достав монокль, рассматривает по очереди все три объекта. Он что-то говорит им, приподнимает приветственно свою шляпу и выглядит заправским ухажером.

Но вот, радостно улыбнувшись публике и отбросив тросточку, он достает неведомо откуда барабанные палочки с шариками на концах, щеточки и другие перкуссионные инструменты и начинает искусно выстукивать на всех шести ягодицах что-то замысловатое, сопровождаемое звуками невидимого публике ксилофона. Естественно все происходит в ритме ни на минуту не прерываемого танца.

Наконец, в сторону летят канотье, пиджак, туфли и палочки. Оставшись босиком, в белых брюках, белом галстуке-бабочке, с курчавой жесткой копной волос и обнаженным торсом Геркулеса, он ловко вписывается в танец. Еще мгновение, женское трио вновь поворачивается лицом к публике, музыка еще увеличивает и без того огненный темп и вся четверка неистово пляшет на самбодроме, как одно многорукое, многоногое и многоголовое сказочное существо!

Это был удивительно долгий день. В лобби отеля по возвращении прежний собранный и суховатый вице-президент CSD сдержанно пожелал мне доброй ночи:

— Завтра у меня с утра дела. У тебя свободное время до шести пополудни. Я заказал такси в аэропорт на семь. Смотри не потеряйся. Ждать не буду. Если опоздаешь, доберешься сам. Я лечу в Лондон, твой рейс на Тель Авив на час позже.

— Si, mi coronel! — удалось мне вспомнить ответ Качински в Каракасе.

Утром следующего дня, окунувшись около отеля в спокойные воды океана и отдав должное бразильскому «шведскому» столу за завтраком, я размышлял за чашкой вкуснейшего кофе о Копакабане, Христе Спасителе и Сахарной Голове. В лежавшем передо мной буклете указывалось, что эти трое представляют собой визитные карточки города и не посетить указанные достопримечательности, значит не увидеть Рио де Жанейро.

Вначале я решил отправиться на Копакабану пешком. Следуя приложенной карте-схеме, выходило, что от отеля ее отделяют каких нибудь три-четыре авенидос. Однако, затем я вспомнил нашу совместную с Харифом поездку на «корриду» примерно по этому же маршруту. Сидя на заднем сиденье и разглядывая окрестности, я обратил внимание, что светофоры на нашем пути попадались чрезвычайно редко, подземные переходы не встречались вообще и перейти через проезжую часть представлялось совсем не простым делом. Поразмыслив, я решил воспользоваться автобусом-шаттлом, отходившем от отеля к знаменитому пляжу каждые полчаса и вскоре уже шагал вдоль Копакабаны, или Копы, как ласково окрестили ее не то туристы, не то сами местные жители.

Я шел по широкой пешеходной эспланаде, вымощенной двухцветным камнем, создававшим иллюзию убегающих из-под ног бесконечных волн. Справа от нее без всякого перехода начиналась простиравшаяся до самой воды размерами, превышающими ширину футбольного поля, полоса светло-желтого песка самого большого в мире пляжа. Вдоль этой границы там и сям росли пальмы, стояли разноцветные киоски и палатки, торговавшие снедью, напитками и всякой всячиной для туристов. Рядом с одним из киосков лежала гора кокосовых орехов и красовалась вывеска «Кокосовая Вода», хотя до той поры я слышал лишь о кокосовом молоке.

Издалека мне было видно, что океан, с утра шелковый, теперь немного разыгрался и накатывал на пляж довольно высокие волны прибоя. Большинство купавшихся не пересекало этой полосы и барахталось в ней недалеко от берега. Поближе к воде пестрели зонтики, лежала, сидела и расхаживала обычная пляжная публика, пришедшая позагорать, покупаться, людей посмотреть и себя показать. Однако почти две трети песчаной полосы по ширине были отданы пляжным видам футбола, волейбола, тенниса и невиданной мною ранее игре футволей, использовавшей волейбольную сетку, но разрешавшую игрокам бить по мячу только ногами и головой.

На этом пляже начинали играть с мячом с самого раннего детства. Я шел вперед, то и дело застревая на месте, не в силах оторваться от зрелища мальчишек, подбивавших футбольный мяч ногами и головой, не давая ему коснуться земли по три-пять и более минут. Ведь среди них, наверняка, находились будущие Гарринча, Пеле, Жаирзиньо, Роналдо и др.

Не раз по дороге мне попадались уличные музыканты и танцоры, энтузиазм и самоотдача которых немногим уступали виденным на вчерашнем шоу.

Слева от набережной проходила двухрядная велосипедная дорожка. Велосипедистов на ней я не приметил, но зато по ней бежали блестевшие от пота джоггеры, шли ходоки с наушниками от миниатюрных радиоприемников, катили мальчишки на самокатах и роликовых коньках. Далее за велосипедной дорожкой простирался бульвар знаменитой авениды Атлантика с тремя рядами движения в каждом направлении. На противоположной от пляжа стороне бульвара располагались жилые дома и многочисленные отели. Когда, наконец, я дошел до светофора, переключившегося как раз на красный свет, автомобили и автобусы замерли, как вкопанные, кой-где пассажиры высунулись из окон, а по широкому пешеходному переходу, пересекавшему бульвар, двинулась в обе стороны дотоле невиданная мною процессия девушек в бикини и молодых людей в плавках. На моей стороне они сразу же растворялись в пляжной толпе, а на противоположной спокойно продолжали свой иногда не совсем ближний путь по эспланаде до входа в свой дом или отель.

Размышляя о том, что бикини так же вполне можно было бы причислить к визитным карточкам Рио, я подошел к большому рекламному щиту, приглашавшему на португальском и английском совершить экскурсии с отправлением от пляжа Копакабаны. Как следовало из описания, Христос Спаситель, сам 37 метров роста, стоял на семисотметровой горе Корковадо, простирая в тридцатиметровом размахе руки в стороны. По словам одних он этим жестом благословлял Рио де Жанейро, а, по мнению других, охранял его от напастей. Судя по здесь же размещенным фотографиям почти все туристы добравшиеся до вожделенной статуи фотографировались на ее фоне в аналогичной позе— распростерши руки в стороны. Весь фокус в прямом и переносном смысле был в том, что снимок производился, видимо, широкоугольным объективом, позволявшим вместить в один кадр и счастливого туриста и огромную фигуру на заднем плане в идентичных позах.

Еще ранее в гостиничном буклете я прочел, что добраться до вершины горы, можно было с помощью узкоколейной железной дороги, проходившей через густой, как тропический лес, заповедный парк, населенный экзотическими животными, птицами и растениями, а от подножия статуи открывались незабываемые виды Рио де Жанейро. Надо отметить, что в год нашего пребывания в Рио гигантский Христос еще не был включен в список семи чудес света, где его место не по праву занимала примерно равная по высоте статуя Колосса Родосского, изображавшего бога солнца Гелиоса. Не по праву — по той простой причине, что этой статуи давным-давно не существовало, она была окончательно разрушена за 350 лет до новой эры. Вообще в истории человечества от Вавилонской башни есть какая то зловещая закономерность между стремлением человека воздвигнуть нечто рукотворное, возвышающееся над облаками, и разрушением этих творений не то промыслом Провидения, не то тем же человеческим умыслом, как было с Нью-Йоркскими башнями Близнецами или гигантскими статуями Будды, уничтоженными талибами в Афганистане. В 1962 году во время моей первой в жизни командировки в Ереване мне довелось не столько видеть, сколько слышать, как танки сдирали с возвышавшегося над городом тридцатиметрового постамента кованую из меди шестнадцатиметровую статую Сталина.

И все же ничто не может остановить человеческую гонку ввысь. В 1987 году еще при «великом вожде» Ким Ир Сене в Пхеньяне начали строить стопятиэтажный отель-небоскреб, который должен был стать самым высоким отелем и седьмым по высоте зданием в мире. Это пирамидальное сооружение не закончено, как башня Давида в Каракасе, но даже если его удастся завершить при «великом руководителе» Ким Чен Ире, он будет занимать уже не более чем сороковое место среди зданий и останется далеко позади гигантских отелей арабских княжеств.

Бразильский Христос Спаситель перенес два капитальных ремонта до моего визита в Рио и возможно благодаря им устоял под натиском стихий. Правда через полвека после его воздвижения у него появился конкурент Христос Искупитель во Вьетнаме, весьма близкий к нему и позой и размерами. Что же касается имени, то Спаситель, Искупитель и Избавитель представляют собой равновозможные переводы с английского Redeemer.

Время однако сказать, что все эти соображения не приходили мне в голову там и тогда. Причина того, что я не побывал на горе Корковадо у монумента, который впоследствие в 2008 году был все таки зачислен на целых четыре года в семь чудес света, была проста и весьма прозаична. Следуя предостережению Итая Дери я взял с собой лишь пятьдесят долларов, что было недостаточно для оплаты экскурсии к Спасителю. К счастью в те далекие теперь времена этого хватило для того, чтобы отправиться на Сахарную голову.

Это коротенькое, менее десяти минут восхождение, а точнее воспарение над океанской бухтой в полностью прозрачном вагончике фуникулера, сколько бы десятков его описаний вы ни читали, представить невозможно — его необходимо пережить. Тот известный мне к началу подъема факт, что гигантские колеса успешно перегоняют вверх и вниз толстенный канат, на котором болтается наша стеклянная коробочка, уже более 80 лет и что до меня этот путь проделали многие десятки миллионов, ни в коей мере мне не помог. В течение почти всей первой минуты я постыдно умирал от страха высоты, не вникая в голос гида. Только поймав случайно сочувственный взгляд, оторвавшейся на мгновение от мощного бинокля немолодой спутницы с изящно уложенными седыми буклями, одетой в элегантный белый брючный костюм, я понял, какое жалкое зрелище должно быть собой представляю, вымучил улыбку и заставил себя смотреть на открывавшиеся со всех сторон совершенно фантастические картины.

Их описание и панорамные снимки сегодня можно увидеть, не выходя из дома, пользуясь Интернетом, скажу только, что никогда до того воздушного путешествия я не видел океан, горы и тропические леса с высоты птичьего полета и не представлял, сколько оттенков заключено между цветами, называемыми зеленый, голубой и синий. Забыв страх, я стоял завороженный этим сверкавшим на солнце величием природы. Еще несколько мгновений и я смог прислушаться к словам гида, в самом звучании которых можно было услышать поразительную историю этой земли от ее древних индейских племен до средневековых завоевателей, приплывших сюда в поисках Индии— Гуанабара, Ипанема, Копакабана, Корковадо. Португальцы и индейцы как никто повлияли на язык страны, а завозимые в нее в огромных количествах чернокожие рабы обильно вливали в население страны свою кровь и африканскую музыкальную культуру. Белые, мулаты и негры составляют сегодня костяк бразильской нации, символом которой служит танец самба.

. Здесь в бухте Гуанабара португальцы в основали поселение, превратившееся в Город Чудес-Рио де Жанейро. Впрочем здесь же можно было услышать, что это произведение самого Всевышнего, который оказывается на седьмой день творения не отдыхал, а создавал этот город. Эта немного не стыкующаяся с Ветхим Заветом красивая легенда не помешала бразильцам, включая жителей Рио, быть примерными католиками. Вот она гора Корковадо! Любезная дама протянула мне свой бинокль и я увидел совсем близко раскинувшего руки, будто крылья, Христа Спасителя. Мне он напомнил Икара, собирающегося взлететь к солнцу, благо тут до него казалось рукой подать.

Я уже настолько освоился кабинке с прозрачными полом и стенами, что направил бинокль выше бухты, дальше светло желтых полос пляжей, на центр города. Вот он легендарный стадион «Маракана», а там, среди небоскребов возвышаются строения бессмертного Оскара Нимейера, однако между ними то и дело взгляд мой натыкался на громоздящиеся друг на друга, будто соты гигантского улья, пестрые корявые постройки, карабкающиеся в горы выше небоскребов. Это были бразильские фавелы — аналоги венесуэльских ранчос и не было им ни конца ни края.

Наверно их имел ввиду Исраэль Клабин, говоря, что будучи мэром, он не сумел решить ни одной проблемы Рио де Жанейро, и уж не они ли были причиной столь необычной краткости его пребывания на посту мэра. А впрочем, кто знает, так ли уж стремятся жители этого особого мира, опасного даже для полиции и столь красочно изображаемого в книгах и фильмах о Бразилии, покинуть его и присоединиться к законопослушным налогоплательщикам в поте лица добывающим хлеб свой насущный.

Однако пора было спускаться на грешную землю и, отщелкав положенное количество кадров со смотровых площадок промежуточной остановки на горе со странным для моего уха названием Урка, а также с маленького пятачка на гладкой, как лысина, Сахарной Голове, я снова вошел вместе с другими туристами в подоспевшую очередную стеклянную коробочку, благополучно совершил обратный путь с четырехсотметровой высоты и, не без труда разыскав автобус-шаттл, вернулся в Шератон как раз ко времени, чтобы успеть спустить в лобби демо и свои вещи, присоединиться к Харифу и отправиться вместе с ним в аэропорт.

Глава третья. КАК ДЕЛАТЬ ПРОЕКТЫ

Я спускаюсь вниз

В первый же день по возвращении я с самого утра погрузился в текущие проблемы, не успев даже живописать свои приключения в Южной Америке. Впрочем, по правде сказать никто, включая ближайших сотрудников, меня особенно об этом и не распрашивал. Казалось, все были настолько заняты сиюминутными неотложными делами, что кроме как на традиционные «Ма нишма? — Бэ седер!»[4] ни у кого не было ни времени, ни желания.

Шай Брох появился неожиданно для меня где-то перед обеденным перерывом. Вначале я принял этого похожего на кузнечика длинноногого, чернявого паренька, за одного из многих экскурсантов-студентов, которых нередко приводили к нам из Тель-Авивского или Бар-Иланского университетов, и стал терпеливо рассказывать ему уже практически заученный текст на иврите о проекте «Счетчик». Он понятливо кивал головой и периодически изрекал «Барур-барур!»[5] с характерным ивритским произношением. Воспользовавшись удобным моментом, я пожал ему руку, повернулся, устремился к своему рабочему месту и тут же наткнулся на Лешу Липмана.

-Я смотрю, ты уже успел познакомиться с нашим новым начальником,— сказал Леша.

-В каком смысле?— спросил я, совершенно не понимая о чем идет речь.

-В самом прямом, — ответил Лёша,— ты что и вправду не в курсе дела? Маген сказал, что Шай будет руководителем нашего проекта. А еще нас будет курировать в смысле электроники Захарья Менаше, это видимо все тебе в помощь.

-А с чего вдруг? — спросил я снова, пытаясь проглотить неведомо откуда появившийся в горле комок.

-А уж это ты спроси у твоего Шмулика, ты же к нему вхож,-съязвил Леша.

Требовать отчета у Шмулика я естественно не стал, а вместо этого направился к Магену. Иссахар встретил меня приветливо, но как мне показалось несколько смущенно.

— У нас новости с руководством проектом?— начал я.

— Шай будет руководить только организационной стороной,— сразу же включился в тему Маген,— а за тобой останется научное руководство.

Что-то знакомое промелькнуло у меня в памяти, что-то из уже подзабытого, но не такого уж давнего прошлого. Впрочем, на параллели и воспоминания не было времени.

— Кстати Хариф поручил Менаше Захарья помочь тебе с разработкой электронных модулей. У него в этом деле большой опыт,-продолжил Маген.

— Ты знаешь, Маген, — возразил я,— мне известны два вида помощи, первый — если я смогу давать Менаше задания, а он будет их выполнять, я буду очень рад, потому что у нас действительно мало опытных электронщиков, второй — если, Менаше, берет на себя всю ответственность за разработку и ему в подчинение передают людей, которыми сейчас руковожу я. Тебе известен третий вариант помощи?

Маген помолчал и перевел разговор на другую тему. Еще до отъезда в командировку я говорил с ним и Харифом о том, что для нашей группы неплохо было бы подыскать пусть небольшое, но отдельное помещение. С одной стороны, чтобы не устраивать случайных коротких замыканий и сопутствующих отключений напряжения во всей CSD, нам требовались отдельный электрический распределительный щит с предохранителями, а еще надежный и удобный для подсоединений аппаратуры контур заземления. Нам требовались также множество электрических розеток, закрепленных около рабочих мест на стенках, а не под ногами, а еще трехфазная сеть и удобные рабочие столы-верстаки. Моей команде предстояло собирать и настраивать электронные платы, содержащие хитроумнейшие, но чувствительные к неосторожному обращению, как юные барышни из сентиментальных романов, интегральные микросхемы и полевые транзисторы.

Все это не было для меня откровением и меры предосторожности по защите электронных компонентов при сборке существовали уже и в Ленфизприборе и во ВНИИТе. Однако там оборудование рабочих мест облаченных в белые халаты монтажниц, орудовавших уже в конце восьмидесятых микропаяльниками в экспериментальных цехах, было в зоне ответственности отделов главного технолога, главного конструктора, ОТК и т.д. Конечно, бывало нередко, что у семи нянек дитя оказывалось без глаза, однако в этом случае, было по крайней мере кому предъявить претензии.

Существенно лучше обстояло дело на предприятиях электронной промышленности в Москве, Киеве, Минске и других городах, где вместе с исключительно дорогостоющим оборудованием по производству интегральных микросхем закупалась и сумма «высоких» технологий, включавшая в том числе и строгие меры защиты от статического электричества, норовившего накопиться на покрытии пола и рабочего стола, на одежде, обуви и теле оператора и на любом изолированном от «земли» оборудовании.

Случайный разряд этого невидимого электричества при соприкосновении с интегральной схемой, содержащей сотни и тысячи полупроводниковых переходов толщиной в единицы микрон, грозил тотальными разрушениями последних, массовым производственным браком недопустимыми материальными потерями.

Само собой разумеется, что в Израиле на хай-тековском Олимпе которого обитали такие небожители как производители и экспортеры новейших интегральных схем Intel, Motorola, Digital, National Semiconductors и пр. к упомянутым мерам предосторожности относились с не меньшей строгостью, чем к доступу в «Святая Святых» в древнем Иерусалимском храме. К такому же уровню стремились предприятия оборонной промышленности, флагманы военного и гражданского приборостроения типа “Elbit”и “Elcint”, а также прираставшие ежегодно новыми зданиями, сотнями новых сотрудников, а главное все новыми и новыми заказами на экспорт лидеры все более совершенных средств связи ECI, Telrad, Tadiran и пр.

Естественно залог успеха никоим образом не ограничивался только упомянутыми мерами предосторожности и общей высокой культурой производства. «Фокус-покус» главным образом заключался в том, что все перечисленные фирмы вкладывали в новейшие технологии и оборудование все больше средств, компенсируя затраты ростом прибылей и новыми инвестициями.

CSD никоим образом не относился к перечисленной элите израильской промышленности, однако мне со товарищи предстояло выживать в заданных условиях, на фоне борьбы уже затронутых в первой части этой повести двух главных концепций.

Первая, принадлежавшая главе американской CSSD-прародительнице израильской CSD, коротко сводилась к формуле « не связываться с хулиганами», избегать риска больших инвестиций, требующихся, как правило, для новых электронных проектов, а искать богатого потребителя чисто программного не требующего практически ничего кроме компьютера, продукта.

Идея фикс этой концепции воплошалась в легендах и былях о том, как два (один, три) программиста придумали и воплотили в код некую блестяшую «затравку», которую купил за два (три, десять, сто) миллиона Intel (Microsoft, IBM) не то с целью развить и продать дороже, не то с намерением положить под сукно, чтобы не досталось конкурентам.

Вторая концепция, выдвинутая Харифом, и после некоторых колебаний поддержанная Зингером, отнюдь не была антиподом первой, хотя и «связывалась» с архи-конкурентной и потому рискованной сферой электронных разработок. Действительно обойтись в ней совсем без начальных инвестиций, как ни хотелось, было крайне маловероятно, но избежать их дальнейшего разрастания, Шмуэль надеялся за счет избытка идей и людей.

С первой концепцией эту вторую роднила мысль о «живце», выполненном в виде демо. Проглотивший ее потребитель, роль которого в нашем проекте отводилась электрической компании, должен был обеспечить большой заказ.

Уже на стадии реализации первого этапа этого заказа в намерения CSD входило отпочковать от себя на базе нашего проекта небольшую дочернюю фирму. Далее в идеальном варианте, так же как и в первой концепции, на сцене появлялся Большой Американский Брат, при полном или частичном слиянии с которым, новая компания выходила на Нью-Йоркскую биржу, после чего «пределом оставалось только небо».

Здание, где CSD арендовала третий этаж, было рассчитано на несколько хай-тековских компаний, которые с годами сменялись по причине расширения, слияния или, упаси Господи, разорения.

Как раз за пару месяцев до моей первой командировки из здания выехала купленная Intel фирма DSP, освободив таким образом весь второй этаж, а также ряд вспомогательных служебных помещений и конференц-зал в цокольном этаже.

Свято место не долго оставалось пусто — во второй этаж въехала новая фирма, а конференц-зал и несколько примыкающих к нему комнатушек цокольного этажа после косметического ремонта и кой-какого переоборудования были дополнительно арендованы CSD для размещения изрядно разросшейся к тому моменту команды, причисленной к проекту «Счетчик».

Продолжение

___

[1] Коррида (португ.)
[2] Деньги! Дай ему одиннадцать! (ивр.)
[3] Быстро, Нормально, Медленно, Стоп (португ.)
[4] — Что слышно? — Все в порядке. (ивр.)
[5] Ясно-ясно (ивр.)

Print Friendly, PDF & Email

2 комментария для “Юрий Ноткин: Хай-тек. Продолжение

  1. Очень интересно! Не знал, что в Бразилии всё так необычно. Спасибо, Юрий!

  2. Увлекательно. Догадываюсь как делают хай-тек, но всё равно интересно.
    И еще:
    -Хочу в Рио с Харифом!
    М.Ф.

Добавить комментарий для Марк Фукс Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.