Григорий Быстрицкий: Космополит

Loading

В репродукторе еле слышно пела Шульженко. Изможденный зек с одним, черным от чефира зубом уловил знакомую мелодию и заорал: «Тихо, суки! Клавочка поет». Суки враз притихли и по вагону разнеслось “Давай закурим, товарищ по одной. Давай закурим, товарищ мой”. Зек плакал, уронив голову на столик, и товарищи его не успокаивали.

Космополит

Григорий Быстрицкий

Один из авторов Портала, публикации которого мне всегда нравятся, написал интересную статью про побег от сталинских репрессий. Я же ее и раскритиковал. В числе прочих комментариев было: «Но что-то в этой сказке очень цепляет — наверное, неосознанная надежда на чудо».

И это правда.

Потому захотелось сохранить «надежду на чудо» и продолжить тему. Как это получилось, судить читателям.

***

Итак, весна 1952, районный центр в далеком Заполярье. Жизнь на удаленном Севере отличается не только климатическими особенностями. Отношения между людьми в замкнутом пространстве, вдали от цивилизации формируются как более душевные и близкие. И даже сталинский режим с его поголовной подозрительностью и готовностью к доносительству не смог превратить часть людей в трусливое стадо.

В таких автономных районных центрах, где присутствовали все атрибуты администрации, люди объединялись по интересам, положению, по соседству или другим связующим факторам. Нередко секретарь райкома, прокурор, судья, начальник милиции, директор совхоза, представитель НКВД в маленьком поселке дружили семьями, вместе справляли праздники, лепили пельмени, выпивали, танцевали, дети дружили и влюблялись — жили как одной семьей.

Сажали тогда волнами, по разнарядке: сегодня, например крупных хозяйственников, через полгода — прокурорских. И вот энкеведешник получает разнарядку на своего друга. Что ему делать? На «большой земле», там все обезличено, а здесь же все на виду. Он конечно понимает, что друг никакой не враг народа, троцкист, вредитель или английский шпион. Он годами на глазах, про него все известно!

Как чекисту начинать распутывать очередной заговор? Взять помощников, долбить сапогами в дверь ночью, расстегнуть кобуру, объявить казенным голосом про арест по хрен знает какому подозрению? Потом учинить обыск в квартире, где сто раз бывал? Потом изгнать из квартиры домочадцев, в т.ч. и дочь «врага», которая вчера собиралась замуж за твоего сына? Потом выбивать нужные показания или дружески советовать без спецмер все на себя подписать? А попутно еще дать показания на третьего их общего друга? А самим «врагам» как?.. Вот где были непростые ситуации!

А если ничего этого не делать, сам моментально станешь врагом, посадят и пришлют более шуструю замену. Можно конечно утверждать, что в НКВД были одни мерзавцы, которые глазом не моргнут и вчерашнего друга начнут тут же пытать, а вчерашнюю невестку насиловать на глазах отца. Что и говорить, заслужили эти товарищи такую «славу». Но не все.

***

Борис приехал на Север с семьей. Жена устроилась учителем музыки в местную среднюю школу, туда же поступила и дочь. Сын до школы еще не дорос. По плану поисков нефти и газа, в неизведанных районах предполагалось пробурить редкую сеть разведочных скважин. По координатам три из них, самые северные, попали на огромную территорию района. Районный центр и был выбран в качестве основной базы.

Новому назначению предшествовала целая история.

Однажды Бориса и еще нескольких фронтовиков-евреев пригласил Л.И.Брежнев — тогда большой партийный начальник в Молдавии. Он сказал открытым текстом:

— … ребята, надвигается какое-то темное дело против евреев. Я не смогу вас защитить. Пожалуйста, разъезжайтесь в необжитые районы, я каждому помогу с вызовом на новое место работы.

В начале 1951 Бориса, начальника изыскательской партии, вызвали в Москву. Уже понимая ситуацию, он поехал сразу со всей семьей. Деньги закончились перед Москвой. Дети остались на Киевском вокзале, где родители сдали в скупку брошь и трофейные часы, в результате чего появилась длинная белая булка и докторская колбаса. Сами уехали в Министерство геологии СССР. К вечеру родители вернулись с новым назначением и даже авансом. С большим шиком, через центр на такси добрались до Казанского вокзала, по пути, к восторгу младшего увидев кремлевские звезды.

В райцентре через некоторое время заселились в двухэтажный, 12-ти квартирный дом местного начальства, потихоньку начали обживаться и знакомиться с соседями. Через неделю приветливый женский голос по рабочему телефону заставил Бориса вспомнить, что кремлевский хозяин — он и в дикой глуши хозяин:

— Борис Самойлович, — радостно прокричала трубка, — Вас приглашает начальник районного отдела МГБ подполковник Корнев.

— Когда нужно явиться? — Все хозяйственные заботы мгновенно испарились.

— Илья Владимирович просил передать, — в любое время после обеда. Мы тут недалеко, через два дома. Приходите, когда Вам удобно.

Созвучие с именем первого вождя и манера приглашения несколько успокоили Бориса, однако откладывать встречу никаких сил не было.

Войдя в кабинет, Борис увидел спину высокого, худого человека в штатском, стоящего у окна.

— Что же Вы, Борис Самойлович, не забегаете по-соседски? Мы ведь с Вами еще и в одном доме живем? — Человек обернулся и Борис сразу узнал его.

***

Тогда в 44-ом вызвал его майор «Смерша». В блиндаже майор находился один, и на приветствие по всей форме устало кивнул на стул. Был он высок, в очках с круглой оправой, редкие, белесые волосы гладко зачесаны назад.

— У тебя брат родной есть?

Борис прилип к стулу. В анкетах он брата не указывал, тот был арестован в 1937.

— Лазарь Самойлович Эвед, — продолжал без выражения майор. — Эвед означает раб. Он изменил фамилию, т.к. считал себя рабом революции. Он служил комиссаром в дивизии Котовского.

Борис не знал, что говорить.

Майор постукал папиросой по красивой черной коробке, прикурил от керосиновой лампы, потом неспешно развязал тесемки папки, сделанной из грубой коричневатой бумаги. Извлек старую газету, встал, подошел — и развернул ее. Перед Борисом лежала страница с фотографией, на которой за столом сидели трое военных, средний был очень похож на него. В нижнем правом углу фото было написано: «Кадры решают все».

— Узнаешь?

Еще бы Борис не узнал. Он так гордился это газетой, с раннего детства боготворил старшего брата, купил экземпляров десять. Но потом газету пришлось спрятать далеко на антресолях.

«Все», — подумал он. «Теперь штрафбат».

— Что-то ты не разговорчивый. Знаешь где он сейчас? — спросил майор за спиной.

— Чего говорить, Вы и сами все знаете. А где он, правда не знаю.

— Он расстрелян 26 августа 1937.

Ужасно заныло в груди. Лазарь! Как же это? За что? Совсем мальчиком ушел в революцию. Стал настоящим красным командиром. Конечно, после ареста ничего нельзя было добиться и ничего они не узнали. Но все эти 7 лет была надежда, что где-то в лагерях, а может — и такое бывало — давно уже воюет где-нибудь…

— Послушай меня, лейтенант. Ты никому про это не болтай. У тебя другая фамилия, в анкетах ничего не указано. Понял ты меня?

И не дожидаясь ответа:

— Свободен.

***

Сцена эта пронеслась в голове за секунды. Корнев и не торопил. Он сел за свой стол, жестом пригласил Бориса, закурил все ту же «Герцеговину», заказал чаю, потом улыбнулся и произнес:

— Вижу узнал. Как нас судьба сводит! Я ведь и на фронте… — тут он осекся, — впрочем, не в этом дело. Я не просто так пригласил, коллектив у тебя своеобразный, люди всякие подобрались. Надо нам вместе плотнее работать, чтобы чего не вышло между твоими и местными. Ничего, что я на «ты»?

— Конечно ничего. Я и по званию ниже.

— Знаю, закончил старшим. — Подумал немного, — да и я не сильно прибавил.

— Так в вашем ведомстве звездочки другие.

— Тоже верно.

Осенью, когда уже в неофициальной обстановке прочно перешли на «ты», в дюралевой лодке посреди реки Борис спросил:

— А как ты, Илья, брата моего тогда вычислил?

— Меня с востока когда отозвали в центр, я сначала понервничал. — Он внимательно посмотрел на Бориса. — У нас неожиданные перемещения тоже ведь не всегда гладко проходили. Впрочем, тебе это знать необязательно. Так вот, потом очухался и тоже решил своего брата поискать. И он у Котовского служил. Ну и нашел я его на том фото, он слева от Лазаря сидел. Потом на фронте по картотеке увидел твое лицо, сопоставил кое-что. О тебе справки навел, сошлось. Потом вижу, парень ты горячий, молодой, сболтнешь ненароком. Ну и решил уберечь тебя, чтобы даром не пропал. С кадрами и так не густо было, воевать ведь надо кому-то.

***

Быстро пролетела зима. В мае 52-го Борис со всей семьей решил поехать в отпуск, чтобы к разгару навигации вернуться и провести прием основного бурового оборудования. Как водится, устроили отвальную, хорошо погуляли, повеселились.

Этой весной и начались главные события.

Улучшив момент среди шума и песен, Илья спросил:

— Борь, а ты семью когда из отпуска вернуть хочешь?

— Ну как? Со мной приедут к средине июля.

— А ты бы не спешил. Чего им торопиться? Ты все равно дома бывать не будешь со своей навигацией. Они лучше пусть фруктов поедят, что им тут до сентября комаров кормить?

Подвыпивший Борис еще пытался подергаться, но Илья незаметно и крепко сжал его локоть, громко рассмеялся, попросил под аплодисменты и одобрительные выкрики Борину жену спеть на бис и почти не разжимая губ, тихо процедил:

— Ты, блядь, со своими буровыми насосами совсем думать разучился. Космополит херов!

И Боря понял все.

***

В отпуск решили ехать как и планировали: в сочинский санаторий «Металлург». Но после поехали не в Киев, к родственникам, а в Ташкент. Там еще с войны осела бывшая оперная певица, первая учительница Бориной жены по музыке. Она жила одна в маленьком домике с миниатюрным садом и с радостью и без лишних вопросов их приютила. Когда выяснилось, что им бы пожить немного, прямо помолодела и заявила, что соседям скажет — дальние родственники. С участковым и с работой в музыкальной школе все решит сама.

***

Вот уже месяц, до середины августа в райцентре ничего не происходило. Если не считать суматохи при разгрузке, вечных проблем с кранами, стаскиванием с барж тяжелого оборудования, превращением берега в непролазную густую жижу, которую трактора гнали впереди радиаторов, комаров, матов, бесконечных рейдов на катерах и моторных лодках по многочисленным точкам. Шла обычная буровицкая жизнь, когда в короткую навигацию надо все успеть и подготовиться к длинной зиме.

В одно неприветливое, уже осеннее, моросящее мелким и нудным дождем утро Борис возвращался на моторке домой. За пару километров до пристани он узнал в одиноком рыбаке в брезентовом плаще с капюшоном Илью.

— Запомни адрес в Омске и пароль. — Илья был не склонен разглагольствовать. — Этот человек может сделать любые документы. И не тяни, времени у тебя в обрез.

Он посмотрел на Бориса странным, жалеющим и одновременно подбадривающим взглядом, словно учитель на непутевого, но любимого ученика, в которого верит, и непривычно мягко добавил:

— Давай, старлей, греби. Счастливо тебе!

Борис поехал на работу, много чего там решил, созвонился с областным начальством, наметили неотложные дела, раздал указания потом объявил, что хочет наконец выспаться, пришел домой, приготовил поесть, выпил стакан водки и заснул ранним вечером.

Проснулся в 4 утра отдохнувшим и сосредоточенным. Быстро собрал самое необходимое, сложил все в маленький фибровый чемоданчик и отправился на лихтер, который разгружался на пристани.

Попросил моторную лодку с матросом, чтобы добраться до протоки, где якобы спрятана лодка с запасом топлива, на которой 50 км проплывет до подбазы.

На рейде дрейфовал разгруженный танкер Омского речного пароходства, окруженный лодками рыбаков для обмена рыбы на водку.

— Давай причалим на минутку, с капитаном переговорить надо, — сквозь ветер и шум мотора прокричал Борис.

Подвалили, удерживая лодку под бортом.

— Эй, на судне! Капитана позови! — командным голосом приказал он.

— А ты кто такой, чтобы капитан к тебе выходил, — свесилась кудлатая башка.

— Ты меньше разговаривай, не твоего ума…

Появился капитан средних лет, оглядел лётную кожанку, потом самого Борю, помедлил. Потом сбросили веревочный трап.

— Постой немного, я скоро, — сказал Боря матросу и поднялся на палубу.

— Слушай, крайне надо в Омск. По другому мне отсюда не выбраться.

Капитан еще раз осмотрел просителя и задал всего один вопрос:

— Воевал?

— Все четыре года. Бомбил гадов.

— А я на Балтике… Ну оставайся, коли так. Сейчас снимемся.

— Чемоданчик мой подай! — крикнул Боря матросу на лодке, — смотри коньяк не побей. И возвращайся, сам доберусь.

Матрос понимающе кивнул, протянул чемоданчик, перебрался на корму и рванул обратно на лихтер.

Много позже вышел фильм «Холодное лето 53 года». Там есть такой эпизод: амнистированный герой с маленьким чемоданчиком, в габардиновом плаще идет по московскому бульвару. В поисках прикурить он из толпы выбирает встречного точно с таким же чемоданчиком и в таком же габардине. Прикуривает, и они молча расходятся. Габардин — понятно, киношное украшение, откуда бы у них габардины появились. Но суть эпизода пронзительно правдивая. Эти люди с одинаковыми судьбами в толпе безошибочно узнают друг друга, готовы помочь, но говорить им не о чем. За что, сколько дали, где сидел — какая разница? Все и так понятно, примерно у всех одинаково.

Так и с капитаном танкера. Лишних вопросов не задавалось, но неделю посидели они душевно. За эту неделю у Бориса была возможность основательно подумать и наметить план действий.

Проблема была не в том, чтобы незаметно смыться. Решить надо было: куда податься, где жить, кем работать? Жить по своим документам или под чужим именем? Как соединиться с семьей, при этом не поставить их перед опасностью? Как содержать семью?

Борис методично, основательно и системно рассуждал и пришел к таким выводам: документы надо поменять. Не зря знающий Илья про это сказал. Со своими тоже можно рискнуть, но тогда к политике приплюсуется еще и уголовка — материально-ответственное лицо все бросило на произвол разворовывания. А это усугубит политику еще и экономическим подрывом. Не исключено также, что и ориентировки где-то на новом месте всплывут. Значит, меняем.

Скрыться, раствориться лучше всего в большом городе, но там же и дотошнее участковые. Жить негде, прописки нет, с работой могут быть проблемы, зарплата мизерная. В Ташкент ехать совсем опасно. Так хоть семья относительно устроена и с ним, по крайней мере неглубоко копая, внешне для соседей мало связана.

Ехать, очевидно, придется на большие заработки и туда, где прописку не спрашивают. В передвижную строительную организацию северной железной дороги, например. Ведомство МГБ, правда, но возможно как раз это и не так страшно.

А заработав денег, потом в Ташкенте можно заочно развод оформить, и появится у детей отчим, он же бывший папа.

***

В Омске, в каком-то сарае на краю города угрюмый здоровенный мужик с кистями в совковую лопату оценивающе, как портной на клиента, глянул на Борины черные и волнистые заросли и пророкотал:

— Для тебя есть два варианта: Семен Берман — снабженец, и Вазген Карапетян — маркшейдер.

— Сеня не пойдет, сильно не в моде нынче. А Вазгена можно переделать попроще?

— Можно. Дам Артура Карапетова, не так в глаза бросается. Но это будет дороже и подождать придется.

— Давай, — сказал Боря и на всю оставшуюся жизнь стал Артуром.

***

Как и было задумано, через Котлас добрался до СМП номер такой-то (Строительно-Монтажный Поезд) и довольно просто устроился на работу. Кадровик только спросил:

— А чего тебе в Армении не живется?

— Жена билять, — начал было Артур, но кадровик остановил.

— А, ну ясно, здесь многие по такому делу.

Папка с его личным делом встала на полку в ряд с другими. Может, кто и читал его потом, но лениво. Не было таких указаний, чтобы на этой стройке дотошность проявлять, специалистов и так не хватало.

На работе Артур быстро сошелся с коллегами — публикой весьма разношерстной, подслушал у старого зека-армянина, потом освоил совсем легкий акцент и зарплату стал получать даже больше, чем на месте начальника партии. Но зато и физически больше приходилось трудиться, целый день с теодолитом и двумя зеками-работягами прокладывая новые маршруты будущей железной дороги.

Начальник СМП, майор Дядько имел красную, вечно с похмелья опухшую рожу и жену в белых завитках, с борцовской, только жирной спиной, грубыми манерами и всем обликом, который в народе именовался «биксой». Она появилась где-то через полгода после приезда Артура.

Эта бикса его и разоблачила. Сначала она осторожно присматривалась к кудрявому кавказцу, потом проявилась в вагон-лавке. Бабы судачили вокруг продавщицы о том, что Артурчик не моется с мужиками в общей бане.

— Чего это он попрется в общую? Что ему, попариться негде?

Она так грозно уставилась на них, что бабы, опустив глаза, спешно попрыгали из вагона прямо в весенние лужи.

Потом через несколько дней она выследила Артура в перелеске и игриво заявила:

— Артур Арамович, Вас приглашают в баньку товарищ майор.

— Да я в общем-то и в вагоне неплохо приспособился.

— Вам попариться хорошо надо. С устатку. А то так и завоняться недолго. Я же говорю: начальник приглашает.

Пришлось согласиться. Да и чего теперь скрываться, упырь уже помер, докторов этих вроде отпустили… В назначенное время он пришел с чистым бельем под мышкой к срубленной в отдалении баньке. Шнырь из зеков натопил хорошо, натаскал воды и заискивающе попросил:

— Так я пойду? Там все приготовлено.

Артур вошел в чистый предбанник. Внутри никого не было, вокруг тихо. Он подождал немного, разделся, быстро сполоснулся и полез в парилку.

На полу в тазу уже был запарен хвойный веник, и Артур с огромным удовольствием минут 15 парился. Потом выскочил, обдался ледяной водой, посидел немного и снова вернулся в парилку.

После третьего раза он окончательно расслабился и начал мыться. Намылил голову и слепо потянулся к тазу с водой. Но таза не нащупал, зато сзади к нему прижались и уверенно, двумя руками взялись за достоинство. Он возбудился мгновенно и услышал:

— А я Вам Жигулевского принесла… Ого! Ничего себе! Да тут целый артурище! На-ка, водичкой глаза промой.

Он продрал глаза, развернулся и увидел незабываемую картину. Она стояла перед ним в угадывающейся готовности опуститься на колени, в одних байковых голубых рейтузах почти до колен, огромные, белые титьки лежали на животе Будды, и взгляд ее был нацелен ниже его пупа:

— Да ты обрезанный!!!

Этот непроизвольный возглас, включающий одновременно неожиданность открытия, удивление, отвращение и восхищение, привел его в чувство. Пока она осознавала увиденное, стоя в нелепой позе посреди лавок, он быстро окатился, очень шустро натянул кое-что из одежды и ринулся прочь под совсем уже обреченный вскрик «Ты куда, жид???». Вторую ожидаемую фразу «Вернись, я все прощу!» он уже не услышал.

Что она там наговорила своему алкашу, как преподнесла чрезвычайную информацию — неизвестно, только Артура в эту же ночь арестовали. Он просидел в местном изоляторе дней двадцать без всяких допросов. Он с пониманием отнесся к такому явлению, поскольку очень трудно было сформулировать хотя бы зачатки обвинения. Неизвестно, сколько бы это продолжалось и смягчилось бы обиженное сердце Дульсинеи, но спасла его подготовка к амнистии.

Комиссия в лице полковника, получившего удар по печени от пьянки у майора накануне, обласканного вниманием тонких чувств майоровой жены и имеющего отвратительное утреннее настроение, изучение дел начала с узников изолятора.

— А этот маркшейдер по какому делу арестован?

— Так он же обрезанный!

— Что-о-о?

— Ну, это самое, пишется как армянин, а сам обрезанный,— заерзал краснолицый майор.

— Это тебе жена рассказала?

— Так точно, то есть нет, мужики говорили… Проверить лично?

— Что проверить? Ну если и так, арестован-то зачем?

— Дык, товарищ полковник… Ведь врачи эти, вредители… Они ведь тоже…

— Что тоже, идиот? Твою жену ебли?

— Никак нет. Они нет. — Совсем омертвел майор. — Но это, как ево, ну космополиты…

— Боже! Какой болван!… Слушай меня: армянина отпустить по собственному желанию, сделать полный расчет, извиняться не надо, но рассчитать через час и пусть катится… Ты понял?

— Так точно, все будет исполнено, товарищ полковник. Разрешите идти?

— Иди на хуй!

***

Он возвращался с Севера в общем вагоне, поезд с вагон-лавкой еле тащился и останавливался у каждого столба. Общий был переполнен амнистированными зеками, принявшими неожиданную свободу с ожидаемым весельем. Было накурено, пьяно, душно и истерически разгульно. В репродукторе еле слышно пела Шульженко. Изможденный зек с одним, черным от чефира зубом уловил знакомую мелодию и заорал:

— Тихо, суки! Клавочка поет.

Суки враз притихли и по вагону разнеслось «Давай закурим, товарищ по одной. Давай закурим, товарищ мой…».

Зек плакал, уронив голову на столик в боковом отсеке, и товарищи его не успокаивали.

***

Артур вернулся в Ташкент с деньгами, что и решило большинство проблем. Жена развелась с пропавшим Борисом и вышла замуж за Артура Карапетова. У детей проблем не было, а жена иногда по старой памяти называла Артура Борисом. Окружающим узбекам это было без разницы. Нашлась работа, и жили они там до смерти оперной певицы. Потом переехали в Курск.

Борис частенько удивлялся: вот уже и Эведа реабилитировали, пересмотрев дело Военной коллегией Верховного Суда СССР 13 февраля 1958. А он все вынужден был быть Артуром. Но здесь уже ничего поделать было нельзя.

Космополитизм еще раз проявился, но уже с сыном-девятиклассником. Ему по случаю купили ботинки на «манной каше», которые он не снимал даже во сне. В итоге верх прохудился, и отнес он свои любимые ботинки в починку. Через неделю верх чудно отремонтировали, но «манную кашу» нагло присвоили, заменив ее на обычную подошву. Сын начал бастовать в мастерской, на что вышел ее хозяин, настоящий армянин, и зловеще выразился в том духе, что молодой человек проявляет враждебные настроения. Только космополит, мол, может так дорожить иностранной подошвой.

Сын пожаловался отцу, но ложный армянин ограничился тем, что послал их всех по адресу, обозначенному справедливым полковником в отношении тупого начальника СМП.

Артур Карапетов умер своей смертью от банальнейшего инфаркта в 70-х. Удивительно, но на похоронах не было ни одного армянского родственника.

***

2016.

Вечер пятницы в октябре в Нетании просто великолепен. Сын Бориса-Артура сидел в кресле на крыше жилого дома, которая являлась частью его квартиры. Рядом крутился младший внук, такой ботаник в очках, для которого фауна с флорой и разные природные явления были родной стихией.

— Дедушка, а ты какие звезды лучше всего запоминаешь? — он остановился рядом и так же как дед смотрел на миллиарды светил.

— Кремлевские.

Внук приготовился было начать научную полемику, но не успел. На крыше появился его старший брат, парень огромного роста и веселого, спокойного нрава.

— Привет, дед! Как дела?

— Какие у пенсионеров дела? Ты как? Тавор, кстати, убрал? — дед покосился на младшего.

— Всегда один и тот же вопрос. Я же военный человек, порядок у меня на первом месте.

— Знаю я твой порядок… Хотя уж ваши сиреневые береты порядок наводить умеют.

— Кстати, дед, сегодня в музее видели Эведа.

Недавно дед передал музею «Гивати» то самое фото с Эведом, только не из газеты, а чудом сохранившийся оригинал. Старший внук предварительно сделал сканированную копию своего двоюродного прадеда, сидевшего в центре в портупее и обращенного к правому военному парню с пшеничными волосами. Края фото и место, где изображено лицо парня, были попорчены. Левый, с кубарями, брат Ильи, сохранился хорошо. В нижнем правом углу четко выделялась надпись.

— И знаешь, как подписали фотографию? — מנשרים קלו, ומאריות גברו… [1]

— Ну и правильно, — пробурчал дед, — не писать же про кадры…

___

[1] Стремительны, как орлы, и могучи, словно львы, были они… (Изкор)

Print Friendly, PDF & Email

29 комментариев для “Григорий Быстрицкий: Космополит

  1. Уважаемый Григорий Александрович — спасибо! Вы написали замечательный рассказ…

    Случилось так: в тот вечер у меня, по разным причинам, не было возможности ЧИТАТЬ. НИКАКОЙ! А тут — “свежий номер” Мастерской. Открыла — чтоб заглянуть только: увидела зацепившее название и… до последней строчки, забыв про абсолютно неотложные дела, ЧИТАЛА… Не просто хороший — ОЧЕНЬ хороший рассказ! И увлекательный, приключенческий, почти детективный, и… глубочайший по теме, по существу — трагический. Мало осталось сегодня тех, кто помнит даже сами эти устрашающие прозвища, наотмашь бившие стольких ни в чем не повинных, зачастую — цвет нашей интеллигенции, людей: “КОСМОПОЛИТ”, “БЕЗРОДНЫЙ КОСМОПОЛИТ”. И совсем не осталось через эту мясорубку благополучно прошедших и помнящих ее. Поэтому так ценны, дороги воспоминания о том времени, к тому же, облеченные в яркую, занимательную форму, написанные, легкой, талантливой, рукой…

    Вы утверждаете, Григорий Александрович, что рассказ Ваш — выдумка — нет, не верю. Сюжет, возможно, придумали, но… АТМОСФЕРА! Так много — чуть ли не в каждой фразе — совершенно точных, реальных, только тому времени принадлежащих, нюансов, деталей, словечек — не сочинишь их!.. “Прощаю” Вам даже то, что категорически не принимаю в ЛИТЕРАТУРЕ (на кухне, с друзьями — ради бога, если нравится и… не при мне!) — “нецензурную лексику”…

    И еще одно — тут уж моя профессия (увы, в прошлом!) покоя не дает: была бы Вашим редактором — уговорила бы, убедила, умолила! — убрать конец: не нужен он, ничего не дает и… совсем другой, чужой повествованию интонации. У Вас ведь есть другой конец, чуть выше, прямо-таки предназначенный для заключения — любой прочитавший рассказ почувствует его грустную иронию, поймет его удивительную многозначность — две фразы вмещают все предшествующее…

    «… «Артур Карапетов умер своей смертью от банальнейшего инфаркта в 70-ых. Удивительно, но на похоронах не было ни одного армянского родственника…»

    ***

    Есть у меня приятельница, безоговорочно презирающая “ВСЕХ ЭТИХ, КОТОРЫЕ ПОДЛОСТЬ ТЕРПЕЛИ… ПОЧЕМУ, НЕ ПРОТЕСТОВАЛИ, НЕ БОРОЛИСЬ?” ( Моложе она лет на 20 — не понять ей!) А уж чекисты, НКВД-шники, все до единого, лютую ненависть у нее вызывают. Но ведь неправда! Всегда, везде, в самых недрах чудовищной системы — ВОПРЕКИ ЕЙ! НЕОЖИДАННО! — рядом с подонками — палачами, встречались СВЕТЛЫЕ ЛИЧНОСТИ… И руку протягивали, пусть втайне, осторожно, но — из пропасти вытаскивали… Мне по душе пришлось, что Ваш герой встречает их, то здесь, то там на своем несказанно трудном пути…

    Хороших людей встречали, там где не ждали, и светлейший, редкого обаяния человек, полярник, профессор — геолог Михаил Михайлович Ермолаев, и мой отец — инженер высокого класса Лев Исаевич Рабинович, и я, тогда абитуриентка МГУ… Несколько слов — о них. (Подробнее — в публикациях “Мастерской”: “Из воспоминаний М.М. Ермолаева (Три главы, в книгу об Арктике не предназначенных)” и повести “Через океан” Тамары Львовой и Владимира Фрумкина.)

    …Михаилу Михайловичу, измученному, подавленному, бесконечным сидением в одиночной камере Большого дома на Литейном, следователь, когда, остались наедине, дал добрый совет: не молчать больше, немедленно сочинить “СВОЕ ДЕЛО”», пусть самое неправдоподобное; тогда — все быстро пойдет… Так М.М. стал “французским шпионом”. И — покатилось: моментальный суд -“тройка”, и “враг народа” отправился, наконец, в долгожданную ссылку — только не тюрьма! Следователю был весьма благодарен…

    Ошибаетесь Вы, Григорий Александрович: уже в 47-ом, когда я закончила школу, а не в 49-ом, проснулся у нас “еврейский вопрос”. Только мы тогда этого не понимали — подумать не могли: в нашей справедливейшей советской стране!!!

    Получила я, “отличница-переотличница”, за сочинение на приемных экзаменах в МГУ… ТРОЙКУ. Все… Отчаяние… Звоню домой, в Челябинск. (А сочинение было по только что вышедшей тогда “Молодой гвардии” Фадеева; повезло: примерно та же тема, что и на школьном экзамене, так что писала я по памяти, повторяя почти дословно; сочинение мое учительница потом лет 10 читала своим выпускникам перед экзаменом, как образцовое. И… за такой “шедевр” — ТРОЙКА!) Отец запретил мне возвращаться домой. Прилетел в Москву. Пришел в Университет. Добился, чтоб показали сочинение… И — ужас!.. Там были небрежно ПОСТАВЛЕНЫ и “исправлены” потом дикие, абсурдные ошибки… Например, “МАМА” — “МОМА” и… СНОВА — “МАМА”… Смутились, признали “недоразумение”. Исправили “тройку” на “четверку”, но… по конкурсу все равно не прохожу: нужна только “ПЯТЕРКА”… Папа мой, расстроенный, собрался уходить, но… тихонько поманил его за собой пожилой профессор. Повел куда-то в угол, тихонько сказал: «У Вашей девочки замечательное сочинение. Немедленно забирайте документы и езжайте в Ленинград. Туда еще эта подлость не докатилась: у нас, с ТАКОЙ ФАМИЛИЕЙ (!) ее не примут… Вы понимаете, это — между нами, конечно…»

    Так и повернулась моя судьба — ленинградкой стала… Была бы верующей, каждый день бы за этого профессора молилась…

    … 1952-ой год. Разгар “космополитской кампании”. Отца моего (был он тогда начальником энергосектора “Гипромеза” Челябинского металлургического завода) на открытом партийном собрании — вел его инструктор райкома — исключают из партии как… «ПРИМКНУВШЕГО К «БЕЗРОДНЫМ КОСМОПОЛИТАМ». И — о, чудо! — ни ОДИН ЧЕЛОВЕК НЕ ПОДНИМАЕТ РУКУ. Тогда это был поступок! (Другое дело — горком партии отменил решение собрания; не смерть бы дьявола — пропал бы мой отец: со дня на день — ареста ждал…) Но тем его сослуживцам я по сей день благодарна…

    Так что, Григорий Александрович, верю я, что встречались ЛЮДИ и Вашему герою — не уцелеть бы ему без них… И спасибо еще раз за чудесный рассказ, я назвала бы его — повестью. Непременно перечитаю…

    Тамара Львова.

    1. Дорогая Тамара Львовна, спасибо! Тронут. По поводу финала я пытался в комментариях объяснить суть перемещения в Израиль. Но теперь, вижу, мои доводы изрядно поблекли…

  2. В моей семье был такой случай. Отец всю войну был в партизанах в Белорусси начиная с первого дня окружения под Гродно. В 1945 году он работал в районном центре г. Осиповичи в Белоруссии. Вернулся из Колымы брат мамы Яша, 1907 года рождения. Был аррестован в 1937. Мама сказала на пороге стоял беззубый старик в фуфайке. Она его не узнала.
    В 1947 местный кгбист, с которым отец был в партизанах, сказал ему по секрету брата твоей жены скоро посадим опять.
    Отец взял две бутылки водки, закуску и зашёл в кабинет к этому кгбисту под конец дня.
    Выпили, закусили. Отец спрашивает: покажи мне дело брата жены. Кгбист открывает сейф и достает папку. Отец берёт её и рвет. Кгбист кричит: Я тебя посажу тоже.
    Отец спокойно ему говорит: сидеть будем вместе. Ты не имел право показывать это дело.
    Ничего не случилось, Яшу не арестовали, отца не тронули.

  3. Судя по этому интересному рассказу Г. Быстрицкого, и опубликованным ранее рассказам других коллег, тема побегов внутри клетки и за её пределы занимает авторов Портала и его читателей.
    Замечаний нет.
    Единственное мое предложение могло бы свестись к тому, что герою рассказа можно было бы выдать себя не за армянина, а за азербайджанца, что привело бы к успешному продолжению сцены в баньке и тогда бы цвет и качество панталон партнерши уже не имели бы решающего значения в обсуждении.
    Правдоподобность истории не вызывает у меня никаких вопросов.
    В истории моей семьи числится похожий случай, когда мой родной дядя Яков, врач-ветеринар, предупрежденный районным начальством по телефону об обвинении в халатности и вредительстве в вопросе падения скота в районе и о предстоящем утром аресте, погрузив на бричку свою семью (жена и трое детей) в зимнюю ночь добрался до железнодорожной станции Дунаевцы в Каменец-Подольской области, бросив лошадей и повозку, погрузился в первый попавшийся поезд и запутывая следы, сделав несколько пересадок в пути, остановился в городе Чарджоу в Туркмении, где и обосновался. Весть о нем родня получила только через несколько лет.
    В Чарджоу он основал и организовал областную ветеринарную службу и успешно проработал до своей кончины. В настоящее время вся спасенные им дети и вдова (91 год) проживают в Израиле.
    За рассказ спасибо.
    М.Ф.

    1. Пожалуйста! И спасибо, в свою очередь, за рецензию. По поводу предложения, Марк: продолжаю фантазировать — у этого мужика в Омске, там ведь не магазин с разнообразными товарами. Для кудрявых и черноволосых у него было две заготовки — еврея и армянина. Альтернатива «обрезанный/необрезанный» для матерого специалиста-фальшивомонетчика не являлась актуальной. Потом, «успешное продолжение сцены в баньке» вовсе не обязательно может выглядеть более выигрышнее, чем такое, как получилось.

  4. Отлично, Григорий ,изложено. Если это полный вымысел, то, тем более, ценно. Вымысел труднее сделать достоверным, чем реальную историю. Спасибо

  5. Хороший рассказ, живой слог, и хотя автор говорит, что это вымысел, он правдив и в главном, и в деталях. Я знаю два случая побега друзей-земляков из сибирской ссылки в 1943 году (с подкупом коменданта, сменой фамилий, получением паспортов на новые данные и авансом оставленных подписях о невыезде за пределы ссыльного поселения), обе семьи оказались с 70-х в Израиле, с ныне живущей здесь семьёй отпрысков общаюсь. Автор в переписке с нетанийским знакомым пишет: «А еврейские репрессии когда начались? В конце 1948 разгромлен ЕАК, с января 1949 СМИ начали компанию против «космополитов». Нет, это был по замыслу властей завершающий этап окончательного решения еврейского вопроса в СССР, а его давнее начало и развитие достаточно полно представлено в работе Якова Басина «Преступления советской власти против еврейского населения». Но и во всех ветвях власти были достойные неисполнители и даже саботажники. Спасибо автору.

    1. Спасибо, Вам и Льву за отзывы! Пожалуй Вы правы: надо было вставить «явные (открытые) еврейские репрессии…»)

  6. » Григорий Александрович, что-то у меня подозрение зародилось. А балкон в Натании — это случайно не мой балкон?» — Вы что там, в своих провинциях совсем что-ли? Один на хер все время посылает, другой вдруг, по отчеству?
    Конечно, Володя, это твой балкон. Я когда совета про музеи добивался и узнал про сиреневые береты «Гивати», не открывал тебе подробности не из-за интриги какой-то. Я еще сам не ведал, чем дело закончится. Ты же знаешь, у меня каждое слово имеет свое предназначение, а не просто так. За исключением, конечно, паразитов, о которых верно указал Игорь.
    Балкон нужен для того, чтобы видеть звезды. Звезды нужны для того, чтобы вспомнить Кремлевские, которые этот дед увидел еще в 6-ти летнем возрасте и всю жизнь находился под влиянием их рубинового света.
    А зачем вообще героев в Израиль было перемещать? Ну, кроме законных причин, по которым вы выехали?
    Потому что в Израиле лучше всего и душевнее помнят своих предков. Потому и Изкор. Не опошлять же память о них лозунгами типа «Кадры решают все». Ведь был и другой: «Лес рубят — щепки летят». А что щепки могли решать? Они только и могли, что отлетать под натиском топора.
    Вообще вся история мною выдумана. Это Яков Фрейдин меня вдохновил. Если честно, я даже и не слыхал про случаи такого бегства. Это сейчас мы такие бравые, находчивые, смелые и циничные. Советы старика Исаича (не паниковать, сменить место жительства, при аресте ни на что не надеяться…) мы когда прочитали? Только в 70-х. А еврейские репрессии когда начались? В конце 1948 разгромлен ЕАК, с января 1949 СМИ начали компанию против «космополитов». Массовое сознание (читай сумасшествие) как тогда работало? Этого не может быть, меня-то не за что арестовывать, партия разберется… В основной своей массе люди не бежали не из-за отсутствия смелости, смекалки или склонности к авантюрам. Они оставались и дожидались-таки ареста из-за отсутствия здорового цинизма и веры в заветы Ильича. Многие, по крайней мере.
    После Фрейдина я подумал, а технически вообще, можно было при тех условиях скрыться? Так родился рассказ. Но его сюжет заполнен наблюдениями из реальной жизни.
    В 1951 Брежнев действительно вызвал четырех евреев, двух Героев СССР, начальника завода и начальника партии — моего отца, и предупредил. Что дает некоторую характеристику этому человеку. В 1943 смершевец действительно говорил с моим отцом о его брате Эведе — Лазаре Григорьевиче Быстрицком. Полковник Корнев, которого я понизил в звании и послал в далекий район — реальный Александр Ильич Корнев.
    Зек с Шульженко на всю жизнь мне запомнился именно с такого поезда, набитого амнистированными. Даже мои собственные внуки почти без изменений мобилизованы в рассказ. А уж рейтузы, извините, — необходимый предмет гардероба женщин на Севере, которые мудро жертвовали красотой ради сохранения здоровья.
    Бикса, её тупой пьяница-майор, разговор с похмельным полковником, сцена в баньке — все это выдумки, но не на ровном месте. Уж сколько таких банек в тайге срублено, и поверьте, не такие стерильные случаи там происходили.

  7. Гриша,

    Спешу сообщить тебе, что в литературной иерархии ты сильно вырос. Аргументы:
    1. Сэм поставил тебе в пример Шукшина.
    2. В.Янкелевич проиллюстрировал примером из Булгакова.
    3. Довлатов после публикации в «Юности» получил такую открытку: «Портрет хорош, годится для кино, но текст беспрецедентное говно». Подписано было «Х» — но в твоем случае этот фрукт подписался не так таинственно.

    P.S. У частушки про «Горе от ума» есть автор, которого я позабыл указать: Виктория Серебро, преподаватель английского, из Израиля.

  8. «Григорий Александрович, всех, дающих советы — к терапевту! Написано по делу, а если литературно не чересчур шедевр, так кто тут у нас здесь Марсель Пруст? Атмосфера передана хорошо…
    И говно во все времена поверху плавало. Короче: пилите, Шура, в смысле: пиши, Гриша.»
    ::::::::::::::::::::::::::::
    С Ю.Г. согласен в том, что «говно во все времена поверху плавало.»
    Короче: рассказ — полное говно.

  9. По-моему, работа хорошая. Рассказ читается легко, автору веришь, все вполне соответствует моему жизненному опыту, ничто не кажется надуманным, притянутым за уши. Панталоны от того, что их уже кто-то описал, а Жерар Филипп даже выставку устроил, не перестали быть обычной деталью женского гардероба того времени. Представляю, с какой скоростью Иосиф Прекрасный удирал от новоявленной жены Потифара: трудно представить себе более отвратительный образ женщины. Но, что поделать, не все из нас легконогие серны!

  10. Жаль, время розовых панталон уже не застал. К счастью, не застал в памяти и время космополитизма. Но мои родители, только что родив меня, тоже «галсом» уходили из постоянно обжитых мест, в основном по российской и белорусской глубинке. Наверно, так делали многие, не только по совету «знающих». В органах наверняка встречались люди, подобные полковнику. Опять таки, я многим обязан приличному товарищу, сделавшему там большую карьеру, но никогда не подличавшему кому-либо, кого знал.
    Что же касается рассказа, то он очень хорошо сделан по форме, текст без сюсюканья и лишних разлагольствий. Диалоги, как уже сказал ВЯ, очень достоверны. Финал получился просто ударный, я бы сказал — философский. Могу только посоветовать каждый раз посмотреть свежим глазом на написанный текст и убрать хотя бы треть слов «который», «которая» и так далее. Ну, например: «Сын Бориса-Артура сидел в кресле на крыше жилого дома, которая являлась частью его квартиры». Здесь «которая» просто режет глаз, и обойтись без него — проще простого.
    В общем, на мой взгляд, хороший рассказ.

  11. Григорий Александрович, что-то у меня подозрение зародилось. А балкон в Натании — это случайно не мой балкон? Навевает… И Герцман с Юдовичем подтвердят…
    Да, вот еще что. История с опером вполне реальна. В книге воспоминаний Воронеля есть фрагмент про полковника КГБ, который рекомендовал его матери отдать молодого Воронеля в технический ВУЗ, потому что это безопаснее. В гуманитарном — посадят точно.
    Полковника за язык никто не тянул, посадят или не посадят — ему-то что за дело. А вот оказывается, что есть дело. Ну а не верить Воронелю никаких оснований нет.
    И еще. Моя тетя была личным врачом сына Мехлиса. Когда возникла опасность для нее в связи с «делом врачей», ее предупредили примерно так, как в рассказе, и она смогла спастись.
    Рассказ читается с интересом. Литературы для литературы я в нем не увидел, все по делу. Есть то, что мне удается плохо, у героев разная речь, не говорят все одинаково. Мои герои все говорят однообразно, точно, как я. За это меня покойный Эрнст Левин ругал.
    И еще просьба. Не мог бы ты внести ясность, с кем реально произошла история описанная в рассказе? «Начальник изыскательской партии» — это где-то рядом с твоим отцом?

  12. Григорий Александрович, всех, дающих советы — к терапевту! Написано по делу, а если литературно не чересчур шедевр, так кто тут у нас здесь Марсель Пруст? Атмосфера передана хорошо. Вот моего отца заложила лучшая подруга моей матери, и что тут скажешь? И люди приличные везде встречались. И говно во все времена поверху плавало. Короче: пилите, Шура, в смысле: пиши, Гриша.

    1. Товарищ Герцман, огромное тебе человеческое спасибо! Вы с Сергеем, можно сказать, меня из комы вытащили. А то этот литературный агрессор, шахид художественного слова Боря меня совсем затерроризировал. Что ни коммент, «ни хера, не хрен…». Знает ведь, что я от таких грубостей сознание теряю, но нет, норовит добить чуждой моей тонкой, изнеженной натуре лексикой.

    2. Юлий Герцман
      3 Сентябрь 2016 at 20:46
      ————————————————————————
      Григорий Александрович, всех, дающих советы — к терапевту!
      ==========================================
      Юлий, это просто блестящий эвфемизм. А я-то ломал голову, искал ответ на вопрос — КУДА? Теперь знаю — к терапевту. И впредь буду посылать именно туда.

  13. выбрал себе нейтральный жанр исторических раскопок. А тебе и в архивы не надо, что видел, то и описывай. Будет хоть и малохудожественно, но интересно.
    ==
    Ну вот, я же и говорил тебе, что ты ни хера в этом не понимаешь 🙂

  14. Б.Тененбаум:

    В принципе, есть железное правило: «Писать следует о том, что ты хорошо знаешь». Но, возможно, его надо дополнить и еще одним — не надевать «флер искусства», если для написанного это не является предельно необходимым. Я думаю, Григорий Александрович, что для умного человека (да еще с твоей биографией и опытом жизни) все эти «художества» — штука совершенно излишняя. Сказать, что думаешь, можно и без перепляса …
    /////////////////////////////////////////////////////СЧ//////////////////////////////////////////////////////////////
    А мне нравится! И я бы сказал: не витиевато, а сочно. Так подано, и к месту. Спасибо автору!

  15. В принципе, есть железное правило: «Писать следует о том, что ты хорошо знаешь». Но, возможно, его надо дополнить и еще одним — не надевать «флер искусства», если для написанного это не является предельно необходимым. Я думаю, Григорий Александрович, что для умного человека (да еще с твоей биографией и опытом жизни) все эти «художества» — штука совершенно излишняя. Сказать, что думаешь, можно и без перепляса …

    1. Если бы манускрипты Майя так писались, был бы я хорошим их расшифровывателем. Огромный опыт и многолетние тренировки при расшифровке советского эзоповского языка позволяют мне выявить следующее: Гриша, куда ты лезешь? В литературу? Это зря, ни хера ты в ней не понимаешь. Пиши лучше как ненец с нарт — что вижу, то и пою. Бери с меня пример: тоже зуд имею, но не лезу ведь. Поэтому выбрал себе нейтральный жанр исторических раскопок. А тебе и в архивы не надо, что видел, то и описывай. Будет хоть и малохудожественно, но интересно. А с литературой пусть Быков с Донцовой разбираются, они писатели…

      1. А с литературой пусть Быков с Донцовой разбираются, они писатели…

        Ну, я бы поспорил с определением Донцовой, да и с Быковым, Гриша, не так все прямолинейно. Однако вот, дорогой друг, позволь привести тебе в пример литературную частушку:

        «Подарила мне кума
        Книжку «Горе от ума».
        И с тех пор я с горя пью,
        Чтобы снизить свой «ай кью».

        Ну, так с твоим «ай кью» не хрен снижать его попытками имитировать Грибоедова 🙂

        1. Б.Тененбаум
          3 Сентябрь 2016 at 15:22
          ———————————————————
          Ну, так с твоим «ай кью» не хрен снижать его попытками имитировать Грибоедова 🙂
          =================================
          Григорий, учись у меня. Я пишу так:
          Опыт фотографирования без должной подготовки.
          Эпиграф В силу вышеизложенного я решил использовать в качестве источника так называемую “Книгу фактов”, издаваемую ЦРУ. Она представляет собой что-то вроде атласа, описывающего по одинаковой методике все страны мира, включая и США, находится в открытом доступе, и приводимые в ней данные тоже собраны из открытых источников.
          Б. Тененбаум. Свежая фотография: “Россия, 2015”

          В «Книге фактов» ЦРУ много интересного, можно делать различные «фотографии», выбор которых зависит от интересов автора. Мне, израильтянину, показалась интересной попытка сделать пусть не фотографию, а некоторое изображение «истории с демографией» различных стран.
          Вопрос важный.
          И так далее…
          При правильно выбранном эпиграфе вопросов с «ай кью» не возникает!

  16. Обсуждать реальность описанного не интересно.
    Интересно другое: в литературном произведении нормально применение «ненармотивной лексики»?

    1. Ну, Сэм, что за чистоплюйство? Там же герой говорит, а не автор. А как по-вашему должен МГБ-шный начальник с похмелья разговаривать с идиотом-подчиненным? Это же песня…

      1. Ну вообще то примеров «как?» найти не сложно.
        Первое, что приходит в голову. хотя бы Шукшин. Тоже не барышень из инстиута благородных девиц описывал.
        И если просто написать …, то все поймут. В меру своего владения языком.

  17. Инна, спасибо за комментарий. Нечасто можно увидеть замечание по делу, тем более с фрагментом литературного разбора. Соглашаясь по существу о штампах, попробую возразить в данном примере. Строго говоря, любое предложение с описанием события является штампом, поскольку неоднократно где-то упоминалось. «Устало кивнул… сел, закурил, поздоровался»… Но такого рода штампы — они только являются инструментом. По-моему, здесь ключевым является предложение «… его и разоблачила»

  18. Он продрал глаза, развернулся и увидел незабываемую картину. Она стояла перед ним в угадывающейся готовности опуститься на колени, в одних байковых голубых рейтузах почти до колен, огромные, белые титьки лежали на животе Будды, и взгляд ее был нацелен ниже его пупа:
    — Да ты обрезанный!!!
    ___________________________________________

    Это расхожий мотив, который в тех или других вариациях (то герой уже сделал обрезание и об этом говорит его походка, то еще собирается его сделать и т.д.) обыгрывается в рассказах постоянно, где надо и где не надо. Я уже раньше когда-то писала, что по примеру Французской Академии, запретившей рассматривать проекты «перпетуум — мобиле», и здесь что-то надо предпринять, хотя бы ограничения какие-то ввести. Вот автор «Паспортного контроля» обошелся же без этих хохм. Значит, можно?
    Да и «голубые» (а также фиолетовые, розовые, фисташковые и пр.) рейтузы (то бишь панталоны) – эта тоже обыгранная деталь и тоже не прибавляет восторга от рассказа. А ведь есть у Быстрицкого мастерская проза, которую читаешь с удовольствием.

    1. Инна Беленькая
      3 Сентябрь 2016 at 9:56
      ——————————————————-
      Да и «голубые» (а также фиолетовые, розовые, фисташковые и пр.) рейтузы (то бишь панталоны) – эта тоже обыгранная деталь и тоже не прибавляет восторга от рассказа. А ведь есть у Быстрицкого мастерская проза, которую читаешь с удовольствием.
      ================================
      Тогда так: Артур «отчаянно оглянулся, отступая к окну, ведущему в сад, и в этом окне, заливаемом луною, увидел прильнувшее к стеклу лицо голой девицы и ее голую руку, просунувшуюся в форточку и старающуюся открыть нижнюю задвижку. Верхняя уже была открыта.
      Та заспешила, всунула рыжую голову в форточку, вытянула сколько могла руку, ногтями начала царапать нижний шпингалет и потрясать раму. Рука ее стала удлиняться, как резиновая, и покрылась трупной зеленью. Наконец зеленые пальцы мертвой обхватили головку шпингалета, повернули ее, и рама стала открываться. Рама широко распахнулась, но вместо ночной свежести и аромата лип в комнату ворвался запах погреба. Покойница вступила на подоконник.»
      Григорий, не пиши так, это тоже обыгранные детали.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.