Гарри Фельдман: Нам дороги эти позабыть нельзя

Loading

Был период, когда хлебные карточки не отоваривали несколько дней, а затем вместо хлеба выдали соевую макуху (отжимки, остающиеся после выдавливания из зёрен масла). На следующий день начался массовый мор: опухшие от голода люди, наевшись этой даже не для всех животных пригодной еды, сотнями умерли в страшных муках.

Нам дороги эти позабыть нельзя

Гарри Фельдман

Единственная чудом сохранившаяся довоенная фотография Гарри

Я родился в 1933 году в достопримечательном древнем еврейском местечке Романов (в советские годы — Дзержинск) на Житомирщине (Украина).

В этом местечке проживали родители моей матери и её сестра. Мой отец в то время был сначала рабочим, а затем директором фабрики по обработке гранита на Головинском карьере Черняховского района Житомирской области. После выдвижения на работу секретарём Черняховского райисполкома и последующем направлением на учёбу в Харьковское юридическое училище отец после его окончания был избран народным судьёй в Черняхове.

Мать работала воспитательницей в детском саду. Я до войны успел окончить первый класс Черняховской средней школы. Единственная чудом сохранившаяся фотография — свидетельство моего безоблачного до 22 июня 1941 года детства, опалённого после этой даты огненным вихрем Великой Отечественной войны.

Я, как потом стало принято называть, типичное дитя войны, испытавший на себе всё тяготы и лишенья того лихолетья. Поэтому не буду повторять общеизвестные факты, а остановлюсь лишь на наиболее впечатляющих воспоминаниях.

Итак, с приближением полчищ вермахта к нашему местечку мне с матерью, как и многим другим семьям односельчан, пришлось, захватив из дому лишь самое необходимое, бежать на предоставленной нам подводе на восток. Как мне с матерью, не имея на то ни опыта, ни физических сил, удавалось справляться с лошадью, я до сих пор понять не могу. Видно, недаром говорится, что беда заставит и научит.

Преодолев за несколько дней тяжёлый и опасный 150-километровый отрезок пути, мы сделали привал на опушке леса в Святошино (предместье Киева). Расположились под высоким раскидистым деревом. Не успели мы с попутчиками попасти лошадей и хоть мало-мальски ополоснуться в находившемся рядом водоёме, как над нами появились летящие с запада самолёты. Пробежавший мимо небольшой отряд вооружённых военных сообщил, что поблизости высажен вражеский десант. Я закапризничал и начал просить немедленно уехать с этого места. На удивление меня послушали. Как только мы с ещё двумя семьями сослуживцев отца отъехали, над нами завязался воздушный бой, и вскоре мы увидели, как сбитый самолёт врезался как раз в то дерево, под которым мы всего лишь несколько минут назад располагались.

Когда мы, чтобы не загнать уставших лошадей, через несколько километров снова сделали привал, ко мне подошёл единственный среди нас взрослый мужчина (не призванный в армию очевидно по состоянию здоровья и взявший шефство над нашей группой), погладил меня по голове и сказал, что вообще-то он не любит капризных ребят, особенно мальчиков, но сегодня мой каприз спас жизнь всем нам.

Это был первый, но не единственный случай, когда мы чудом разминулись со смертью, убегая от преследовавшего нас жестокого фашистского зверя.

Об одном, в общем-то вроде бы маловажном эпизоде из нашей одиссеи, к которому я вернусь в ходе дальнейшего повествования, я вспомнил лишь через двадцать лет при чрезвычайных обстоятельствах.

Так вот, преодолев ещё один участок тяжелейшего и опаснейшего пути, мы добрались до города Конотопа. На углу одной из улиц на его окраине у ворот небольшого домика стояла женщина с полутора-двух годовалым мальчиком на руках, а за её юбку держалась девчушка-замухрышка лет пяти. На просьбу пустить нас во двор покормить лошадей и приготовить горячую еду для детей или хотя бы вскипятить воду для чая женщина открыла калитку, показала на несколько стоявших за ней чемоданов, забитые досками окна и дверь и сказала, что они с минуты на минуту ожидают возвращения мужа с повозкой, чтобы добраться до железнодорожной станции и постараться попасть в любой эшелон, направляющийся на восток. При этом она посоветовала поехать на находившийся невдалеке от их дома пруд, искупать в нём детей, а на берегу попасти лошадей. Мы последовали её совету, после чего продолжили свой многодневный, на каждом шагу грозящий смертью, путь. На эвакопункте при железнодорожной станции Курск мы услышали по радио тяжёлую весть о сдаче советскими войсками нашего областного центра Житомир. После приёма лошадей и телег нас эшелоном отправили в глубь страны. И снова постоянная тревога, жажда и голод, частые бомбёжки на пристанционных тупиках (ведь в первую очередь пропускались воинские составы) и в пути, вид погибших и раненых в результате налётов фашистских стервятников продолжали преследовать нас.

Однако и на этот раз нам удалось разминуться со смертью, грозящей нам на каждом шагу.

Через некоторое время наш эшелон разгрузили на какой-то станции в Тамбовской области. Там эвакуированных подводами развезли по близлежащим сёлам. Три наших семьи доставили в одно из них и разместили в здании бывшей церкви. Несколько недель мы по мере своих сил трудились в местном колхозе, обеспечившим нас питанием.

После этого нас ночью (во избежание попасть под бомбёжку и обстрел вражеских самолётов) на подводах в сопровождении нескольких местных пожилых мужчин (в округе свирепствовали стаи волков) перевезли в село Романовку Саратовской области. Значительную часть пути нас преследовали несколько пар огоньков волчьих глаз. Но напасть на нас они не решились.

В Романовке нас поселили в семью местных жителей, трудоспособных направили на работу в колхоз, который оплачивал труд эвакуированных продуктами питания.

Прибыли мы в это село как раз накануне учебного года, и я пошёл во второй класс.

Наконец после двухмесячных мытарств мы получили возможность есть за столом, да к тому же и горячую пищу, спать в постели с чистым бельём.

Местное население с сочувствием и состраданием относилось к нам, старалось оказать беженцам всевозможную поддержку . Огромное спасибо им за это.

Однако война и здесь не давала забывать о себе. Как-то во время урока я услыхал уже знакомые мне звуки воздушного боя. А через пару минут школьное здание содрогнулось от мощного взрыва: через дорогу от нас рухнул сбитый фашистскими стервятниками советский самолёт. Мы, школьники, стали первыми свидетелями гибели двух его пилотов. Возможно, последние их усилия были направлены на то, чтобы не дать самолёту упасть на школу.

Так и на этот раз смерть пронеслась мимо меня.

Невзирая на все тяготы военного лихолетья я и второй класс закончил с похвальной грамотой.

В середине 1942 года брату моей матери (они были близнецы) через действующую тогда службу розыска удалось найти нас и вызвать к себе в город Троицк Челябинской области. Там нас не обстреливали и не бомбили, но пережить пришлось такие лишения, которые и самому заклятому врагу не пожелаешь.

После нападения фашистов на нашу страну в этот город, насчитывающий около 40 тыс. населения были эвакуированы ряд крупнейших военных заводов, в том числе и 34-й авиационный, на котором работал мой дядя. Вместе с их работниками прибыли десятки тысяч беженцев.

Это привело к многократному (в одном из источников указано — 10-кратному) увеличению количества его жителей. Под жильё пришлось приспосабливать всё возможное и невозможное. И нам с матерью вместе с четырьмя членами семьи её брата, в том числе грудным младенцем и тяжелобольным отцом его жены, пришлось ютиться в крошечной комнатушке, в которой вместо кроватей были сооружены двухъярусные нары.

Получаемых по карточкам продовольственных продуктов катастрофически не хватало. Мы всегда были голодны. Был период, когда хлебные карточки не отоваривали несколько дней, а затем вместо хлеба выдали на все неиспользованные талоны соевую макуху (отжимки, остающиеся после выдавливания из зёрен масла). На следующий день начался массовый мор: опухшие от голода люди, вдоволь наевшись этой даже не для всех животных пригодной еды, сотнями умерли в страшных муках.

С нетерпением мы ожидали прихода весны, чтобы вдоволь похлебать суп из крапивы, свекольной ботвы и другой съедобной зелени. А каково нам было переносить зимнюю стужу (морозы иногда доходили до 40 градусов) в наших нетопленных конурках или в школьных классах.

Официально согласно постановления объединённого заседания Троицкого Горкома ВКП(б) и Горисполкома для участия в сельхозработах были мобилизованы в обязательном порядке и учащиеся, начиная с шестого класса. Но иногда для этого привлекали и нас, «салажат» из четвёртых и пятых классов. Но это было нам не в тягость, так как мы это считали своей посильной помощью фронту.

На занятия в школу приходила строем в военной форме группа сыновей полка — детей, лишившихся родителей. В нашем классе их было пятеро. И это, кроме всего прочего, заставляло нас с большей ответственностью относиться к учёбе и своему поведению.

Единственной радостью для меня и матери было то, что отцу удалось разыскать нас, и мы начали получать от него с фронта письма в виде треугольников. 3-го июля 1941 года отец получил предписание эвакуироваться в Черниговскую область и должен был выехать вместе с нами. Но в последний момент предписание было отменено, и отец был назначен ответственным за эвакуацию или, в крайнем случае, уничтожение особо важных документов советско-партийных органов, учреждений и организаций местечка. Выполнив эту миссию, он с последней отступающей частью покинул Черняхов и, явившись в Киевский военкомат, добровольно ушёл на фронт.

После ранения и выписки из госпиталя отец был направлен на краткосрочные курсы в Московское военное училище имени Верховного Совета и после окончания их получил назначение в действующую армию в качестве командира взвода 1130-го стрелкового полка 336-й стрелковой дивизии.

Перед отправкой к месту назначения отцу был предоставлен краткосрочный отпуск и он на несколько суток приехал к нам в Троицк. Это была наша последняя встреча с ним.

В одном из своих последних писем отец сообщил нам, что приближается со своей частью к городу, в котором жила его старшая сестра. И мы поняли, что это город Киев.

Последнее письмо от отца пришло одновременно с похоронкой, в которой сообщалось о его гибели в бою 4 октября 1943 года.

Похоронка и фрагмент из книги Памяти воинов-евреев о гибели отца Гарри Фельдмана

Через несколько дней мы получили письмо от его боевых побратимов, которые с теплотой и любовью отзывались о своём мужественном и заботливом командире, верном друге, человеке с доброй душой и щедрым сердцем, не раздумывая отдавшем жизнь для спасения личного состава взвода и обеспечения успеха военной операции.

«Мы отмстим проклятым фашистам за героическую смерть нашего командира, — Вашего дорогого мужа и отца, освободим нашу Родину и добьём вражескую гадину в её собственном логове. А светлая память о нашем славном командире навечно сохранится в наших сердцах» — было сказано в этом письме.

Светлая память отца, погибшего 4-го октября 1943 года в ожесточённом бою у хутора Усохи Гомельской области, увековечена в Книге Памяти воинов-евреев, павших в боях с нацизмом», книгах памяти Украины, а в Израиле — в музее Энергия мужества».

Фельдман Борис Овсеевич
1906 — 1943. Урож. г. Житомир, Житомирская обл., Украина. Призв.: Киевский ГВК, Украина.
Лейтенант, ком. взв. 1130 сп 336 сд.
Погиб на фронте. Захоронен: хут. Усохи,
Комаринский (Брагинский) р-н, Гомельская обл., Беларусь.
(СЕИВВ)

(Из Книги Памяти)

После освобождения Житомирщины от фашистских захватчиков мой дядя съездил (во время командировки от завода в город Киев) в наш родной Романов и привёз оттуда горестную весть: все евреи местечка, в том числе мой дедушка и тётя (сестра матери) зверски уничтожены нацистами и местными полицаями, отчий дом разграблен и уничтожен. (Бабушка умерла незадолго до войны).

На свой запрос, посланный матерью в Черняховский поселковый совет, она получила ответ, что дом, в котором была наша довоенная квартира, как и многие другие жилые помещения местечка, разрушен в ходе боевых действий и что предоставить нам жилплощадь в ближайшее время нет возможности.

В начале января 1946 года мы вернулись из эвакуации и временно поселились в Житомире в полученной сестрой отца, прослужившей всю войну в госпитале, и её мужем — демобилизованным воином, комнатушке, служившей одновременно и кухней (их дом в центре Житомира, в котором они до войны имели квартиру, был разрушен при бомбёжке в начале войны).

В Житомире я успел закончить шестой класс, и так как к тому времени демобилизовался сын хозяев квартиры, нам пришлось освободить для него занимаемый нам уголок и переехать в Романов (тогда — Дзержинск).

В Дзержинске нас, как и абсолютное большинство возвратившихся из эвакуации, ожидало голодное, полунищенское существование. Почти на два года нас приютила так же возвратившаяся из эвакуации еврейская семья, у которой сохранился дом. Позже нам выделили небольшую комнатушку, служащую одновременно и кухней, в коммунальном доме. В ней мы прожили 15 лет.

В первые послевоенные годы, не имея «ни кола, ни двора», выживая лишь за счёт мизерной пенсии за погибшего отца и незначительной зарплаты матери, мы ходили в лохмотьях, отказывали себе абсолютно во всём. Помню, как весной, когда уже таял снег, я шёл в школу в старых валенках без галош, так как другой обуви у меня не было.

В Дзержинске я окончил в 1950 году среднюю школу. В том же году поступил в пединститут и, имея 47 лет стажа в школах своего родного района, вышел на пенсию.

Вернусь к эпизоду, упоминаемому выше. Перед началом 1957-58 учебного года из окна отдела народного образования я заметил направляющуюся к нему девушку с чемоданчиком в руках. Невольно подумал: какая судьба ожидает в наших краях эту выпускницу вуза, по чью душу она сюда прибыла?

Через несколько дней мы встретились с ней на работе в Дзержинской средней школе и со временем подружились. Когда же дружба переросла в любовь, она предложила приехать к ней во время каникул в Конотоп для знакомства с её матерью и младшим братом. (Её отец, многократно раненный на фронте, после демобилизации вскоре умер).

Представьте мою оторопь, когда явившись по указанному адресу, я оказался у ворот того домика, в котором при эвакуации мы просили кратковременного пристанища, и понял, что тогдашняя девчушка-замухрышка, державшаяся за материну юбку, моя невеста, а её мать, державшая на руках малыша, моя будущая тёща.

Воистину, пути господни неисповедимы!

Уже более 55 лет мы вместе шагаем по жизни, едины в радости и в горе, стойко преодолеваем невзгоды, поддерживаем и помогаем друг другу во всём — в работе, в быту и в общественной деятельности.

Как и я, она — Раиса Фельдман (девичья фамилия Карасик) — отличник народного образования Украины, учитель высшей категории, учитель-методист за 40 лет обучила и воспитала несколько поколений выпускников, 15 лет (до выхода на пенсию) руководила районным методическим объединением учителей химии, выступала с докладами на областных конференциях и семинарах, как один из наилучших педагогов области привлекалась к приёму вступительных экзаменов в высших учебных заведениях Украины. Она пользовалась не только большим уважением и почётом у своих коллег, воспитанников, их родителей, бабушек и дедушек, но и их искренней любовью.

Такой Раису помнят многочисленные её выпускники, их родители, бабушки и дедушки

За общественную работу в Израиле Раиса, как и я, получала благодарственные письма от депутатов Кнессета.

О моей работе, общественной и творческой деятельности рассказано журналисткой Еленой Милькиной в очерке «Через тернии к звёздам» (газета «Ветеран и воин» за 17 июля 2013 г.).

* * *

Эту публикацию я подготовил не в качестве подведения итогов жизненного пути, и тем более не ради тщеславия. Основная её цель — ещё на одном конкретном примере показать, что эвакуированные беженцы вполне заслуживают статуса жертв Катастрофы, и ещё раз выразить пожелание, чтобы нигде и никогда не повторилось подобное.

Print Friendly, PDF & Email

2 комментария для “Гарри Фельдман: Нам дороги эти позабыть нельзя

  1. Cпасибо за интересный материал, Гарри. Очень трогательно, очень достоверно.

  2. эвакуированные беженцы вполне заслуживают статуса жертв Катастрофы,
    =====
    Полагаю замечание автора вполне справедливым.

Добавить комментарий для Абрам Торпусман, Иерусалим Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.