Виктор Бирюлин: Впечатления. Продолжение

Loading

Часто вспоминается аромат маминых яблочных пирогов. Читаешь внукам сказки и вновь оказываешься в тени дикой яблоньки с её простыми яблочками, открывающими дорогу к незатейливому счастью. А сколько дров наломаешь вокруг яблока Евы, прежде чем поймёшь, что и яблока-то не было, да и Ева у каждого своя.

Впечатления

Эссе, рассказы

Виктор Бирюлин

Продолжение. Начало

Крест Бабича

Этот небольшой участок земли вдоль волжского обрыва давно привлекал моё внимание. Диковатый на вид, заросший жёсткими цепкими степными цветами вперемежку с вихрастым ковылём. С одной стороны его ограничивают дачные постройки. Другой он выходит к окраинам старинного села Хмелёвка. Напротив, через дорогу, зеленеет большое ухоженное Хмелёвское же кладбище.

Но с десяток старых крестов, пошатнувшихся ржавых оградок есть и на участке. Один крест на самом краю обрыва виден издалека. Подошёл к нему. Железный православный крест с кружочками на семи концах. Внизу — большая табличка из нержавейки. На ней свежая гравировка:

БАБИЧ ЯКОВ ВАСИЛЬЕВИЧ

5.01.1863 — 27.02.1936

Под моими ногами, всего-то копнуть несколько раз, лежали останки человека, увидевшего свет полтора века назад. Ворохнулось в душе. Судя по датам, воевать Бабичу вряд ли пришлось. Разве только в гражданскую. Но вот голодать на своём не малом веку наверняка приходилось.

Чем же ты занимался, Яков Васильевич? Рыбачил? Огородничал? Хлеб сеял? Богато жил или бедствовал? Добрая ли у тебя жена была? И работящие ли дети? Очень хочется верить, что жил ты, может, и не без греха, но по-человечески, как всем нам заповедано. Трудился, не покладая рук, встречал, как положено, праздники, заботился о семье. Одним словом, пользовался благом, когда везло, и терпел, когда приходили несчастья.

Поэтому тебя и не забывают. Вот и табличку обновили, и цветы бумажные не чужие же люди принесли. Значит, род твой продолжается.

И тут только пришло в голову, что этот сиротливый уголок земли был когда-то обычным кладбищем. А бугорки, по которым так неудобно ходить, — остатки могил.

Судя по всему, кладбище было устроено на высоком берегу, как и сама Хмелёвка. Скорее всего, участившиеся оползни вынудили хмелёвцев перенести его подальше от обрыва. Потом старое и новое кладбища разделила дорога. И оставшиеся на краю могилы оказались предоставлены сами себе.

Закрапал собиравшийся с утра дождь. Но я побродил между уцелевших надгробий, прочитал надписи, где они сохранились. На самом старом кресте просматривалась иконка божьей матери. На нескольких крестах уцелели фотографии. Один огорожен новыми блестящими цепями. Но большая часть крестов и пирамидок со звёздами клонится к земле.

Проглянуло, наконец, солнце сквозь скопившуюся небесную хмарь. Горячие невидимые лучи вновь обласкали всё живое. Ещё раз оглядел участок, редкие оградки и крест Бабича. Подумалось, а хорошо бы, если через сто лет и мой будущий крест также упрямо смотрел в небо.

Яблони в Буркино

Как же приятно зайти в гости к друзьям, коротающим лето в загородном саду. Неважно, что путь к нему лежит через поле длинной в четыре километра. И небо с утра хмурится, того и гляди заморосит. Дорога ровная. Вокруг разноцветье и разнотравье. Глаза радуют растущие вдоль обочины знакомцы — синий цикорий, нежно-розовый татарник, ярко-жёлтая пижма, шёлковые белёсые метёлки ковыля…. И появившийся кружочек солнца среди облаков выглядит окошком в иной, но вряд ли лучший мир.

В конце пути дорога пошла в гору. Открывшаяся взгляду широкая долина и её склоны покрыты густыми грибными лесами вперемежку с дикими лугами. По ним ещё стелется утренний туман. Перешёл на другую сторону холма и увидел, наконец, Буркино. Внизу рассыпались разноцветными кубиками дома дачных посёлков. На улочках тихо. Поверх заборов свешиваются зреющие плоды.

Тем временем облачная пыль опять завесила солнце, где-то и погромыхивает. Но я уже у заветной калитки. Хозяйка с дочкой радушно её открывают.

— Как добрались?

— А вы как поживаете, сударыни?

По заведённому ритуалу, вначале последовал осмотр сада. У моих друзей он немного небрежен, не по линейке рассажен, как, впрочем, и все наши сады, но изобилен на удивление. Меня встретили целые поляны цветов с розами и рододендронами во главе. В ушах зашелестели тамариск, гибискус, жёлтая лапчатка и другая для меня экзотика. Тут и там бросались в глаза земляничные, помидорные и овощные гряды. Мы долго блуждали среди вишен, слив, абрикосов, алычи, груш, орехов, виноградных шпалер, кустов смородины, крыжовника, барбариса, декоративной туи, можжевельника и даже черёмухи, сосен и берёз!

Но царствовали в этом привольном садовом мире всё же яблони. Без них любой сад выглядит пустоватым. Здесь они встречались на каждом шагу. У некоторых кроны уходили, казалось, в самое небо. Их необъятные ветви были щедро увешаны разноцветными плодами. В своих пышных зелёных нарядах эти яблони выглядели королевами. Перед ними хотелось снять шляпу и почтительно поприветствовать.

Обход сада, как принято, завершился в уютной беседке вольным разговором обо всём, что волнует душу и занимает мысли. Ах, эти нешумные доверительные застолья под звонкий птичий щебет и жужжание надоедливых ос, не мешающих, впрочем, наслаждаться общением с милыми тебе людьми. Как же скучна без них жизнь!

День между тем потихоньку катился сказочным клубком по запутанным садовым дорожкам. И вот уже мне предложено лёгкое складное кресло для отдыха. Подставил разгорячившееся лицо под свежий ветерок. Сады, как зелёные омуты, вбирают нас в себя. Мы с наслаждением погружаемся в них. Расслабляем натянутые жизненной гонкой нервы, оставив на время суету. Садовые деревья врачуют нас и дают верное направление. Ведь они свободнее людей, несмотря на корни-якоря. Они занимаются предначертанным делом, не отвлекаясь по сторонам и не подчиняясь чужим влияниям. Не впадают в депрессию, потому что довольствуются тем, что есть. И спокойно отсчитывают кольца годов.

С самого утра серые тучи безостановочно бежали с запада на восток за далёкую отсюда Волгу. Пару раз даже капнуло. Но к вечеру ветер стих, и небесная картина стала меняться на глазах. Облака забелели. Пробивается синий цвет, чаще проглядывает солнце. Пора и в обратный путь.

Рыбалка дилетантов

Господи, пять часов утра! Край неба только светлеет. Самый сладкий сон. А в тихом летнем саду он ещё слаще. Но Ванюшка быстро заводит машину, и мы рулим к недалёкому устью Хмелёвки. Опоздали! В густых камышах и вокруг них уже торчат удочки местных рыбаков.

Пока вытаскивали из багажника снасти и надувную лодку, подъехал джип с большим дюралевым катером на прицепе. Его идеальные носовые обводы устремлены, скорее, вверх, чем вперёд. Джип привычно развернулся. Съехал прямо в воду. Из него вышли два крепких мужика в высоких резиновых сапогах. Настоящие речные волки. Отцепили катер, ловко забрались в него. На малых оборотах прогрели мощную «Ямаху» и стрелой помчались к далёким островам.

Проверят сети. Не на удочку же «волки» ловят рыбу. И домой с богатым уловом. А, может, причалят к знакомому острову. Поставят палатку. Наберут сушняка. Не спеша разведут костёр. Затеют к вечеру уху. Вынут из прибрежного песка охлаждённую бутылочку. И за дружеской беседой под звёздами и свежим волжским ветерком проведут заветные часы жизни.

Накачав свой двухместный «Шкипер», направили его за нескончаемую полосу камыша. Утренняя прохлада быстро растворилась в лучах взошедшего солнца. Камышовая зелень стала нежнее, мягче. В глазах зарябило от водяных бликов. Поспешили забросить несколько «косынок», «бакланов» и небольшую всегда некстати путающуюся сеть. Побросали для порядка забученную с вечера прикормку из сухарей и жмыха.

Всё это оглядываясь, поскольку рыбоохрана на Волге не дремлет. Потом Ванюшка половил немного на удочку. Один раз сорвалась хорошая плотва. Немного поблеснил. Блёсны у него французские. Первый класс. Но щуки и судаки уже позавтракали. А я сидел на вёслах и разглядывал берег, с наслаждением вдыхая неповторимый запах волжской воды.

Казалось бы, берег как берег. Ну, высокий, обрывистый, древние отложения можно руками потрогать. Дело в другом. Всякий раз, когда смотришь с Волги на берег, чувствуешь себя немного первооткрывателем.

Чередующиеся земляные пласты выглядят безжизненными, миллионы лет назад исчерпавшими плодоносную силу. Но нет. Кое-где в них вцепилась трава. А внизу почти отвесной стены на границе с водой — пышное зелёное ожерелье из деревьев и кустарников.

А чего стоит вид разнообразных, порой причудливых построек прямо на кромке. Вот маленький дворец из красного кирпича, весь в башенках. А вот обычный дом, но с двумя широкими навесами по обе стороны. То ли для застолий, то ли для рыбацких затей. Похоже, владельцы и дворцов, и хижин смирились с мыслью о возможных оползнях, обвалах. Зато в их окна вливается постоянно меняющийся свет отражённого Волгой солнца. И круглый год рыбалка. Равнодушные к ней вряд ли поселятся в таком близком соседстве с большой водой, которая может быть и лихой, опасной.

То и дело встречаются сходы к Волге. В глаза бросилась винтовая железная лесенка с ажурными перильцами. А вот пошли укромные пляжики. На одном красуется маленькая синяя палатка. Воображение рисует в ней влюблённую парочку. Не будут же рыбаки спать в такой час. Встречаются и замаскированные от недобрых взглядов лодочные стоянки.

Невольно забылся, пока не услышал: «Пап, чего ты в самые камыши правишь?» Напротив Ванюшка со своим хитроватым добрым прищуром в очередной раз замахивается спиннингом. А над головой солнце уже во всё небо. Вокруг спокойная волжская гладь. Её лёгкое колыхание убаюкивает, кажется, не только нас, но и острова, берега и «Шкипера», которого я привязал для устойчивости к камышам.

Вся жизнь в эти минуты сошлась на нашей лодке. Душе немного надо для радости. Достаточно приветливого родного взгляда, ласковой воды за бортом, смешного кваканья лягушек возле недалёкого берега и нескольких чаек, зигзагами носящихся над головой.

Как часто бывает в наших краях, погода резко изменилась. Вдруг подул сильный ветер. Волны стали накатывать всё выше, уже захлёстывая нас. «Шкипера» закачало. Куст камыша, к которому он привязан, вырвало с корнем.

Мы заторопились обратно, собирая по пути свои забросы. Улов? С десяток небольших плотвичек, краснопёрок и линьков. И два рака, залезших в «баклан» за рыбой. У них была потом своя история со счастливым возвращением в родную стихию.

Дегустация вина в домашней обстановке

Кто-то ходит в баню накануне нового года. А мы с приятелем после Крещения Господня пробуем своё молодое красное сухое вино. Вот и в этот раз он приехал ко мне со своими образцами. Я приготовил свои. Устроились на просторной кухне за столом с соответствующей случаю закуской и полудюжиной больших стеклянных винных бокалов. Зимой в городской квартире чувствуешь себя в светлой и тёплой подводной лодке, плывущей в тёмном пространстве, где хозяйничают мороз и злой ветер.

По праву хозяина налил понемногу из всех представленных образцов.

Подождали, пока вино насытилось кислородом. Полюбовались на «винные ножки», нехотя стекающие вниз. Гранатового цвета вино на свету засверкало изысканным тёмно-вишнёвым оттенком. Вдохнули лёгкие фруктовые запахи, наконец, попробовали и с удовольствием ощутили горьковатый вкус созревающего вина.

И с градусами всё в норме — хмель мягко растворился в голове. И мысли помягчели. За столом стало ещё душевнее, доверчивее. Ведь вино и рождено для радости, а не для ссор и скандалов.

Моё вино приятель похвалил. Предположил, что добавка местного виноградного сорта Мукузани придаёт ему изюминку — ощущение «недоброда при переброде», то есть при реальной сброженности. Заметил, что наше вино из потапенковских сортов зреет быстрее. Мы обсудили достоинства Неретинского, Агатама, Прорыва и других виноградных шедевров с общим амурским корнем. Поговорили о виноградниках, потихоньку приобретающих зримые черты и в наших окрестностях.

Почти сразу в разговоре о вине и винограде зазвучали библейские мотивы. В седые непроглядные времена люди вкусили забродившего сока виноградных ягод и «проснулись», обретя сознание. И вся дальнейшая жизнь людей, по-нашему с приятелем глубокому убеждению, оказалась крепко связана с гроздью, отражающей расширяющуюся Вселенную.

После второй пробы нам немного взгрустнулось.… Представилось, что когда-нибудь на опустевшей Земле останется последний куст винограда. И человек будет неотрывно смотреть на ветку с дозревающими плодами. Они вместе покинут роскошную прежде планету. Не будет больше ни винограда, ни людей, потерявшихся без лозы жизни.

Удивительно, как любой разговор на русской кухне незаметно переходит в обсуждение вопросов мироустройства. И вот уже вокруг нас закружились слова о душе, энергетике человека…

— Всё на Земле и в Космосе взаимосвязано друг с другом, начиная с Большого взрыва и до скончания веков, — убеждал меня приятель. — Глобальное информационное поле предопределяет путь каждой пылинки.

— И наш с тобой путь к винограду тоже был предопределён?

— А ты сомневаешься?

В данном пункте я не сомневался — в какое-то мгновение высветилась вся жизнь, и я увидел, как судьба настойчиво вела меня в этом счастливом направлении. Да и другим приятельским доводам не возражал, хотя, на мой взгляд, многие тайны хороши именно своей недоступностью. И пусть сидят себе, как джины в бутылках.

Мы с приятелем спокойно наслаждались своим добрым вином, свободно говорили обо всём, что вздумается. Никто не заглядывал из-за спины, не подталкивал под локоть, и мы никому не были в тягость. Наши души стремились в полёт.

Между тем, дегустация продолжалась своим чередом. Обнаружилось, что у приятеля вино более терпкое, чем у меня. Отчего? Может, от того, что он не отделяет гребни при сбраживании. Может быть, от почвы — у него на Зелёном острове вокруг один песок. А у меня в саду за Хмелёвкой лёгкая земля и богатое фруктовое окружение. Но наше молодое вино было в порядке. Нам оно нравилось — вот что главное в оценке вина, впрочем, не только его.

Раньше всё никак не мог взять в толк, как же герои старинных романов утоляли вином жажду. Напротив, мне хотелось ещё больше пить. Попробовав своего терпкого душистого вина, понял — дело в том, что герои пили настоящее вино, а не сегодняшнее магазинное.

Вдруг захотелось уехать в Испанию, встретиться там с женщиной, говорящей на испанском языке с лёгким португальским акцентом. Вся жаркая Испания с её апельсиновыми рощами и звоном кастаньет, пусть выдуманная, но близкая и родная, встала перед нашими заблестевшими глазами. Для нас с приятелем она, как и другие средиземноморские страны, остаётся обетованной землёй сплошных виноградников и жизнерадостных виноделов, понимающих, что к чему в этом мире, и с которыми мы бы легко нашли общий язык.

Вспомнился фильм о виноградниках Лаво в Швейцарии, устроенных на склонах гор, сходящих в Женевское тёплое озеро. Кусты плодоносят здесь со времён Древнего Рима. В старину за спину привязывали высокие плоские корзины. Женщины нагружали их срезанными с веток гроздями, а крепкие парни сносили вниз и высыпали, наклонив плечо, не отвязывая, прямо в давильные чаны.

Представил себя таким вот неунывающим крепким парнем, перекидывающимся шутками с весёлыми сборщицами, с достоинством носящим свою наполненную плодами корзину. Чтобы вся жизнь прошла под чистым небом среди узорных листьев винограда.

Проводил приятеля до остановки на автобус. Зимний день клонился к вечеру. Под ногами пружинила земля, покрытая порошей. Мы ещё успели поговорить по дороге о том, что лучшее вино получается только из своего винограда, а если уж молиться, то вечности.

Хорошее красное сухое вино, подержав человека в своих ненавязчивых объятиях, так же легко отпускает его, возвращая в привычное состояние. Только душа становится чуточку нежнее. А мысли ещё какое-то время парят над обыденным строем вещей.

Мамины пироги

Кто пробовал пироги моей мамы, тот на всю жизнь запомнил вкус тающего во рту хорошо пропечённого сдобного теста и всегда ароматной, в меру сочной начинки.

Казалось бы, не так и трудно испечь пирог. Рецептов хватает в любой кулинарной книге. Составные части, как правило, немудрёные. У мамы это были молоко, сахар, яйца, маргарин, растительное масло, дрожжи, соль, столовая ложка водки, ваниль на кончике ножа и мука. А начинка сгодится любая.

Вперёд, хозяюшки!

Только вначале, по совету моей мамы, не забудьте вынуть на ночь из холодильника яйца и маргарин. И дрожжи проверьте на солоноватость. И тесто замесите не крутое, а мягкое, чтобы отставало от руки. И дырочку сделайте в центре, когда пирог ещё подходит на противне. А когда вытащите его из духовки, не забудьте накрыть чем-нибудь лёгким.

И ещё с десяток мелочей не забыть бы.

Но даже самое строгое следование рецепту не гарантирует удачи. И приготовленный опытным профессиональным кулинаром пирог не всегда становится украшением стола.

Мама рассказывала, что первые свои пироги она, не дожидаясь прихода со службы отца, выбросила в мусорную корзину. Но моя мама училась искусству выпечки, не жалея сил. Ей нравился сам процесс затевания пирогов. И очень хотелось порадовать близких людей.

Запомнилось её всегдашнее волнение, ведь любая мелочь могла свести на нет весь труд, начиная с бессонной ночи, поскольку приходилось вставать затемно, чтобы не упустить подходящее тесто. Она всегда оправдывалась перед гостями, мол, тесто не таким пышным оказалось, начинка немного подвела, надо было — вот не догадалась! — сделать по-другому, лучше.

Гости не очень-то прислушивались к этим сетованиям. Они просто наслаждались редким угощением.

Мы переезжали с места на место, следуя офицерской судьбе отца, менялись наши домашние очаги, но румяные мамины пироги по-прежнему оставались самым желанным лакомством. Они были для нас маленьким семейным чудом, живой сказкой. Как бы ни шли дела, душа согревалась от ожидания очередных праздничных пирогов. Хорошо бы с курагой! Но и с яблоками хорошо, и с капустой…

Мама постарела, пироги затевать ей уже не под силу. Сменщиков, увы, не оказалось. Мы с женой попробовали пару раз и забросили — образ жизни у нас иной, всё что-нибудь мешает.

Жаль.

Семена жизни

Вышел из дачи в осенний сад. Ещё только половина восьмого вечера, а вокруг уже глухая ночь. Правда, наверху светло. Небо в ярких крупных звёздах. Большая Медведица венчает обрыв с северной стороны. Серп месяца застыл над южным горизонтом. Прямо над волжскими островами, на которых с утра опять загремят выстрелы охотников. Пока же слышен только отдалённый лай собак в посёлке и далёкий шум моторов на трассе. Да и они становятся всё глуше и глуше. Окружившую меня земную темноту подсвечивает лишь слабый свет из дачного окна. Он подчёркивает нахлынувшее ощущение нереальности происходящего. Родной ли сад вокруг меня засыпает? Или я лечу вместе с ним куда-то в необозримом мерцающем пространстве?

Очевидно, эти мысли навеял межпланетный зонд «Вояджер-1». Через 36 лет после старта он вышел, наконец, за пределы Солнечной системы. Известие взбудоражило. Ведь это равносильно исходу наших пращуров из Африки. В конечном счете, они освоили всю планету.

Находившись по тёмному тихому саду, отправился тоже спать. Ещё раз окинул высокое небо. Его от края до края пересёк Млечный Путь. Сколько раз видишь его за жизнь? Сотни, если не тысячи. И каждый раз вытянутые в белую кисею неисчислимые звёзды поражают своей яркостью, кажущейся близостью и загадочностью.

В детстве послали с приятелем в Академию наук несколько наивных вопросов о Вселенной. И, к нашей радости, получили на них ответы, в том числе о том, что она бесконечна. Но вот, оказывается, что бесконечна не Вселенная, а Вселенные, которые образуются всё новыми и новыми Большими взрывами.

Семена жизни носятся по рождающимся Вселенным, цепляясь, за что удастся. Но прорастают не везде. На нашей планете волей случая проросли и растут. Учёные предполагают, что будут расти ещё с миллиард лет. А потом? Да какое нам, живущим сейчас, до этого дело? Дело есть. Хотя бы потому, что знание по-прежнему — сила, а неизвестность притягивает так же, как и тысячи лет назад. И нам всё ещё небезразлична судьба наших детей, внуков, правнуков и всех дальнейших потомков до скончания веков.

Ах, крокусы…

В конце зимы, прихватывающей, как правило, и март, невольно затоскуешь от нескончаемых морозов и снегопадов. И тогда начинаешь всё чаще вспоминать о крокусах. Ждёшь встречи с ними.

И вот апрель. Утром покрапывало. Но потихоньку тучи разошлись. Голоса птиц оживляют ещё пустынные садовые окрестности. Глазами быстро ощупываешь знакомое место. И вот они, крокусы, выглядывают из чёрной влажной земли. Не подвели. Их ещё зелёные остренькие макушки осторожно осматриваются. Недалеко от них красуются пышными плотными листьями тюльпаны. И настойчивые нарциссы высыпали кружком. Но первыми зацветут маленькие нежные крокусы.

Несмотря на свою малость, крокусы цветут ярко, открыто утверждая своё явление в мир. Это тоже трогает. Жаль, что долгожданное садовое чудо так быстро отцветает. Только что жёлтые и фиолетовые слегка озорные верхушки прямо из земли взмывали к солнцу. И вот они уже завяли, оставив вытянутые со светлой продольной полоской листочки, которые быстро затеряются в общей зелёной массе. В саду продолжает разворачиваться привычный порядок жизни. На смену неустойчивой весне спешит жаркое лето с другими прекрасными цветами.

Но взгляд ещё не раз скользнёт по заветному уголку земли. И прыткую тяпку всякий раз останавливаешь, чтобы не поранить в земле драгоценные луковички. Через год они опять порадуют душу.

Ехать в город? Или остаться?

Накануне нового года природа приласкала замёрзшую землю пушистым снегом.

Ходил по зимнему саду и вновь удивлялся разнице между его летним буйством и зимней скромностью. Хотя, конечно, под снегом, в земле растения росли и готовились как раз побуйствовать. И всё-таки внешнее различие било в глаза, будоражило душу. Она жаждала жизни летней, цветущей, обильной впечатлениями.

Но зимой должен быть снег, как летом — зелень.

На улице ещё морозно, только яркое, румяное солнце, появившаяся слякоть на дорогах и мягкие под ногами тропинки не оставляли сомнений в близости весны.

На остановке в Красном Текстильщике опять увидел рыжего кобелька — доверчивого, терпеливо ожидавшего угощения, за которым он обращался к каждому подходящему. И он тоже рад весеннему теплу, бодро вертит хвостом в надежде на лишний кусок хлеба.

Сады и Волгу к обеду окутал туман. Сад ещё не проснулся. Кругом снег, грязь, вода. Но прошла неделя-другая, и уже фиолетовые крокусы и жёлтые гусиные лапки красуются на чёрной влажной земле.

Возле скворечника появился скворец. Он вовсю зазывает самочку. Пищит, щёлкает, крыльями хлопает, дерётся с соперниками. «Ну, где же ты, хозяюшка? Дом готов. Я буду хорошим хозяином. Прилетай же!» Видно, его слова долетели до ушей птичьего бога. В следующий раз увидел скворца с червяком. Кому же? Ей, ненаглядной. Вон её клюв торчит в окошке. Скворец пощёлкивает умиротворённо. Порхает вокруг скворечника. И нам веселее. Пустой скворечник как пустой дом на жилой деревенской улице навевает грусть.

А вот и яблони в цвету. Белый цвет забивает зелень листьев. Передо мной огромные белые шары на подпорках-штамбах. Аромат цветущего сада — пряный, дурманящий.

Иной скромный цветок, ростом с вершок, расцветает ярко, радостно. И притягивает взгляды как магнитом. На этот раз внимание перехватила небольшая куртина поздних жёлтых тюльпанов. Выросли сами. Несколько лет из земли выглядывали одни листья, ещё подумывал, не убрать ли, поскольку были в стороне от основных тюльпанных строчек. Наконец расцвели. Нежные, аккуратные, никому не мешающие и никем не заслонённые.

Поздним вечером подошёл к окну полюбоваться на зародившийся месяц — тоненькое начало серпа — и две яркие звезды — одну возле него и другую посередине небосклона. Засыпаю под щёлканье и трели неутомимых соловьёв.

Тепло, тихо, облака нехотя обнажают небесную синь. Смотрю, как настойчиво забурлившие соки раскрывают виноградные почки, как в них хозяйничает, разворачивая листочки, неукротимая тяга к жизни.

Прополол малинник. Тут же слетелись воробьи. Тянут из земли дождевых червей, слегка дерутся из-за них, чирикая, потом успокаиваются. Взлетели на ветку Аморели и чистят клювики, водя туда-сюда головками с хитрыми бусинками глаз.

Невыразимая сущность бытия. Но как же хочется её выразить.

Ночью пошёл дождь и сеет до сих пор. С дорожек не сойдёшь. Но что такое грязь? Влажная земля. Её рабочее состояние.

Потихоньку тучи разошлись. Сад похож на зелёную шапку с белыми, жёлтыми, розовыми, фиолетовыми и бордовыми вкраплениями. Усыпанная красными цветами плетистая роза как нарядная красавица посередине бала. И как же больно выкорчёвывать уже набравший силу виноградный куст с завязавшимися гроздями. Чувствуешь себя убийцей беззащитного существа, оказавшегося не на месте по твоему же просчёту.

Соседи уехали в город. Округа выглядит вымершей. Вышел в ночной сад. Ветерок, разогнавший вечером комаров и принёсший бодрость, утих. Чистое звёздное небо. Луна за дубами. Тишина. Представил сладко спящего в своей городской кроватке внука Тиму. Стало на душе теплее. И не так одиноко.

Дух ночи тревожит неопределёнными звуками. А дух рассвета ясен, как и рождающий его огромный оранжевый диск над восточным горизонтом.

Дух раннего утра лёгок, радостен. А дух знойного летнего полдня, напротив, лишает бодрости и клонит в сон.

Дух сумерек дружит со сверчками. С их сверчением он и нисходит в сад, внося в него умиротворение.

Когда-нибудь жизнь в саду будет представляться мне райской, золотым веком.

Позвонил старший сын Кирилл и попросил подготовить мангал. Захватив младшего, Ванюшку, едет отмечать с нами рождение своего Никитки. Приехали поздним вечером и уехали за полночь. Ну, за нового внука! Сколько ему? И дня ещё нет. Если не считать девяти месяцев. Выпил за внука и глаза повлажнели. Ведь кроха, живой беспомощный комочек.

Вчера дождь ходил-ходил кругами, тучами обкладывал, но не спешил показаться. Ждали его, ждали. Наконец, пришёл. Спасибо! Уже пора и уходить. А он не торопится, как засидевшийся и надоевший гость. Всё собирается, и каждый раз находит повод ещё задержаться. Того гляди, и заночует. И завтра жить не даст.

Привлёк внимание необычный в позднее время крик птицы, зачем-то снявшейся с обжитой ветки и устремившейся в ночное пространство.

На утренней Волге чистая, спокойная вода. Береговые обрывы выставили напоказ свои древние пласты. А я раздумываю, ехать ли в город? Или остаться? Вот как далёк я от Гамлета. Ему бы мои сомнения — жил бы долго и счастливо.

Небо закрыто. Солнечные лучи вязнут в тучах, пытаясь пробраться к Земле. И как же радуешься, когда им удаётся заглянуть хотя бы в замочную скважину. Хотя всего пару дней назад они докучали.

Начало вечера. Воздушная стихия улеглась. Не жарко. Негромкие голоса вернувшихся соседей со всех сторон. Вокруг сплошное зелёное море. Июль — макушка лета.

А во мне зреет чувство новой свободы. В самом деле, и сад не может намертво привязать человека. Жизнь просторнее любого сада, даже райского. Пусть вся Земля станет раем, мы всё равно будем стремиться за его пределы. Но вдруг представишь себя песчинкой в необозримом Космосе. Душа замирает. А ход мыслей становится простым. Зачем рассчитывать и надеяться на несбыточное?

Опять закрапал дождик. Тихо, мелко, как хвойными иголками по коже.

Подросший Тима заинтересовался обитателями сада. Говорит жуку-оленю: «Пока, жук». Розе: «Привет, роза». Сидел на лавке под окном и повторял за мной: «Как хорошо! Цветы яркие! Бабочки порхают! Тень и ветерок!»

В душу вливается покой. И чего-то жаль. Лето уходит.

Пахнет яблоками

С веранды в открытую дверь доносится густой, слегка пряный запах зимних яблок. Выходишь и ещё раз окидываешь хозяйским взглядом доверху наполненные ящики и корзины. Да и пора намыть новых яблок. Быстро набираешь небольшую охапку, пальцами ощущая упругость гладкой прохладной кожицы, моешь и укладываешь горкой на тарелку посередине кухонного стола. Рука невольно тянется к самому крупному и яркому плоду. И вот уже наслаждаешься его плотной, сочной, сладко-кислой мякотью.

Яблочный клубок не спеша катится через всю жизнь. Часто вспоминается аромат маминых яблочных пирогов. Читаешь внукам сказки и вновь оказываешься в тени дикой яблоньки с её простыми яблочками, открывающими дорогу к незатейливому счастью. А сколько дров наломаешь вокруг яблока Евы, прежде чем поймёшь, что и яблока-то не было, да и Ева у каждого своя.

Вспомнился недавний сбор урожая. Утреннее солнце согрело холодный ночной воздух. Он казался настоянным на лёгком медовом запахе свисающих со всех веток бордовых и красных с жёлтыми разводами плодов. Запахе столь же заветном, как и запах хлеба. Хотя яблоки всегда на вторых ролях. Они привычны. Над яблоней не дрожишь как над добытым с трудом саженцем югославского чернослива. Но яблоки, как и хлеб, не приедаются. Им доверяешь как родным людям, которые не обманут, поддержат в беде.

Дождь, на улице холодно и неуютно. Худшие дни уходящего года. А на веранде по-прежнему пахнет яблоками.

Продолжение
Print Friendly, PDF & Email

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.