Сергей Колмановский: На мою ответственность

Loading

Любая, даже самая незначительная ложь всегда оскорбительна. И не столько для действующих лиц этих фантастических историй, сколько для вас, дорогие читатели. Вот я и захотел подробно показать, на какой мякине вас часто пытаются провести.

На мою ответственность

Сергей Колмановский

Рождённая перестройкой гласность уже на своём старте начала трактоваться значительной частью СМИ и их сотрудниками, как освобождение от ответственности за сказанное, написанное и опубликованное. Идёт игра на низменной потребности человека травить неординарное. Отсюда живучесть самой нелепой лжи о знаменитостях, особенно подкреплённой печатным словом. Ни себя, ни кого— либо ещё я считаю неправильным корить в пассивной созерцательности этого процесса— на разоблачение каждого поклёпа не хватит жизни. Я хочу лишь ответить тем, кто в своих откликах на мои воспоминания вменяет в вину автору нежелание считаться с мыльными фантазиями, ставшими для моих оппонентов непреложной истиной.

Наверное, мой промах сотоит в том, что, рассказывая о дорогом мне композиторе, писателе или актёре я, за редким исключением, не давал отпора клеветникам и досужим фантазёрам, изощряющимся на его счёт в интернете и СМИ.Я предпочёл вообще не упоминать эти байки. Незачем их пропагандировать, превращать воспоминания в полемические заметки, да и разрослась бы книга непомерно. Но теперь уже меня представляют ханжой, скрывающим неприглядную сущность своих кумиров…

Уже несколько лет интернет смакует информацию, как бы разоблачающую Д. Покрасса. Выяснилось, что мелодия песни «Белая армия, чёрный барон» возникла ещё во времена гарибальдийцев. Приводится радийная запись этой мелодии с текстом на итальянском языке, ну и разумеется, тут уж нечего скупиться на упрёки и эпитеты, которыми награждают одного из самых значительных композиторов России и безупречного человека. И ведь почти всё правда. Ещё на заре революции на уже существовавшие мелодии, часто известные, сочинялись новые стихи соответственного содержания, и песня «Белая армия…» не исключение. Но только никто, никогда не приписывал авторство этой мелодии Покрассу— и меньше всего он сам. И зачем бы он, автор множества гениальных, известнейших мелодий, стал бы заниматься плагиатом?

Но об этом никто не думает.Гораздо привлекательней клич «Ату его!», а заодно и меня — что, мол, у Вас за панегирик? Вы что, не знаете, что Покрасс проходимец?

Позволю себе заявить: за все свои утверждения я несу полную ответственность.

Они все доказательны. Любой мой тезис ничего не стоит проверить — было бы желание.

* * *

Особенно много нареканий вызвал мой очерк «Идеолог» о поэте Евгении Долматовском. Я и сам отношусь к нему далеко неоднозначно, о чём говорит не только содержание очерка, но даже и само название. Многие обвинения в его адрес я не могу парировать, но учитывая их серьёзность (скажем, упрёк в сотрудничестве с определёнными органами), хочу заметить, что в таких случаях недостаточно ссылаться, скажем, на чьи-то воспоминания, надо иметь доказательства.В любом случае читающийся между строк в письмах нескольких оппонентов вопрос «зачем надо было вообще писать о сталинисте?» я считаю неправомочным. Евг. Долматовский не только создатель песен, которые можно назвать великими и святыми, но и видный деятель отечественной культуры, которому она обязана некоторыми своими достижениями. Он, по-существу, дал путёвку в жизнь Михаилу Матусовскому, по его совету К. Симонов предложил своё стихотворение «Жди меня» в редакцию газеты «Правда» (идея в то время— да и в любое— более, чем дерзкая), и с этого началась бешеная популярность и стихов, и самого Симонова….

Бытующая и ныне сплетня о том, как Долматовский поссорил Шостаковича с Вознесенским рождена явно в угоду поговорке «Слышал звон…». Всё было как раз наоборот. Д. Шостакович решил написать вокальную сюиту на стихи Микеланджело, перевод которых его не вполне устраивал. Он обратился за помощью к А. Вознесенскому. Тот прежде всего спросил, написана ли уже музыка. Композитор ответил, что ещё не начинал, чем очень обрадовал поэта— перевод не должен выдерживать стихотворные размеры оригинала. Андрей Андреевич тут же взялся за работу, которая, однако, продолжалась довольно долго. И за это время у Шостаковича, как говорится, «процесс пошёл». Музыка, как бы, стала сочиняться сама, причём, естественно, на стихи в изначальном переводе. И когда А. Вознесенский принёс свой вариант, выяснилась нестыковка стихов с музыкой— ведь она сочинялась на другие поэтические ритмы. Шостакович мучился раскаянием и, как человек робкий и нерешительный, не знал, как объясниться с поэтом. Поскольку он тесно сотрудничал с Долматовским— они вместе писали и кантаты, и романсы, и песни, в том числе «Родина слышит….»— он попросил Евгения Ароновича о посредничестве в этих переговорах. Просьба, надо сказать, была довольно нелепой, особенно если учесть, что эти два поэта не были связаны сколько-нибудь приятельскими отношениями. Посредничать Долматовский не стал, но ознакомившись с переводами Вознесенского, пришёл в восторг, и именно его усилиями эти переводы были опубликованы в популярнейшем тогда журнале «Иностранная литература», где Евгений Аронович, будучи членом редколлегии, отвечал именно за стихи…

* * *

Пожалуй, ни один российский поэт моего времени не вызывал такого количества пересудов, как Евгений Евтушенко. Его тоже достаточно противоречивая фигура стала предметом моего расхождения с целым рядом читателей по теме «гражданин и диктатура». Я считаю любой акт неповиновения в условиях диктатуры геройством, которого нельзя требовать от каждого человека. Это просто противоестественно. По этому поводу я хотел бы в будущем написать отдельный очерк в противовес концепции великого Солженицына, который упрекает жертвы сталинизма (в том числе, надо полагать, и себя?) в покорности палачам, предполагая, что ситуация бы резко изменилась, если бы гебистов в доме арестуемого встречала засада с кольями за неимением другого оружия… Но сейчас меня занимает и огорчает великая несправедливость по отношению к поэту и человеку, который много раз страдал именно за свою непокорность. Мои оппоненты упрекают его в том, что он НЕ ВСЕГДА лез на рожон, а точнее и образнее— не стал профессиональным мальчиком для битья. Я хорошо помню, как в советское время, в дни оккупации Чехословакии, известные чешские путешественники Ганзелка и Зигмунд взывали по подпольному радио: «Где ты, Женя Евтушенко? Что же ты?». Это ли не доказательство его героизма? Они же не взывали к Константину Симонову или Белле Ахмадулиной! И к ним, как и к тысячам других советских литераторов, ни у кого претензий нет. …

Да, в этот раз по ряду причин Евтушенко не смог протестовать и даже своё замечательное стихотворение «Танки идут по Праге» читал по домам выборочно и не пустил по самиздату. Но разве сам великий максималист Солженицын не шёл иногда на компромисс с советской властью? А «Батум» Булгакова?…Однако самые резкие возражения вызывают у меня повторяющиеся в письмах нарекания по поводу «недостойного поведения Евтушенко во время встречи с Дж. Стейнбеком». В начале 60-х годов Стейнбек приехал в СССР. Он быстро понял, что у официальных писателей, с которыми его сводили, правды не узнаешь(одного из них— Александра Чаковского, главного редактора «Литературной газеты»— он потом в личной беседе с Евтушенко метко назвал «койотом из джунглей социализма».), и потребовал встречи с прогрессивной молодёжью, по всей вероятности упомянув при этом среди прочих Евтушенко. Ему пошли навстречу и организовали вечер в редакции журнала «Юность», где тогда печатались Евтушенко, Вознесенский, Аксёнов, Ахмадулина и другая самостоятельно мыслящая молодь. Было совершенно очевидно, что кроме писателей, поэтов и членов редколлегии, зал был нашпигован сотрудниками госбезопасности. Стейнбек начал с пафосного разоблачения пороков американской действительности. Он обличал расовую сегрегацию, коррупцию, преступность, наркоманию, а в заключении заявил: «А теперь я хочу послушать, как ВЫ умеете критиковать реалии своей страны!». Разумеется, никто не выступил. Стейнбек настаивал: «Ну же, волчата, покажите свои зубы!». Однако ему не вняли.Там было несколько десятков литераторов. Однако в малодушии и трусости теперь обвиняют ТОЛЬКО Евтушенко! А по-моему, это Стейнбек вёл себя недостойно. Полагаю, он и сам понял, что некрасиво бросать такой вызов беззащитным и бесправным коллегам, а узнать страну изнутри ему очень хотелось. Поэтому он подошёл к Евтушенко и тихо сказал: «Женя, давай надерёмся!», что и было сделано на следующий день, и тут уж обмен мнениями по любому вопросу был более, чем откровенным. А на пресловутой встрече ситуацию спасла Ахмадулина. Пусть и не очень аргументированно, зато мило, по-женски осадила Стейнбека: «Вы должны понимать… как они могут… в присутствии такого великого писателя… они стесняются…»

* * *

Совсем уж нелепая небылица, которая постепенно набирает обороты, связана с песней отца на стихи Евг. Евтушенко «В нашем городе дождь». 15 августа в передаче из цикла «Песни — любовь моя!» израильской радиостанции РЭКА (ведущая Алона Бреннер) некто Людмила Мельхиор, выдающая себя за композитора и близкую подругу певицы Майи Кристалинской, поведала миру следующую историю: «Майя позвонила Э. Колмановскому и спросила, нет ли у него песен для неё. Композитор ответил, что для неё ничего нет, но он бы ей просто поиграл свои песни независимо от этого. При встрече среди прочего он сыграл «В нашем городе дождь.». Песня очень понравилась Кристалинской, но выяснилось, что Колмановский обещал её некой солистке Большого театра.

Тогда Майя тайком от композитора прибежала на радио, в отдел сатиры и юмора, который создавал передачу «С добрым утром!» и напела песню редактору Гуне Голуб. Та сказала: это надо записывать с тобой. А с Эдуардом я договорюсь. Кристалинская напела мелодию инструментовщику Альберту Норченко, и через два дня (!!!) песня была записана, а потом показана автору, который сначала хмурился, потом пришёл в восторг и даже сказал, что для Большого театра он лучше напишет оперу»…..

Разоблачить рассказчицу во лжи не составило большого труда, и тогда она призналась, что взяла этот сюжет не со слов Кристалинской, а вычитала в книге о Майе Анисима Гиммерверта. Эта ситуация очень показательна. Если обыватель читает такое в книге, а потом слышит из другого источника (так его заставляют считать), он начинает верить этой информации и распространяет её дальше.Вот так раскручивается бульварная ложь.

Я ответственно заявляю, что тут нет ни слова правды. Отец и Евг. Евтушенко сразу имели в виду записать эту песню(как и многие другие) с Кристаллинской, с этой целью папа сыграл и спел её для Майи у нас дома, при мне,сам сделал инструментовку. Как сказал поэт, «боюсь, читатель, ты ладонью прикроешь тягостность зевка», но на этом случае я хотел бы подробно остановиться. Он классический. Ложь ради лжи. Просто ради заполнения досуга скомпрометированы четыре достойных человека. Как всегда, главное, основополагающее враньё читается между строк: якобы песня могла быть записана только один раз и только с одним исполнителем. Расчёт простой: «пипл схавает», не задумываясь. Между тем абсолютно все песни отца (и не только его) записаны много раз самыми разными исполнителями. Та же Майя Кристалинская наряду с Шульженко записала «Вальс о вальсе». Так для чего же весь этот криминальный напряг?.. Ни одна песня отца никогда не была записана первым экраном с солистом Большого театра. А чтобы прочить уж такую, совсем не голосовую, эстрадную песню, как «В нашем городе дождь.» солистке Большого театра, надо быть полным идиотом, на что в этой информации и намекается— это же надо додуматься: Гуна Голуб, которой в пол-уха разок напели песню, с ходу лучше автора поняла, кто должен её петь!

…Отец никогда не стал бы нарушать своё обещание, а тут— что же, он, значит, предал солистку Большого театра? А зачем? Почему он не мог записать и с ней тоже?

Хуже всего в этой байке выглядит Кристаллинская. Перехватить у кого-то песню— это грубейшее нарушение профессиональной этики. Майя никогда не была ни побирушкой, ни авантюристкой. Они тесно сотрудничали с отцом, дружили, папа высоко ценил её и безусловно не отказал бы ей в параллельной записи…

Как я уже заметил, оркестровку Э. Колмановский делал сам. А. Норченко, к сожалению, вообще ни разу с отцом не сотрудничал-они как-то разминулись. Это был замечательный музыкант, к инструментовке подходил очень серьёзно, и не говоря уже о том, что по напетой Майей мелодии просто невозможно сделать инструментовку— нужны другие факторы, начиная с гармонии-ни один уважающий себя инструментовщик не начнёт работу, не выслушав пожеланий автора, тем более, когда речь идёт о таком уважаемом, авторитетном, известном и влиятельном композиторе, как Эдуард Колмановский….

Для записи необходим прежде всего акт принятия песни редакцией. А по предлагаемой версии, отец, получается, и не собирался показывать песню в эту редакцию— ведь вопрос исполнителя решается, естественно, вместе с редакцией, после того, как песня принята. После всех инстанций, для получения наряда на запись (на что Гуна Голуб, будучи рядовым редактором, права не имела, нужна была виза начальника отдела), стихи проходили цензуру некоего особого отдела— пропускной аппарат радио был самым жёстким. И Гуна Голуб не ориентировалась бы на текст,продиктованный Майей по памяти, она оперировала бы только абсолютно точным текстом, полученным от автора. А тут Гуна, замечательный музыкант и классный редактор, тоже выставлена больной на всю голову авантюристкой. И добро бы она пробивала совершенно неизвестную артистку! Записывать сначала оркестр, а потом Кристалинскую в отсутсвии автора, да ещё какого, да помимо его воли!.Мюнгхаузен отдыхает…

Процесс инструментовки, раписывания нот по голосам, пробивания студии— всё это уложиться в два дня может только в голливудских фильмах….

А где же у этих рассказчиков поэт? Он же тоже принимает решения. И вроде не последний человек — Евгений Евтушенко! Выходит, его все тут проигнорировали?..

* * *

Прошу прощения у читателя, которому, может, и не интересно погружаться в нашу кухню, но я обещал писать ответственно, а значит доказательно.

Любая, даже самая незначительная ложь всегда оскорбительна. И не столько для действующих лиц этих фантастических историй, сколько для вас, дорогие читатели. Вот я и захотел подробно показать, на какой мякине вас часто пытаются провести.

Ну, а если я немного злоупотребил вашим временем и терпением, то это — на мою ответственность…

Print Friendly, PDF & Email

6 комментариев для “Сергей Колмановский: На мою ответственность

  1. Уважаемый Леонид Борисович!
    Песня «По военной дороге» создана в середине тридцатых годов, в предверии войны(!), на волне обязательного милитаризма в творчестве большинства советских деятелей культуры. Поэтому, как мне кажется, не стоит искать несоответствий в тексте.

  2. Вопрос с заимствованием музыки
    А как быть , если «заимствуют» слова ,переиначивают их на нужный лад и превращают в песню? На подозрении — «По военной дорог» о 1918 годе поэта Суркова. Из первой строфы видно, что речь идёт о Кубани и Волге и о сборе конных казаков. Казаки на Кубани — враги красных. Но дальше появляется Дон и Будённый. В 1918 г. не было Конармии, а у Суркова она есть. У Суркова — про «пальских панов», хотя в 1918 г. такой темы не было. На Кубани не было другой войны, кроме Гражданской. Тем не менее, в последней строфе допускается, что «В край наш привольный хлынут новые войны…» Выходит, Сурков считает возможным повторение на Кубани Гражданской войны ? На этот случай он прогнозирует, что «По дорогам знакомым за любимым наркомом мы коней боевых поведём». Но в 1918 г. казаки и Деникин вытеснили красных с Кубани (см. «Железный поток» Серафимовича). Возможно, кубанцы ждали повторного их вторжения. Но тогда слова были бы иные ; «По дорогам знакомым против войска наркомов мы коней боевых поведём».
    Мой вопрос понятен: Были ли стихи о 1918 годе , но не Суркова, а кубанских казаков ?
    Кстати, песня возникла благодаря музыке Покрасса.
    lbsheynin@mail.ru

  3. Уважаемый Сергей Эдуардович! Большое Вам спасибо. Еще В.Высоцкий писал в своем известном стихотворении о том, как трудно обличить Ложь в одеяньи Правды. И не беда, если многие читатели «ладонью прикроют тягостность зевка». Не беда, если скажут: это дела давно минувших дней, да и было это в «Совке», кому это нужно ворошить.По моему мнению, любая разоблаченная Ложь, пусть о прошлом, помогает в очень трудном и не всегда благодарном деле — бороться с Ложью в настоящем.

  4. Мелодия известной песни «Happy» похожа на песню Дунаевского, но в пределах допустимого. Есть много примеров такого сходства. Возможно, что тут не обошлось без влияния Александрова, напитавшегося хитов на американском континенте и настойчиво знакомившего с ними Дунаевского. Правда, я не знаю, когда написана «Happy».

  5. В плагиате обвинялся знаменитый композитор Дмитрий Покрасс, иногда сочинявший вместе с братом Даниилом. Самуил-их брат, очень рано эмигрировавший, и к советской песне никакого отношения никогда не имевший. В дошедших до меня интернетных материалах утверждалось, что это песня гарибальдийцев.Если это правда, то тут комментарий не нужен. Каким образом фамилия Покрасс появилась на указанном Вами издании- мне трудно судить. Скорее всего- недоразумение.

  6. Уважаемый Сергей! Большое спасибо за эту заметку, с каждым словом которой я совешенно согласен — и по тем вопросам, по которым у меня есть собственное мнение — о Евтушенко и Солжницыне, и доверяю Вам по всем остальным. Будучи теперь в 80 км от Брайтона, мы не поехали вчера на вечер Евтушенко, хотя и хотели — только из чувства благодарности за «Бабий яр», несмотря на его не вполне понятную теперешнюю политическую позицию. Клевета же всё время преследует Евтушенко: то, что он «украл» стихотверение у некоего Владова, то, как я прочитал на-днях в эссе Наума Сагаловского, на щит вообще надо ставить Анатолия Кузнецова, который показал это место Евтушенко, а потом написал об этом повесть. Евтушенко взорвал бомбу своим стихотворением, и я не понимаю, почему мы должны быть так неблагодарны.

    То же и Солженицын — его важнейшее, величайшее, начало не может быть перекрыто ничем последующим (как я и писал в своем некрологе, опубликованном на этом сайте).

    Вопрос по поводу Покрасса: почему Вы пишете, что он признавал заимствование? Википедия сообщает, что песня — оригинальная Самуила Покрасса, а та якобы первоначальная «корсиканская» мелодия — на самом деле, была взята современными корсиканцами именно у Покрасса:

    «Корсиканская группа I Chjami Aghjalesi на основе песни Покрасса создала песню на корсиканском языке Borgu, посвящённую победе корсиканцев под предводительством Паоли над французами 9 октября 1768 года в Борго. На обложке альбома Sventulerà, в который вошла песня Borgu, в качестве авторов указаны Григорьев и Покрасс, а также участник группы Федерикку Мано.»

    И еще один вопрос: Вы не посмотрите мой 6-минутный фильм: «»Если тебе хорошо» — поиск истории песни»,
    http://www.youtube.com/watch?v=UGVFs7Zh_uY
    (английский вариант
    http://www.youtube.com/watch?v=bXo6kOexiS0)
    Что Вы знаете об истории этой мелодии Дунаевского?

    Ваш Элиэзер

Добавить комментарий для Kolmanovskj Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.