Перессорившись практически со всеми своими колониями по СССР и полуколониями по соц.лагерю, советский народ сам себя переименовал в российский (часто сбиваясь на «русский»), крестился, так и не выучив ни одной молитвы до конца. Но главное — с облегчением бросил работать, что и было вековой коммунистической мечтой.

Октябрь 16-го

Заметки

Александр Левинтов

Окончание. Продолжение. Начало

ДТП

Пожалуй, стоит начать с масштаба, непривычного и даже запрещённого в географии — 1:1, то есть с себя.

Находишься в состоянии свободного падения, пьёшь ежедневно по 800 грамм в пересчете на водку (это если не пить), но ведь не только её, и так и легко и просторно превращаешься в животное, а тут — бац! 23-я игра и разговор со Светой Поливановой где-то в конце мероприятия: пропащий — не пропавший.

После игры я уговаривал себя: не связывайся с этими, они погубят тебя. Но связался — и они погубили: сначала я бросил курить, потом пить, потом начал писать, как когда-то, потом — читать, взахлёб. Меня сбил грузовик под номером ММК, но вместо трупа из-под колёс вылез совсем другой человек. Оказывается, такое бывает.

Горбачёв в перестройке — случайный человек, и тогда, и теперь не понимающий, что происходит в стране, типичный всадник без головы — что с этих партийных взять? Перестройку затеял и устроил Щедровицкий. У него хватило веры в себя, убеждённости в своей правоте и способности вести за собой любое количество любых людей. Он со своей командой создал новый язык, а это позволило создать новое мышление. Именно в такой последовательности: сначала средство чего-то, потом это самое что-то, и никогда не наоборот.

Это был процесс образования страны, не столько большой, сколько рассеянной — это основная проблема СССР, а теперь РФ — невозможно наладить разговор на просторах, где никто никого не видит и не слышит, так мы рассеяны и раскатаны по этой земле. И никакой скайп помочь не может, а ведь до скайпа тогда были ещё десятилетия, по нынешним временам, пропасть времени, непреодолимая…

Вероятно, самая большая и самая мощная инновация в истории нашей страны, сравнимая только с деяниями Александра II, увы, закончилась неудачей. «Крымнаш» и всё прочее в этом духе есть капитуляция мышления и методологии.

Да, учёные и учителя уже правильно произносят слово «рефлексия» (а ведь им рефлексия была запрещена под страхом Arbeitverboten). Да, в школьном лексиконе появилась «мыследеятельность», и ни у кого при её произношении не наблюдается вывих языка или мозгов. Но — мы деградируем, прежде всего интеллектуально и совестью.

Что же произошло?

Мы проиграли на онтологическом фронте. Мы дали хороший, калиброванный заряд негатива, но никаких позитивных, конструктивных, проектных, концептуальных идей, онтологий будущего и средств их построения мы не разработали и не разрабатывали. Понятийная работа — вот и всё, что мы пытались внести, но явно неудачно. Спросите любого, от первого попавшегося таджика до самого распоследнего президента страны, что такое рынок? — и вы не услышите ни одного вразумительного ответа, ответа по понятию. Мы строим то, чего не знаем, совсем как то, что мы строили, называя коммунизмом.

ДТП произошло. Все остальные вины, ошибки и промахи — мелочь, про которую можно только сказать keep your change. Но и эту работу надо проделать, уже не ради будущего, которого нет, не было и не будет, а ради самих себя.

Я очень надеюсь, что не все и не всё уйдет в песок, обратится в прах. Всходы возможны.

Увы, нескоро.

Рыночная экономика по-русски

Мой аспирант — ровесник коллапса СССР. Он глубоко убеждён, что живёт в рыночной экономике, которая ему откровенно не нравится своей инфляцией. Нынешние экономико-географы экономику не проходят ни в каком виде: ни историю народного хозяйства, ни историю экономических учений, ни мат. статистику, ни экономическое планирование — то, что изучали мы, советские экономико-географы 60-х.

Я с изумлением узнал об этом в нашем частном разговоре, не связанном с его диссертацией.

— Как по-твоему, что в настоящей рыночной экономике обладает максимальным ростом цен, а что минимальным?

— Не знаю, как в теории, а на практике максимально растут цены на недвижимость и минимально — зарплата.

— Ты прав: именно так в России и происходит, хотя, скажем, пенсии растут ещё медленнее зарплат; но это-то и является доказательством того, что в России нерыночная экономика.

— А какая же тогда?

— Боюсь, что политическая, та самая, которую мы изучали как составную часть марксизма-ленинизма; должен тебе заметить, что Маркс был простым бухгалтером и в экономике разбирался весьма слабо, весь его «Капитал» -— плач зависти бедняка, обиженного судьбой и талантами, а Ленин вообще никакой экономике не учился, разбирался в ней с трудом и за всю жизнь написал только «Развитие капитализма в России» — текст на уровне гимназиста пятого класса, про которого Достоевский в «Братьях Карамазовых» сказал: дайте такому атлас звёздного неба, и он тотчас начнет исправлять его.

— А что же должно подвергаться инфляции в первую очередь?

— Конечно деятельность, труд, зарплата — ведь это стимулирует работать всё больше и больше; а самые неподвижные цены должны быть у недвижимости, ведь это — подлинное зарывание денег в землю, то, что Христос в притче о талантах решительно осудил.

— Выходит, инфляция — это добро, а не зло.

— В нормальной, то есть рыночной экономике — да, ведь ещё Шумпетер доказал, что инфляция — идеальные условия для предпринимательства, к тому же инфляция — ещё и средство борьбы с безработицей: так как оплата труда растёт быстрее цен на товары и услуги, все стремятся работать и работать как можно больше, согласно протестантской этике.

— Может быть, и кризис — добро?

— В известном смысле — да, по двум причинам. Первая — слово «кризис» на греческом означает «решение». Кризис — это время принятия решений и изменений, экономика не может быть стоячей, ей всё время надо изменяться. И вторая причина — во время кризиса наступает расцвет образования: люди в это время особенно стремятся либо приобрести новую профессию, либо повысить свою квалификацию в имеющейся.

— Всё наоборот тому, что я вижу всю жизнь.

— Потому что ты живёшь в очень странной экономике. Вот, я тебе сейчас назову рост цен на полтора десятка самых ходовых товаров и услуг за всю твою жизнь — и суди сам.

Динамика постсоветских цен

	1990	2016
Управляемые цены
Водка	10.00	250 (25)
Контролируемые цены
мясо	2.00	250 (125)
электричество	0.04	5 (125)
арбуз в пик сезона	0.10	15 (150)
черный хлеб	0.16	28 (175)
селёдка	1.30	250 (180)
яйца	0.90	170 (190)
картофель	0.10	30 (300)
молоко	0.32	80 (250)
а/билет в Новосибирск	51.00	16000 (315)
кино	0.25	100 (400)
пиво	0.25	100 (400)
Свободные цены
треска с/м	0.56	300 (более 500)
метро	0.05	45 (900)
баня	0.30	600 (1200)

— Обрати внимание на два характерных обстоятельства: цены в этом году растут на всё, а на водку объявлено снижение цены; нефть подешевела более, чем в два раза, а бензин ни на волос не подешевел, более того, скоро ожидается рост его цены, исключительно за счет акцизов, а вовсе не в привязке к цене нефти.

— А советская экономика, она — какая?

— Такая же была, политическая. Даже официально 60% экономики занимал ВПК, а неофициально — до 80%. Но ведь ВПК только потребляет. Это — деньги, выброшенные в трубу. Запуск одного спутника в космос — это годовой бюджет советского города в 100 тысяч жителей, нищего города, населённого нищими людьми, потому что их деньги улетели в космос и сгорели в верхних слоях атмосферы. Бюджет такого же по размеру европейского или американского города больше в 10-15 раз.

— И как долго может существовать такая экономика?

— В России она существует уже сто лет, и ещё сто лет сможет просуществовать.

— За счёт чего?

— За счёт тебя, конечно. Вот, по эффективности здравоохранения мы уже заняли последнее место в мире, по уровню образования — стремимся к этому же месту. В Южной Корее расходы на высшее образование составляют треть бюджета страны, а у нас на всё образование тратится менее четверти бюджета. Про науку вообще стыдно говорить: нас в мире науки больше нет — нас не слышат, не читают, не приглашают, и мы никого не приглашаем.

— Но мы всё-таки остаёмся мощной экономической державой.

— Да, по данным ЦРУ (Росстату верить никак нельзя) мы — пятая экономическая держава мира. Но, если отбросить военно-промышленный и нефте-газовый комплексы, то мы — в конце первой двадцатки и сильно уступаем не то, что Индии, но даже Бразилии, Мексике и Канаде. Так однако, по валовому или душевому ВПП, никто в мире уже давно никто не считает. Считают по отраслям и производствам, находящимся на переднем крае. Кто-нибудь в мире покупает наши компьютеры, мобильники, медицинское оборудование, технологии и лекарства? Вопрос, увы, риторический.

— Что же делать?

— Ты бы ещё спросил «кто виноват?»

— Я серьёзно.

— Строго говоря, выбор у тебя небольшой: либо сливать отсюда, либо делать хоть что-нибудь, и в любом случае — не жмуриться.

Предполагаемая география эмиграции людей и денег из России

Никакой информации и статистики по этому поводу нет и быть не может — это самая охраняемая государственная тайна, потому что само государство тотально и тайно уже давно эмигрировало из этой страны — деньгами, людьми и гражданственно. Нам же остаётся только догадываться и предполагать.

Олигархи, политики, церковные иерархи, крупные чиновники, топ-менеджеры госкорпораций и просто корпораций имеют гнёзда и запасные аэродромы в самых фешенебельных, комфортабельных и дорогостоящих местах планеты, преимущественно в Европе и США, часто во множестве. Например, у Путина таких гнёздышек за границей — несколько десятков. Как правило это ещё и публичные респектабельные места: этим людям не хочется терять свои статусы после окончательного бегства из России. Примеры тому — Лужков и Березовский.

Капиталы в виде недвижимости хранятся по тем же адресам. Сюда также следует добавить яхты, самолёты, элитные автомобили и пр. мелочи роскоши.

Дети, жёны, родители, любовницы, домашние и челядь этой категории людей — уже там, пристроены, работают, учатся, просто наслаждаются жизнью, стерегут недвижимость и капиталы за рубежом, зная об этом или только догадываясь.

Деньги, драгоценности и ценные бумаги, а равно и документы (досье, документы как доказательства преступлений и т.п.) хранятся в самых неожиданных и потаённых местах, образно говоря, в жерлах вулканов: на затерянных островах, слабо существующих странах, в самых охраняемых депозитариях. Вернуть эти несметности в Россию невозможно ни сейчас, ни в каком будущем. Скорей всего, они пропали или пропадут навечно и для страны, и для человечества. Эмиграция денег заканчивается здесь.

Независимые бизнесмены средней и малой руки подражают Большой Братве, но вынуждены быть гораздо скромнее: если не Лондон, то Бирмингем, если не Монако, то Марсель, если не Оксфорд, то Лондонский городской университет. Им принадлежат дома и квартиры в Прибалтике, Чехии, Балканских странах — во множестве.

И эта недвижимость, которую они посещают только сезонно, и есть их основная форма хранения капиталов за границей: собственно деньги им нужны в стране как средство деятельности.

Шоу-бизнес и масс-медиа (журналисты, режиссеры, телеведущие) живут в местах крикливых и пафосных, часто посещаемых другими русскими: им важно, чтобы гиды говорили: «а вот этот дом принадлежит Никите Михалкову» (Рижское взморье, Карловы вары и ещё чёрт знает где), «а здесь живёт Галкин» (Тель-Авив), «а в этом кафе любит сидеть Киркоров» (Лос-Анджелес). Им очень дорога эта публичность. В Россию же они приезжают исключительно на тусовки и заработки, «на чёс», как в советские времена лабухи таскались по разным тамбовам и засранскам, вычёсывая из местных лохов жалкие рубли (теперь — тысячи рублей, но какая разница?).

Творческая интеллигенция и профессионалы живут скромно и уединённо, как Солженицын в Вермонте. Они тихо и незаметно наслаждаются покоем и жизнью, страдают о несчастном народе, особенно с водовкой, но смешиваться с ним откровенно брезгуют. Они честно и профессионально работают: в оркестрах, госпиталях, университетах, корпорациях, никуда не лезут и не высовываются. В России бывают редко или вовсе никогда: а что тут делать?

Молодёжь едет учиться — их надо искать по карте университетов всего мира. Если родители не в состоянии полностью оплатить все расходы (а это почти всегда так), они охотно подворовывают или подрабатывают на автозаправках и в барах.

МЦК, 5 октября 2016 года

МЦК — московское центральное кольцо (MCC — Moscow Central Circle) — электричка, пущенная по трассе Московской кольцевой дороги, более полувека тому назад потерявшей транспортное грузовое значение. Долго обсуждалось, что с ней делать, была даже идея превращения её в скоростной трамвай, но, в конце концов, победило то, что 10 сентября этого года пущено в эксплуатацию, сначала пробную, демонстрационную, бесплатную, а в октябре начнется коммерческая эксплуатация.

МКЦ — не часть метро. Это — электричка, принадлежащая РЖД, вагоны здесь — «Ласточка», современные, со сквозным проходом по всему составу, с вакуумными туалетами и двумя гастарбайтерами в каждом составе: полицейским и сборщиком мусора. Здесь действуют обычные билеты электричек, годные потом для пересадки в метро, но из метро на МКЦ билеты придётся покупать. Впрочем, в идее проекта — немецкая практика сочетания U-bahn (Untergrundbahn, подземки) и S-bahn (Straßе-bahn, уличного поезда). Разница только в том, что у немцев пересадка с одного на другое максимально сокращена и упрощена, а у нас наоборот — максимально удлинена и усложнена, занимая подчас километр с гаком.

К этому проекту у меня было несколько априорных подозрений:

— МЦК никаких транспортных проблем не решает;

— пересадочные узлы крайне неудобны и продолжительны: для меня это 15-20 минут ходьбы с подъёмами и спусками, так как лифты и эскалаторы либо отсутствуют, либо ещё не включены, а горизонтальные эскалаторы, столь распространенные уже во всём мире, тотально отсутствуют;

— это очередная безумная трата денег (Москва — уникальный город в мире, у которого всего одна проблема: куда девать деньги?);

— никто (разумеется) не изучал пассажиропотоки, поэтому шли от имеющейся сети метро, что неизбежно породит пустые и малолюдные станции.

Маршрут я разработал такой: Метро «Новогиреево» — станция «Третьяковская» — переход с Жёлтой на Оранжевую — станция «Ленинский проспект» (в конструкции станции заложен ещё в 1962 году переход к Окружной, стало быть, это — кратчайший переход) — переход на станцию «Площадь Гагарина» МКЦ — полный круг — возвращение тем же путём на станцию «Новогиреево». При этом я вел хронометраж альтернативных путей, которые мне нужны (без учета пеших переходов и ожиданий на платформах МЦК. Вот результаты:

Маршруты	метро	МЦК
Ленинский проспект-Ботанический сад	27 минут	40 минут
Шоссе Энтузиастов-Ленинский проспект	20 минут	30 минут
Ботанический сад-Шоссе Энтузиастов	30 минут	15 минут

Невыгодно ничто: от МКЦ до обычного метро на «Шоссе Энтузиастов» как минимум 15 минут ходу.

Значительная часть пути (1 час 25 минут) проходит за звукоулавливающим забором, поэтому город не виден, но там, где забора нет, открываются неожиданные и очень интересные виды города.

Пять станций ещё не действуют. «Соколиная гора» и «Дубровка» уже готовы и вот-вот будут открыты, «Зорге», «Коптево» и «Панфиловская» — ещё конь не валялся, кажется. Ясно, что их строительство будет сильно дороже.

В обычном метро в это время (10:30-13:00) все места заняты и стоит столько же людей, сколько и сидит, в вагонах МКЦ занято от силы 20% сидений — различие в заполняемости очевидно.

Кстати, в обычном метро исчезла всякая реклама, даже нелегальная, кроме рекламы и объявление самого метрополитена. Слоган МЦК «Город стал ближе», конечно, бросок, но давайте назовём всю нашу страну «город Москва», и тогда город действительно будет ближе для всех.

Стройка МКЦ всё ещё продолжается, как и стройка Москвы: всё ещё достраивается Сити, впечатляющий строительный плацдарм на месте ЗИЛа (некоторые руины завода ещё не снесли, и они ужасают своим видом).

Я ехал по часовой стрелке с видом на центр города и насчитал не менее трёх сочленений с РЖД, на внешнем ободе их должно быть больше. Всего таких соединений — 22.

В 1825 году по плану Бове был установлен Камер-Коллежский вал, имевший планировочное и ценовое значение (внутри — цены на землю значительно выше). По трассе этого вала и была проложена Окружная железная дорога (открыта в 1908 году). Теперь этот ценовой порог стал очень заметен по характеру и качеству постсоветских новостроек.

В заборе, отделяющем МКЦ от города, уже имеется огромное число дыр, щелей лазов — жди нашествия граффити-художников и, не дай бог, террористов.

Совершенно пустынными и ненужными кажутся Белокаменная (в лесу), Угрешская и Новохохловская (индустриальная пустыня). Во многих местах к трассе МКЦ примыкают ряды убогих гаражей, ещё советские рыбы-прилипалы к Окружной. Их снесут, непременно снесут, в ближайшие десять лет. И на их месте поднимутся многоярусные паркинги и торгово-развлекательные центры. Культурная и образовательная функция Москвы уже сегодня ничтожно мала по сравнению с торговой. Дальше это будет только нарастать.

«Парадная Москва» заметно меньше 150°, остальные 210° — «Москва-Задворок».

В Западной Москве довольно высокая плотность качественного элитного жилья и жилья бизнес-класса: в Восточной Москве всего этого и сильно поменьше и всё оно сильно попроще. Тут преобладает массовка.

В Западной Москве — прекрасные экспресс-вэи (Минка, Рублевка, Новая Рига, Варшавка, Каширка, Ленинский, Ленинградка, Профсоюзная и другие выхлопные магистрали из города), в Восточной — вечно забитые пробками и вечно ремонтируемые Щелчок, Энтузиастов, Волгоградка, Рязанка и им подобные.

С Запада к Москве примыкают барские, княжеские, боярские и царские Ново-Огарево, Рублёво, Николина Гора, Барвиха, Горки и другие оазисы роскоши. С Востока к Москве не только ничего подобного не примыкает, но и со времён Петра I в этой части города никогда не было ни одного царя, вождя, генсека или президента.

На Западе промышленных предприятий было всегда немного и они первыми были закрыты: Дорогомиловский химфармзавод, филёвский телевизионный, имени Орджоникидзе и Кырпыр («Красный пролетарий»), прочая мелкая индустриальная сволочь. Преимущественно это были всё-таки приличные производства: кондитерская фабрика «Красный Октябрь», кондитерская фабрика «Рот-Фронт», шоколадная фабрика имени Бабаева, парфюмерная фабрика «Красная Роза» и косметическая «Свобода», фабрика игрушек «Горизонт», три пивных завода (москворецкий, бадаевский и хамовнический), текстильные фабрики Трёхгорка, в Кунцево и Тушино, сахарный завод. От всего этого гламура остался, кажется, только Гознак, да и тот работает в треть левой руки.

На Востоке гиганты советской и досоветской тяжелой промышленности долго стояли в руинах и лишь недавно пошли под снос: металлургический «Серп и Молот», автомобильные ЗИЛ и АЗЛК. На их площадках строятся преимущественно бизнес-комплексы, торговые центры и только-только приступили к строительству жилья. Конечно, хорошо, что больше нет завода Войтовича (передельная металлургия), но ещё фурычит нефтепереработка в Капотне, ещё жив Электрозавод и множество мелких и средних производств устаревших технологий: «Манометр», «Станколит», авиамоторный, прожекторный, метизный и т.п.

Западная Москва чиста и глянцевита, это город для белой косточки. Здесь хрущёбки почти полностью снесены. Восточная утопает в грязи и хлябях, застроена хрущёвскими пятиэтажками и брежневскими 9-12-тиэтажками, уже сильно облезлыми и неприглядными. Здесь живут интеллектуальные негры и понаехавшие, преимущественно из бывшей Средней Азии.

Все министерства, городские власти и все столичные функции — в Центре и на Западе Москвы. Даже отделённая от государства церковь перевезла кафедральный собор из Елоховского храма (на востоке) в центр (храм Христа Спасителя), а резиденцию патриархии — из дальнего Загорска поближе к Кремлю, в Западную Москву.

Граница между Западной и Восточной Москвой достаточно прихотлива, но в целом можно сказать, что на севере она отделяет Бескудниково, Дмитровку и Коровинское шоссе от Речного вокзала и Ленинградки, а на юге — Бирюлёво от Царицыно.

Различия между Западом и Востоком особенно заметны, если ехать по Третьему транспортному: от Ленинградки до Профсоюзной катишь по фешенебельным ландшафтам, а далее — унылая и разбросанная пролетарская гопота, неприглядный индустриальный пейзаж.

Западная Москва имеет фасадный, вестибюльный, выставочный характер, Восточная — потаённые задворки, чёрный ход, куда иностранцев пускают неохотно и не без стеснения. Сюда не возят иностранных туристов, да и отечественных также.

На Востоке нет ни одного престижного кладбища, разве что Немецкое (Введенское), на Западе — Ваганьковское, Новодевичье, Кунцевское, Троекуровское, Востряковское и, Кремлёвское, разумеется.

В Восточной Москве не наберется и дюжины театров, на Западе их полторы сотни. Примерно также распределены научные институты и университеты.

Есть и другие, весьма заметные и зримые различия, ну, например, на Калужской линии от Октябрьской до Ясенева — ни одного пересечения и сопряжения со станциями электричек, а на севере: и Северянин, и Свиблово, и Лось, и Лосиноостровская. На Калининской линии рядом расположены станции метро и ж.д. станции Новогиреево, Перово, Авиамоторная и платформа Новая, Площадь Ильича и платформа Серп и Молот. Станция Шоссе Энтузиастов будет связана с платформой Шоссе Энтузиастов на окружной ж.д. Ничего близкого этому на Западе нет. Там это — одиночные явления.

В Восточной Москве за годы 21-го века построено всего шесть станций метро, на Западе — 22, и это при том, что на Западе живёт явно меньше половины населения Москвы. Все три международных аэропорта Москвы, Внуково, Домодедово и Шереметьево — на Западе, а на Востоке — два малозначимых и фактически неиспользуемых, Быково и Чкаловский.

У меня возникло два предложения:

— нетрудно подсчитать пассажирооборот всех станций МЦК (это совсем несложно) и по наиболее нагруженным станциям пустил бы экспрессное сообщение. Для этого, правда, надо иметь не два, а четыре пути.

— МЦК позволяет полностью или заметно разгрузить московские вокзалы от электричек.

В целом мне это путешествие понравилось, но ещё раз проехаться по МЦК — это, пожалуй, в следующей инкарнации.

Новые Швондеры

Странное развитие получает местное самоуправление в Москве.

В конце 80-х я сочинил небольшую антиутопию: дайте мне установить один электросчётчик на весь наш многоквартирный дом — и я стану безграничным диктатором, тираном и повелителем этого дома, ко мне будут приводить невинных дочерей на поругание, лизать пятки и задницу.

И вот оно сбывается, спустя всего тридцать лет.

В домах ныне избираются домкомы. Председатель домкома получает 1% плат от ЖКХ и на это можно неплохо жить.

Функции председателя таковы:

— следить за расходами и потерями ЖЭКа, управляющих компаний и коммунальных служб (водоканал, электросети, тепловые сети и т.п.), чтобы сократить их по возможности до нуля (протечки, утечки и т.п.)

— следить за соответствием числа и качества проживающих числу и качеству зарегистрированных (чтобы инвалидов, пенсионеров и льготников было ровно столько, сколько записано).

Регистрация по месту жительства есть подтверждение гражданства и дегальности, не более того, прописка по адресу — советская форма феодализма, когда прописка давала право на работу и, следовательно, легальное существование; от прописки государство торжественно отреклось.

Сегодня в Москве выгоднее нанимать туляка, чем москвича, в Туле выгоднее нанимать щёкинца, чем туляка: иногородние дешевле, покорней и бесправней своих. Ещё дешевле, покорней и бесправней таджикские и прочие гастарбайтеры. Но и этим надо как-то жить, хотя бы вдвадцатиром в однушке. Теперь за резиновыми квартирами будет следить не столько милиция (она не следит, а собирает дани), сколько домкомы.

Копеечный террор председателей домкомов ничем не отличается от идеологического террора Швондеров. Но нынешние пенсионеры — не профессора Преображенские, у них наверху венерической защиты нет и не предвидится, и у них есть всего одна «окончательная бумажка» -— свидетельство о смерти.

Как пишется

Я себя графоманом не считаю, хоть и пишу в последнее время примерно по 350 текстов в год, под две тысячи страниц. Сколько лесу б извёл, кабы не ноутбук.

И стал я задумываться, как и почему пишу (зачем? — вопрос праздный, ясно же — ни зачем и, почти всегда — никому, крайне редко по заказу или по просьбе).

Нет, наверно, я всё-таки впал в неволю. Пишу, потому что тексты прут из меня, и не я их автор, это они меня формируют.

И если, к примеру, вечером не закончу текст, то долго не могу заснуть, встаю, дописываю.

Хорошо вам там на лесоповале, тем, кто успел и смог высказаться до конца. А тут ночью придёт слово, невесть откуда прилетит, вскакиваешь, вписываешь его в строку, дрожа от нахлынувшей бессонницы, а утром глянешь — экая, однако, ерунда, ни к селу, ни к городу, и зачем, спрашивается, ночью вскакивал, чему радовался?

Плохо писаться стало, трудно, медленно. С одной стороны. А с другой — если не пишешь, то впадаешь в депрессию… или наоборот: впадаешь в депрессию и потому не пишешь. Одним словом, депрессия и письменное молчание для меня по сути одно и то же. И эта постоянная работа со словами и в словах постепенно отучает меня от устной речи, особенно от публичных выступлений: раньше самому собственные лекции и выступления нравились, а теперь — утомляет, слова ищу или экономлю их и всё время вертится: «зачем всё это? сидел бы да писал себе в одиночку».

Что же будет дальше, когда испишусь? повешусь? сопьюсь? — так ведь это можно, и не бросая писать, запросто. Впрочем, что значит «исписался»? это вовсе не значит «бросил писать», просто перестал писать что-нибудь хорошее и значимое — просто колотишь по клавиатуре всякую дрянь.

Я стал замечать, что порой не просто гоню халтуру, но и имею для того стандартное оправдание — всё равно скоро всем нам п**дец. Что верно, то верно, но именно поэтому плохо писать нельзя, запрещено: а вдруг ото всего останется только эта дрянь, и по ней грядущие неандертальцы будут судить обо всех нас?

И всё же предчувствие катастрофы, не природной, а вызванной всего одним негодяем, бессилие всего человечества перед ним, угнетает, обескураживает и обезоруживает. Мир не может справиться с ним (и это его заводит и влечёт дальше, его и как его печальный шлейф всех нас, от Лас-Вегаса до Мухосранска) — как же плохо устроен этот мир. Почти так же плохо, как я сам.

Некролог

Советский народ приобрел субъектность в 1985 году, возмущённый жестокой глупостью жены только что избранного генсека, её маниакально-шизофренической борьбой с алкоголем во всех его видах и градусах. Раиса Горбачёва продолжила издевательства над людьми, начатые предыдущим тираном, Андроповым, но тот хоть был легитимным, по советским понятиям, правителям, а эта с какого глузу?

Открытое выражение чувств к этой несносной дуре легло в основу гласности — теперь можно было открыто поливать и чернить всё: своё прошлое, настоящее и будущее, своих подневольных братьев, от эстонцев до таджиков, и самих себя — с упоением. Митинги, собиравшие до миллиона человек, сопровождались раздачей эфемерных газеток и листовок эфемерных партий, групп и объединений. Их число достигало 30, но от всех газет попахивало «Правдой» и её неистребимым карательным языком. Собственно это, сохранение советского печатного слова, и стало одной из важнейших причин ранней смерти советского народа, сначала как субъекта, а затем как биологической массы.

Гласность, означавшая прежде всего вседозволенность в выражениях, оказалась сильнейшим наркотиком, особенно в сочетании с легализацией алкоголя: жрать было решительно нечего, и полки магазинов зияли пустотой, но у каждой станции метро роилось 100-200-300 киосков, работающих в режиме 7*24, нон-стоп, и торговавших водкой и прочим, на 99% поддельным алкоголем. Исчезла даже такая культурная норма, как «на троих»: теперь водка продавалась в таре от 100-граммовых запечатанных стаканчиков из целлофана до пятилитровых канистр с контрафактным спиртом Royal.

Субъект был вдребезги пьян свободой и водкой, его пошатывало, и в этом состоянии он захватил власть — немудрено, что избранный народом президент просто не просыхал.

Перессорившись практически со всеми своими колониями по СССР и полуколониями по соц.лагерю, советский народ сам себя переименовал в российский (часто сбиваясь на «русский»), крестился и стал сбрасывать излишки попам, так и не выучив ни одной молитвы до конца. Но главное — с облегчением бросил работать, что и было вековой коммунистической мечтой. Отныне торгующих стало заметно больше, чем покупающих, тех и других — заметно больше работающих и практически не осталось честных и совестливых; эти свойства, как известно, практически не воспитываемые, но приобретаемые за счёт трудолюбия.

А зачем, строго говоря, трудиться, если есть армия гастарбайтеров, а цена на нефть вырастала с 7 до 160 долларов за баррель?

Много ли советскому/российскому народу надо? — пляж и “all inclusive” в Турции или Египте, эксклюзивный second hand, произведенный в Парагвае для Науру и Самоа, немного белорусских устриц, пармезан из пальмового масла и что-нибудь съедобное, ну, да, и, разумеется, ежедневно натощак «крымнаш» в обёртке.

Конечно, кто-то пытался поставить его на колени, но он так и не смог встать даже на карачки и непрерывно падал в обморочном состоянии и теряя последнюю субъектность.

Так, в совершенно объектном состоянии больного беспамятством и слабоумием подвели к краю и сбросили в пропасть. «Спасибо деду за победу» — накарябано на могильном кресте.

Фразы и разговоры

Да пикать я хотел на ваше пикание.

Зам. директора школы по фальсификации выборов.

Она была моложе своего жениха на шесть лет, но только до свадьбы. При бракосочетании они стремительно поменялись местами

Журналистика — это реальные персонажи и реальный сюжет.
Детектив — это выдуманные персонажи и реальный сюжет.
Донос — это реальные персонажи и выдуманный сюжет.
Фантастика — это выдуманные персонажи и сюжет.
Эссеистика — это отсутствие и персонажей, и сюжета.

Сыграли свадьбу в ящик.

Хотел бы я знать, где проходит бесплатная лотерея, по которой нам выпал жребий родиться.

У меня всего две проблемы: я и моя проблема.

Для управления государством надо:
а) знать историю КПСС,
б) уметь вести допрос и
в) владеть мастерством расстрела в затылок так, чтобы не испачкать форму.

— Вы уволены!
— Но меня ещё даже не приняли на работу!
— Вы не приняты на работу, потому что вы уволены.

Головой я только ем и разговариваю, все остальные проблемы — ниже пояса.

Поправка к законопроекту Мизулиной: запретить только первые аборты, а все последующие — пожалуйста.