Народу мало, все вокруг цветет — крымская весна. Играли в теннис, гуляли по набережной. Центр города, набережная, причал катеров не очень сильно изменились за 23 года, прошедшие после нашей практики в 66-м, все было приятно узнаваемо, только вот таких вкусных маленьких чебуреков по 6 штук в порции уже не было.
Мой Крым
Элементы автобиографии в 2-х частях
Дмитрий Гольданский
Продолжение. Начало в «Семи искусствах» № 9/2016, далее в Мастерской
Миша Гохберг привез с собой из Москвы лодку с мотором. Иногда даже катал желающих на водных лыжах. Во время походов в бухты собирали мидий и жарили на костре на протвине, готовили плов с мидиями. Эти блюда очень хорошо идут с белым вином. Вообще, походы в бухты под Кара-Дагом — это совершенно неотъемлемая часть коктебельского существования, и, когда через год проход туда закрыли, Коктебель сразу же потерял не менее половины своего обаяния. А в тот год все еще было открыто и свободно.
И вот возвращаемся как-то очередной раз из бухт, причем идем не компанией, а парами и поодиночке. Мы шли с Валентиной, Дима с ее соседкой Татьяной. По дороге попадали под дождик, укрывались под скалами. Приближаясь к поселку, наблюдаем какую-то прекрасную компанию очень уж живописно расположившуюся на деревянном помосте у берега. Почему-то одного взгляда на этих людей хватило, чтобы издалека понять, как же хорошо им сидеть вот так в лучах слегка уже клонившегося к закату нежаркого солнышка, попивая винцо. А особенно приятно стало, когда, по мере приближения, становилось ясно, что это наша компания сидит, и присоединиться к ним. Пили «Ркацители», которое здесь же рядом и покупали. Что-то сошлось в это время в этом месте, и наступило чувство полной гармонии и абсолютного счастья.
Интересно, что, как потом оказалось, все подходившие люди думали примерно одинаково, сначала: “Ну до чего же хорошо сидят”, а потом: ”Да это же наши!” Действительно, по-моему, ни до, ни после так хорошо мне не было. Это сидение на настиле было какой-то вершиной в жизни. Сохранились лишь несколько не очень качественных слайдов. Сидели пока все вино не выпили. Переместились к нам. Мы с Димой, взяв для компании девушек, отправились на моей машине за ещём. Затарившись, решили немного покататься. До Щебетовки, ближайшего поселка в сторону Судака, километров 8 довольно извилистой дороги. Конечно, в горку Москвичок — 408 мой не очень-то лихо едет, но зато уж вниз — держитесь крепче. На виражах только щебенка с обочины из-под колес разлеталась, а Валька кричит: ”Быстрее, быстрее!” Ну, я и рад стараться, естественно. В Щебетовке — налево, к морю, еще 4 км, и выехали на высокий берег в поселке Крымское Приморье (теперь Курортное). Посидели романтично так над морем и поехали обратно. Народ ведь ждет. Слава богу, поездка закончилась благополучно.
Вечерами, как и в любом приморском курортном поселке, главным местом становится набережная. Как-то раз мне приспичило искупаться прямо здесь, а плавок с собой не было, и я полез в воду без оных, но, при этом, выбрав место под негорящим фонарем. Пока я плавал фонарь вдруг зажегся, а народу на набережной полно. Тогда я попросил Валентину бросить мне в воду мою шляпу и, элегантно прикрывшись ей, вышел из воды и дошел до своей одежды. В те времена публика вела себя очень миролюбиво. Не было никаких драк, разборок. Все это началось только лет 10 спустя, а тогда можно было совершенно безбоязненно шататься по набережной. Незнакомые люди могли предложить выпить с ними. Компании располагались прямо на асфальте или на парапете в самых непринужденных позах. Вокруг было много разных девушек, но я крепко запал на Вальку, и активно за ней волочился. Иногда она куда-то исчезала по своим делам и вообще очень умело динамо крутила, то приближаясь, то отдаляясь.
Расстояние от Коктебеля до Феодосии меньше 20 км, и ездили туда по всякому поводу. Там гораздо проще было купить вина или даже запастись водкой, которой в Коктебеле вообще не было. Можно было более или менее прилично по сравнению с Коктебелем поесть в столовой, да и просто поболтаться для разнообразия. Кормили в Коке отвратительно всегда и, кроме того, еще безбожно обвешивали. Сережа Рожков однажды потребовал, чтобы ему взвесили стакан со 100 граммами сметаны. Оказалось там 50 гр., разбавленной кефиром при этом. В феодосийской столовой я положил крутое яйцо в выемку в шляпе, что была у меня на голове. При расчете на кассе, забыв про это яйцо, слегка наклонил голову, и оно упало в тарелку с супом. В результате, граждане, стоявшие рядом, были прилично обрызганы. Это повеселило…
Ещё одна хорошая история о том, как я провожал наших соседей, тех которые мужик с женой и сестрой. Мужик заранее попросил отвести их на феодосийский вокзал. Я согласился сделать это за бутылку водки, натурой. Ехать надо было не рано, я еще успел сходить посидеть на пляже, искупаться. Вернулся домой. И тут мужик подходит и говорит: “Извини, пожалуйста, бутылку я тебе не купил. Это все бабы мои, не разрешили. Говорят, что если ему бутылку дать, то он ее сразу выпьет. Возьми вот деньгами, даже больше”. Хорошо же мы себя зарекомендовали, ничего не скажешь. Всю дорогу женщины хранили гробовое молчание, а, когда остановились возле вокзала, радостно зачирикали: “Ой, живые доехали. Слава богу, вот повезло-то”. Потом оказалось, кто-то из наших ребят пошутил, что у меня тормоза не работают.
Постепенно люди начинали разъезжаться. Я отвозил их на вокзал. Московский поезд уходил вечером. За компанию со мной ехала Валька. Проводы проходили торжественно и немного грустно. Не знаю как сейчас, а в те далекие годы поезд трогался под звуки марша “Прощание славянки”. Поезд уходил, а мы с Валентиной садились в машину и слипались в объятиях и поцелуях. Ехали обратно, заезжали на Узун-Сырт… Грудь у нее была потрясающая. Небольшая, но плотная и выпуклая. А ниже пояса не пускала, как я ни старался. Такая вот была Валька-динамо. И ведь совершенно свободная и раскованная, самостоятельная, крепко выпивала, но пьяной я её не помню. Контроль никогда не теряла. Даже, когда с воплями я катал её, сидящую на крыше машины, по вечернему поселку.
Одной из основных примет времени конца семидесятых и самого начала восьмидесятых годов было безудержное восхваление дорогого товарища Леонида Ильича Брежнева — верного ленинца, величайшего нашего современника. В школах дети на уроках литературы штудировали гениальные произведения “Малая земля” и “Целина”, удостоенные Ленинской премии по литературе. До полного краха системы оставалось ещё больше 10 лет, но агония уже начиналась. Страна строила БАМ и отжигала по полной, как сказали бы теперь.. Ходило масса остроумных анекдотов на эти животрепещущие темы. Вечером, на набережной перед писательским домом творчества некий режиссер (не помню фамилию) силами самодеятельных артистов ставил балет “Малая земля”. В нашей команде популярна была песня-переделка из известной о “простом советском человеке, обычном парне, без которого ничего бы не стояло”. Попробую воспроизвести её по памяти.
Песня про генсека
А кто я есть?
Обычный парень, простой советский человек,
Простой сове-етский человек. Живу, как ты в 20-й век.
А где живу?
Живу я в доме, в простом свое-ем особняке.
Он на Москве стоит реке.
А без меня, а без меня здесь ни-чего бы не стояло.
Здесь ничего-о бы не стояло, когда-а бы не было меня.
А с кем живу?
Живу с женою, с простой сове-етскою женой,
Артисткою заслуженной.
А без меня, а без меня она б заслуженной не стала,
Она б заслу-уженной не стала, когда-а бы не было меня.
А с кем я сплю?
Я сплю с девчонкой, с простой девчо-онкой из ЦК,
Там у меня своя рука.
А с кем дружу?
Дружу с Серегой, советским ма-аршалом простым,
Он за меня в огонь и в дым.
А без меня, а без меня не ста-ал бы маршалом Серега,
Не стал бы ма-аршалом Серега, когда-а бы не было меня.
Далее идет в том же духе. А что я ем? Парную семгу, простую русскую еду, ее ловлю в своем пруду. А что я пью? Простой коньяк Наполеон, вчера прислали мне вагон. А езжу в чем? В простой машине Мерседес, их у меня десяток есть и, может быть, что-то еще, не помню, и, наконец,
А что пишу?
Пишу я мемуары, все про Сове-етскую страну,
Про Землю Малую и целину.
И последний куплет:
Так кто ж я есть?
Обычный парень, простой сове-етский человек,
Я не фельдмаршал и не царь,
Я — ГЕНЕРАЛЬНЫЙ СЕКРЕТАРЬ!
Последние слова произносились громким шепотом.
В том же 79-м году на экраны вышел прекрасный фильм “Три мушкетера”. Он был очень в духе времени. Песня из фильма на слова поэта Юрия Ряшенцева, тоже, кстати, старого опытного коктебельца, мгновенно стала популярной и очень весело исполнялась:
Пора— пора-порадуемся на своем веку
Красавице и кубку, счастливому клинку.
Пока-пока-покачивая перьями на шляпах
Судьбе не раз шепнем: “Мерси боку”.
После отъезда наших хороших соседей заселились другие и начали выражать недовольство. Хозяйка пыталась призвать нас к порядку, пригрозив выселением. Вечером же опять собралась компания. Пару раз кто-то по ошибке врывался к соседям. Наутро они съехали. Хозяйка была очень зла и попросила нас выметаться. Стоим мы такие грустные и озабоченные у ворот и видим идущую мимо вполне подходящую публику — троих ребят. Как раз жилье ищут. Зазвали их к себе. Ребята той еще пьянью оказались. Один даже на море никак выйти не мог, но у нас был с ними полный альянс. Таким образом, конфликт с хозяйкой был урегулирован, и наш отдых продолжился. Были у нас в соседях еще две девушки. Хозяйка все приговаривала, что, дескать, зачем мы каких-то посторонних водим, когда вот свои здесь есть. Но как-то не вдохновляли нас они никого. Лева очень плотно общался с Наташей. Мы его почти и не видели. Он брал свое одеяло и надолго исчезал. Когда приехал в гости его папа, то спал он на его кровати, а где спал Лева — неизвестно. Он получил прозвище “Филин”. И не за ночной образ жизни вовсе, а, как персонаж анекдота про говорящего филина…
Собралась уезжать и Валентина. Не смог её уговорить ехать в Москву с нами на машине, как ни старался. Проводил её, отыграло и нам “Прощание славянки”. Неоконченная пьеса для механического пианино. Почему-то пришло в голову. На следующий вечер наши соседи позвали меня пойти в гости к девушкам на турбазу. Дело заключалось в том, что нужен был третий человек вместо их приятеля выпавшего в осадок. Я согласился. И вот, взяв бутылку водки, отправились на поиски приключений. Турбаза в Коке тех лет — это обширное пространство, застроенное маленькими деревянными будочками. Сколько ни бродили мы в темноте среди этих будочек, баб своих знакомых так и не нашли мои энтузиасты. А потом ещё и бутылку уронили и разбили. Хорошо по бабам сходили, нечего сказать.
Из моего рассказа, видимо, сложилось впечатление, что ничем, кроме употребления алкоголя в разных видах, мы и не занимались, но это не совсем так. Новый дельтаплан очень хорошо залетал, и я освоил парящие полеты, и летал уже вдоль южного склона. Но полеты — это отдельная тема.
Возвращались назад в Москву мы опять вдвоем с Димой. За несколько дней до отъезда я как-то пытался утихомирить разбушевавшихся с чего-то Серегу и Леву. Серега меня толкнул, и я, падая назад, ударился спиной об острый угол железной печки. Сначала, вроде бы ничего особенного, но потом боль стала усиливаться, и, через пару дней я уже, буквально, ни охнуть, ни вздохнуть не мог. Особенно больно чихать. Да и вообще, любое напряжение спинных мышц было очень болезненно. Перейти из лежачего положения в сидячее я мог только подтягиваясь руками. И вот в таком состоянии ехал обратно в Москву. А по дороге еще рессора развалилась. В Москве пошел в травмопункт, сделал снимок, и выяснилось, что у меня сломано ребро. Дали больничный недели на 2 или 3. Кроме того, еще получил 150 руб. по страховке от несчастного случая. Интересно, что вся трехнедельная крымская эпопея обошлась мне как раз в эту сумму. Серега, засранец, говорил, что я ему бутылку, по крайней мере, должен поставить. А погода той осенью в Москве была замечательная, и мы с Валькой ездили гулять и целоваться в Сербор. Я же был на больничном.
21. 1982, сентябрь. Прошло три года. И снова Коктебель. Отец достал путевки в столь любимый им Дом творчества. Но у мамы в сентябре уже начинается работа, и я поехал вместо нее. Это был единственный случай, когда мы с отцом вдвоем отдыхали. Он отправился поездом, а я на машине. Это уже была “копейка”, на которой я в предыдущие два года попутешествовал по Кавказу. Со мной ехали Аркаша и Макс Брицке. Аркаша, правда, в Коктебель не собирался. Он направлялся в свой любимый Гурзуф. Ехали не торопясь, остановились на ночлег. У нас все с собой: палатка, спальники, складной стол со стульчиками, примус и жратва. Поели, выпили. Макс стал рассказывать, как он готовил диверсантов во время войны, был чемпионом Уральского ВО по штыковому бою, и вдруг, совершенно неожиданно решил показать на Аркаше, как нужно врага мочить. Схватив его за волосы, которые тогда еще были, Макс резко запрокинул ему голову и обозначил удар по горлу ребром ладони. Мы были в шоке.
Из Симфера Аркаша уже сам поехал в Гурзуф, а мы с Максом в Коктебель. В Доме творчества разместились отлично — двухкомнатный номер со всеми удобствами, отдельным входом, в коттедже, где с другой стороны был еще один такой же. Макс обосновался опять у Габричевских. Приехала его дочка Нина. Некоторый контингент друзей и знакомых уже собрался к нашему приезду. Дима Костин вместе с Володей Запецким — моим приятелем по работе во ВНИИГеофизике жили в том же доме на ул. Стамова 11, в котором когда-то, в 1966-м мы с Димой и с подругами обретались. Прошло 16 лет с тех пор. В том же доме жили две подруги Лена и Лида, приехавшие аж из города Кемерова. Лена вся такая плотненькая кругленькая. Дима её себе в подруги назначил, чтобы далеко не бегать. А другая — Лида, наоборот высокая и стрйненькая.
Компания собралась на теннисном корте Дома творчества. Не отвлекаясь от игры, заметил среди зрителей довольно симпатичную девушку, обладавшую выдающимися формами, и положил на нее, так сказать, глаз. Как-то сразу стало понятно, что симпатия будет взаимной. Вечером на двух машинах поехали на гору Климентьева. Какое же место офигительное! Каждый раз, въезжая наверх, дух захватывает. Роскошный вид на Коктебельскую долину особенно хорош на закате. На противоположной стороне “Волошинский профиль” горы Кок-Кая четко рисуется на фоне вечереющего неба. Правее зеленый купол Святой и скругленная вершина Сюрю-Кая. Вокруг ни души. Тишина… Только ветерок слегка обдувает. Полюбовавшись пейзажем, друзья мои погрузились в Димину машину и укатили. Остались мы вдвоем с девушкой Ирой, бросавшей похотливые взгляды. Все было понятно без лишних слов. Желания наши совпадали, и ничто не мешало их удовлетворять. Сначала в машине, а потом под открытым небом, опершись о багажник, любуясь закатом и наслаждаясь всем этим огромным и прекрасным миром. Роман с Ирой закончился так же скоро, как и начался. Пару раз мы встречались на моей кровати в Доме творчества, но это было как-то пресно. Потом поздно вечером пошли купаться. Доплыли до буя, где совокуплялись, держась за это плавсредство. И тут нехорошо я поступил, не по-джентльменски. Понял вдруг, что девушка мне сильно надоела, и быстро поплыл обратно. Оделся и ушел, пока Ира еще к берегу не причалила. Наверное, я был не прав. В машине довольно долго держался устойчивый запах селедки, и отец удивлялся: ”Чего у тебя так рыбой в машине воняет?” А я отвечал ему на это: “Здравствуйте, девочки!” — говорил слепой, проходя мимо рыбного магазина”.
Отец очень любил ходить из Коктебеля в горы, но возраст (было ему уже 60) и, перенесенный инфаркт давали о себе знать. Преодолевать подъем было тяжеловато, и я старался максимально близко подъехать на машине. Копейка моя проявила завидную прыть, пробираясь по камням к Сюрю-Кае, так что пешего пути оставалось совсем немного. А Кара-Даг был уже закрыт для прогулок вместе с бухтами у подножья. Это, конечно, значительно обедняло коктебельскую жизнь.
Решили съездить в Гурзуф. Предлог был — нанести визит Аркаше. Поехали большой компанией на двух машинах. Со мной в машине — Володя Запецкий и две девушки-киевлянки. Одну из них клеил Володя, но вторая исполняла роль бдительной дуэньи, и ему никак не удавалось осуществить желаемое. С Димой ехали его подруга Лена и Макс. Лида сказала, что её укачивает, и не поехала. Они не стали задерживаться в Гурзуфе, поехали дальше в Ялту, на Ай-Петри, к Байдарским воротам и т.д. Мы же с Володей и киевлянками остались.
Гурзуф 70-80-х годов ХХ-го века, пожалуй, можно определить, как основного конкурента Коктебеля. В этих поселках собиралась самая отвязная публика со всего СССР. Может быть, это связано с домами творчества писателей в Коктебеле и художников в Гурзуфе. Не знаю. Наиболее широко представлены в то время были Москва и Питер, Киев и Харьков, Минск и Гомель. В Гурзуфе самым веселым (тусовым на новоязе ) местом был бар Международного лагеря “Спутник”. Туда, вообще-то говоря, вход посторонним был запрещен, но, конечно все, кто хотел, проходили. Замечательно сидеть вечером прямо над пляжем, попивая винишко или купаться в светящемся море. Приходило ощущение полного счастья. Выпитое изрядное количество возымело действие. Что уж я такого плохого сделал, не помню, но на следующее утро бедного Аркашу, у которого я ночевал, поперли с квартиры. А остальная наша компания вся — Володя Запецкий, киевлянки, Дима с подругой и Макс, вернувшиеся из поездки, ночевали, где придется, а именно в машинах и в кустах вокруг. Запецкий галантно предоставил мою машину девушкам, а сам в компании с Максом расположился в кустах. Ночью в эти самые кусты направился человек с девушкой и бутылкой шампанского. В кромешной тьме он наступил на Запецкого и в панике бежал, громко крича, правда быстро успокоился и устроился неподалеку.
На следующий день Дима взял всех трех девушек и откололся от коллектива — уехал в обратную сторону и провел время на пляже в Морском. Мы же с Володей и Максом сидели на пляже в Гурзуфе, обсуждали прошедшие события. Аркаша поставил на меня 10 рублей — это была большая сумма — на заплыв до буя (ему все равно во что играть, лишь бы на деньги) и проиграл. Оправдывался я тем, что, привыкший плавать в бассейне, не держу прямой курс в открытой воде. Говорят, действительно заметно было, что поплыл не в ту сторону сначала. Обратный путь заканчивали уже в полной темноте, и я устроил гонку по серпантину с каким-то местным водилой. Он никак не мог оторваться. Потом тормознул, пропустил меня вперед, посмотреть, что за кадр такой образовался. Мне было лестно. Володя до сих пор помнит эту гонку. Машину я оставлял возле дома, где жила вся компания. Иногда в ней спали. Спали так, что спинку водительского сиденья сломали. Пришлось её канистрой подпирать.
Через несколько дней Кемеровские девушки уезжали. Выпивали, отмечая сей факт, потом пошли прогуляться вчетвером — с Димой и подругами. Приобнял я девушку Лиду и… неожиданно довольно скоро мы оказались в моей постели, и очень неплохо там проводили время, пока не пришел со своих вечерних прогулок папа. Пришлось встретить его у двери и попросить немного подождать. Видит бог, что я совсем не собирался за Лидой ухаживать.
На последнюю неделю нашего пребывания должна была подъехать моя жена. Я ждал её с нетерпением, встречал с розами на вокзале в Феодосии. Прекрасно провели время, съездили на Азовское море в район мыса Казантип. Очень своеобразные места. В обратный путь отправились вдвоем с Ирой на машине. Стартовали днем 21-го сентября. Точная дата связана с тем, что на 23-е была назначена свадьба моего брата, на которую мы должны были успеть. Заночевали в кемпинге под Запорожьем. С собой мы везли виноград, который Ира и покушала, не помыв. На следующий день она маялась животом и была не в состоянии меня подменить за рулем. Пришлось проехать за день больше 1000 км, что немало для сильно загруженной и вообще отвратительной Симферской трассы. В конце дня я уже засыпал и едва не влетел под встречный КАМАЗ. Ира успела меня предупредить, издав какой-то утробный звук.
22. В начале сентября 1983-го года я возвращался домой из поля (из экспедиции).. База наша была в селе Селитренное Астраханской губернии. Именно там солнечным ранним утром я и погрузился на “Ракету”, идущую до Астрахани. Надо сказать, что накануне водки было выпито немерено, и состояние мое оставляло желать много-много лучшего. Однако, пиво на Ракете продавалось, и это сильно улучшало ситуацию. По прибытии в город Астрахань я уже вполне реабилитировался и подумал: “А не махнуть ли мне ненадолго в Коктебель?” Мысль, безусловно, интересная, но как-то так сразу принять решение я, все же не готов был и, поэтому, придумал отдаться на волю случая: какой будет ближайший рейс из Астрахани, туда и полечу — в Москву или в Симфер. Решив так, я испытал совершенно упоительное чувство. Его даже трудно описать. Видимо, прежде всего, это чувство абсолютной свободы. Быть может именно в погоне за такими ощущениями люди бросают обустроенную жизнь, семью, работу и уходят в бомжи? Из партии я уехал домой. Дома считают, что я в поле, т.к. я не предупреждал о своем приезде. А я в каком-то вакууме. Да еще с хорошего похмелья. А похмелье было именно хорошим, без головной боли и угрызений совести. Бывает у меня такое состояние. Я называю его состоянием счастливого похмелья.
Судьбе было угодно, чтобы я улетел в Симфер, да еще через Ростов. Феодосийским автобусом доехал до поворота, и, последние 10 км — на попутке. Снял комнатушку. Благо в сентябре это не проблема. Из знакомых в Коке оказался только Володя Запецкий. В общем, скучнова-то, конечно, было. Вечером обычно выпивал стаканчик замечательного массандровского хереса из припасенной в прикроватной тумбочке бутылки и шел на танцы. Ощущенеие свободы сохранялось. Познакомился с девушкой осьмнадцати лет из Питера. Её очень напрягала разница в возрасте, то, что я был всего на два года младше её папы, а было-то мне 35. Мы поднимались с ней на могилу Волошина, целовались и любовались видом на Коктебель. Володина подружка — стройная такая брюнеточка Таня из Тулы. Вспоминалось наше веселое время в 79-м, Валька… Я даже нашел крыльцо дома, где жили они с подругой Таней, и с которого летел носом об асфальт. В Коктебеле пробыл дней 5, наверное. Надоело. Уезжал вместе с Таней на катере до Феодосии. На причале нас провожали Володя и моя юная подружка.
23. Прошло пять лет. И снова Коктебель в октябре 1988–го. Приехали мы с Сергеем Рожковым на недельку. Хорошо помню, как здорово надрались в поезде и, как напугана была наша соседка по купе, ехавшая с ребёнком. Здесь было какое-то дельтапланерное сборище, и мы приехали пообщаться со старыми знакомыми, ну и вообще, хотя, конечно, октябрь для Коктебеля — это уже позднова-то, честно говоря, хотя купаться в море было ещё вполне комфортно. Ничем особенным пребывание это не было отмечено. Жили мы с максимальным для Коктебеля комфортом. В пансионате “Голубой залив”, со всеми удобствами. Ходили на танцплощадку. Раз я договорился с двумя дамами о совместном проведении вечера, но Рожков куда-то пропал, а один я как-то не справился. На теннисном корте познакомился с человеком по имени Лев и очень приятной его женой Наташей. Потом пару лет общался с ним, в 91-м даже мы поехали вместе в Пицунду. Только после этих двух недель совместного отдыха мы уже больше никогда не встречались. С ним все стало ясно. Не наш человек. Лев занимался переписыванием и продажей зарубежных фильмов на видео. В этом бизнесе хорошо поднялись в то время многие.
24. Начало мая 1989-го. На этот раз — Алушта. Место само по себе замечательное и очень хорошо знакомое мне, но всегда только проездом, а тут довелось пожить недельку. Школа-семинар это называется. Замечательная такая халява. Это была химическая всесоюзная школа в пансионате “Юность” в начале мая. Мой приятель Володя Имшенник ехал, как полноправный участник, а я и еще Димка Компанеец — просто так, отдохнуть за компанию. Ребята были при женах, а моя семейная жизнь тогда уже трещала по всем швам, и я поехал один. Привезли нас в комсомольский пансионат, “Юность”, по-моему. Довольно долго чего-то ждали на улице теплым южным вечером под звездным небом. Вдвоем с девушкой Светой вышли к морю, стояли на пирсе. Вечер был действительно прекрасен.
Вода в море была еще холодновата для купания, градусов 12. Но зато народу мало, все вокруг цветет и пахнет — крымская весна. Играли в теннис, гуляли по набережной до поселка Рабочий уголок. Теперь он называется Профессорский. Интересно, это что же его старое название что ли? Центр города, набережная, причал катеров не очень сильно изменились за 23 года, прошедшие после нашей практики в 66-м, все было приятно узнаваемо, только вот таких вкусных маленьких чебуреков по 6 штук в порции уже не было, и антиалкогольная кампания тоже сделала свое дело. Зато я накупил там огромное количество прекрасных австрийских презервативов, которые, как и все вообще в те времена, были дефицитом. К ним прилагалась изумительная инструкция на русском языке, где был пункт о недопустимости использования минеральных смазок, т.к. “это может повредить презервативу”.
После завтрака было подходящее время для уединения со Светой в номере. Она жила со своей начальницей — пожилой энергичной теткой, так что для свиданий использовался мой. Жизнь была бы совсем прекрасна, если бы не разболелось колено. Это меня достало. Я уже просто еле ходил. Нам организовали экскурсию на гору Демерджи. Привезли на автобусе к подножию, так что идти оставалось немного, и наверх я поднялся, а вот спуск дался с трудом.
Света со своей начальницей уезжали почему-то на день раньше, и я хорошо помню, как ковылял, помогая им допереть вещи до остановки. В Москве мы встретились со Светой один раз, погуляли на Воробьевке и распили бутылку шампанского на лавочке. Это была такая легкая необременительная курортная связь со взрослой замужней женщиной.
Оставалось еще полтора года до распада СССР, но молодые украинские ученые уже уверенно предсказывали независимость для Украины. И следующий раз я попал в Крым спустя 18 лет, и находился он уже давно за границей, но это уже совсем другая история…
Продолжение
