Игорь Юдович: Политический детектив, или Один год из жизни сенатора Гарри Трумэна

Loading

Гаффи поинтересовался, какая будет реакция уважаемого сенатора, если руководство партии решит выдвинуть на эту должность его. Трумэн решительно и односложно ответил “нет”. Он был трезвым политиком и прекрасно знал свое место в партийной иерархии. Его место было… в лучшем случае где-то во второй десятке.

Политический детектив, или
Один год из жизни сенатора Гарри Трумэна

Игорь Юдович

Отшумели песни нашего полка…

В 1943 году, примерно за год до национального съезда Демократической партии, на котором по традиции выдвигают кандидатов на пост Президента и вице-президента, среди людей, имеющих реальный вес в партии, сложилось твердое представление о кандидатах. Об одном — положительное, о другом — отрицательное. Согласно первому Франклин Делано Рузвельт (ФДР) должен баллотироваться на беспрецедентный четвертый срок в качестве Президента Соединенных Штатов. Согласно второму действующий вице-президент Генри Уоллес не должен был повторно баллотироваться на должность вице-президента.

Постепенно к осени 43-го года сформировался неофициальный, но очень представительный “комитет” против избрания Уоллеса.

Целью этого небольшого исторического очерка будет показать “как это делалось в Вашингтоне” и каким образом кандидатом в вице-президенты стал Гарри Трумэн. Сравнение выборов 1944 года с выборами 2016 не входило в мою задачу. Любые аллюзии по этому поводу читатель вправе сделать или не сделать сам.

Действующие лица в 1943–44 годах в принятии решения по выбору вице-президента США:

Jimmy Byrnes (Бирнс), 64, южанин, бывший католик (перешедший в другую христианскую конфессию), последовательно: конгрессмен, сенатор, член Верховного Суда, председатель военного мобилизационного комитета с офисом в восточном крыле Белого дома, неофициальный первый помощник Президента, большой друг ФДР.

Alben Barkley (Баркли), 67, в высшей степени уважаемый сенатор от штата Кентукки, будущий вице-президент при Трумэне, друг ФДР.

Frank Walker (Уолкер), председатель Национального комитета Демократической партии (НКДП) до января 1944 года, друг ФДР.

Ed Pauley (Поли), богатый калифорниец, глава финансового отдела НКДП, друг и спонсор ФДР.

George Allen (Аллен), лоббист, секретарь НКДП.

Robert Hannegan (Ханнеган), руководитель Налоговой службы, очевидный преемник Фрэнка Уолкера на посту председателя НКДП, председатель НКДП с января 1944 года, очень большой друг ФДР.

Edwin “Pa” Watson (Уотсон), генерал, личный секретарь ФДР, ответственный за доступ к ФДР.

Edward Flynn (Флинн), 52, прекрасно и разносторонне образованный человек, известный садовод, историк-любитель, создатель самой сильной политической машины Демократической партии в стране в Бронксе–Нью-Йорке, очень-очень-очень большой друг ФДР.

Sidney Hillman (Хиллман), председатель Комитета политических действий (Political Action Committee или — (PAC) — общеамериканской политико-финансовой организации, работающей за сценой для переизбрания Рузвельта (организация собрала более миллиона долларов для перевыборной компании ФДР). До этого член Бунда, еврейской партии в царской России, меньшевик, в Америке — основатель и руководитель значительных рабочих движений, крупных профсоюзов, лидер крупнейшей в стране Конфедерации профсоюзов, во время войны — важный член или руководитель как минимум трех квази-государственных советов при Администрации Рузвельта. Очень большой друг ФДР.

Tom Pendergast (Пендергаст), создатель самой сильной политической машины (до Эдварда Флинна) Демократической партии страны в штате Миссури, отсидевший в тюрьме за политические и денежные махинации (политическую коррупцию), вышедший из тюрьмы в 1939 году и после этого потерявший какую-либо власть, политический и духовный наставник Гарри Трумэна в начале его карьеры, бывший друг ФДР.

Franklin Delano Roosevelt (ФДР), 62, Президент США.

Henry Wallace (Уоллес), 56, вице-президент США, интеллектуал, известнейший биолог-генетик, разработчик новых сверхпроизводительных сортов кукурузы, бизнесмен, писатель, лектор, философ, свободно говорящий по-русски, говорящий по-испански, наиболее популярный политик в Демократической партии после ФДР, крайний либерал, большой друг ФДР.

Harry Truman, 60, младший сенатор из штата Миссури (младший сенатор, хронологически выбранный вторым от штата, традиционно считается и вторым по престижу), председатель сенатского “Комитета Трумэна” по надзору за военными поставками и развертыванием военной индустрии во время Второй мировой войны, без особых политических связей и влияния, практически незнаком с ФДР и/или сотрудниками Администрации и правительства.

Элеанора Рузвельт, Sam Rayburn, John Winant, Sherman Minton, William Douglas, Ed Kelly — важные, но второстепенные действующие лица.

— 1 —
Лето 1943-го

В начале лета 1943 года сенатор от Пенсильвании Джо Гаффи пригласил сенатора от Миссури Гарри Трумэна на обед, где задал ему конфиденциальный вопрос: что уважаемый сенатор думает о вице-президенте Уоллесе? Трумэн улыбнулся и сказал, что Уоллес был лучшим министром сельского хозяйства в истории страны. Гаффи засмеялся, после чего достаточно непринужденно поинтересовался, какая будет реакция уважаемого сенатора, если руководство партии решит выдвинуть на эту должность его, Трумэна. Трумэн решительно и односложно ответил “нет”.

Гарри Трумэн был очень трезвым политиком и прекрасно знал свое место в партийной иерархии. Его место было… в лучшем случае где-то во второй десятке возможных кандидатов. Кроме того, Трумэн был абсолютно удовлетворен своим местом в Сенате, своей работой на посту председателя важного комитета Сената, своей независимостью и тем, что к 43-му году, казалось, все стали забывать о самом компрометирующем факте его биографии — политической связи с “позором партии”, коррумпированным боссом Томом Пендергастом. Хотя некоторые по привычке всё еще считали его ставленником Пендергаста, но это соответствовало действительности только во время его первых выборов в сенат в 1934 году и истеблишмент Демпартии к 43 году вспоминал об этом все реже. Но публичное копание в его биографии никак не входило в планы Трумэна, тем более, что только что он оформил свою жену Бесс на фиктивную должность “помощника” сенатора и её 2400 долларов в год позволили семье в первый раз в жизни почувствовать некоторую финансовую стабильность. Самое последнее, что ему надо было, это новое журналистское расследование и скандал с “работой” жены.

Кроме того, он понимал, что для замены Уоллеса есть два очевидных кандидата — Джимм Бирнс и Албен Баркли. Первого Трумэн очень уважал, а вторым восхищался. И самое главное — решающее слово при выборе вице-президента, безусловно, принадлежало Президенту, и уже только по этой причине у Трумэна не было шансов: они были практически незнакомы. За девять лет работы в Сенате у Трумэна было ровно две незначительные встречи с Рузвельтом. Известно, что когда Трумэна назначили председателем сенатского комитета, Рузвельт вслух спросил у своего помощника: “Трумэн? Кто такой Трумэн?”.

В последующие месяцы 1943 года еще несколько человек в высших кругах Демократической партии осторожно интересовались мнением Трумэна о его выдвижении кандидатом в вице-президенты, но получали тот же категорический ответ “нет”.

Ожидалось, что ФДР сам объявит о своем решении — идти на выборы или не идти, а если идти, то с кем. Но ФДР играл в свою привычную игру — держать всех в напряжении и не говорил ни “да” ни “нет” до самой последней секунды.

— 2 —
Январь–Апрель 1944

Первая известная встреча встреча членов “комитета против Уоллеса” с ФДР состоялась в начале 1944 года.

В “комитет” входили очень влиятельные люди партии. Все они были или друзьями ФДР, или его очень большими друзьями, все были абсолютно лояльны Президенту.

Влияние членов “комитета” определялась близостью к Президенту. По этому критерию главным был Эдвард Джозеф Флинн, политический босс, организатор и руководитель главной политической машины Демпартии в стране, в городе Нью-Йорк. Флинн ничем не походил на классического ирландского политического босса крупного города. Он не выглядел типичным вышибалой из ирландского паба, никоим образом не был связан с полулегальным или нелегальным бизнесом, всегда был тщательно и дорого одет, прекрасно образован — закончил один из самых престижных юридических факультетов и успешно работал юристом, занимал ряд высоких выборных должностей в городе и штате Нью-Йорк; при этом он категорически отказывался от любых высоких назначений в Администрации ФДР. Именно Флинн сыграл решающую роль в выигрыше тяжелейшей для ФДР президентской кампании 1940 года, и именно Флинн видел в вице-президенте Уоллесе основную угрозу для кампании 1944 года.

Январское обсуждение проходило в очень осторожных тонах. Среди возможных кандидатов назывались Бирнс, Баркли, лидер Конгресса Сэм Рэйберн, посол Вайнант, сенатор Минтон, член Верховного Суда Дуглас.

Один из членов «комитета» — Роберт Ханнеган был большим поклонником Трумэна (они были земляками), только благодаря его усилиям Трумэн был буквально в последнюю минуту переизбран сенатором в 1940 году, но он ещё в большей степени уважал Бирнса и считал его кандидатуру более предпочтительной. Поэтому имя Трумэна на январском обсуждении даже не называлось. В очередной раз все надеялись, что ФДР сам назовёт имя…, и в очередной раз это не произошло.

Когда примерно в то же время журналисты спросили мнение Трумэна о лучшем кандидате на пост вице-президента, то он назвал Сэма Рэйберна.

К весне «общее» мнение политической верхушки партии было на стороне Бирнса, хотя во всех опросах населения на первом месте был действующий вице-президент Уоллес. По воспоминаниям Гарри Хопкинса, человека самого близкого к ФДР, возвращаясь в самолёте с Тегеранской конференции, он спросил ФДР, кто будет лучшей заменой Президенту, если вдруг с самолётом что-то случится и они погибнут. «Джимм Бирнс», — немедленно ответил Рузвельт.

— 3 —
Лето (начало) 1944

К лету тема и проблема выбора вице-президента стали гораздо более актуальными.

Состояние здоровья Франклина Рузвельта заметно ухудшилось. Это уже видели не только люди, близко общающиеся с ним, но и гораздо более широкий круг лиц, вовлеченных в политическую жизнь страны.

В апреле он пережил то, что назвали “перенесенной на ногах пневмонией”. Срочный отдых в доме Бернарда Баруха в Ю. Каролине, задуманный на две недели, растянулся на месяц. После возвращения ФДР в Белый Дом его вид настолько напугал Флинна, что он убеждал Элеанору Рузвельт отговорить мужа от переизбрания. “Я чувствовал, что он не переживет еще один срок”, — писал Флинн в своих воспоминаниях.

До того общие теоретические “антиуоллесные” настроения приобрели “материальную” основу: членам “комитета” стало совершенно ясно, что в случае победы демократов на национальных выборах вице-президент, скорее всего, достаточно быстро станет президентом. И никто не видел и не хотел видеть во время войны в этой роли крайнего либерала, “витающего в облаках” Генри Уоллеса.

В те летние месяцы только несколько человек знали, что ФДР уже длительное время находится под ежедневным наблюдением кардиолога, который после тщательного осмотра “пациента” в марте 1944 года дал ему не более одного года жизни, но в число этих “нескольких” человек не входил никто из “комитета”.

В мае ФДР отослал Уоллеса в Китай с дипломатической миссией, и многие восприняли это как знак будущей отставки. В июне, в дни высадки в Нормандии, Ханнеган в кабинете Бирнса в Белом доме в течение нескольких часов убеждал последнего согласиться на роль кандидата в вице-президенты. По словам Ханнегана, ФДР еще в 1940 году предпочитал Бирнса в этой роли. Через несколько часов Па Уотсон позвонил Бирнсу и подтвердил всё сказанное Ханнеганом.

27 июня Ханнеган объяснил Президенту причины, по которым Уоллес должен уйти, и сказал, что если Президент согласен на кандидатуру Бирнса, то все остальное будет “делом техники” при подготовке к съезду. “Это меня устраивает. Он был моим кандидатом четыре года назад, но его религиозные проблемы спутали все карты”, — сказал Рузвельт. “На этот раз проблем с религией не будет. Я сам католик, и я уверен, что проблем не будет”, — пообещал Ханнеган, который в это время стал председателем Национального комитета Демократической партии.

Через несколько дней ФДР пригласил Бирнса на свою “дачу” в Мэрилэнде для выработки стратегии съезда. Вернувшись через три дня, Бирнс в один и тот же день оставил два различных свидетельства. В своем дневнике он написал: “…Я пришел к выводу, что он (ФДР) искренен в своем решении взять меня своим заместителем”. А через несколько часов он сказал одному из своих близких сотрудников: “Давайте не будем слишком возбуждаться по поводу этих разговоров о вице-президентстве. Я знаю этого человека (ФДР) лучше, чем кто-либо ещё”.

В эти же дни несколько приближенных к Президенту людей, одновременно оказавшись в кабинете Рузвельта, спросили его мнение о Трумэне. “Я мало знаком с ним. И, кстати, на вице-президента может подойти Генри Кейзер (знаменитый промышленник, строивший корабли серии “Либерти” во время войны). Надо бы собрать о нем информацию”.

В самые последние дни июня стали известны результаты опроса избранных членов Демократической партии по всем штатам. Вопросом, который интересовал ФДР, был вопрос о поддержке Уоллеса. Достаточно неожиданно выяснилось, что противодействие его переизбранию оказалось существенно сильнее ожидаемого. В то время руководство Демпартии и сам Президент считали, что Демократической партии предстоят очень тяжелые выборы и что шансы ФДР были в лучшем случае “фифти-фифти”. Включение Уоллеса в избирательный бюллетень, по мнению Флинна, гарантировало бы потерю Нью-Йорка, Пенсильвании, Нью-Джерси и, возможно, Калифорнии.

Через несколько дней после получения результатов опроса Флинн и ФДР в кабинете Президента обсуждали, “кто из кандидатов в вице-президенты меньше других повредит шансам ФДР на переизбрание”. Флинн на этот раз посоветовал составить что-то вроде официального письменного списка кандидатов. Первым, естественно, рассматривалась кандидатура Бирнса. Когда против фамилии Бирнса поставили достаточно знаков “плюс”, перешли к “минусам”. А минусов набралось много. Бирнс, рожденный католиком, после женитьбы перешел в епископальную церковь, что очень плохо выглядело в глазах католиков. Профсоюзы невзлюбили Бирнса после его резкого несогласия с забастовками рабочих в военное время. Но хуже всего были его южное происхождение и известные высказывания еще в 30-е годы по поводу прав афро-американцев, которых в то время называли неграми. Особенно навредило ему выступление в Сенате в 1938 году, когда он сказал вещи совершенно крамольные даже по тем вегетарианским временам:

«Негры не только стали членами Демократической партии, но захватили контроль над Демократической партией».

Кандидатура Бирнса уже не казалась столь очевидной.

Сам Бирнс на вопрос Флинна о его мнении о достойных кандидатах на пост вице-президента назвал Трумэна, Рэйберна и Кейзера. Рэйберн, как многолетний лидер Конгресса и крайне уважаемый политик, был бы идеальным кандидатом… если бы не его происхождение из Техаса, еще одного южного штата. Так один за одним отсеивались известные политики или мало известные широкому избирателю достойные люди вроде Генри Кейзера. Когда весь список кандидатов подошел к концу, то оказалось, что только у Трумэна нет реальных отрицательных сторон, способных оттолкнуть избирателя.

Флинн писал:

«Его работа в сенатском комитете… была исключительно плодотворна, его отношения с профсоюзами и голосование в Сенате по проблемам взаимоотношений с рабочим классом были достаточно хороши; при желании можно было даже сказать, что он представляет консервативное крыло в партии, он выходец из “пограничного” штата и он никогда не высказывался по поводу расовых проблем. Биллиардный шар с именем Трумэн сам упал в лузу».

Флинн ушел из кабинета ФДР в твердой уверенности, что Президент согласен, что Трумэн принесет меньше вреда на выборах, чем любой другой. Твердая уверенность, возможно, является некоторым преувеличением, но во всяком случае у Флинна сложилось именно такое впечатление.

В первые дни июля ФДР попросил еще одного своего близкого друга — Анну Розенберг, регионального директора военного Мобилизационного комитета, офис которой также находился в Белом Доме и которая регулярно “подбрасывала” Президенту деликатесы с черного рынка или различную вкуснятину, приготовленную ее матерью — дружески поговорить с Бирнсом и дать ему понять, что он не будет кандидатом в вице-президенты. Розенберг, которая была самого высокого мнения о Бирнсе, категорически отказалась и сказала, что у Президента нет другого выбора, кроме как самому объявить об этом Бирнсу. Насколько известно, ФДР так никогда этого и не сделал.

В те июльские дни многие интересовались позицией Трумэна и его шансами. Всем интересующимся он отвечал одинаково: “Нет, никогда” и, по словам сенатора Хелма, “по его лицу было видно, что он совершенно искренен”.

Вашингтон — город, живущий слухами и сплетнями. Вопрос о кандидате в вице-президенты был очень “модным” в кабинетах и офисах конгрессменов и сенаторов. Общее мнение к 10 июля было в пользу Уоллеса, но “Президент хочет иметь 3-4 запасных кандидатуры на всякий случай, если съезд не согласится с кандидатурой Уоллеса”. Первым “запасным” в этих слухам называли Баркли.

9 июля сенатор Трумэн слишком резко выступил против Администрации на очередном заседании своего комитета, и по “мнению” Вашингтона окончательно подорвал свои шансы.

У Трумэна как у человека покладистого и ненавидящего наживать врагов, естественно было много друзей. Макс Ловенталь, высокопоставленный правительственный чиновник и одновременно друг как Президента, так и Трумэна, убеждал Трумэна активно побороться за пост вице-президента. Но в письмах Ловенталю и своей дочери Маргарет Трумэн ясно и четко объяснил две причины, по которым он не хотел стать вторым человеком в государстве.

“Жена не хочет, чтобы я ввязывался в это дело”, — писал он Ловенталю. И надо знать Трумэна, чтобы понять, насколько это было важно для него. В письме дочери он писал: “Удивительно, как много людей отдадут всё, чтобы оказаться на месте человека с такими шансами, и насколько это не важно для меня…”. И затем, отвечая своим мыслям о возможной смерти ФДР, он пишет в том же письме: “Пенсильвания 1600 — замечательный адрес для дома, но я не хочу попасть в него через чёрный ход, а учитывая мой возраст — и через парадный”.

— 4 —
10–18 июля

Уоллес прилетел из Китая 10 июля, смертельно уставший после 51 дневного путешествия (включавшего Внешнюю Монголию), налетав и наездив в общей сложности больше 42 тысяч километров. Уже через несколько часов он был в кабинете Президента. После обсуждения китайского вопроса и доклада Уоллеса о поездке ФДР заговорил о делах более насущных. Он сказал, что Уоллес по-прежнему является его выбором в качестве вице-президента, но по мнению некоторых (имя Флинна не было названо) имя Уоллеса в бюллетнях принесет потерю 2-3 миллионов голосов. Уоллес отнесся к словам ФДР очень спокойно и сказал, что если Президент найдет кого-либо, кто даст больше шансов на его переизбрание, то он советует без всяких сомнений взять в вице-президенты этого человека.

11 июля Рузвельт объявил стране, что он идет на переизбрание. В этот же день за ланчем Хопкинс спросил его о выборе вице-президента. “Кто может стать лучшим президентом: Бирнс или Дуглас?” “Бирнс, никто не знает больше него о том, как работает государство”, — ответил Рузвельт. “Кого выберет съезд, если все пустить на самотёк?”, — спросил Хопкинс. “Бирнса”, — сказал Рузвельт.

В тот же день вечером в кабинете ФДР собрался “антиуоллесный комитет” в полном составе: Флинн, Ханнеган, Уолкер, Аллен, Поли и примкнувший к ним “реалполитик” — мэр Чикаго Эд Келли. Все участники почему-то были уверены, что “высокое” совещание раз и навсегда решит вопрос о будущем вице-президенте.

Было очень жарко и душно, Белый Дом не имел системы кондиционирования воздуха, все участники сняли пиджаки и расстегнули рубашки. Кандидатуры Бирнса и Рэйберна были быстро отвергнуты. Впервые серьезно обсудили кандидатуру Баркли и тоже отвергли — по мнению ФДР он был слишком стар. (Съезд Республиканской партии только что закончился, и кандидатом в президенты был выбран 42-летний губернатор штата Нью-Йорк Томас Дьюи: возраст кандидата приобретал особое значение). Совершенно неожиданно для всех ФДР предложил кандидатуру Уильяма Дугласа, назначенного в 1939 году Президентом в Верховный Суд, известного либерала, молодого и жизнерадостного, что, по мнению ФДР, должно было понравиться избирателям. Кроме того — и это было известно членам “комитета” — Дуглас был постоянным партнером Президента в карточной игре. Предложение ФДР не нашло поддержки ни у кого: по мнению “комитета”, Дуглас был не менее либерален, чем Уоллес.

После Дугласа стали обсуждать кандидатуру Трумэна. ФДР слушал вполуха, и, когда спросили его мнение, сказал только, что Трумэн исключительно полезен на своем посту председателя комитета в Сенате. Что касается связи Трумэна с Пендергастом, то “комитет” решил, что это уже не имеет значения (Пендергаст вышел из тюрьмы в 1939 году тяжело больным и уже не имел какого-либо политического влияния), но зато “Трумэн лоялен к Администрации, компетентен, деловит и «мудр как политик». Неожиданно ФДР засомневался, не слишком ли стар Трумэн: «Ему уже, наверно, за 60?» Только Ханнеган знал, что Трумэну ровно 60, но решил промолчать. Тем не менее, ФДР послал за Congressional Directory, чтобы узнать точный возраст Трумэна. Пока же разговор продолжался, а когда принесли Congressional Directory, то ФДР уже забыл о вопросе, и ситуацию постарались замять.

Все члены комитета запомнили прежде всего физическое состояние Рузвельта в этот душный вечер. Он выглядел очень уставшим и без присущей ему энергии и заинтересованности. Фрэнк Уолкер писал, что никогда не видел Президента настолько отстраненным от обсуждения важного вопроса, “что он дал другим людям принимать решение”.

(Этому, безусловно, были причины. С 6 июня по 11 июля среди множества других произошли следующие события, требующие самого пристального внимания Президента США:

* Высадка в Нормандии и начало операции по освобождению Франции;

* Первый обстрел Лондона немецкими Фау-1;

* Крайне неудачная операция по освобождению острова Saipan в Тихом океане, приведшая к большим потерям и к пересмотру всей стратегии войны с Японией).

В конце долгого обсуждения ФДР повернулся к Ханнегану и сказал: “Боб, я вижу ты, да и все остальные, хотят Трумэна”. Рузвельт НЕ сказал, хочет ли он сам Трумэна, но сразу же после слов Президента Эд Поли объявил о конце совещания, и все вышли из кабинета, не дав возможности ФДР сказать что-либо еще. Впрочем Ханнеган решил вернуться и получить письменное подтверждение. Он его получил… — на чьем-то использованном конверте Рузвельт написал: “Боб, я думаю, Трумэн правильный выбор, ФДР”. Эту фразу трудно перевести “правильно”, я дам её в оригинальном виде: “Bob, I think Truman is the right man, FDR”.

Неопределённость этой фразы стала очевидной очень скоро. Джордж Аллен, один из присутствующих, сразу же записал в своём дневнике: «Рузвельт по-прежнему свободен принять любое решение». Ещё одну запись оставил 12 июля Харольд Айкс, министр внутренних дел. Говоря о том, что в разговоре с Президентом в этот день почти ничего не было сказано о Трумэне, он пишет: «Я понимаю, что он (ФДР) чувствует примерно то же, что и я: Трумэн может и пройти, но, скорее всего, Дьюи воспользуется случаем и разыграет карту его (Трумэна) коррумпированных отношений с «политическим боссом» (Пендергастом). Тем более, что весь политический рост Дьюи был как раз связан с борьбой против «политических боссов».

Но настоящая политическая карусель началась 12 июля, когда состоялась крайне важная встреча, о которой мы знаем только со слов Ханнегана. По его словам, по поручению Президента он навестил Уоллеса в его вашингтонской квартире и объяснил, что его имя на выборах будет означать поражение ФДР и попросил снять свою кандидатуру. Уоллес, по словам Ханнегана, признал справедливость требования, но сказал, что не сделает это пока сам ФДР, как он понимает, предпочитает именно его.

13 июля Президент и вице-президент обедали вместе. Рузвельт рассказал Уоллесу — без особых подробностей — о совещании 11 июля и о том, что для некоторых профессиональных политиков «Трумэн — единственный, у кого нет врагов и кто может улучшить шансы партии на выборах». Уоллес показал Рузвельту последние результаты национального опроса избирателей-демократов. Согласно опросу Гэллапа, 65% демократов будут голосовать за Уоллеса, 3% за Бирнса и 2% за Трумэна. При этом у Баркли оказалось 17%.

В знак особой поддержки Уоллеса ФДР сказал ему о своём намерении написать письмо сенатору Джексону, председателю съезда Демократической партии, о том, что если бы он был делегатом, то проголосовал бы за Уоллеса. «Есть ли у вас альтернативное имя?», — спросил Уоллес. «Нет», — ответил Президент. Провожая Уоллеса после обеда, Рузвельт крепко пожал ему руку и сказал: «Я, к сожалению, не могу сказать это публично, но надеюсь на старую компанию после выборов».

А за несколько часов до встречи Рузвельта и Уоллеса состоялась ещё одна интересная встреча — Рузвельта и Бирнса.

Естественно, они не могли обойти вопрос о кандидатуре вице-президента. Рузвельт сказал, что, по его мнению, Уоллес не сможет получить большинство голосов на съезде, но он все равно поддержит его кандидатуру. Бирнс с некоторым удивлением объяснил, что он вообще-то никогда не задумывался о вице-президентстве и не предпринимал каких-либо шагов, пока Ханнеган не сказал, что именно он, Бирнс, по мнению Президента, является первым в списке претендентов. После этого опять возник вопрос об отношении негритянской общины к Бирнсу. Бирнс показал на примере массовой истерии в поддержку демократов во время предвыборной агитационной поездки Элеаноры Рузвельт по южным штатам, что он, Бирнс, никак не изменит настроения негров во время выборов. На это Рузвельт сказал, что Бирнс, конечно, прав, после чего Бирнс сделал интересное политическое заявление:

«Господин Президент, в последние недели всё, что я слышу вокруг, особенно вокруг Белого дома, это «негр». Мне интересно узнать, думает ли кто-либо вокруг о белых людях. Вы когда-нибудь задумывались, кто реально мог бы сделать больше для «негра»? Это серьезная проблема, но она должна быть решена белыми людьми на Юге».

В завершение разговора Рузвельт сказал, что он хочет «открытый» съезд (т.е. честное и непредвзятое голосование делегатов без всякого давления со стороны партийной верхушки). Бирнс понял это заявление в том смысле, что Президент поддерживает его кандидатуру — тем более, что в конце разговора Рузвельт сказал: «Ты наиболее квалифицированный кандидат из всех имеющихся и не должен «выйти из гонки». Если ты останешься, то наверняка выиграешь».

На следующий день, 14 июля, Бирнс обедал в другой компании — с Ханнеганом и Уолкером — и вкратце пересказал разговор с Рузвельтом. Ханнеган был совершенно обескуражен: «Я не понимаю его». Точно так же не понимал Рузвельта и Бирнс, и поэтому он решил немедленно вернуться в Белый дом, связаться с Рузвельтом и раз и навсегда решить для себя все возникшие вопросы. Сам Бирнс был на заре своей карьеры хорошим стенографистом, поэтому решил записать свой телефонный разговор (ФДР был в своём доме в Гайд-Парке) с Президентом дословно.

Бирнс: Боб Ханнеган и Фрэнк Уолкер сегодня официально уведомили меня, что если на съезде встанет вопрос о вашем мнении, то они будут обязаны сказать своим друзьям, что из вашего заявления они пришли к выводу, что вы не предпочитаете Уоллеса, а предпочитаете Трумэна номером один и Дугласа номером два и что любой из них предпочтительнее меня, потому что они принесут меньше потерь голосов, чем я.

Рузвельт: Джимм, это все не так. Это не то, что я им сказал. Это то, что они говорили мне. Когда мы прошли весь список до конца, я не сказал, что я предпочитаю кого-либо или что кто-либо принесёт мне меньше голосов, но они решили, что с Трумэном я потеряю меньше голосов, чем с любым другим и, возможно, с Дугласом я тоже не потеряю много. Это было их решение после совещания, и я не имел ничего общего с этим решением.

Бирнс решил, что пришло время понять, кого же действительно хочет Рузвельт, и в продолжение разговора он сказал, что если Ханнеган и его друзья на какой-то стадии предвыборной компании заявят, что Президент предпочитает Трумэна и Дугласа ему, Бирнсу, то это обессмыслит всю его борьбу за выдвижение кандидатом. Рузвельт ответил в своей манере:«Они спросили, против ли я Трумэна и Дугласа. Я ответил нет. Это совсем не то, что означает слово «предпочитал». Это не выражение предпочтения, потому что, как я уже говорил тебе, у меня нет предпочтения». Дальше Рузвельт спросил, остаётся ли Бирнс «в гонке». Бирнс сказал, что он подумает, но хочет знать мнение Президента. На что ФДР ответил: «Джимм, ты ведь знаешь, ты близок мне персонально. И Генри (Уоллес) близок мне. Я практически не знаю Трумэна. Дуглас мой партнёр по покеру. Он очень хорош в покере и рассказывает интересные истории».

Так и не получив ясного ответа, Бирнс сразу после телефонного разговора направился в кабинет Хопкинса и повторил ему этот разговор с Президентом. Считалось, и считалось заслуженно, что никто лучше Хопкинса не понимает Рузвельта. В конце концов, никто не проводил с ним больше времени наедине, особенно в последние годы. Хопкинс сказал Бирнсу, что он тоже, как Рузвельт, думает, что если Бирнс согласится на выставление своей кандидатуры на съезде, то он победит.

Бирнс действительно «знал лучше других, как работает государство», и поэтому сразу после визита к Хопкинсу он позвонил Трумэну.

Трумэн по пути на съезд в Чикаго был на коротких каникулах почти у себя дома, в Канзас-Сити. Бирнс спросил, был ли Трумэн искренен, когда говорил журналистам, что не хочет и не ищет номинации на пост вице-президента. «Да, — ответил Трумэн, — конечно. Я не кандидат». Бирнс сказал, что только что получил от Президента «добро» на выдвижение и очень бы хотел, чтобы официальную речь на съезде — речь, в которой будет объявлена кандидатура вице-президента, — произнёс Трумэн. Трумэн мгновенно согласился и добавил, что он сделает всё возможное, чтобы делегация Миссури проголосовала за Бирнса. Очевидно, что Трумэн был информирован, скорее всего, Ханнеганом о том, что Президент предпочитает Бирнса, и, очевидно, сам Трумэн считал Бирнса лучшим кандидатом — только этим можно объяснить его мгновенное согласие.

По воспоминаниям Трумэна, как только разговор с Бирнсом закончился, телефон зазвонил опять. На проводе был Баркли, который попросил Трумэна… выступить на съезде с речью, выдвигающей его, Албина Баркли, в кандидаты на пост вице-президента. «Поздно, — сказал Трумэн, — я только что согласился выдвинуть Бирнса».

Окончание
Print Friendly, PDF & Email

11 комментариев для “Игорь Юдович: Политический детектив, или Один год из жизни сенатора Гарри Трумэна

  1. Игорь Юдович 5 Ноябрь 2016 at 8:40
    Элиэзер, спасибо за комментарий. По поводу «ты» и «вы» я могу объяснить ситуацию. ФДР не был Александром Вторым. В порядке вещей он говорил практически всем из своего круга, из своей Администрации -«ты». Очень вежливо, дружественно, но — по имени. Что означает — «ты». Это почиталось за честь. Людям старше себя, например Стимсону, он говорил «вы», называя его Мистер Стимсон. Незнакомых и малознакомых, например, большинство конгрессменов и сенаторов — только на «вы».

    Конечно, Вы правы Игорь. Я забыл, что обращение по имени или фамилии — аналог обращения на «ты» или на «Вы». Все-таки Вы характеризовали многих участников драмы как больших или очень больших личных друзей Президнта. Они его не называли просто по имени?

  2. Прочитал с большим интересом о неизвестном мне.
    Действительно – никаких аллюзий с сегодняшним днём не получается – ведь оказывается Трумэн был выбран по причине отсутствия у него недостатков, можно сказать не яркости. И интересный момент: будь в 1944 г интернет, Трум не был бы выдвинут – Рузвельт за несколько секунд узнал бы его возраст.
    И вопрос: В 1944 г очевидно праймериз в Дем. Партии не проводились. По какому тогда критерию проводился выбор участников съезда?
    Ещё раз спасибо.

    1. оказывается Трумэн был выбран по причине отсутствия у него недостатков, можно сказать не яркости. И интересный момент: будь в 1944 г интернет, Трум не был бы выдвинут – Рузвельт за несколько секунд узнал бы его возраст.
      ==
      Да. Но секретарша Рузвельта могла бы мило пошутить, что старина Гарри и в 60 еще вполне представительный кавалер. А кто-нибудь из «комитета» добавил бы, что Трумэн такая зануда, что и в компании и вовсе ведет себя на все 75 — и так далее. Пылинка под ветерком может лечь случайным образом — но исход определяет интеграл, взятый, условно говоря, по пыли и ветру. Интеграл по сумме факторов и склонился в пользу сенатора от «пограничного» штата, известного хорошей репутацией и чистыми руками.

  3. Очень интересная работа!
    ….
    Уважаемый Игорь Юдович!
    Хорошо помню заголовок крохотной заметки в «Правде» —
    «Переход Генри Уоллеса в лагерь поджигателей войны».
    Это о том самом ?

    1. Да. Кажется, в 1952-м или годом-двумя раньше, но не позже 52-го, у него «открылись» глаза. Он написал покаянное письмо, где признал практически все свои грехи и сказал, что он отныне переходит в лагерь антикоммунистов. Но, боже мой, что он нёс в 46-48! Трумэн был вынужден скандально уволить его после нескольких абсолютно просталинских пресс-конференций и выступлений, в которых он заявлял, что выступление согласовано с Трумэном.
      Это был скандал, который стоил Трумэну очень многого в политическом и личном смыслах.

      1. «Примечания к тексту бывают много интереснее текста»
        Речь идёт об Уоллесе, который создал кинофильм «Миссия м-ра Уоллеса в Москву»? Я видел его в 1943 году в здании Наркомлегпрома в Москве. Иначе как Агитпроповским фильм не назовёшь. Позднее у меня было предположение., что М-р Уоллес просто получил хороший миллион от Сталина.
        Если в 1952 г. у м-ра Уоллеса открылись глаза на то, что он был Дурак, когда занимал пост американского посла в Москве перед Войной, то я беру своё предположение назад.
        Во всяком случае, обожатели тов. Сталина до сих ссылаются на этот фильм как на доказательство высоких помыслов и поступков тов. Сталина в годы Большого Террора, а также до него и после.
        lbsheynin@mail.ru

  4. Элиэзер, спасибо за комментарий. По поводу «ты» и «вы» я могу объяснить ситуацию. ФДР не был Александром Вторым. В порядке вещей он говорил практически всем из своего круга, из своей Администрации -«ты». Очень вежливо, дружественно, но — по имени. Что означает — «ты». Это почиталось за честь. Людям старше себя, например Стимсону, он говорил «вы», называя его Мистер Стимсон. Незнакомых и малознакомых, например, большинство конгрессменов и сенаторов — только на «вы». Но, еще раз, всех перечисленных в очерке, кому в очерке он говорит «ты», он и в жизни говорил «ты», т.е. называл по первому имени, не добавляя «мистер» или фамилию. Никто не протестовал. Известно одно единственное исключение. Когда он в 40 или 41-м на совещании военных обратился к сравнительно новому Чиф оф Стафф Джорджу Маршаллу на «ты», то есть, очевидно в расчете показать дружественное отношение назвал его Джордж, то Маршал немедленно перебил его и сказал: «It’s General Marshall, Mr. President». Больше ФДР никогда не называл Маршалла, кроме как Генерал Маршалл. Что же касается обращения к ФДР по имени, то таких было не более 5-6 человек за пределами родственников и близких, все они были очень старыми друзьями. Я наверняка знаю двоих — Франфуртера и Моргентау.

  5. Потрясающе интересно, прямо как будто сидишь внутри всех этих совещаний, и вдруг… на тебе, «окончание следует». Впрочем, жена уже полчаса как уверяет, что мне пора спать.

    Это потому еще захватывающе интересно, что мы наблюдаем за выбрасыванием на мировую арену одного из величайших американских Президентов из положения «никто» — просто человек ни с кем не ссорился, был удобен, принес бы больше голосов. Интересно, сколько в истории подобных случаев? Наполеон, как Вы думаете, Борис Т.?

    Одно стилистическое замечание, Игорь, которое Вы можете учесть к окончанию: Вы не можете переводить единственное «you», как «Вы» при обращении подчиненного к Президенту и как «ты» при обращении в другую сторону в духе советских традиций. Или оба на Вы, или, если они старые друзья, оба на «ты», в том числе и на совещаниях. Я думаю, что уже и в поздней царской России царь не говорил «ты» Витте или Столыпину.

    1. Э.Рабиновичу: «Я думаю, что уже и в поздней царской России царь не говорил «ты» Витте или Столыпину».
      ==
      Обращение на «вы» при общении «сверху/вниз» вошло в употребление при Александре Втором, Царе-Освободителе. Разумеется, только внутри т.н. «образованного сословия». Пример подавал сам царь, так что распространилось быстро.

  6. Очень советую прочитать всем, кто не жалел эмоций в обсуждении предвыборной компании. Америку надо не только судить, но и знать, и хорошо бы знать, прежде чем судить.

  7. Рузвельта однажды обозвали «… хамелеоном, брошенным на полосатый диван …» — и да, вот он тут такой и есть, заверяющий сразу несколько человек в своей «безусловной поддержке», и выбравший в итоге другого, в список не входившего. Он любил играть людьми, ничего не скажешь …

Добавить комментарий для Б.Тененбаум Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.