При всем уважении к вашей наблюдательности и к блестящей карьере, не думаю, чтобы вам ежедневно удавалось находить пропавшую вещь, застрахованную на полтора миллиона фунтов! А для меня такой случай был бы единственным за всю жизнь! Может, опередим полицию и посетим еще раз древний замок? Глупо остановиться перед финишем!

Английская запеканка

Владимир Тартаковский

1.

Высокий джентльмен, с сухощавым лицом, легко поднялся мне навстречу и протянул руку.

— Доброе утро, Дмитрий! Как выспались?

— Благодарю вас, мистер Хейз! Выспался отлично.

— Присаживайтесь. Простите, что не встретил вас в Хитроу, и позвольте, в виде извинения, предложить вам традиционную английскую запеканку.

— Спасибо, сэр! Это так любезно с вашей стороны.

— Приятного аппетита! Кулинария — мое хобби, вполне простительное для холостяка. Я не составляю вам компанию, ибо завтракаю ровно в восемь, и даже ради вас не смог изменить этому правилу. Хотя, наверно, пунктуальность — не лучшая английская черта — особенно, когда она граничит с чопорностью.

— Простите, сэр, как вы сказали?

— Чопорность. Чрезмерная строгость в соблюдении правил, условностей и приличий.

— Да-да, сэр, я понял.

— Сможете повторить?

— Чопорность. И надеюсь, вы простите мой английский.

— Разумеется! Тем более что он, как я слышу, совсем не плох. И я бы хотел, чтобы в наших отношениях не было никакой чопорности, чтобы они носили открытый характер — как это принято у вас, в России. Называйте меня просто Шелтон. ОК?

— Хорошо, сэр, я попробую. Но только в том случае, если и вы будете называть меня Дима. Это — сокращение от Дмитрий.

— Отлично, Дима! Ваша тетя Элла, наверно, рассказывала вам о наших путешествиях по Москве, Петербургу и Золотому кольцу? Прошло шестнадцать лет, но я еще помню несколько слов. Хорошае, девучка, сепазиба, казиол … Ну, как вам запеканка?

— Превосходно! А из чего она приготовлена?

— По рецепту, в ней — тридцать два ингредиента, не считая воды, — отозвался Шелтон. — Причем продукты разные и, на первый взгляд, несовместимые. Кстати, это свойственно Англии. Общепринятое мнение о нашей, якобы, однородности — неверно. В нас перемешано много разных, почти несовместных ипостасей. К жившим здесь кельтам примешались викинги, саксы, юты, а потом и франко-нормандцы. Какое бы мнение ни сложилось у вас об англичанах, оно всегда может оказаться ошибочным.

— Ваша мысль ясна, но боюсь, что о значении пары слов я скорее догадался, чем понял их.

— Ничего страшного. Через год учебы ваш английский будет не хуже моего.

— Увы, мое будущее зависит не столько от меня, сколько от администрации Университета, — вздохнул я. — Если они примут меня по программе для студентов стран третьего мира, буду счастлив воспользоваться вашим гостеприимством.

— Разве Россия — страна третьего мира? — удивился Шелтон.

— В том то и дело, что — нет, — постарался объяснить я. — Но, на мое счастье, списка этих стран в Университете не существует. Для них главный критерий — ежегодный отчет ООН о годовом доходе на душу населения. Тут Россия вполне соответствует. Кроме того, второго мира, который когда-то возглавляла Россия, уже давно не существует, а к первому она уж никак не относится. Так что мое положение не однозначно, но и не безнадежно. Главное — я допущен к собеседованию и, очевидно, оно сыграет решающую роль.

— Элла говорила, что вы хотите изучать автомобили. Есть особая причина?

— Причина? Наверно, я их просто люблю. Я хотел стать гонщиком, но там пробиться невозможно. Конечно, я мог бы учиться и в России, но Великобритания — совсем другой уровень. Поэтому я и свалился на вашу голову. Благодарю за завтрак — было очень вкусно. Вообще-то, Элла сказала, что плачу я только за комнату.

— И будете иногда помогать мне в работе, — добавил Шелтон.

— Разумеется, сэр! Буду рад помогать вам вне зависимости от всяких договоренностей.

— Но завтракаем вместе, в восемь, — поднял палец Шелтон.

Я счастливо развел руками.

Почти месяц я прекрасно бездельничал — слонялся по знаменитым улицам, посылал в Москву счастливые селфи: Трафальгар, Вестминстер, Темза …

Мой новый друг оказался общительней, чем я ожидал, и даже уделил мне несколько вечеров. Мы гуляли по Лондону, посещали музеи, выставки, ярмарки сыров и вин.

Вечерами Шелтон знакомил меня с миром изобразительного искусства, объяснял формирование цен на рынке, показал свою коллекцию альбомов репродукций.

Сидя субботним вечером в шумном баре, он вдруг разоткровенничался и сказал, что никогда не имел друзей, поведал о своем неудачном браке и о более успешных любовных историях.

Однажды вечером Шелтон позвонил и спросил, не сильно ли я устал за день. Оказалось, что он находится в милой женской компании, и я призван уравновесить соотношение полов. Немного помявшись, я все же дал себя уговорить, и вскоре, комплексуя и, наверно, краснея, оказался в неубранной комнате, наедине с немолодой, нетрезвой и неодетой дамой, сбивчиво объяснившей, что Шелтон с ее сестрой только что отвалили, и немедленно взявшей меня в оборот.

Другой вечер мы провели действительно совместно и гораздо культурнее — в семье третьего поколения русской эмиграции, хранящей старые традиции и встретившей меня, как родного.

Август пролетел незаметно.

2.

— Вот и туман, — заметил Шелтон, отодвигая штору. — Теперь ваш визит в Англию можно считать полноценным.

— Возможно. Хотя, при всем уважении к лондонскому туману, я бы предпочел позитивное решение лондонского Университета.

— Ах, Дима! Я бы мог упрекнуть вас в меркантильности. Но мне импонирует ваша целеустремленность, я немного завидую вам. Ибо мой собственный жизненный путь — лишь цепь случайных событий, среди которых я лавирую по мере сил, стараясь поступать оптимально в каждой сложившейся ситуации, не ставя никакой сверхзадачи. Я бы никогда не рискнул уехать так далеко от дома только ради получения полюбившейся специальности. Кстати, как долго Университет будет держать вас в неведении?

— Списки зачисленных опубликуют послезавтра.

Лежащий на столе мобильник чихнул и произнес: «Пожалуйста, возьми меня! Пожалуйста, ответь! Пожалуйста …»

— Извините, момент, — сказал Шелтон, и ответил.

Деликатно отвернувшись, я слышал каждое слово.

— Да. Ну, наконец-то … Хорошо, буду к десяти. Нет, не раньше — я еще не принял ванну. ОК, будем на связи.

— Еще одно интересное дело? — как бы невзначай спросил я.

— Вроде того, — задумчиво произнес мой друг.

— Знаете, Шелтон, мне немного неудобно. Я ведь еще ни разу не помог вам в работе.

— Не страшно. Когда вы мне понадобитесь, я не постесняюсь об этом сообщить. Вы ведь мечтали пройтись по туманному Лондону? Сегодня как раз такой день.

— Спасибо, но погулять я еще успею. Пока я свободен и мне самому интересно составить вам компанию.

— Оставьте, Дима! Вы будете разочарованы. А, возможно, и обижены за напрасно потраченный день.

— Уверен, что нет. А договор есть договор. Я настолько же обязан вам помогать, насколько вы — получать мою помощь. Будем же джентльменами в отношении наших обязательств.

— Что ж, раз вы так настойчивы, выезжаем через полчаса. Подробности — по дороге. Считайте эту поездку небольшой экскурсией в один из старейших лондонских замков.

Наш автомобиль едва продвигался в густом трафике.

— Элла что-то рассказала о характере моей деятельности? — повернулся ко мне Шелтон, остановившись на светофоре.

— Она сказала, что вы — страховой агент, специалист по предметам искусства. Вы и сами мне говорили.

— Это лишь примерно так, — Шелтон сдержанно улыбнулся. — Я действительно работаю в агентстве, но не оформляю полисы. Моя задача: определение характера, размера и причин ущерба в исключительных страховых случаях. Разумеется, наша компания стремится к высшему уровню удовлетворения клиентов. Находятся, однако, желающие злоупотребить этим нашим стремлением. Когда дело касается серьезных сумм, даже самые достойные господа иногда позволяют себе нечистые действия — вплоть до симуляции страхового случая. У нас есть опытные нотариусы и адвокаты, но сбор главных фактов, отрицающих необоснованные требования — функция вашего покорного слуги. В моем распоряжении находится целый отдел, наводящий всевозможные справки, проверяющий документы и так далее. Клиентам я представляюсь простым служащим, заполняющим бланки. Увы, сохранить инкогнито непросто — мое имя уже всплывало в новостях.

— Значит, сейчас лорд Броундес потребовал от вашей компании каких-то страховых выплат?

— Да, час назад он сообщил об ограблении. Сэр Кеннет — последний представитель некогда могущественного семейства Броундес. Из его имущества застрахованы только само здание замка и два портрета, каждый — на полтора миллиона фунтов.

— Наверно, они очень дороги хозяину?

— Да — как последние свидетельства былого величия. Некогда огромное семейное дерево древнего рода совершенно засохло. Когда-то это было одно из влиятельных британских семейств. Двое Броундесов даже были архиепископами Кентерберийскими. Причем, каждый из архиепископов изображен лишь однажды. Портрету архиепископа Гильберта больше двухсот лет, а портрету архиепископа Метью — почти четыреста. Кстати, этот портрет — единственная работа знаменитого Рубенса, сделанная в Англии. Так что — поверьте, Дима — сумма страховки ничуть не завышена. Сегодня утром сэр Кеннет Броундес позвонил в полицию и в наше агентство и сообщил, что портрет архиепископа Метью украден. Если картина не найдется или если не будет убедительно доказано, что наш клиент нарушил условия хранения, компании придется заплатить сэру Кеннету полтора миллиона, с привязкой к индексу — равными платежами, в течение года.

— Значит, мы должны найти пропавший портрет?

Шелтон с сомнением покачал головой.

— Или доказать, что охрана была недостаточной?

— Не спешите, Дима, — улыбнулся Шелтон. — Пока требуется только одно: побольше наблюдений. За годы работы я научился, видя картину в целом, обращать особое внимание на ее детали. Надеюсь, ваш свежий взгляд поможет моему натренированному.

— А как вы думаете — лорд Броундес обратит внимание на мой акцент? Признаться, я еще ни разу не общался с лордами.

— О, досточтимый лорд Броундес! — вздохнул Шелтон, и я не понял, чего в этом вздохе было больше — иронии или сожаления. — Увы, это так типично для Европы, и особенно — для островов. Его многие предки сидели когда-то на мешках с шерстью, командовали армиями, делили мир на части и венчали королей. Он же — по уши в долгах и едва содержит единственного слугу. Интересно, что, будучи явным мизантропом, лорд Броундес — глава союза «Аристократия за гуманизм и права угнетенных». Интересно также и то, что, не получив никакого наследства и не заработав за всю жизнь ни пенса, досточтимый лорд умудрился проиграть на скачках и в казино больше полумиллиона фунтов. Это — не считая затрат на существование и немалые страховые выплаты. Но он не желает даже слышать — ни о продаже замка, ни о выставке на аукцион одного из портретов.

— Но все ли источники его доходов вам известны?

— Мне известно достаточно. Лорд Броундес наследовал не только титул, но и обширные связи на Ближнем Востоке. Простой крестьянин Веспасиан, став Римским императором, ввел налог на общественные уборные. При этом он заявил, что деньги не пахнут. Сегодня это выражение применимо к … ?

— К оружию? Наркотикам? Что же еще плохо пахнет? Ага — «связи на Востоке»! Значит, нефть?

— Разумеется! Бизнес сэра Кеннета имеет тот же цвет.

— Но вы сказали, что он не заработал ни пенса.

— Я имел в виду заработок, известный налоговому ведомству.

— Торговля нефтью по-черному?

— Сэр Кеннет не торгует — он только получает нефтедоллары. Короче, мы имеем дело с одним из видов английской запеканки: нищий аристократ, мизантроп, черные деньги, гуманизм, казино.

— Понятно, — промычал я.

— Не думаю, чтобы вам действительно было понятно, — ответил Шелтон, тормозя у ржавых ворот. — Что ж, мы у цели.

 

Замок Броуденсов оказался не так мрачен, как я почему-то ожидал.

Высокий седой негр проводил нас к обычной конторской двери с планкой номерного замка. Около двери стоял большой горшок с густым искусственным кустом.

Шелтон постучал и, не дожидаясь ответа, толкнул дверь.

Сэр Кеннет — неопределенного возраста господин — спешно закрыл большой белый лэптоп, и только затем повернулся к нам. Чуть привстав, он вяло протянул Шелтону руку, кивнув в сторону толпившихся в углу стульев.

Меня он не замечал.

Но я тоже присел рядом с моим другом.

— Весьма сожалею о случившемся, — начал Шелтон. — Спешу заверить, что компания намерена выполнить все оговоренные в полисе обязательства. Это касается как поиска пропавшей картины, так и выплаты суммы страховки в случае неудачи.

— Я бы предпочел первое, — буркнул сэр Кеннет.

— Мы, разумеется, тоже, — без тени улыбки произнес Шелтон. — Предлагаю приступить к составлению искового заявления. Затем мы осмотрим место происшествия и зафиксируем все, что вы пожелаете сообщить.

— Здесь уже была полиция, — перебил сэр Кеннет. — Они оказались расторопней вас. Думаю, я рассказал им достаточно.

— Все же, если позволите, мне представляется более логичным ваше сотрудничество с теми, кто, не в силу служебного положения, а кровно заинтересован в нахождении похищенного. Начнем с заполнения бланков?

— Сколько их?

— Это не займет много времени. Напомню лишь, что в случае, когда сумма ущерба превышает миллион фунтов, истец обязан лично подать исковое заявление одному из директоров компании. Это условие указано в вашем полисе.

— Боже, неужели после всего, что случилось, я еще обязан являться в вашу контору?

— Да, сэр, ежедневно, с девяти утра до полудня — но лишь только в том случае, если вы заинтересованы в получении страховой суммы.

— Хорошо, я приду завтра. А сейчас уделю вам десять минут. Но только — вам, — добавил сэр Кеннет, впервые взглянув на меня и покосившись на мою наплечную сумку.

— В таком случае, позвольте моему помощнику осмотреть место, где висел портрет.

— Выйдя из кабинета, поверните налево по коридору и идите до конца, — все так же, не глядя на меня, произнес сэр Кеннет. — И воздержитесь от прикосновений к чему бы то ни было. Это просьба полицейского следователя.

Также не глядя на лорда, я кивнул Шелтону и вышел.

Оказавшись в коридоре, я достал из сумки стеклянный черный шар и уложил его в гравий горшка, между ветками куста. Освещение в коридоре было слабым и, отойдя назад, я решил, что мой сувенир незаметен несведущему глазу.

После этого я последовал в указанном лордом направлении.

В зале было пусто и сумрачно. В простенках между окнами висели две рамы, одна — с портретом, другая — пустая. Стены были плотно увешаны гобеленами, а пол покрыт ковровым покрытием. Несмотря на выбитое в одном из окон стекло, воздух в зале был затхлый.

Я ходил между картиной и пустой рамой, пытаясь обнаружить достоверные факты, на которые следовало обратить внимание. Вопреки (а возможно — благодаря) запрету, мои руки тянулись потрогать пустую раму и мазки краски на оставшемся портрете. Но затылком я чувствовал работающую камеру наблюдения, и не стал оставлять свои отпечатки в таком проблематичном месте. Десять минут истекли не раз и не два, прежде чем мой друг появился в дверях.

— Ну как, Дима, вы уже ругаете меня за убитый день?

— Как-то об этом не подумал. Но, наверно, лучше бы я вас ругал, и при этом нашел хоть одну интересную деталь.

— Что ж, поищем вместе, — произнес мой друг, оглядывая зал. — Вкратце, ситуация такая. Пропажу портрета обнаружил слуга Сэм, этим утром, во время уборки. Он вытирает пыль ежедневно, следовательно, картина пропала не ранее вчерашнего утра. Ограбление вполне банально. Похититель взобрался на забор, разбил окно, вырезал картину из рамы и удалился тем же путем. Интересно, что камеры наблюдения продолжали работать, хотя сигнал в службу охраны не поступил и сирена молчала — их провода были отключены прямо на электрическом щитке. Очевидно, это сделал электрик, приходивший вчера, якобы для профилактического осмотра.

— Все ясно! — не выдержал я. — Позвоните в электрическую компанию — они наверняка не присылали никакого электрика.

— Это уже выяснила полиция, — кивнул мой друг. — Электрическая компания действительно никого не присылала.

— Тогда почему этот тип не отключил и камеры тоже?

— Или не смог, или ошибся, или не захотел.

— Не захотел?

— Дима, давайте оставим рассуждения и займемся деталями. Тем более что несколько снимков сами просятся в объектив. Вот, например, вот этот натюрморт, — Шелтон щелкнул мобильником. — Как давно, по-вашему, это было повешено? — спросил он шепотом.

— Джентльмены, прошу вас! — раздалось у нас за спиной. — Здесь запрещено делать снимки!

Долговязый Сэм, размахивая руками, бежал к Шелтону.

— Но откуда мне было знать? — невозмутимо возразил тот.

— Простите, сэр, но … вы не можете … вы должны стереть …

— Как полагаете, Сэм, полтора миллиона — это большие деньги? — спросил Шелтон.

— Это … да, большие, — согласился слуга.

— Это — очень большие деньги, Сэм! — назидательно произнес Шелтон и добавил: — Так что не стоит нам мешать.

— Бога ради! Если сэр Кеннет узнает, что я позволил вам фотографировать, мне будет плохо, сэр, очень плохо!

— Перестаньте, Сэм! — отмахнулся мой друг. — Сэр Кеннет — джентльмен высшей пробы. Разве он способен повысить голос?

— Голос — нет, — согласился Сэм. — Но сэр Кеннет … может иначе. Он может лишить меня бонуса. А без бонуса, моя зарплата — просто пыль. Он может не отпустить меня домой. Пару раз в неделю он меня отпускает. Но может и не отпустить.

— Ну, так пошлите его подальше! — посоветовал я.

— Легко сказать! Сколько раз я уходил, а потом возвращался. Не могу его бросить. Кто станет с ним возиться за такие гроши?! Он же как большой ребенок — не может как следует зашнуровать ботинок, не знает, на каком дереве растут шиллинги, а на каком — фунты.

— А вы — шутник, Сэм! — улыбнулся Шелтон.

— А по-моему, вы — святой, — серьезно сказал я.

— Святой?!

— Конечно! Мне вообще казалось, что такие, как вы, бывают только в кино. Ваш лорд Броундес вами помыкает, а вы его жалеете.

Тем временем мой друг сделал еще несколько снимков.

— Пожалуйста, не надо, — снова заныл Сэм. — Сэр Кеннет …

— Бросьте, Сэм! — отмахнулся Шелтон. — Сейчас он нас не видит. И вообще, на вашем месте я бы не суетился по мелочам, а благодарил Бога за то, что остался жив.

— Я?! Разве мне … меня …

— Вчерашний электрик — конечно, соучастник преступления. Если бы он что-то заподозрил … Такие люди не знают жалости.

— Но я его даже не видел. Значит, он меня — тоже.

— Не видели? Кто же ему открыл?

— Наверно, сам сэр Кеннет. Я был у «Старого Арчи». Сэр Кеннет послал меня за свежими устрицами.

— У «Старого Арчи»? Далековато выходит, — промычал Шелтон. Он прохаживался по залу, я двигался за ним, а Сэм — чуть сзади. Но едва я достал свой смартфон, слуга схватил меня за руку.

— Мистер, прошу вас …

— Дорогой Сэм, я ничего не собираюсь снимать, — улыбнулся я как можно дружелюбней. — Просто мой бедный аппаратик сегодня утром упал с тумбочки, и кажется, с ним теперь не все в порядке. Вы бы не могли мне позвонить?

— С удовольствием, мистер … э-э …

— Дима. Меня зовут Дима.

— Очень приятно, мистер Дима. Итак, ваш номер?

Сэм набрал номер, и мой смартфон сразу откликнулся.

— Алло, Сэм? Как дела? — ответил я.

— Отлично! — улыбнулся Сэм в свой мобильник.

— Наверно, у вас сейчас полно гостей — все хотят сделать селфи на фоне пустой рамы?

— И не говорите, мистер Дино. Главное: все мусорят, а мне — убирать, — засмеялся Сэм.

— Послушайте, дружище, гоните их в шею! — посоветовал я. — А то, глядишь, и второй портрет стащат.

— Я так и сделаю! — радостно согласился Сэм. — Для начала, выгоню страхового агента, вместе с его сербским помощником.

— С русским помощником, — поправил его Шелтон. — А вы сами, Сэм — не заметили в последние дни что-нибудь подозрительное? Кстати, каково ваше мнение по поводу пропажи картины?

Слуга лишь покачал головой.

— Видите ли, сэр, когда в моем котелке появляется какое-то мнение — даже очень маленькое — я говорю себе: Сэм, у тебя проблемы! Нужно срочно промыть извилины! Тогда я достаю бутылку и наполняю стакан. Обычно это помогает.

— Учитесь, Дима, — кивнул Шелтон. — Мозгам чистка требуется не меньше, чем канализационным трубам.

Он повернулся к слуге.

— Благодарю, Сэм, вы были весьма любезны. Проводите нас.

На прощанье я протянул слуге руку.

— Всего наилучшего, Сэм. У вас действительно есть, чему поучиться. Только запомните: я не из Сербии, а из Москвы.

— Конечно, из Москвы! Рад был познакомиться, мистер Дона.

— Дима. Меня зовут Дима. Надеюсь, мы еще встретимся.

— Да, очевидно, нам еще придется тут побывать, — согласился Шелтон.

К ужину я явился вовремя, а Шелтон, вопреки обыкновению — с десятиминутным опозданием.

Он выглядел уставшим и глядя в никуда, долго и задумчиво жевал салат.

— Неважно выглядите, Шелтон, — решился, наконец, я.

— Не удивительно, — отозвался мой друг, взглянув на часы. — Три с половиной часа просмотра видеозаписей шести камер. Хорошо еще, что они включаются, только реагируя на движение в поле обзора. Иначе пришлось бы сидеть неделю.

— Надеюсь, ваши труды не пропали даром?

— Отнюдь. Расправимся с ужином — полюбуетесь.

— Сгораю от любопытства.

— Что ж, берите поднос и следуйте за мной, — решил Шелтон, поднимаясь. — Хоть это и против правил, — добавил он.

Мы удобно расположились перед большим экраном. Снятые камерой кадры были удивительно качественны.

— И кто же этот злоумышленник, карабкающийся на забор? — спросил меня Шелтон, мастерски имитируя «голос за кадром». — Как неуверенно он ставит ногу, причем не на колено, что было бы и удобнее, и безопаснее, а на ступню — он боится испачкаться. Как он поминутно оглядывается и как боязливо бьет по стеклу. Узнаете грабителя? Ему жаль портить собственное имущество.

— Вы хотите сказать, что это — сам лорд Броуденс?!

— Нет, это — моя двоюродная прабабка.

— Но лица совсем не видно.

— Зато повадки — точно его.

— Но повадки — еще не улика! И лорд Броундес гораздо худее, чем этот тип, на заборе!

— Бросьте, Дима! Я понимаю ваше желание играть наивного парня, но смотрите, не переусердствуйте!

Шведский крекер застрял в моем горле.

А Шелтон продолжил, как ни в чем не бывало.

— Одеться толстым, будучи худым — дешевый трюк дилетанта. В напяливании на себя четырех свитеров нет ничего нового. Дальше. Вы обратили внимание, как аккуратно, я бы сказал — с любовью — портрет архиепископа Метью был вырезан из рамы? Он был вырезан рукой хозяина! Конечно, это еще не абсолютное доказательство, а всего только одна из моих любимых деталей. Однако, есть и кое-что посерьезнее: пока Сэм ездил за устрицами, в замок заходил лишь один человек.

— Тот самый электрик?

— Увы, никакого электрика не было. Зная, что входная дверь замка контролируется нашей камерой, лорд Броундес вызвал … Момент … Вот, слуга уходит … А вот и визитер. Якобы, электрик. Видите, что написано на его машине?

— «Доставка по Лондону. Быстро и надежно». То есть …

— То есть наш клиент вызвал посыльного курьера, надеясь, что, просматривая видеозапись, мы примем его за электрика. Видимо, он не подумал, что камера захватывает часть парковки. Или попросту не учел, что курьер припаркует там свою машину. Да и в других нюансах лорд Броундес оказался не на высоте.

— Вы уверены, что настоящего электрика не было?

— Абсолютно. Наши камеры реагируют даже на крупных птиц. Следующий раз дверь замка открылась, чтобы впустить Сэма. Записи этой камеры я просмотрел дважды. Посыльный курьер был вчера единственным гостем.

— Значит, сэр Кеннет сам отключил сигнализацию?

— Точнее, грубо перерезал ее провода. Но камеры оставил работающими — чтобы было видно, как вор вытаскивает из окна и бросает за забор огромный сверток. Зачем же он это сделал?

— Чтобы … Думаете, портрет еще находится в замке?

— Именно. Вообще, этот дилетант наделал массу ошибок.

— Простите, Шелтон, но не слишком ли смело вы делаете выводы? Ведь по сути, ни одного существенного факта у вас нет. Кроме, разве что, машины курьера — вместо машины электрика. Но это — еще не доказательство. Вот, если бы мы нашли картину. Я почему-то уверен, что она еще в замке.

— Возможно. Кстати, я заметил, что гобелены висят немного странно. А просматривая сделанные в зале снимки, понял, что во внутреннем ряду явно не хватает одного гобелена. Значит …

— Лорд Броундес бросил его за забор под видом портрета!

— Браво, Дима! Уверен, это было так. Разумеется, этот скряга использовал самый выцветший и истлевший из всех шпалеров.

— Думаете, пропавший портрет висит теперь на его месте?

— Нет, Дима, там просто небольшой пробел, а соседние гобелены немного сдвинуты. Если портрет еще в замке, он может быть где угодно — под обивкой потолка, на чердаке, под полом, или еще где-нибудь.

— Так или иначе, но я чувствую, что мы обязательно его найдем.

— Простите, Дима, но я не стану полагаться на ваши чувства. Тем более что возникли они слишком внезапно, всего пять минут назад — после того, как вы услышали о моих наблюдениях. Давайте оставим полиции честь обнаружения пропажи, а сами дождемся подачи сэром Кеннетом искового заявления, что даст моей компании основание для встречного обращения в суд.

— Значит, вас можно поздравить с успехом?

— Немножко терпения, мой юный друг, немножко терпения. Пока картина не найдена, мои предположения — только теория. Все решится в ближайшие дни, и я смогу ответно поздравить вас с зачислением в университет: оно, я надеюсь, тоже не за горами.

— Но неужели, Шелтон, вам самому не хочется найти картину!? При всем уважении к вашей наблюдательности и к блестящей карьере, не думаю, чтобы вам ежедневно удавалось находить пропавшую вещь, застрахованную на полтора миллиона фунтов! А для меня такой случай был бы единственным за всю жизнь! Может, опередим полицию и посетим еще раз древний замок? Было бы глупо не воспользоваться вашей блестящей догадкой и остановиться перед самым финишем!

— Дорогой Дима, я понимаю ваше нетерпение, но советую: не спешите. До сего момента вы были достаточно хладнокровны, и вели себя достойно. Наверно, вы полагаете, что это не так важно, но все-таки, постарайтесь не испортить сложившееся у меня о вас положительное впечатление.

— Не понимаю вас, Шелтон.

— Все вы прекрасно понимаете. А я устал и очень хочу спать. Тем паче, что завтрашний день обещает быть не самым скучным. Так что будьте любезны отнести ваш поднос на кухню, и — спокойной ночи!

Ворочаясь с боку на бок, я долго не мог уснуть. Неужели этот пижон в чем-то меня подозревает?

Иначе, зачем дразнит такими прозрачными намеками?

Но тогда почему он согласился повести меня к Броундесу?

Только далеко за полночь раздался долгожданный щелчок моего смартфона: сообщение из Москвы: «Димуля, у нас все OK. Звони на мой рабочий номер: … Целую, ма.»

Утром я проверил свою память и, убедившись, что цифры номера надежно зафиксировались в мозгу, стер эсэмэску.

Дождь накрапывал все сильнее, а вокруг замка Броундес, как назло, не оказалось никакого бара или кафе.

Рискуя привлечь внимание, я дымил сигаретой то у одного угла, то у другого, не спуская глаз с чугунных ворот.

Девять пятнадцать, девять двадцать …

Конечно, Его светлость мог передумать и отложить визит в страховую компанию.

В любом случае, Шелтона ни о чем больше не спрашиваю, в помощники ему не прошусь. Этот наглый пижон открыто тычет мне в лицо свои подозрения! Если он … Ну, наконец!

Знакомая долговязая фигура появилась из глубины двора, створка ворот была отодвинута, и старый Мерседес с сидящим в нем сэром Кеннетом выкатил на мокрую улицу.

Вопреки решению выждать пять минут, уже через две мой палец коснулся кнопки селектора.

Впрочем, добыв еще вчера номер мобильника доброго Сэма, я мог не слишком волноваться, ожидая ответа.

Пару раз нажав на кнопку и выждав еще минуту, я достал смартфон и позвонил лично слуге Его светлости.

— Сэм? Доброе утро! Говорит Дима.

— Простите — кто?

— Дима. Я был у вас вчера, со страховым агентом Хейзом.

— У нас вчера кого только не было. Все смотрели на пустую раму. А вы кто?

— Я из страховой компании. Мы с мистером Хейзом были у вас сразу после полиции.

— А, так вы — сербский студент?

— Простите, Сэм, но я еще не студент, и наверно уже никогда не буду сербом. Я — русский, из Москвы.

— Но это вы назвали меня святым, верно?

— Это так же верно, как и то, что мне нужна ваша помощь!

— Я вас плохо слышу, что-то шумит.

— Это дождь, Сэм — я стою перед вашими воротами.

— Стоите перед воротами? Почему же вы не сказали сразу? Сэра Кеннета нет дома, он уехал всего несколько минут назад. Кстати, в вашу страховую компанию.

— Но мне нужен не сэр Кеннет, а мое кольцо. То есть не мое, а моей возлюбленной. Я его потерял. Еще вчера утром оно было на моем пальце. Возможно, я уронил его в вашем замке.

— Ай-ай-ай! Золотое?

— Да, но дело не в золоте! Это кольцо мне подарила невеста! Вы не представляете, как оно мне дорого! Можно я его поищу?

— Разумеется! Только вы должны дождаться сэра Кеннета. Возвращайтесь домой и, когда он вернется, я вам сразу позвоню. Вы приедете, и …

— Но я уже здесь! Стены вашего замка — моя последняя надежда. Вернее, его пол.

— Простите, но я ничего не могу поделать — таковы правила. Без сэра Кеннета не впускаю никого — ни кухарку, ни полицию. Значит, вам придется подождать.

— Значит, я умру.

— Не надо, мистер Тома!

— Дима. Меня зовут Дима.

— Да-да, я помню. И я вас понимаю. Но поймите и вы — меня. Может, в Сербии это не так, но в Англии нельзя искать в доме кольцо без ведома хозяина.

— Но я не могу ждать до завтра, я должен найти его сейчас!

— А может, вы потеряли его в другом месте? Знаете, у нас весь день было полно народа. Полиция, потом — вы, потом — пиаровцы, потом — опять полиция, потом — друзья сэра Кеннета, вместе с пиаровцами. Если бы кто-то нашел кольцо, я бы об этом знал. Вообще, люди — воры и лжецы, но играют в честь и достоинство, и любой, найдя золотое кольцо, обязательно сказал бы мне. Мистер Лина, вы еще стоите под дождем?

— Да, Сэм, и я буду под ним стоять, пока вы не проявите каплю милосердия и не впустите меня под крышу.

— Но я не могу! Сэр Кеннет никогда мне не простит, если без него кого-то войдет в замок. А хотите — позвоните ему и спросите. Может, он вам разрешит? Знаете его номер?

— Мне не нужен его номер, Сэм. Вы же сами понимаете, что он не разрешит меня впустить. Он со мной даже не здоровался, вообще меня не замечал: кто я ему? Моя надежда только на вас.

— Но если сэр Кеннет узнает …

— Он не узнает! Вы же сказали, что он только что уехал, значит, вернется нескоро. Дайте мне только двадцать минут!

— А может, я сам поищу ваше кольцо?

— Лучше поищем вместе — тогда шансы удваиваются. Я уйду, как только найдется кольцо, а если нет, то через двадцать минут.

— Но это не по правилам, мистер Дона! И просить меня — тоже не по правилам!

— Знаете, Сэм, будь вы защелкой от замка, я бы вас не просил. Но Бог сделал вас человеком. Он вдохнул в вас душу, которой нет у защелки. И у вас есть возможность выбора между бездушными правилами и добром для того, кто в нем нуждается.

— Но будет ли это добром для сэра Кеннета?

— Но это и не будет для него злом — он же никак не пострадает! А я уже промок, и близок к помешательству. Откройте мне, Сэм!

— Что же делать … Вы выкрутили мне руки!

— Нет, я открыл вашу душу.

— Ладно, иду!

— Спасибо, Сэм! — крикнул я в уже отключившийся смартфон.

— Снимайте куртку! Повесьте сюда. И сумку — тоже.

— Спасибо вам, Сэм!

— Ладно, не стоит. Главное, вы правы: сэр Кеннет никак не пострадает. Вот, возьмите фонарик. Идите справа, а я — слева.

Разглядывая ковровое покрытие, мы пошли по коридору — мимо двери с номерным замком, мимо пластикового куста — и оказались в зале.

Там, за спиной Сэма, я бросил на ковер тонкое золотое кольцо. Хотя кольцо явно выделяясь на темном фоне, гостеприимный слуга двигался и смотрел куда-то не туда, и мне очень хотелось подтолкнуть его в верном направлении.

— Вот оно! — закричал он, наконец, поднимая находку. — Смотрите, мистер Тина, это — ваше?

— Мое!! — обрадовался я. — Я чувствовал, что оно здесь! Спасибо, Сэм! Вы не представляете, как я счастлив!

— И я рад! — довольно улыбался Сэм. — Если можно помочь человеку, то почему бы это не сделать — верно?

— Значит, я не ошибся, когда сказал, что вы — святой.

— Да бросьте, какой там святой! — смутился Сэм. — Так, черножопый увалень. А кольцо больше не теряйте. В другом месте я вам помочь не смогу, — не без гордости добавил он.

— Дело в том, что у меня дурная привычка: то снимать его, то одевать. Так я его и потерял. Надо будет его уменьшить, чтобы не болталось. Спрячу пока в коробку. Я специально приготовил.

Я расстегнул сумку и, шаря в ней, как бы случайно извлек маленькую бутылочку виски.

— О! — обрадовался я, — Этот пузырек мне подарили, когда я купил такую же, большую. Давайте обмоем мою находку!

— Обмоем кольцо в виски?

— Так говорят у нас, в … в Сербии. Обмыть что-то — значит, выпить по его поводу.

— Но если сэр Кеннет …

— Мы потратили всего десять минут. Значит, осталось еще десять. Да тут и пить-то нечего: это же только четвертушка: сто семьдесят грамм.

— Сто семьдесят пять, — поправил меня Сэм, уважительно рассматривая солидную этикетку. — Ладно, раз есть такой сербский обычай, идемте ко мне, — решил он.

Комната Сэма была увешана афишами футбольных матчей, выступлений поп-звезд, портретами членов королевской семьи и почему-то Маркса и Обамы.

В мгновение ока все находившееся на столе было сдвинуто, а на освободившейся поверхности появились два дымчатых стакана.

— Отмывайте! — скомандовал Сэм.

— По сербскому обычаю, наливаем друг другу, — объявил я, наполняя один из стаканов.

Передавая бутылку Сэму, я почти случайно сбросил на пол стоявшую на углу пепельницу.

— Ой! — вскрикнул я.

— Ой! — вскрикнул Сэм, наклоняясь под стол.

Трех секунд оказалось достаточно для того, чтобы подсыпать в его стакан несколько бесцветных крупинок.

— Простите мою неуклюжесть — пролепетал я. — Надеюсь, ваша пепельница цела?

— Она цела! — Сэм удивленно рассматривал пепельницу. — Вещь старая, крепкая. Ладно, шутки в сторону: джентльмены заняты важным делом, — он наполнил мой стакан и взял свой. — Ваше кольцо!

В одно мгновение Сэм опустошил свой стакан.

Окончание