Стихи

Наталья Емельянова

ДИАФРАГМА

Закрываешь глаза и слышишь:
Вдалеке шумит трасса.
В глубине шумит жизнь.
Шурша о стенки носа,
Воздух проникает в лёгкие —
Диафрагма опускается.
Потом, так же шурша,
Воздух вырывается куда-то наружу —
Диафрагма взметается ввысь…
Куда-то высоко-высоко…

В комнате темно.
Я шепчу тебе на ухо:
«Знаешь, сегодня я написала стихотворение».
Ты гладишь меня ладонью по голове и говоришь:
«Это хороший признак. Значит, идёшь на поправку».
В школе после болезни детям давали справки,
Разрешающие не посещать уроки физкультуры.
Школьники хвастались этими справками друг перед другом
И с гордостью несли их своим учителям.
А у меня была самая лучшая учительница по физкультуре.
Она показала мне, что такое аэробика.
А однажды после тяжёлой болезни
Она за год смогла восстановиться.
Заставляла себя сползать с постели
И вставала на лыжи, чтобы пройти хотя бы несколько метров,
А потом опускала себя, почти недвижимую,
В бассейн и заставляла плыть. Плыть навстречу жизни.
Она неустанно говорила нам: «Жизнь прекрасна!»
И никогда не заставляла нас прыгать через козла,
Она учила нас красоте движения,
Шла вразрез всем образовательным программам.
И на её уроки я приходила всегда,
Рвала все справки и пускали их по ветру.

Закрываешь глаза и слышишь:
Где-то вдалеке шумит трасса.
Где-то в глубине шумит жизнь.
В комнате темно. Я шепчу тебе на ухо:
«Знаешь, а умирать по-прежнему страшно».
Ты гладишь меня ладонью по голове и говоришь:
«Ничего нет страшнее на свете».
Закрываю глаза и пытаюсь увидеть:
Что у меня там, в самой глубине,
И где она, эта самая глубина?
Пространство внутри разворачивается до бесконечности.
Открываю глаза и вижу:
В окно светит звёздное небо.
Пытаюсь представить: а что там, в самой-самой дали, за всеми этими звёздами,
И где она, эта самая-самая даль?
Пространство летит сквозь звёзды куда-то в невообразимую бесконечность.

Закрываешь глаза и слышишь:
Сердце стучит в груди
В такт соловьям, пробудившимся среди ночи.
Прекрасная ночь.
Очень.
Интересно, сколько сердец прямо сейчас
Стучит одновременно с моим хотя бы на этой улице?
В какие двери они стучат?
И кто им откроет?

Июль, 2016

ЛЕТО

Ты говоришь: «Помнишь, в начале лета…»
И вдруг замолкаешь,
Закрываешь глаза,
И кажется, будто во рту конфета
Тает.
Я слышу, как напряжённо гудят провода
Над миром, над лугом, над каждой травинкой,
Ещё пара дней,
И лето станет зелёной соринкой,
Прилипшей к подошве твоей.
А пока птицы низко летают,
И ты говоришь:
«К дождю».
Вероятно, Адам и Ева, когда уходили из Рая,
Смотрели в глаза сентябрю.
Ты говоришь…
Нет, смотришь вдаль и молчишь,
Там, вдали, где-то у самого края
Мальчишки беспечно гоняют
Резиновый мяч.
Пыль столбом. В пыли их коленки мелькают,
И острые локти, и тают,
Безудержно тают их лица
В высокой, высокой пыли.
Когда-то в ней всё растает.
Когда-то в ней всё растает.
Кода-то в ней всё растает.
Все летние, зимние дни.
Ты знаешь, трава прорастает.
Ты знаешь, трава прорастает.
Ты знаешь, трава прорастает
Сквозь твёрдый тяжёлый асфальт,
Сквозь чёрный шершавый асфальт,
Сквозь грязный истёртый асфальт.
Сквозь снежные думы твои.

Август, 2016

ДЕВУШКА

Девушка едет в маршрутке,
Сумка через плечо,
В сумке — блокнот,
В блокноте —
Список грехов.
В сегодняшнем списке их восемь.
За окнами ранняя осень,
Женщины ещё в платьях
Из ткани, похожей на ветер.
Девушка исписала в блокноте уже немало страниц,
Иногда в её списке становится на один пункт меньше,
Иногда появляется сразу два новых.
Девушка нервно царапает
Страницы сиреневой ручкой.
В ушах — золотые серёжки,
В волосах — заколка бабочкой.
Ранняя осень сказочна,
Красива, но так обманчива,
Вот глянешь в окно как-то утром —
А всюду серым-серо.
Девушка едет в маршрутке,
Сегодня на всенощной жутко
Опять открывать блокнот свой,
С дрожью в голосе снова читать
Свой список длиною в восемь.
У девушки ранняя осень
Под щёлками пламенных глаз.
Пока я ещё молодая,
Но скоро я буду седая,
Так скоро я буду седая,
Не успею блокнот исписать.
За окнами солнце садится,
Маршрутка сквозь вечер мчится,
Какие разные лица
У пассажиров, трясущихся в ней.
Я буду, я буду молиться,
Я буду за всех молиться,
В блокноте моём страницы
Запомнят минуты мои.
Я буду, я буду молиться,
Я буду за всех молиться,
За окнами серая птица
Поёт о любви, о любви.

Август, 2016,
Н. Новгород — Сулин

В ЮЖНОЙ ЦЕРКВИ

В южной церкви так красиво поют,
Что вмиг забываешь
Тёплое море, пустынные пляжи,
Томных туристов,
Укрывшихся от палящего солнца широкополыми шляпами.
Существует лишь
Южный старинный распев,
Фрески, сильно потрескавшиеся, осыпавшиеся,
Высокий священник с загорелым лицом и пронзительными глазами.
В южной церкви воздух почти недвижим.
Прихожане вытирают лица узорными платочками,
Обмахиваются веерами, дышат медленно, неглубоко.
В хоре — несколько молодых человек, облачённых в чёрное.
Черны их волосы, черны их бороды, черны их глаза.
Зато голоса их — небесная бирюза,
Разлившаяся над южным городом.
В южной церкви так красиво поют,
Что никак не можешь поверить:
Эти четыре дырочки на широкой высокой колонне —
След автоматной очереди,
Короткой, экономной,
Пущенной кем-то вон из того угла,
Где сейчас стоит дедушка
С головой наклонённой.
Дедушка сгорблен, дедушка сух,
На высокую трость положил он свои ладони,
Изо всех своих сил навострил он свой старческий слух,
Чтобы внять каждому слову,
Чтобы впустить в себя каждую ноту,
Чтобы видеть перед собой только одну икону,
Ту, рядом с которой
Зияет круглая
Глубокая дыра.
Кто-то стрелял в этом храме
В Самого Бога.
В южной церкви так красиво поют.
В южной церкви поют Самому Богу.
Прихожан в южной церкви много —
Почти столько же,
Сколько дырочек в стенах.
Глубоких, бездонных.

Август-сентябрь, 2016,
Абхазия, Новый Афон

FortePiano

Каждый день мы приходили к морю,
Садились на огромные камни,
Смотрели на солёную рябь.
Иногда рябь была едва уловимой,
Иногда превращалась в рычащего зверя,
И тогда я почему-то вспоминала,
Как в детстве мама и бабушка
Перед просушкой встряхивали белоснежные простыни,
А я бежала под волнами простыней и кричала: « Море! Море!..»
Мы приходили к морю в любую погоду.
Иногда ты закрывал глаза и не смотрел,
А только слушал, и губы твои шевелились.
Ты говорил слова, которые слышала не я,
А море.
Тогда я брала тебя за руку,
И ты начинал улыбаться,
Клал мне голову на плечо,
И на губах твоих был мир.
Ты проводил по ним языком и говорил:
«Как солоно».
На губах твоих был мир.
И тогда я начинала шептать,
Шептать слова, которые слышал не ты,
А море.
Когда оно превращалось в зверя,
Я начинала кричать,
И море с наслаждением глотало мои слова.
Твоя голова лежала на моём плече,
И на губах твоих был мир.
Piano: Море, я хочу приходить к тебе с ним
Каждый день.
Forte: Я хочу приходить к тебе с ним каждый день,
Море!

Сентябрь, 2016,
Абхазия, Новый Афон

РЫБА

Хожу, как немая, по осени серой,
По осени серой, по осени сонной,
Сказать бы хоть слово, но слово, как камень,
Не как воробей, но камень в бездонном
Кармане моём. Мне рукой не добраться
До камня, до слова. Быть может, я рыба?
Плыву в серой плотности, мороси, голосе
Осенних прохожих. Пожалуй, я рыба.
Сорожка, которую дедушка в детстве
Сушил для меня. Милый дедушка умер.
А я продолжаю скользить по течению.
Пока продолжаю. Как долго — не знаю.

Хожу, как немая. Мне в мае зелёном
Приснилось, что я цирковая артистка,
Что я поднимаюсь под купол высокий,
Что я превращаюсь в летучий корабль.
Но нет. По карманам тяжёлые камни,
Мне с эдаким грузом летать не по силам.
Как слово весомо. Как много пословиц
Сложили народы из слов синеоких,
Из слов синеоких. Алмаз ли, булыжник
В кармане моём… Я однажды читала,
Что праздное слово — как камень на шее,
Который под купол не пустит подняться…

Хожу, как немая. Сказать бы хоть слово.
Мы с дедушкой в детстве смотрели на звёзды.
«Представь ничего», — говорил он мне строго.
«Ах, дедушка, милый, мне страшно, мне слёзно!
Я рыба немая, сорожка. Ты веришь?»
«Представь ничего», — говорил он мне снова
И крепко сжимал мой плавник или руку.
Я в небо смотрела, я видела звёзды.
«Ты знаешь, что было до звёзд и до неба?»
«Ах, дедушка, милый, желтеют листочки
На тонкой берёзе, уж близится осень!..»
«Ты знаешь, что было и что будет после?»

Сентябрь, 2016

ДВОРНИК

Дворник всё утро шуршит под окошком,
Сметает сухую листву,
Дворник метлою шуршит по дорожкам
И шепчет: «Я тоже уйду.

Вот только начну желтеть понемногу,
Во только начну опадать,
Вот только засыплю собою дорогу.
Кто будет её подметать?»

Дворник всё утро шуршит под окошком,
Повсюду идёт листопад.
В окошко глядит пушистая кошка,
Глядит пятый год подряд.

«Мой старый коллега Петрович, дворник,
Однажды мне рассказал:
Метла распустилась на Светлый Вторник,
Листочками разрослась».

Дрожат на ветру золотистые клёны,
Теряют свою листву.
Глядит на них задумчиво дворник,
Метлу обнимая свою.

Октябрь, 2016

ВИШНЁВЫЙ САД

Стихи мои только о смерти,
Стихи мои только о жизни,
Стихи мои только о листьях,
То жёлтых, то молодых,
Едва обретающих краску.

О смерти писать чуть страшно,
О жизни как будто тоже,
За жизнью приходит смерть,
За смертью приходит вечность,
Бояться её — беспечно.

Выходишь на улицу утром,
И слышишь — оборвалась
Струна за холмом, за горою,
И эхо, как город, большое
Готово накрыть с головою.

А чей-то вишнёвый сад
Цветёт, не смотря на октябрь.
В Японии много сакур,
В Японии все самураи
С мечами своими спят.

Стихи мои только о смерти,
Стихи мои только о жизни,
Стихи мои только о море,
О шелесте волн морских.

О Чёрное, Чёрное море!
О Чермное, Чермное море!
Стихи мои только о доме,
Об окнах высоких, родных.

Октябрь, 2016