Александр Левинтов: Декабрь 16-го

Loading

Ощущение того, что ты — последний, вполне возможно, человек на Земле, накладывает на тебя и твоё существование особую ответственность… Это я понял давно, очень давно, кажется, это, вообще, первое, что я понял… кажется, это единственное, что я понял.

Декабрь 16-го

Заметки

Александр Левинтов

Оцепенение

за окном непроглядна зима:
живописно застыла недвижность,
два часа как растаяла тьма,
и сто лет как настала невинность

геометрия снега и снов,
чёткий росчерк деревьев по нотам,
я смотрю сквозь тепло и готов
превратить себя в спутницу Лота

вечность тикает мерно в часах,
стынет чай в нержавеющей кружке,
на ветле старый ворон прокаркал мне шах,
на столе — весь растрёпанный Пушкин

запорошен морозом пейзаж,
кот крадётся за мелкой добычей,
я поймал этот мёртвый кураж
на просторах замёрзших событий

Русский человек Василия Шукшина

Хороший спектакль поставил Алвис Херманис в театре Наций на Тверском — «Рассказы Шукшина». Евгений Миронов с Чулпан Хаматовой и ещё семью актерами и играет его: озорные, гротескные, веселые, бесхитростные, то комические, то трогательные, то трагические рассказы и персонажи. В них есть и автобиографическое, и односельчанское, и типично сибирское, и общий типаж русского человека, не замутненный цивилизацией и тлетворным влиянием, лабораторно чистый национальный реактив.

В обойме спектакля девять рассказов Василия Шукшина, девять миниатюр, разыгрываемых на одной длинной лавке:

Беспалый,
В воскресенье мать-старушка,
Жена мужа в Париж провожала,
Игнаха приехал,
Микроскоп,
Сапожки,
Срезал,
Стёпка,
Стёпкина любовь.

Тут же, после спектакля, и другое шукшинское вспоминается в том же роде: «Живет такой парень», «Печки-лавочки», «А поутру они проснулись», «Алёша Бесконвойный», «Беседы при ясной луне» — фильмы, повести, рассказы, пьесы, не умирающие и удивительно актуальные в советское время, сегодня, да, пожалуй, и во все времена.

Прихватил В. Шукшин что-то важное и вечное в нас.

И одна из этих сторон русского характера — нелепая, чудаковатая манера и страсть порассуждать эдак с загогулиной, со смешным вывертом, скорее пародия на размышление, чем само размышление.

Откуда это в нас?

Есть одна версия.

В старинных текстах: сказках, былинах, летописях, дошедших до нас письмах и т.п. нет места ни пародийности, ни самоиронии, но есть размышления и рассуждения, порой очень глубокие и образные. Нам, народу северному и достаточно угрюмому, под стать нашим пейзажам, свойственна эта степенность и серьёзность, нам претили шутовство и насмешки, характерные для южан.

Перелом произошёл, как мне кажется, в середине 17 века. И имя ему — Раскол, учинённый патриархом Никоном.

Любят у нас наверху валить с больной головы на здоровую. Раскольниками объявили не никониан, бывших в откровенном меньшинстве, но при власти, а тех, кто сохранял веру. Долго, почти три века, обвиняли староверов в расколе, потом появилось более мягкое, но нелепое «старообрядцы» (какие уж тут старообрядцы, если многим из них пришлось от многих обрядов и таинств отказаться, даже от храмов и попов), лишь они себя звали староверами, ибо держались не за старые ритуалы, а за старую веру. И готовы были уйти с насиженных мест, из Сечи, с Ветки, с Волги — куда угодно, хоть в Литву и Латвию, хоть в Турцию, хоть на Дунай и за Дунай, хоть в Сибирь и совсем уж далекую Америку — лишь бы не общаться ни с властями, ни с никонианами.

Лишь в 1975 году никонианская РПЦ признала старую веру равночестной себе, но — ни признаний своей вины, ни извинений и покаяний за загубленные жизни и души.

Я знал, общался со староверами в дельте Дуная (липованами), со староверами Верхнего и Нижнего Уймона на Катуни в Горном Алтае, беспоповцами и нетовцами, латвийскими староверами. Они все сохранили свои серьёзные, суровые сказы, песни и плачи, мудрые и печальные, назидательные и нравоучительные

Они сохранили и своё неимоверное трудолюбие, и непоколебимость веры, и устои жизненного уклада. Более всего в них меня потрясало умение размышлять о жизни, интерпретировать священные тексты, каждый человек и каждый раз по-своему. Никиту Пустосвята казнили в Москве, так и не сумев переспорить его в диспутах о вере. Протопопа Аввакума сожгли с сотоварищи в Пустозёрске, так и не найдя достойных аргументов против его обвинений.

С тех пор лукава стала русская православная церковь. Лукавством и двоемыслием наполнились новые переводы Нового Завета, лукаво начали рядиться попы в золото, жемчуга и каменья, призывая паству к скромности и нестяжательству, лукавством заблистали золотые купола церквей над крестьянскими развалюхами, крытыми соломой.

И стал покорный народ усмехаться надо всем серьёзным и умным, над собой и своей мудростью. Пошло пышным цветом скоморошество и насмехательство, лицедейство, притворство и пародийность — если бы только обрядов! — способа познания Священного Писания через собственное суждение. Пошли скабрезные лубки и сказки.

Лихо настало.

И укрепилось в людях — иронически, с юморком и матюшком, с развесёлой чудинкою.

Вот это и подметил проницательный Василий Шукшин, и рассказал нам, просветил нас, порой сам не понимая, в чём просвещает.

А серьёзность и рассудительность ушли, потаённые, в глубины и на окраины народной жизни.

Эмигранты

все мы — скитальцы, изгнанники, странники,
все двум богам — своему и чужому,
все — в ностальгии по прошлому дому,
каждый — как чукча, заброшенный в Африку

жизнь протекает по минному полю,
чуть зазевался — и выкинут за борт,
жизнь, превращённая в аховый табор,
судьбы, ужатые в узкую долю

мы в ностальгии, в глаголах из прошлого,
всё-то нам чудится: вдруг переменится?
неумолима нам чуждая мельница
слов непонятных и взгляда чужого

мы от себя отреклись бы, наверное,
мы бы и рады родиться другими,
новое всё: и одежда, и имя,
что же осталось, своё и заветное?

Опыт самоуправления

Мне позвонили из префектуры и вежливо, а нажимом на пиэтет, пригласили для разговора с зам. префекта по ЖКХ. Есть такой вкрадчивый административный тон, который сразу выдаёт: в тебе нуждаются. Тем более, звонил Сам, точнее, Замсам, а не через секретаря.

В нашей префектуре я никогда не был — не за чем. И никак не ожидал, что это столь громоздкий офис — и ведь все чем-то заняты.

Зам по ЖКХ принял меня без ожиданий.

— Принято решение создать в вашем доме ТСЖ и передать ему от ДЭЗ ваш дом в управление. Вы знаете, что такое ТСЖ?

— Товарищество собственников жилья, кажется. А почему принято такое решение?

— Ну, во-первых, такова общая тенденция по Москве, во-вторых, в вашем доме практически всё жильё приватизировано, и в-третьих — как по-вашему, сколько людей живёт в вашем доме?

— 16 подъездов, 22 этажа, это, 352 лестничных площадки по шесть квартир на каждой — больше двух тысяч квартир, 6-7 тысяч человек

— Вы хорошо считаете: по домовой книге здесь прописано 6542 человека, небольшой город, а не дом. У ДЭЗа таких домов 24, а это уже вполне приличный город на 150 тысяч человек, что-то вроде Находки, Пятигорска или Альметьевска. Фактически неуправляемый объект

— Так ведь мы уже почти тридцать лет так живём, я родился здесь.

— Вот-вот, это и было одним из факторов для принятия решения. Вы — ровесник вашего дома, у вас высшее образование.

— Ну, да — управление и экономика.

— Вам ещё нет тридцати, на работе о вас отзываются внесьма положительно. Мы решили рекомендовать вас на собрании жильцов в председатели ТСЖ.

— Нет-нет, это слишком большой коллектив для меня: у меня в отделе всего 12 человек

— Но там — профессионалы, а здесь — жильцы, полно, как вы знаете, детей, почти три тысячи пенсионеров — справитесь, уверяю вас! Если б вы знали, кто работает в ДЭЗе — половина с восьмилетним образованием и пэтэушницы. А вы — кандидат наук, за границей бывали. И соседи о вас отзываются тепло — решайтесь. А на нашу поддержку и помощь можете смело рассчитывать. Надо же нам когда-то начинать самоуправление.

На собрание жильцов в подвале, уставленном деревянными скамейками, пришло около 60 человек — всё равно кворум. Открывал, вёл и закрывал собрание какой-то клерк из префектуры. По первому вопросу о создании ТСЖ бакланили долго, больше часа. Потом всё-таки приняли. По второму о выборе председателя ТСЖ кто-то из жильцов, совсем мне незнакомый, назвал мою фамилию. Других кандидатов не нашлось, я в полторы минуты рассказал о себе и был избран почти единогласно: два человека воздержались. Мне выдали ключ от офиса и папку с какими-то бумагами.

Оказалось, в нашем доме, в восьмом подъезде, на первом этаже есть служебная однушка, без отопления, обоев, с откуроченной сантехникой, но при электричестве, с обшарпанным письменным столом и двумя расхристанными стульями, на которых явно больше стояли, чем сидели. Вечером после работы я сидел в своем новом кабинете в поисках смысла, нет, не жизни, но и не этих бумажек, а своего нового положения.

В дверь постучали и, не дожидаясь ответа, вошёл мужик, без приглашения сел к столу. Разговор начался без предисловий и представлений, и так было ясно — бандит:

— Чего ты хочешь от ДЭЗа?

— Ну, чтобы это был офис, а не чулан, сейф хотя бы

— Нет вопросов. Я не о том. Что ты хочешь, чтобы не мешать ДЭЗу?

Я задумался:

— А что ДЭЗ может?

— Отевроремонтирует твою трёшку, жену и мать примет на работу, фиктивно, конечно, тебе — одна десятая процента от платежей, это много

— А в противном случае? — на всякий случай спросил я

— У тебя ведь право финансовой помощи, вот и соображай, на какую сумму тебя можно выставить.

Через три дня в моей конуре всё евроблистало, и даже мебель была скорее домашней, чем офисной. Когда нашему айтишнику сказал, какой у меня там комп, он посмотрел на меня с уважением и немного с ужасом.

Квартиру отделывали значительно дольше (эти десять дней мы жили в шикарном отеле с двухразовым питанием), но, вернувшись, мы просто не узнали её: сменили всё, даже планировку. Теперь у нас была шикарная кухня-столовая больше 20 метров, камин, плазма чуть не на всю стену, тёплая лоджия вошла в состав комнаты — квартира, по моим прикидкам, стала стоить вдвое дороже прежней цены.

Жена и мама получили сбербанковские карточки, куда ежемесячно, в два приема, капали скромные 40 тысяч на каждую. Моя одна десятая процента вообще была астрономической. Правда, половину этой суммы я вынужден был переводить, как выяснилось позже, заму в префектуру. Я пытался понять и вникнуть в бумаги, которые подписывал, но ничего криминального там не находил.

На фирме меня резко повысили. Теперь я — зам. генерального по филиальской сети и региональной политике. Дел, вроде бы, никаких, а зарплата…

В нашем доме всех жильцов первого этажа не то выселили, не то отселили. Теперь там и в пристройках — куча магазинов, какие-то конторы, сервисы, службы, одним словом, кипучая коммерция.

Тот бандит, что пришёл в первый раз, оказался простым курьером. Однажды я, немного осмелев и обтеревшись, спросил его, как дела в ДЭЗе, на что он со всей своей врождённой простотой ответил:

— А ДЭЗ тут при чём?

Пока я на свободе и, как мне кажется, гораздо прочнее, чем раньше.

Иммигранты

мы будем работать, трудиться, мы будем —
прощай, наше прошлое бывшей культуры —
мы станем другими, с другою натурой,
с иной биографией, линией судеб

и новая жизнь — на свободе, в работе,
и новые песни, и небо иное,
позагорать в субтропическом зное,
а дальше — ученье, упорство, заботы

сюда мы пришли, как пришли иудеи
на землю, что им заповедовал Бог:
заняться собой и уйти от тревог,
предавшись свободной и чистой идее

и дети воспримут с весельем и в радость
страну, что им подлинно станет родной,
а мы за детей — на костёр или в бой,
нам счастья нужна хоть бы самая малость

Катастрофа

Вадим Митрофанович давно уж постарел и перестал гулять от своей Клавы, а ведь когда-то — вспоминать сладко, скольких попортил. И каких.

В целом ему повезло — он дотянул на кафедре до законной пенсии. Немцы помогли: в 42-ом его с бабкой хотели из родного Ельца эвакуировать в Германию, но через 20 километров пути бабка расхворалась, их ссадили с эшелона и отправили назад, домой, но по документам выходило, что он оказался в списке угнанных в Германию, ему выписали немецкую пенсию, а такого пенсионера, международную жертву войны, никакой отдел кадров не посмеет сокращать, кому нужны эти общеевропейские скандалы? Фашистов он, однако, люто ненавидел, а, заодно и всех немцев, американцев, конечно, англичан и прочих европейцев, а также китайцев и японцев — этих за хитрость, низкопоклонство и то, что они трудятся как муравьи, пороча тем звание человека, царя зверей и венец природы, а цари и венцы работать не должны.

В партию он поступил за два года до защиты кандидатской, просто, чтобы не возникало ненужных и лишних вопросов. Теперь он говорил, что его втянули, а сам он ни за что. До перестройки был тих и неприметен в рядах, но, когда всё началось, стал убеждённым христианином и глубоко, искренне верующим сталинистом: ныне это не только разрешалось, но даже приветствовалось и объяснялось, ведь у Сталина было незаконченное духовное образование. Партбилет он не уничтожил и хранил его вместе с военным билетом, профсоюзным, билетом ДОСААФ и читательским в Ленинку, куда, впрочем, никогда не ходил. Потом в эту же коробочку упало и пенсионное удостоверение. Но это уже в 95-ом. Впрочем, партвзоны платил в КПРФ не стал — это всё-таки и КПСС.

Конечно, учебный курс пришлось перестроить. Раньше он читал «Критику буржуазных экономических учений», а тут пришлось переключиться на «Маркетинг», в котором он, однако, так ни хрена и не понял. Студенты, признаться, также ничего не понимали, поэтому за посещаемость от ставил пятёрки, а за непосещаемость девочкам четверки, мальчикам — тройки, по справедливости и за коленки. Коленки ему теперь нравились все и любые, особенно в весеннюю сессию.

Дочку, Миленку, он уговорил в своё время поступать в Финансовый, и не просто уговорил — обеспечил поступление. Теперь она в шоколаде в ВТБ, ей уже 45, хороша девка, в самом соку, вот только с мужиками ей не очень, уже четвертый кобель, это только через ЗАГС.

Вадим Митрофанович ехал от «Пятницкого шоссе», где с очередной своей семьёй жила Миленка, к себе на «Семёновскую», по ставшей утомительно бесконечной синей линии. Из-за оттепельной хляби на улице ноги в валенках и калошах на шипованном ходу, прели. Весь состав был пестро выкрашен снаружи фрагментами каких-то пейзажей, внутри же скамьи шли только по правому борту вагона, а левая сторона была увешана копиями картин из Третьяковки. Преодолевая подвыпившую сонливость, Вадим Митрофанович, сидя на скамье, пытался рассмотреть хотя бы одну картину, но это никак не удавалось: перед каждой стоял какой-нибудь мужик в типичной позе пользующегося писсуаром и, если он, наконец, отходил, его место тут же занимал другой. Вадим Митрофанович даже пропустил свою станцию, но толпа перед картинами не редела. Так и вышел из поезда, не соприкоснувшись с прекрасным, но с переполненным мочевым пузырём: как известно, это занятие столь же заразительно, как и зевота. В эту ночь все памятники Владимира Ильича одномоментно по всей стране отправили на капремонт. Им поотбивали головы и зацементировали другие, а Ильича, где надо, заменили на Владимировича.

Дома он включил ящик. Не потому, что хотел что-то узнать или посмотреть, а просто из естественного желания оттопыриться перед сном. Тут аккурат Медведев всех призвал по случаю резкого роста благосостояния населения пристегнуть ремни и затянуть пояса, а заодно рассказал, что будет хавать на Новый год: сплошь отечественное, со спеццехов и спецгрядок. Шутник. Позвонила по межгороду Аня, младшая сестра из Харькова. Значит, опять ей что-то наболтал их Киселёв. Нашего Киселёва, был убеждён Вадим Митрофанович, она не смотрит и знать его не желает, а их врёт и клянёт нас всех фашистами, хотя фашисты — у них в Киеве, на Майдане. Он, честно, устал собачиться с Аней, но ведь сестра родная, так просто не отвяжется. И вся харьковская родня, как сбесилась, только и разговоров, что об оккупантах. А какие мы оккупанты? Мы же их, дураков, спасаем от НАТО.

У Миленки, Вадим Михайлович чувствовал, не добрал. Или по дороге выветрилось. Идти самому в магазин не хотелось, всё-таки пять этажей без лифта, да их пять этажей в сталинском доме — не чета хрущобкам, и он послал Клаву, ей ничто, она молодая, на пять лет моложе. С четвертинки сразу и счастливо захорошело, и, отбив нужные поклоны у лампадки, Вадим Митрофанович рухнул в свои всегдашние советские сны, полные смыслов и значений.

Зима в Ляпино

облака несутся
над сосной застывшей
снег с холодным хрустом
в лес толкает лыжи

лай собачий звонок
на снегу морозном
где-то дети с горок
где-то волки грозно

тайнопись ночная
от следов звериных
лось прошёлся краем
тихо и незримо

мне мороз крепчает
мне б давно забыться
мне б сейчас за чаем
слушать щебет птицы

сумрачный и лишний
я б хотел вернуться
над сосной застывшей
облака несутся

Двурушничество как государственная политика

Если искать наиболее характерную, выпуклую и постоянную, присутствующую во все времена черту российской государственной политики, то, по-видимому, неизбежно возникает идея двурушничества:

13-ый век: христианская Русь вступает в союз с Ордой против стран христианской Европы, по сути предает Киев, «мать городов русских» -— практически ничего с того не имея, кроме добровольного «ига» и необходимости платить кочевникам дань. Русский Улус не приобрел ни защиты, ни безопасности, но зато князья, начиная с Александра Невского, обрели опору и даже фактор свей легитимности, на некоторое время (на несколько веков), забыв о своём варяжском происхождении.

16-ый век: связанный союзническими договорами и многолетним военным сотрудничеством с Крымским ханством, Иван Грозный тайно подстрекает Запорожскую Сечь к набегам на Крымское ханство, снабжая казаков деньгами и оружием, и столь же тайно и лукаво снабжая враждебную для Руси Ливонию против Крымского ханства, за что и настала расплата: разгневанный хан Гирей с небольшим войском подошёл к Москве, спалил город, а самого Ивана Грозного заставил бежать в Александрову слободу.

Начало 19 века: оплаченный Англией, Александр I сначала участвует в битве под Аустерлицем, позорно бежит с поля боя, не удосуживаясь признать победу Наполеона, затем заключает с ним же Тильзитский мир, один другого называет братом, Александр получает Финляндию в обмен на континентальную блокаду Англии, но никакой блокады не устанавливает, за что и получает тяжелейшее поражение при Бородино, разорение и поджог Москвы и массу других напастей — на ровном месте и ни за понюх, но блюдя братские интересы своих английских родственников от названного брата Бонапарта.

1-я мировая: уж какими братьями были Николай II и кайзер Вильгельм, в какой нежной дружбе клялись друг другу и как пылко лобызались при встречах, но один из них осыпал своего брата поцелуями Иуды и предал его, вполне бескорыстно, ни за всё тот же понюх табаку, даже не за тридцать сребренников, за что и поплатился — короной, государством и головой. Уже другой правитель, немецкий агент, выполняя заказ кайзера, заключает с Германией сепаратный Брестский мир, предавая интересы своей страны и союзников, гонит в Германию эшелоны хлеба, отнятого продразверсткой у собственного крестьянства, заключает ещё один сепаратный договор с неприятелем, Раппальский, и демонстративно отказывается от союзнических договоров и связей с Антантой, в результате чего Россия, по условиям версальского мирного договора, единственная из стран-победителей, считается проигравшей стороной.

20-30-е годы: вопреки всем международным соглашениям и договорённостям СССР тайно готовит в Липецке офицерские кадры для Люфтваффе.

2-я мировая: 23 августа 1939 года подписан пакт Молотова-Риббентропа, после чего через неделю начинается мировая война нападением Германии и России на Польшу. Одновременно СССР нападает на Финляндию, захватывает прибалтийские страны, Молдавию и Буковину — части Румынии, союзника Германии. В Антигитлеровскую коалицию СССР вступил официально 24 сентября 1941 года, но втянул Сталина сюда Черчилль ещё в августе 1940 года, спасая Британию от немецкого вторжения; фактически это предательство Сталина и послужило началом Отечественной войны — Гитлер престо упредил на несколько дней вторжение советских войск. Первый раунд секретных переговоров между Москвой и Берлином прошел осенью 1941-зимой 1942 года. Предметом переговоров был взаимный отказ: Германии от использования химического оружия, СССР в обмен на это отказывался от использования дальней авиации для бомбардировок территории Германии. Второй раунд прошел по инициативе Кремля весной-летом 1942 года. При этом немецкая сторона предлагала сепаратный мир и после него — объединение против англосаксов. Это была глупейшая тройная ошибка Гитлера: он простоял без продвижения и сражений на фронтах всю летнюю, самую выгодную для него кампанию. За это время СССР успел сделать две вещи: развернуть в тылу врага партизанскую сеть (Белоруссия и Украина) и смонтировать вывезенное/эвакуированное оборудование (зимой 41-42 гг. это было сделать трудно из-за страшных морозов).

Апофеозом вероломства стало нападение СССР на Японию и оккупацию Южного Сахалина и Южных Курил — уже после полной капитуляции Японии и по окончании Второй мировой во всём мире.

За 70 послевоенных лет мы успели предать и обмануть многих:

— украли у американцев секрет атомной бомбы,
— кинули Израиль и несколько раз — арабов,
— вторглись в Афганистан,
— кинули Кубу и Вьетнам,
— бросили союзников по Варшавскому пакту,
— напали на Грузию и Украину,
— вторглись в Сирию.

Предательства и двурушничество породили образ России как коварного и неверного союзника, недостойного доверия и уважения, но это мы пытаемся тщательно скрывать от самих себя…

Не быть

быть или не быть? —
конечно же, не быть!
и перестать:
бороться, покоряться
и верить снам,
которым нет конца,
не убивать Полония,
Офелий не доводить
до полного безумья
и не давать играть
собой как флейтой,
с шутом продолжить
несуществованье
и только раз сказать:
«а дальше — тишина»

Доцент Щетинин

Мой приятель и однокашник поступил на Мехмат МГУ, а я — на Геофак. Их факультет — с 11 по 16 этажи Главного корпуса, наш — с 17 по 22-ой. Соседи.

Он ходил к нам слушать лекции по технике безопасности профессора Казимира Казимировича Тушинского. Крепкий 70-летний профессор и альпинист, Тушинский летал по высоченному амфитеатру двухэтажной аудитории 2109, искрился юмором и энергией, обзывал всех нарушителей техники безопасности потенциальными покойниками, был искромётен и неудержим, как настоящая шаровая молния. Словом, цирк и пилотаж высшего лекторского уровня. Мой приятель балдел и изумлялся.

А я ходил на Мехмат слушать лекции по мат. анализу доцента Щетинина. Они проходили в точно такой же, но несколькими десятками метров ниже, двухэтажной аудитории, где также установлена огромная доска темно-зеленого цвета (Тушинский никогда ею не пользовался и даже, кажется, не знал её предназначения). Ширина доски метра 4, наверное, а высота — ну, метров 6-7, не менее. И при этом доска может двигаться по кругу вверх и вниз нажатием кнопки, а, стало быть, имеет длину (высоту) 12-14 метров. Итого 50-60 квадратных метров.

Доцент Щетинин — сухощавый, высокий, полулысый человек, голос тусклый, как керосиновая лампа, к тому же он практически всё время стоит спиной к аудитории и непрерывно пишет на доске свои формулы. Конечно, он что-то при этом монотонно и бесстрастно говорит, но что может говорить математик? — помимо своих x, y, z, некоторые логические заклинания типа «из этого следует», «отсюда», «следовательно» и т.п.

Через сорок пять минут доска, все её погонные метры, кончается, звучит звонок, мы идем на перекур и избавиться от накопившегося по мочевым пузырям. Потом мы возвращаемся в аудиторию, и ему едва хватает этих сползающих метров ещё на сорок пять минут.

Я сижу на лекции завороженный и практически ни хрена не понимающий. Мехматяне хотя бы записывают и тем делают вид, что что-то понимают, но мне-то это — не надо, я — свободный человек. Я наслаждаюсь течением мела, мысли и формул, пусть даже заученных, конечно, заученных: попробуй, удержи это реальным размышлением! Это же настоящий Святослав Рихтер, помнящий практически весь мировой фортепьянный репертуар.

Практически я, хоть и понимаю кое-что из того, что он говорит, но запомнить не могу ни строчки, ни формулы и, конечно, не в состоянии воспроизвести никакой, пусть даже самый крошечный фрагмент его лекции. Но я ухожу с лекции доцента Щетинина, окрылённый и вдохновлённый им: мир не такой тупой и глупый, как я. Я ухожу с Мехмата, гордый за человечество и высоко несу голову мимо наших оскелетившихся динозавров и таких же неодушевлённых кристаллических друз.

Где ты?

стынут горизонты,
в сумраки одеты,
ветры воют стоны,
я не знаю, где ты

и метёт уныло
по земле сугробной,
пусто и постыло
от тоски огромной

где ты? что с тобою?
сердце замирает,
порождая сбои,
все надежды тают

время и пространство,
не даря ответа,
в этом мире странном
я не знаю, где ты

без тебя, наверно,
не вернётся лето,
в состояньи скверном:
отзовись мне, где ты?

На допросе

— Фамилия, имя, отчество.

— Кобринский Григорий Семёнович.

— Иностранец? Поляк?

— Зачем? Нет.

— У нас кобры не водятся.

— Это город такой, Кобрин, в Западной Белоруссии. Мои предки оттуда.

— Значит, всё-таки иностранец и поляк. Чем занимаетесь?

— Я специалист по Хармсу.

— Айтишник, что ли?

— Даниил Хармс — писатель, он умер в 40-е годы.

— Что вы мне голову морочите? Ещё 20-е не начались!

— Прошлого века.

— Какого прошлого века? Не было никакого прошлого века, это — либо фольклор, либо происки пятой колонны.

— Как же не было. Мы ведь только недавно праздновали семидесятилетие Победы.

— Вы что, издеваетесь? Было семидесятилетие Победы, а никакой победы не было, это такая патриотическая метафора, у нас перманентная победа. Кто это ваш Хармс?

— Я же сказал, писатель, детский писатель, из обэриутов.

— Обереуты чего?

— Как чего? Ничего, они -— ничего: общество реального искусства.

— Так не бывает. Или они НКО? Иностранные агенты? Откуда вы знаете о них?

— Не знаю… из культуры.

— Из газеты или канала «Культура»?

— Из министерства культуры.

— Врёте, мы их допрашивали — никто не знает ваших опереутов

— Да я пошутил.

— Ничего себе шутки! У нас из-за вас на допросах двое умерли, якобы под пытками, а на самом деле — простой инфаркт. Если так будете шутить, то и мы с вами пошутим, по всей строгости закона. Где вы были в ночь с 16-ого на 17-ое апреля 2003 года?

— Не помню, наверно, спал.

— Где? С кем? Отпечатки ваших пальцев обнаружены на двух миллионах швейцарских франков.

— Да я никогда такие деньги не брал в руки и в глаза их не видел, не знаю, как они выглядят.

— Правильно, вы могли их и не видеть. Вы в метро ехали?

— Ну, ездил, конечно.

— Вот, сами признались! И за поручень на эскалаторе держались, не отрицайте! И оставили там свои пальчики! Всё сходится! А что вы делали 6 мая 2012 года?

— Не помню, кажется, я был в Италии, ну, да, в Италии, на озере Гарда.

— Врёте! Мы вас идентифицировали по видеосъемке на Болотной. Вы зачем-то переоделись женщиной, зачем? не успели придумать? А мы знаем — это вы убили Политковскую и Немцова, они были вашими сообщниками, и вы решили, убрав их, замести следы. И Магницкого — вы убили, и Литвиненко, мы всё теперь про вас знаем! Уведите его! Следующий!

Новое новогоднее меню

Закуски

Жюльен оливье
Селедка под снегом
Грибы засахаренные
Осетрина вяленая
Маринованная перловка
Лапша на вертеле
Жареные огурцы

Супы

Суп шашлык
Стейк-пюре
Борщ по-полинезийски
Щи из киви с кенгурятиной
Бульон из цельных яиц

Горячие блюда

Пельмени по-карски
Жаркое по-домашнему с манной кашей
Лягушата табака
Тефтели провансаль
Картошка в мундирном кляре
Пирожки с тестом
Икра томлёная в сливках
Яйца пингвина с хреном
Форель по-каракумски
Спагетти кобулети на парапете
Блинчики с начинкой из оладьев

Десерты

Вода беспроводная, негазированная
Торт Луи-Филипп де Бонапарт
Ликёр Беня-Крик
Ром-жаба
Кофе плиссе
Кисель в решете

Одинокий тост

Новый 2017-ый год я вижу как последний вообще в жизни человечества и в своей личной жизни. Впрочем, я и каждый свой день рождения всегда вижу как последний день рождения. Ощущение того, что ты — последний, вполне возможно, человек на Земле, накладывает на тебя и твоё существование особую ответственность, хотя именно отвечать-то будет не перед кем, кроме себя самого, не только деятеля и живого существа, но и свидетеля своих действий и своей жизни. Это я понял давно, очень давно, кажется, это, вообще, первое, что я понял… кажется, это единственное, что я понял.

И то, что ты пишешь — последнее из написанного тобой и ты уже больше ничего не напишешь. И потому мне всегда стыдно за написанное: оно недостойно быть последним.

Я много думаю о нашем и моём legacy: не о том, что мы оставляем в наследство (heritage), а то, что будет принято от нас в качестве нашего наследия. Это значит: я допускаю не только объективность Космоса, но и Его субъектность.

Мы призваны противостоять энтропии Вселенной тем, что своими малыми и слабыми силами наполняем её: смыслами, идеями, понятиями, образами, мыслями, символами, знаками. И чем нематериальнее все они, тем заметнее наше сопротивление. Для того и дан каждому из нас наш талант, чтобы мы не зарывали его в Землю, а приумножали или хотя бы приувеличивали. За это с нас и спросится, и нами ответится на том the Last Judgment. Он тем и Страшен, что Последний. И уже ничего не поделать и ничего не исправить.

На Вратах Ада начертано: «Оставь надежду всяк сюда входящий» — здесь, у этих Врат, обрывается тропа надежд — самого коварного и худшего из зол, единственного, оставшегося в ящике Пандоры. С надеждами надо расставаться раньше, намного раньше, если не хочешь закончить свой путь у Врат Ада. «Надежды юношей питают» — так многие и уходят из жизни юношами, не мужами, что мужественно отбрасывают надежды как изношенные одежды. Новый год и день рождения — достойные случаи для сбрасывания изношенных надежд.

На Новый год нормальные люди пьют шампанское, мне же врачи разрешили употреблять только горькую. И это символично, хотя бы для меня:

— За ваше шампанское!

Пожелание

какие Новые Года,
когда седая борода? —
врачи, диеты, по часам
лекарств расписан тарарам,
и это всё, конечно, чтоб
не лечь до срока в свежий гроб
а хочется, признаюсь вам,
послать врачей ко всем чертям,
налить в искрящийся бокал
вина, какого не пивал,
и до утра — гуляй и пой,
не спи, не дрейфь, не жди, не стой —
такие Новые Года,
когда седая борода!

Print Friendly, PDF & Email

5 комментариев для “Александр Левинтов: Декабрь 16-го

  1. Они вам гарантируют всё, даже отделение Церкви от Государства.
    В промежутке между 37 и 53 тоже были харантии и много чего гарантировалось.
    Соловьи и канарейки поють завсегда одни и те же песни.
    Автору — поклон и наилучшие пожелания в наступающем году и — до 120-ти!

    1. «Прихватил В. Шукшин что-то важное и вечное в нас.
      И одна из этих сторон русского характера — нелепая, чудаковатая манера и страсть порассуждать эдак с загогулиной, со смешным вывертом, скорее пародия на размышление, чем само размышление.
      Откуда это в нас?»
      :::::::::::::::::::
      от иудеев, разумеется (от Лакосты — шута Петра 1-го — до шутов 1-го кан-ла); жаль, руками все размахивают по-разному, не всегда удаётся пони-мать; от чехов (Швейк). Кто Ж там ещё? Ну да, Вечный жид, он же — Илья Муромец, жидовин. А Ш-Алейхем это просто классика, да плюс полтавско-гоголевские приколы.. А — французы? неужели никак не отпечаталось? да и Пушкин-эфиоп его маму знает…
      Эх, уважаемый мастер, всё давно смешалось во всех домах облонских-яблонских-шлёнских-силезских-тамбовских-еврейских. Разумеется, у всех — своя калина. У кого-то — красная, в Греции — бело-голубая, а у нас — се жОлтый цвет, цвет Иудеи и печали, — по той же самой птице-фениксу, по тому же пёрышку из хвостика жар-птицы, которую ищут (надеюсь из последних силёнок) — везде, от диких песков Забайкалья до пустыни арктических льдов, от можа до можа и от Дана — до Беершевы.
      :::::::::
      Опыт самоуправления
      Мне позвонили из префектуры..
      На фирме меня резко повысили. Теперь я — зам. генерального по филиальской сети и региональной политике. Дел, вроде бы, никаких, а зарплата…
      В нашем доме всех жильцов первого этажа не то выселили, не то отселили. Теперь там и в пристройках — куча магазинов, какие-то конторы, сервисы, службы, одним словом, кипучая коммерция.
      Тот бандит, что пришёл в первый раз, оказался простым курьером. Однажды я, немного осмелев и обтеревшись, спросил его, как дела в ДЭЗе, на что он со всей своей врождённой простотой
      — А ДЭЗ тут при чём?
      Пока я на свободе и, как мне кажется, гораздо прочнее, чем раньше…
      мы будем работать, трудиться, мы будем —
      прощай, наше прошлое бывшей культуры —
      мы станем другими, с другою натурой,
      с иной биографией, линией судеб
      и новая жизнь — на свободе, в работе,
      и новые песни, и небо иное,
      позагорать в субтропическом зное,
      а дальше — ученье, упорство, заботы

      сюда мы пришли, как пришли иудеи
      на землю, что им заповедовал Бог:
      заняться собой и уйти от тревог,
      предавшись свободной и чистой идее
      и дети воспримут с весельем и в радость
      страну, что им подлинно станет родной,
      а мы за детей — на костёр или в бой,
      нам счастья нужна хоть бы самая малость

      Катастрофа
      Вадим Митрофанович давно уж постарел и перестал гулять от своей Клавы, а ведь когда-то — вспоминать сладко, скольких попортил. И каких.
      … В целом ему повезло — он дотянул на кафедре до законной пенсии. Немцы помогли..
      :::::::::::::::::::
      Диапазон потрясающий, автор мастерски играет на инструменте с огромным к-вом октав. Не иначе — «немцы помогли…»
      Да и Б. Родоман, в том же оркестре, не лыком шит, класс.
      Спасибо и — с Новым Годом.

      1. и Вас с новым годом и, как говорится, дай бог, не c последним

  2. 1) Раскол, учинённый патриархом Никоном.
    —————————————
    Наверное, есть более весомая причина, чем исправление церковных книг, а именно — Централизация власти (См. книгу Котошихина). Если раньше Приход выбирал Попа и строил его, то теперь Поп строил Приход. Прежние авторитеты Самоуправления, вроде боярыни Морозовой, отменялись. Как теперь осуществлялись разрубы и размёты внутри Прихода — непонятно. Как я понимаю, Раскол — это движение русских Индепендентов, только с обратным (против Англии) результатом.
    2) Про тайные переговоры времён Войны ничего не известно. Желательны источники.
    lbsheynin@mail.ru

    1. А Вы мне гарантируете уголовную неприкосновенность за разглашение гос. тайны? У нас пакт Молотова-Риббентропа перестал быть тайной на рубеже 80-90-х, но за него и события, связанные с ним, до сих пор сажают. Этот пакт я в 70-80-е гг.. домысливал, читая годовые подшивки «Правды» за 39-41 гг.. Так ведь всё равно таскали и допытывались. Я и сейчас предпочитаю оставаться на поляне «домыслов».

Добавить комментарий для Шейнин Леонид Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.