Владимир Брюханов: Путешествие в предвыборный Нью-Йорк. Окончание

Loading

На инженеров-производственников в США теперь не учатся, да и учиться не у кого: интеллектуальные традиции с трудом наживаются, но легко утрачиваются. Специалистов по производству проще заполучить из среды, напрямую связанной с производством, обученных в Европе или непосредственно в Восточной Азии.

Путешествие в предвыборный Нью-Йорк

Владимир Брюханов

Начало. Окончание

Владимир БрюхановЧеловечество внезапно оказалось в условиях героев сказки о скатерти-самобранке, безо всяких усилий приносящей владельцам удовлетворение всех их потребностей. В роли скатерти-самобранки для большинства человечества и оказывается то ничтожное его меньшинство, которое и производит основную массу потребительских товаров. И оказывается, что достижение фантастического, казалось бы, счастья оборачивается жуткими невзгодами: все на свете производится незначительным меньшинством, большее число людей занято перераспределением произведенного среди всего населения — торговлей, хранением и транспортировкой продукции, масса работы приходится на разнообразнейшие материальные и духовные услуги, но остальным — подавляющему большинству людей! — совершенно ничего не остается делать. А потребность и в материальных благах, и в самоощущении собственной значимости имеется у всех людей — почти без исключений.

Реализация популярнейшего российского лозунга 1918 года — кто не работает, тот не ест — привела бы теперь к истреблению голодом подавляющего большинства человечества. Так, однако, не происходит — и эта непростая ситуация требует от человечества колоссальных усилий и нетривиальных идей, недостаточно эффективно, однако, осуществляемых и координируемых правительствами самых передовых и обеспеченных стран.

Еще большие трудности сулит дальнейшее развитие мировых демографических тенденций: рост численности мирового населения преимущественно обеспечивается высокой рождаемостью в самых нищих слоях самых обездоленных народов. Когда-то вновь, как в XVIII столетии, может замаячить отставание роста материальных благ по сравнению с ростом численности населения!

Но трагедия обозначилась уже теперь: подавляющая часть человечества обратилась в лишних людей — не каких-то там Онегиных или Печориных, а в миллиарды людей, не способных произвести ничего полезного для остальных — для небольшой трудящейся части человечества, занятой производством и перераспределением произведенного. Но эти лишние люди, повторяем, ничуть не менее нелишних нуждаются в обеспечении общими благами — материальными и духовными. Это порождает колоссальные массовые социальные и психологические проблемы, невиданные в прежние времена.

В России с XVIII века (на самом деле — и раньше) процветало стремление найти собственный путь, следуя которому сможет спастись и все остальное человечество, осчастливленное российским опытом. Хотя такие потуги умерились после 1991 года (надолго ли?), но зато теперь можно обоснованно констатировать, что Россия в XIX и в ХХ столетиях действительно шла своим путем, который угрожает теперь и всему прочему человечеству — несмотря на полное, казалось бы, банкротство коммунистических идей.

Россия оказалась первой державой в цивилизованном или околоцивилизованном мире (нет единого мнения о том, где проходит географическая граница, разделяющая эти части), которая испытала катастрофу, осуществленную массой собственных лишних людей.

Образ русского мужика-богоносца был расписан в работах известнейших славянофилов — Аксаковых, Киреевских, Хомякова и иже с ними. Появление их трудов в царствование Николая I было вовсе не случайным: это был четкий и ясный ответ дворянского общественного мнения на настойчивые попытки правительства ликвидировать крепостное право. Изобретение крепостников было очень целенаправленным и убедительным: как же можно оставлять такое изумительное существо, неспособное к обычным человеческим хищническим инстинктам, без опеки и бдительной заботы вполне нормальных людей — помещиков-крепостников.

Этих знатоков мужицкой души вовсе не волновало полное несоответствие созданного образа реальным живым людям: обычные мужики были готовы в любой момент воткнуть свои топоры в черепа помещиков. Это был общеизвестный факт. Один из примеров — убийство своими крепостными отца великого русского писателя Достоевского. Это не мешало самому Достоевскому вытаскивать тех же богоносцев на свои страницы.

Славянофильская народническая пропаганда сыграла величайшую и невероятно отрицательную роль. Правительство в 1861 году все же отменило крепостное право, пустив большинство помещиков по миру. В ответ оно получило революционное движение, в котором более полувека участвовала почти исключительно интеллигенция с разорившимися помещиками во главе. Крестьян же, в полном соответствии с рецептами народников, на волю не отпустили, землю им в собственность не дали и подчинили крестьянской общине — то есть произволу большинства односельчан. Петербургским бюрократам показалась заманчивой народническая идея опеки над мужиками.

В этих жутких условиях меньшинство крестьян, не сложив руки, боролось за укрепление собственного хозяйства или перебиралось в города. Большинство же пошло по пути наименьшего сопротивления: старались увеличить свой жребий при дележке катастрофически убывающих (на душу сельского населения) земельных наделов увеличением численности собственных семейств.

В результате в конце XIX — начале ХХ века появилась орда из десятков миллионов людей, рожденных не любовью родителей друг к другу и не любовью к детям, а по расчету — алчному и тупому.

По различным методикам расчета в начале ХХ века в деревнях европейской части России имелось двадцать-тридцать миллионов взрослых людей, не имевших возможности приложить свой труд в сельском хозяйстве (даже с учетом занятости в местной промышленности и на отхожих промыслах). Поскольку реальной безработицы в деревне не было, то это означало, что почти все мужики трудились с огромной недогрузкой.

Портрет мужика, нарисованный не сильно увлекавшимся народничеством Некрасовым — «он до смерти работает, до полусмерти пьет» — должен был поневоле измениться: до смерти работать уже не было возможности, а вот пить хотелось не меньше.

Столыпин пытался облегчить участь самой трудолюбивой части деревни, но погиб, не найдя должной поддержки.

С лишними же людьми поступили совсем по-другому: с 1914 по 1917 год почти двадцать миллионов мужиков призвали на фронт. Там им вручили оружие, научили им пользоваться, приучили к виду крови и к смертельному риску, а когда война окончательно зашла в тупик, не суля победы ни одной из воюющих сторон, то в России иссякло терпение, развернулась революция (начавшись с солдатского бунта в самой столице империи), а затем вооруженная масса лишних людей двинулась с фронта, всюду устанавливая порядки в соответствии с собственными понятиями о справедливости, чудесным образом пересекшиеся с частью отвлеченных лозунгов Маркса и Энгельса — не самой, надо сказать, радикальной!

Тут-то и пошло в ход: кто не работает, тот не ест!

О работе же у новых творцов истории имелось собственное мнение, созданное и деревенским опытом, и слухами о городских нелепостях: «Барин не работает: он только бумаги пишет» — этот отзыв некоей кухарки сделался общим представлением всех прочих «кухарок», взявшихся за управление государством!

Год спустя примерно то же произошло в Германии и в Австро-Венгрии, что позволило их западным противникам объявить себя победителями в Мировой войне.

Но в Центральной Европе катастрофической революции не произошло и произойти не могло: там не имелось тогда десятков миллионов лишних людей. В России же после 1917 года все конфликты и их исходы и определялись все теми же десятками миллионов лишних: то они сами брали верх над более цивилизованной частью, то их самих пытались обуздать, подвергая массовому истреблению различными способами.

Самыми же пострадавшими неизменно оказывались наиболее передовые и работящие слои народа: свершилась чудовищная генетическая прополка населения России…

Нравится ли вам российская история (включая историю Советского Союза) двадцатого века?

Но ведь нечто подобное (и еще более худшее!) угрожает теперь всему человечеству!

В мире число лишних людей составляет теперь, повторим, много миллиардов. У них просто нет возможности ни обеспечить необходимым самих себя, ни, тем более, создать что-либо полезное для остального человечества. И вся эта многомиллиардная масса обездоленных проникается сознанием обреченности и несправедливости: ведь никто же не виноват, что родился у этих родителей, а не у других, возник и воспитывался посреди этого народа, а не другого. На глазах же у них, в самых развитых странах мира, процветают не только те, кто выполняют настоящую работу, понятную и видимую всем, но и те, кто делает неведомо что, изолировавшись в бесчисленных офисах, а теперь и вовсе усевшись по домам у компьютеров.

Там же, что тоже всем хорошо заметно, процветает и множество иных, заведомо не имеющих никакой работы. В развитом обществе таким последним или пытаются изобрести какое-либо занятие, отдающее правдоподобной полезностью, либо, на худой конец, оставляют их безработными, но притом обеспеченными куда лучше, чем основная масса лишних миллиардов за границами.

Простейший способ достичь личной обеспеченности — пробиться сквозь границу между цивилизованными и нецивилизованными странами и пополнить число лишних людей, но уже на цивилизованной стороне. Это-то мы и наблюдаем теперь в Европе и в Северной Америке.

Но у обездоленных должны возникать и коллективные формы борьбы за собственное существование — и это станет сюжетом уже последующих процессов, сотрясающих земной шар. В Европе, впрочем, такое уже происходит, хотя еще достаточно ползучими темпами.

Мы вовсе не отвлеклись и не ушли от основной канвы нашего повествования: предвыборные программы Хиллари Клинтон и Дональда Трампа и различаются тем, что Хили просто игнорирует все описанное, а Дони все-таки провозглашает необходимость учитывать это.

Отсюда и результаты голосования, внушающие и радость за трезвомыслие американского народа, и надежду на если и не разрешение, то на грамотную постановку жгучих вопросов, в тисках которых оказалась Америка.

США четко разделились сегодня на две части, по численности населения приблизительно равные друг другу: хотя Трамп и победил по полученным голосам выборщиков, но за Клинтон голосовало на несколько сотен тысяч людей более; такой перекос, не очень значительный, происходит уже в пятый раз за всю историю американских президентских выборов. Это свидетельствует о том, что команда Трампа все-таки грамотнее соперников провела сложнейшую игру на достижение победы, но, с другой стороны, и о том, что Америка объективно разделилась на две половины.

Эти половины имеют собственное социальное лицо каждая. На восточном и на западном побережьях преобладают люди и учреждения, в основе деятельности которых (как и полвека назад) лежит использование финансового могущества Америки в целях извлечения прибылей старыми и новейшими способами.

Интересы этой части населения круто разошлись с интересами другой — зажатой между двумя побережьями (тремя — если считать и побережье Мексиканского залива), живущей на преобладающих по площади территориях. Эта-то, срединная половина американского народа, и производила всегда подавляющую часть продовольствия, потребляемого всеми (хватало и на многих других, пораженных голодом — включая и Советский Союз, и Россию в определенные годы), а раньше — и львиную долю промышленной продукции.

Теперь промышленного производства в Америке почти нет; остались лишь предприятия военно-промышленного комплекса, которые не передоверишь другим странам — по соображениям безопасности.

Почти все прочее производство перенесено в Юго-Восточную Азию, в Китай, в некоторые развивающиеся регионы Латинской Америки, еще кое-куда. Там гораздо дешевле рабочая сила низшей и средней квалификации, заведомо ниже требования по защите окружающей среды от воздействия производства, а потому и дешевле массовая продукция — ее легче продавать и можно продать с большей суммарной выгодой.

В США сохранилась, в лучшем случае, лишь верхушка мирового производства: разработчики идей, лабораторные исследователи, конструкторы технических новинок, а главное — предпринимательские штабы и финансовые инвесторы.

Экскурсы вместе с дочерью в манхэттенские магазины убедили в засилии китайской продукции; собственный кратчайший заскок в лиссабонские магазины утвердил автора в том же. Ситуация в Германии, думаю, понятна и без меня.

Произошло изменение структуры мировой экономики, обогатившее, прежде всего, американские финансовые круги, их подручных, нахлебников и прихлебателей по обоим побережьям Штатов, но принесшее в жертву другую половину американского народа, утратившую прежние занятия и самый смысл существования.

На инженеров-производственников в США теперь не учатся, да и учиться не у кого: интеллектуальные традиции с трудом наживаются, но легко утрачиваются. Специалистов по производству, необходимых в высших штабах межнациональных корпораций, проще заполучить из среды, напрямую связанной с производством, обученных в Европе или непосредственно в Восточной Азии. В Америке же теперь для уверенности в завтрашнем дне нужно получать профессии юриста или врача; они выручают теперь, будут, вероятно, выручать и завтра, но помогут ли они в послезавтрашней Америке?

Мирон Рейдель с возмущением говорил, что Америка осталась теперь без капиталистического производства, а вот Трамп обещает вернуть его в Америку.

Я возражал, указывая на то, что такие процессы зависят главным образом от состояния мирового рынка рабочей силы — и не подвластны желаниям американского президента.

Мирон ссылался на то, что Трамп — предприниматель и дело свое знает. Он объяснил, что важнейшим мотивом симпатий к Трампу являются не те шуточки, которыми обменивались кандидаты на экранах телевидения, а совершенно конкретные дела: Трамп снес трущобы Гарлема, выстроил на их месте современные дома и заселил их жильцами по ценам, не намного, но заметно ниже средних — прекрасный пример предпринимательской деятельности, обеспечивающей выгоду капиталисту и приносящей пользу множеству людей. «Трамп что-нибудь придумает!», — убежденно заявлял Рейдель.

Тут снова приходилось возражать, напоминая, что предвыборные обещания не часто сбываются после выборов.

Но в прошедшее с того дня время веско высказался сам Трамп: в его программе «ста дней» нет никакой фантастики насчет возрождения прежней американской промышленности — с миллионами выпускаемых автомобилей и всей прочей продукцией, но обещается, что энергетика, которой так или иначе предстоит развиваться, будет это делать с максимальным упором на программы, создающие рабочие места с высоким уровнем зарплат.

Это не совсем то, что соответствует чаяниям многих миллионов американцев, теряющих стимул к активной деятельности, но все же шаг в нужном направлении. Правда, возникают и тревоги насчет того, что, быть может, опасно снизятся и требования к защите окружающей среды, затормозившие пару лет назад революцию в добыче нефти из сланцев, громогласно провозглашенную, но не состоявшуюся ввиду очевидности экологического риска.

Что же: поживем — увидим (те увидят, кто поживут!).

Другой же предвыборный лозунг Трампа — построить стену на границе с Мексикой — внушает еще большие сомнения.

Практически-то ее построить можно: это много проще теперь — при современной строительной технике, нежели когда-то при возведении Великой Китайской Стены — с той же самой целью: уберечься от нашествия варваров. Не исключено, что изыщутся и финансовые ресурсы на это. Но станет ли стена надежной защитой тем американцам, которые страдают теперь от утраты рабочих мест, перетекающих к легальным или нелегальным иммигрантам, но требующим, несомненно, более низкой заработной платы, чем коренные американцы?

Это — вопрос! И опыт «эксплуатации» все той же Великой Китайской Стены и всех ее аналогов (физических и виртуальных) приводит к неутешительным выводам. Это — только оттяжка времени грядущей катастрофы: рано или поздно все такие стены (наверняка — и то, что современные европейцы надеются воздвигнуть на Балканах) рушатся — с еще более катастрофическими результатами, нежели угрожавшие до постройки. Преодолеваются и пограничные рвы с водой –пусть даже и с шириной и глубиной всего Средиземного моря!

К тому же и воздвижение, и сохранение таких препятствий — операции с несомненной оборотной моральной стороной. Это же по сути — чистейший расизм: либо прямо по расовому или национальному признаку, либо по чуть более завуалированным формам: по местожительству, государственному подданству, религии или чему-то другому.

В любом варианте лишение отдельных индивидов каких-либо шансов на успех и удачу, принадлежащих массе других индивидов с иным общественным статусом, является нарушением основных прав человека. Это — бездна, открывающая возможности всем формам расизма, бесправия, и заметно влекущая к тяжким извращениям и преступлениям против человечности.

Моральные потери на этом пути не менее осязаемы, чем угрозы физического истребления: Запад может сохранить себя от вторжения варваров, но духовно покончить самоубийством, утратив гуманизм и прочие достижения цивилизации и перестав, таким образом, быть самим собой.

В этом — решающая проблема современности.

Такова другая сторона популярности идей, исповедуемых Трампом.

Но нужно отдать ему должное и в том, он напрямую декларирует то, о чем избегают говорить все прочие политики, так или иначе осознающие необходимость противодействовать наплыву масс из Третьего мира.

Что же касается побежденной теперь Хиллари Клинтон, то не заметно было того, чтобы она стремилась хоть к каким-нибудь переменам. Она — типичный представитель высшей чиновничьей среды, способной лишь растрачивать национальный бюджет и поддерживать все мероприятия, этому сопутствующие.

С тех пор, как политические лидеры Запада — Рональд Рейган и Маргарет Тэтчер — одержали грандиозную победу, сокрушив Советский Союз, Запад по существу лишен каких-либо заметных успехов.

Главнейшая роль принадлежит все тому же реликту прежнего промышленного производства США — военно-промышленному комплексу. Даже Советский Союз свалился, подкошенный перекосом экономики в сторону собственного ВПК. Теперь примерно то же угрожает и Соединенным Штатам, а вместе с ними — и всему миру.

Производство оружия обладает характерными специфическими чертами: его нецелесообразно производить в чрезмерно больших количествах. Военная техника совершенствуется, нужно производить новое оружие — лучшее, чем у потенциального противника, а склады забиты старым.

Советскому Союзу было, вроде бы, легче: все принадлежало одному хозяину — коммунистическому государству; оно могло, не разоряясь, хранить бесчисленные объемы оружия.

Его и произвели в 1927-1937 годах в невероятных количествах; вот, интересно, как бы оно сработало, если бы не репрессии 1937-1938 года, целиком занявшие тогда все советское общество? (Тут, кстати, и ответ на вопрос — вопиющий и непонятный: кому же были нужны все эти репрессии?). А в результате горы этого оружия и были брошены на полях односторонних сражений лета и осени 1941: Красная Армия сдавалась, бросая оружие. Для дальнейшей победы, которой так гордятся в России (и есть, чем гордиться!), понадобилась и новая армия, набранная почти с нуля, и новое оружие.

После 1945 года Советский Союз продолжил вооружаться и множить никому не понадобившиеся затем запасы оружия. И наконец это закончилось неизбежным крахом 1991 года: ведь большая война так и не пришла — слава Богу и спасибо разработчикам ядерного оружия!

США находятся в этом отношении в еще худшей ситуации: оружие производят частные фирмы (как и положено в цивилизованном обществе), а государство его покупает — для армии и флота. Никакое собрание народных избранников не позволит тратить бюджет для закупки нового оружия, если склады переполнены старым. Вот и приходится старое оружие использовать по назначению!

Отсюда и постоянная политика, которой, как упоминалось, так недовольны генералы и адмиралы: Америка тратит силы страны и жизни граждан в сражениях, которые ведутся неизвестно зачем! И вот это-то хорошо всем понятно — особенно непосредственным участникам бойни.

Подсчитано, что американцы имеют меньше людских боевых потерь, чем самоубийств затем среди военных ветеранов, вернувшихся к мирной жизни. И это легко понять: проходить через ужасы войны, не имея понятной цели, а затем возвращаться к мирным согражданам, не способным понять глубину и смысл тяжестей (им ведь тоже не понятен толк проведенных военных кампаний!), перенесенных вояками, — этого не выдержит никакая психика современного цивилизованного человека — это же все-таки не африканцы, готовые беспрерывно резать друг друга, извините уж за расистский оттенок!

За примерами далеко ходить не нужно.

Разгромили Саддама Хуссейна в 1991 году: за захват и оккупацию Кувейта. Но почему-то не добили!

Оставим в стороне вопрос о том, кто конкретно виновен в террористической акции 11 сентября 2001, но ответ-то явно был не адекватным: в ближайшую же ночь бомбы и ракеты обрушились на афганские кишлаки — они-то в чем были виноваты?

В 2003 году США напали на Ирак и снова разгромили Саддама Хуссейна — на этот раз вовсе ни за что! А спустя три года и казнили. Предлогом стала якобы подготовка Хуссейном химического и бактериологического оружия, никаких следов которого постфактум не обнаружили!

Слов нет, свергли кровавого диктатора — поделом ему!

Но был ли он хуже или лучше всех прочих, которых не свергли?

К тому же опыт показывает, что свержение подобных диктаторов, держащих подданных в повиновении, освобождает и усиливает еще более экстремистских мусульман — как и происходит в том же Ираке.

Но, может быть, именно такие экстремисты и нужны, чтобы их потом обоснованно можно было уничтожать?

Вот и стало к тому же понятно, почему Саддама не добили в 1991 году: оставили впрок, до следующей подходящей ситуации.

Теперь же события принимают еще более крутой оборот, затрагивая непосредственно русских — а это не Саддам с его несуществующим оружием.

И Мирон, и я полностью согласились в том, что пропагандистская риторика (с обеих сторон) приобретает знакомые оттенки времен холодной войны — и это не может не удручать. Тогда (об этом уже сказано) со стороны Запада это было оправдано намерением свергнуть коммунизм в Советском Союзе. А теперь кого и как собираются свергать?

Слов нет — во главе России стоит сейчас крайне несимпатичная личность; в этом я, автор этих строк, солидарен со многими его критиками, хотя каждый имеет собственные мотивы: я — тоже, но не собираюсь сейчас о них распространяться.

Еще более отрицательно я относился и отношусь, например, к Сталину. Но позволю себе пару вопросов — к читателю и к себе самому.

Первый: все ли, сделанное Сталиным, достойно безусловного осуждения?

Нет — отвечу я, и, думаю, многие со мной согласятся.

Для меня, например, таким пунктом остается основание государства Израиль в 1948 году.

Чем бы Сталин ни руководствовался — он дал добро, и это сыграло решающее значение. Без голосов Советского Союза и его приспешников Соединенные Штаты, инициировавшие поддержку создания еврейского государства, просто не сломили бы тогда сопротивления англичан, боровшихся за сохранение симпатий мусульман: хотя Индия, в которой англичане опирались на мусульман, была уже потеряна, но оставалось еще много других колоний, в которых англичане нуждались в мусульманской поддержке. Создание Израиля, как и предполагалось, подорвало остатки британского авторитета, и распад Британской империи лавинообразно завершился за последующее десятилетие с небольшим.

Это не перевешивает для меня всего другого, совершенного Сталиным, но факт остается фактом.

Другой вопрос: а имело ли смысл бороться за свержение Сталина при его жизни?

Вопрос в том, когда и как.

Я внук человека, который не оставлял надежды на свержение Сталина даже в 1938 году, за что и поплатился: мой дед не был невинной жертвой. Но при моей жизни, то есть — с 1945 года (я родился в дни штурма Берлина), в этом, полагаю, не было ни малейшего смысла.

Хотя, конечно, некоторые продолжали бороться и погибать — те же сторонники ОУН и УПА в Западной Украине. Теперь их поклонники воображают, что победили — и не запретишь им так думать.

Для меня же принципы и мнения — это одно, а намерения и действия в сфере реального и возможного — совсем другое.

И оба аналогичных вопроса в отношении Путина приводят меня к однозначному ответу.

Невозможно бороться против Путина сейчас, когда он вернул Крым России, потому что его авторитет в глазах российских масс даже более непререкаем, чем у Сталина после 1945 года.

И да, для многих Путин является деятелем, свершившим по меньшей мере одно благое дело: он вернул Крым России. Убежденность в этом позволяет российским массам терпеть немалые невзгоды, происшедшие от крательных экономических санкций, наложенных Западом.

Но консолидация российского общественного мнения вокруг подобных основополагающих настроений никак не может радовать таких старых и убежденных антикоммунистов, как Мирон Рейдель и я.

При возвращении Крыма в Россию осуществилось, конечно, попирание принципа незыблемости границ и неделимости государств. Но где только это ни происходило, не вызывая ни малейшего возражения со стороны «мирового сообщества»! И Бангладеш отделился от Пакистана (с кровавыми разборками!), и Косово отошло от Сербии (тоже с немалой кровью).

Но в мировой политике всегда действуют двойные стандарты, в последние десятилетия — особенно. Почему, например, формально не признано разделение Кипра на два государства — турецкое и греческое? Этого понять невозможно, не зная тонкостей международной дипломатии и тайных государственных интересов.

Вот и Крыму выдалась и еще предстоит нелегкая судьба. И в этом отношении избрание Трампа и возможный переход американской политики от традиционного беспардонного хамства (вплоть до подслушивания телефонных разговоров глав правительств своих союзников) на более реальные рельсы сулит определенные надежды.

Ну и пожелаем, в конце концов, избранному президентом Дональду Трампу успехов в его нелегких начинаниях!

* 20 декабря 2016 Мирону Рейделю исполнилось 92 года.

Print Friendly, PDF & Email

4 комментария для “Владимир Брюханов: Путешествие в предвыборный Нью-Йорк. Окончание

  1. Брюханов был наркомом финансов, кажется после уволенного в 1926 г противника инфляции Сокольникова . После Брюханова был Гринько. а после Гринько — Чубарь. Все эти четверо были уничтожены ещё до Войны.

  2. Одна из немногих статей о влиянии демографии на политику. Но не всё гладко.
    1) Нехватку капиталов, как главную проблему страны, заметили ещё германские соц-демократы в 19 веке. Повторил их формулу Ленин в «Развитии кап-зма в России». Конкретно — для массы раб. рук не было работы. Готовы были работать в ужасных условиях на подмосковных фабриках — как отметил проф. Эрисман, составивший отчёт для Московского земства (см. Дементьев «Фабрика…»).
    2)Соревнование в рождение детей (чтобы получить больше земли от своей общины) началось у быв. помещ. крестьян не ранее 1880.-х. До этого выкупные платежи за землю превышали доходы от неё, и многие кр-не старались отказаться от земли (см. А. А. Риттих, перепеч. 1912 года).
    3) Массы бездельников были ещё в Др. Риме. Гос-во давало им зерно и масло, но те требовали ещё зрелищ. Нынешний ИГИЛ много хуже. Просто получать еду они не желают, ибо это означает признать себя людьми второго сорта. Поэтому они готовы уничтожить людей 1 сорта, или же принизить их до себя. И это не только Восток. «Манежка» в Москве показала, что есть среда для ИГИЛ по всей России.
    4) Кому нужен был Террор 1937-38 гг ? — Тов. Сталину. Он понимал, что для значит. части партии он неприемлем. В случае серьёзной войны и возможных неудач он получит нож в спину. Поэтому таких людей он ликвидировал заранее, а вместе с ними и всех тех, кто были знакомыми его ненавистников.
    5)У косоваров был веский аргумент против пребывания в Югославии. Презид. Милошевич приказал изгнать албанцев из Косова вон, и Армия этот приказ выполнила. Американцы бомбили югосл. армию в Косово. но с малым успехом (Помогла лишь бомбёжка Югославии, после которой Милошевич согласился вывести Армию из Косова). Албанцы вернулись и заявили, что раз их из Югославии выгнали, значит за гр-н не считают.
    Попробуйте возразить.
    lbsheynin@mail.ru

  3. Работа оставляет двойственное впечатление.
    Например, почему бы не заставить работать паразитирующую часть, скажем, в Африке, вместо того, чтобы её кормить?
    Второй пример: захват Крыма вовсе не соттветствует развалам Югославии или Британских колоний.

  4. Очень хорошо и ясно написано. Демографический фактор рассматривается как основа всех катаклизмов, что отмечалось такими учёными, как Thomas Malthus (1766–1834) и Gunnar Heinsohn. Такое впечатление, что именно этот фактор сыграл решающую роль в начале Первой Мировой Войны, главной катастрофы нового времени, повлекшей за собой революцию в России и Вторую Мировую Войну. Рождаемость в Африке и на Ближнем Востоке не контролируется, и молодёжи некуда деваться. Отсюда и кризис мигрантов/беженцев, который будет нарастать. Новейшее время добавляет автоматизацию/роботизацию, как отмечается в статье, и подавляющая часть людей становится ненужными. Так что добавляется ещё и моральный фактор для агрессивности. Всех этих ненужных молодых мужчин легко собрать под знамёна тоталитарных учений — коммунизма и ислама, которые вполне могут слиться, на мой взгляд.

    К сожалению, народившееся поколение развитых стран Запада, не видевшее в жизни ничего плохого, сверхнежное и зашоренное политкорректностью, не в состоянии даже думать о предстоящем плохом и защитить себя. Многие думают, что если французы могут поехать без визы в Германию, то это могут сделать также и арабы и африканцы и вообще все, поскольку права человека едины для всех. За догматизм придётся платить.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.