Она работала врачом в доме отдыха «Лутовиново» в Зеленой Роще, где отдыхал холостой черноволосый красавец инженер-железнодорожник. Волевая, добивавшаяся поставленной цели, маленькая, скромно одетая, не очень уже юная женщина сумела понравиться «самому лучшему жениху Уфы» и стать его женой.
Полончанка
Эмма Шкурко
При рождении ей дали редкое имя — Черна, пришедшее из еврейских общин Чехии. Может, корни семьи оттуда. Дети шутили, что состарившись, она все больше становится похожей на Мадлен Олбрайт, родившуюся в Чехии.
С юности она стала писаться Чарной, а чаще Чарой. Так ее называло большинство.
Родилась она 19 мая 1916 года в бедной еврейской семье в местечке Полонное, близ Проскурова (ныне Хмельницкий).
Она всегда гордилась, что записана 19-м мая, днем создания пионерской организации, днем рождения председателя Президиума Верховного Совета СССР. Н.М. Шверника, которого сегодня мало кто помнит.
Отец — Нехемье Янкель-Беркович — переплетчик, что считалось интеллигентным занятием, мать — Эстер Иосифовна — домохозяйка, родила девять детей, взрослыми стало пятеро.
Жили тяжело, в голод отец выкапывал в поле мерзлую свеклу, продержались. Чарна запомнила смерть младшей сестренки Ципы от менингита, которую не успели довезти до больницы.
Чтобы дать детям возможность учиться, семья из маленького Полонного переезжает в Шепетовку, где есть школа, естественно, еврейская.
По окончании семилетки Чарна поступает на курсы бухгалтеров, а потом работает в Комитете красного креста. Из производственной характеристики, выданной 31 марта 1934 г.:
«Тов. Фридман Ч.Н, работая в Шепетовском Районном Комитете Красного креста с 15 августа 1932 г. сначала в должности счетовода, а потом пом. бухгалтера, проявила себя, как добросовестный аккуратный работник, быстро усвоивший сущность счетной работы и ее технические процессы.
Критическое ее отношение к каждой бухгалтерской формуле, пытливость и настойчивость в разрешении затруднительных вопросов. Все это наряду с прекрасной памятью, выдвигают т. Фридман, как серьезную работницу, на надлежащее место среди работников учета».
В 20 лет она встретила моряка Васю, стала переписываться с ним, но бдительные братья перехватывали письма, так что их роман ничем не закончился, только фото с теплыми словами до сих пор хранится в семейном альбоме (Вася воевал, но не погиб).
Потом она уезжает из дома, работает и учится на рабфаке Винницкого медицинского института, куда по окончании рабфака поступает учиться. В институте приходилось осваивать русский язык, латынь. Смышленые девчонки из местечек заучивали анатомические названия по-латыни с переводом на идиш. Например, foramen (отверстие) — а лох, fоvea (углубление) — а лэхэлэ. Об этом она со смехом вспоминала десятилетия спустя.
Марк Наумович Фридман (отчество дети переделали на «Наумович»), воевал военным врачом-хирургом в финскую войну, за что был награжден орденом Красной Звезды, потом был комиссован по болезни. Повидав ужасы войны, Марк, ассистент Винницого мединститута, в 1941-м сразу же собрал всех родных и отправился с ними в эвакуацию. Вывез родителей, сестер Чарну и Лизу, младшего брата Яшу и Клару, жену старшего брата Давида, как потом стало известно, пропавшего без вести в первые дни войны, с 2-месячным ребенком.
Эшелон шел под огнем противника, по дороге часто встречались разбомбленные поезда. Крики, плач, стоны… Была жара, душно, крохотная Ривочка непрерывно плакала — у матери не было молока. Физиологические потребности люди отправляли под вагонами во время стоянок. Молодые девушки стеснялись, что едва не закончилось кишечной непроходимостью.
Они хотели остановиться в городе, где был бы медицинский институт. В Воронеже им сказали, что город будет сдан, и они двинулись дальше.
На 19-й день пути местность стала холмистой, за окном появились старики с остроконечными седыми бородами, послышалась незнакомая речь. Эта была Уфа…
Здесь и остановились.
Поселили их всех в одной комнате в двухэтажном бревенчатом доме по адресу ул. Сталина, 17.
Чарна, Яков и Лиза стали учиться в мединституте, где было много евреев. К ним относились по-разному. Преподавали профессора, эвакуированные из Москвы, Киева, Ленинграда.
Чарна заболела туберкулезом, получала дополнительное питание. Эстер Иосифовна, как и все матери, каждое утро встречала почтальона — какую весточку он принесет. Ждала сына даже после того, как закончилась война.
Нехемье прожил в комнате на Сталина, 17 до конца своих дней, на его похоронах в 1967 г. Чара поклонилась и произнесла слова благодарности дому, ставшему для ее семьи родным в эти страшные годы.
Марк Наумович Фридман стал профессором-терапевтом, Яков — лучшим специалистом по легочному туберкулезу. Оба брата женились на эвакуированных еврейках, тоже ставших врачами.
Чарна закончила уфимский мединститут в 1944 году. Ее направили в только что освобожденный маленький белорусский городок Глуск. Ее предшественницу, врача, убили скрывавшиеся в лесах бывшие полицаи. Хозяйка прятала ее в подвале, когда приходил сын-полицай и кричал, чтобы ему отдали «жидовочку». Она кормила Чарну с ложечки, когда та болела. Молодой доктор завоевала уважение пациентов, т.к. научилась скрывать страх. Однажды во время обеда мужики предложили ей выпить кружку спирта и с любопытством ждали, как она отреагирует. Но Черна лихо отхлебнула из кружки, и стала «своей».
Она близко сошлась с семьей Брум, воевавшей в еврейском партизанском отряде, переписывалась с родителями, а потом и с выросшими детьми до конца своей жизни. После Глуска она жила и работала в Киеве, где однажды присутствовала на публичной казни полицаев. Как-то гуляя с подругами, увидела на Крещатике выдающегося артиста и режиссера Амвросия Бучму, подошла к нему и заговорила о том, как ей нравится его творчество. Артист был растроган, а пари выиграно.
В 1948 г. вернулась в Уфу, т.к. тяжело заболела ее мать.
Она работала врачом в доме отдыха «Лутовиново» в Зеленой Роще, где отдыхал холостой черноволосый красавец инженер-железнодорожник. Волевая, добивавшаяся поставленной цели, маленькая, скромно одетая, не очень уже юная женщина сумела понравиться «самому лучшему жениху Уфы» и стать его женой. Она убедила этого скромного робкого человека, трудоголика, жившего с престарелой матерью, что после гибели 6 миллионов во время войны долг каждого еврея — создать семью и нарожать детей. Сама она хотела родить 6 детей, но не получилось.
Первая встреча со свекровью буквально ошеломила ее. С настолько обрусевшими евреями ей раньше не приходилось сталкиваться: языка они не знали, сын обращался к матери на «Вы», а свекровь, дочь уфимского раввина Голынко сказала: «Если бы твой отец, Шура, был бы жив, он был бы рад, что ты женился на евреечке».
Любовная лодка разбилась о быт. Она работала на заводском здравпункте, из которого сразу же после рождения дочери была уволена. Жила со свекровью в частном доме, держала кур. Помогать по хозяйству было некому. Муж, начальник ОТК паровозоремонтного завода уходил в 6 утра, а приходил домой в первом часу ночи. Часто ворота были заперты (частный сектор), и иногда ему приходилось перелезать через забор, если ей не удавалось укараулить момент его возвращения.
О втором ребенке муж слышать не хотел, но не забывайте несокрушимую волю нашей героини. В 38 лет она поняла, что ждет ребенка и была уверена, что родит сына, обязательно сына, продолжателя славного рода потомков николаевского солдата. Роды, оставшиеся в истории башкирского акушерства, едва не завершились трагически. Она смогла выжить, и сын Леонид, который едва не погиб во время родов, в дальнейшем, как и старшая сестра, избрал профессию матери. После рождения сына она сильно прибавила в весе и воспринимала это болезненно, тем не менее, до 70 лет (пока работала) носила обувь на каблучках.
Дети подрастали, а работал один муж. 13 лет было отдано домашнему хозяйству. Когда в 1961 году сын пошел в первый класс, поняла, что пришла пора работать. Но надо подтверждать знания. Кто-то из родных договорился, чтобы ее взяли медсестрой в психбольницу. Как же ей, в прошлом врачу-терапевту, физиотерапевту, дерматологу было стыдно.
Выручил случай, впрочем, все случайное закономерно. Дочь иногда вечерами помогала заниматься однокласснице. Как-то ее мама спросила: «Чем занимается твоя мама?» Услышав рассказ, она, тоже врач, сразу же предложила свою помощь. И через несколько дней Чара пришла работать в …отдел медицинской статистики Министерства здравоохранения. Она легко освоилась с новой работой — пригодились старые бухгалтерские навыки.
Принимала годовые отчеты, ездила сдавать их в Москву. Ее грамотность и работоспособность вызывали уважение сотрудников министерства, включая министра, и были оценены по достоинству — через 2 года ее «переманили» в РКБ им. Г.Г. Куватова заведовать статкабинетом.
Чару Наумовну знали и уважали все главные врачи районов, ежегодно сдававшие ей отчеты. Она была требовательна и вместе с тем доброжелательна, с ней любили делиться своими проблемами, как с более старшим и многое повидавшим человеком.
Жилось по-прежнему трудно. В 1959 г. братья мужа разделили наследство — родительский дом по ул. Лассаля, 13 (ныне Энгельса). 4 взрослых человека жили на 18 квадратных метрах с удобствами во дворе.
И именно она добилась благоустроенной квартиры, вопреки высказываниям мужа о том, что люди живут еще хуже. Возвращаясь с работы, она увидела прогуливавшегося Первого секретаря Башкирского обкома КПСС Мидхата Закировича Шакирова, жившего также на Энгельса и охотно беседовавшего с местными жителями. Она подошла к нему, спросила помнит ли он ее мужа Почетного железнодорожника Александра Абрамовича (Шакиров руководил строительством газопровода «Бухара-Урал», а завод поставлял комплектующие). Получив утвердительный ответ, она обрисовала ситуацию. М.З. Шакиров пригласил ее в обком. Взяв партбилет мужа, она пришла туда и оставила заявление и справки. Через месяц семья вселилась в новый заводской дом.
Чара оставалась легкой на подъем до конца своих дней. Увидев весной 1973 г. в «Медицинской газете» объявление о встрече врачей, поступивших в Винницкий мединститут в 1938 г., она сразу же приняла решение ехать, да еще всей семьей. Встреча, действительно, была необычной: приехали те, кто продолжал учебу в эвакуации, кто воевал или партизанил, кто учился при немцах. Потом семья побывала а Шепетовке, Полонном и даже купались в речушке Хоморе. Муж и дети погрузились ненадолго в мир еврейского местечка, от которого, правда, осталось очень мало.
А уже через год, в 1974-м — тридцатилетие окончания Башкирского мединститута, и она с однокурсницей эндокринологом Марией Яковлевной Коротик организовали встречу, привлекая всех, кто может оказать поддержку. Как она говорила потом: «Две незнаменитые неостепененные еврейки взвалили на себя такую задачу, но ведь справились».
Легко сходилась с близкими по духу людьми, вела весьма обширную переписку — к каждому празднику отправляла до 80 поздравительных открыток и столько же получала. До последних дней учила по ТВ английский.
Когда в Уфу в 1970-80 гг. стали приезжать еврейские театральные коллективы, она вместе мужем и детьми посещала их представления, служа переводчиком. О датах еврейских праздников семья узнавала по календарикам, издававшимся при Московской хоральной синагоге и разными путями попадавшими в Уфу. Маца на Песах была практически всегда (кто-то привозил, кто сам пек и угощал). Она с удовольствием читала немногочисленную литературу на идиш («Советиш Геймланд» и др.), свободно писала. До конца жизни Чара и брат Яков соблюдали пост в Йом-Кипур. После ее смерти в память о ней стали держать пост дети, а потом и подросшие внуки.
Она радовалась успехам детей, дожила до первого внука — Сашеньки.
Чара Наумовна пережила много тяжелого, с чем никогда не могла смириться — раннюю смерть младшей сестры Лизы, прекрасного врача, скоропостижную смерть брата Марка, тяжелую болезнь мужа, неизлечимую болезнь, которую сумела преодолеть. Подкосила ее нелепая смерть младшего брата Якова Наумовича. Она могла сидеть и часами смотреть не его большое фото, а он как бы беззвучно упрекал ее. Но это мы поняли слишком поздно.
Она часто предугадывала события. После смерти мужа сказала: «Со мной вы мучиться не будете», и умерла в одночасье, ни одного дня не будучи прикованной к постели, не дожив 2 месяцев до 77 лет..
Такой была моя мама, 100-летие которой наша семья отмечает в этом году.
