Михаил Косовский: Приключения Марка Юдина в Ташкенте

Loading

Представительный, изысканно одетый, удачно остривший в компании, имеющий в Москве репутацию перспективного туземного ученого, профессор Усманов нравился женщинам. Его умный, слегка прищуренный взгляд приятно волновал их, рождая смутное ожидание. Но, как многие красавцы, он не особенно увлекался женщинами.

Приключения Марка Юдина в Ташкенте

Михаил Косовский

1

Охранница Институтa клинической и экспериментальной медицины Марья Ивановна Горшковa в положенное время приступила к вечернему обходу территории. Начиналась тихая блистающая звездами ночь, какие бывают в Ташкенте в начале осени. Монотонное стрекотание цикад в живой изгороди да изредка проезжающие машины по проспекту Хабиба Абдуллаева усиливали ощущение тишины и безмятежности.

Обойдя главный корпус и хозяйственные строения, Марья Ивановна пошла вдоль аллеи тополей, посаженных сотрудниками института еще при Брежневе во времена веселых полупьяных субботников. Ее внимание привлекли дрожащие отблески света на верхушках деревьев, обернувшись, увидела прыгающие лоскуты пламени в окне третьего этажа главного корпуса.

— Господи, неужто пожар? — вырвалось у женщины.

Сердце заколотилось от волнения, предчувствия суматохи и бессонной ночи. Неловко, по утиному побежала к ближайшему подъезду, громко дыша, как полные люди, и причитая:

— Ох, боже ты мой, боже ты мой…

Дрожащими руками нашла нужный ключ, отперла дверь, но тут вспомнила, что по инструкции сначала нужно звонить в пожарную охрану, а потом стараться потушить огонь «своими средствами». Расстроившись, что потеряла время, чуть не плача, побежала к себе в сторожку у центральных ворот, схватила телефонную трубку, набрала 01…

Звонкий женский голос произнес:

— Выезжаем.

Пока Марья Ивановна выпила воды, пока открыла ворота и выбежала на улицу, вдали на проспекте уже были видны вспышки света и слышались звуки сирены. А через минуту по широкой дороге, словно огнедышащее чудовище, ревя и сверкая ослепительными огнями, стремительно неслась пожарная машина, вселяя тревогу запоздалым прохожим. Водитель увидел машущую руками охранницу, со скрежетом затормозил и залихватски проехал через ворота. Из кабины выскочил усатый узбек в сапогах и грубой робе с красными нашивками, видимо, командир отделения, быстро оглядел здание, вскочил на подножку и чудовище рвануло к нужному подъезду.

Переполненные застоявшейся энергией, пожарники легко вышибли дверь с табличкой «Лаборатория экспериментального диабета». Полыхало в небольшой изолированной комнате, дверь в которую была приоткрыта и, охваченная изнутри пламенем, весело потрескивала, выбрасывая в коридор рыжие искры, которые оставляли на линолеуме обугленные оспины. Хищные языки огня проскальзывали в коридор, жадно облизывали бетонные стены и потолок, но не в силах зацепиться, отступали назад в свою преисподнюю.

Проникнуть в горящую комнату удалось после того, как был сбит огонь с двери. Помещение служило кладовой, в которой хранились химические реактивы, неиспользуемая или поломанная аппаратура и всякий лабораторный хлам, оставленный на всякий случай. Химикаты на дощатых уже горевших стелажах выделяли удушливый газ и едкий слезоточивый дым, некоторые стеклянные бутыли полопались, их ядовитое содержимое вытекло на пол, другие, еще целые, недовольно шипели, угрожая разорваться в любую минуту. Линолеум местами дымил и пузырился как ветчина на сковородке.

Когда, наконец, огонь был потушен, сквозь клубы дыма и пара пожарники обнаружили человека, лежащего возле стены за грудой оборудования. Опаленные волосы слиплись в пучки от мокрого пепла и сгустков крови, незащищенные одеждой части тела покрылись ожогами, пульс слабо прослушивался.

Вызванные по рации парамедики быстро и деловито навтыкали бедняге трубочек, датчиков, капельниц, нацепили кислородную маску и умчались с ним в ожоговый центр Ташкентского мединститута, разнося по ночному городу тревожные сигналы «скорой помощи».

2

Директор Института клинической и экспериментальной медицины АН Узбекистана Пулат Азизович Усманов был разбужен телефонным звонком.

— Говорит дежурный сержант Каримов из Куйбышевского отделения милиции. В вашем институте произошло возгорание, имеется один пострадавший.

— Пожар что ли?! Подожди, сержант, где пожар, кто пострадавший? — спросил Усманов хриплым спросонья голосом.

— Мне сообщили из Куйбышевского отделения пожарной охраны, сгорела комната на третьем этаже, личность пострадавшего не установлена, причину пожара узнаете в городском управлении пожарной охраны.

Усманов машинально потянулся к тумбочке, где стояла начатая бутылка коньяка — подарок ереванского аспиранта. Янтарная жидкость приятно обожгла грудь, разлилась нежным теплом по желудку, придала ясность голове. Он набрал номер ожогового центра. После долгих объяснений удалось соединиться с реанимационным отделением, трубку взял дежурный врач.

— Пострадавшего, к сожалению, спасти не удалось, умер, не приходя в сознание.

— От чего наступила смерть?

— Острая сердечная недостаточность в результате тяжелой асфиксии и отравления токсичными газами. Официальное заключение вы сможете получить через пару дней в Институте судмедэкспертизы, сегодня от вас должен приехать представитель для опознания тела.

«Кто же это мог быть?», — подумал Усманов, садясь в кресло и закуривая. В институт ехать сейчас было бестолку. Полезли мысли о предстоящих выборах в Академии. После двухлетних усилий, унижений, лизоблюдства он имел реальные шансы пройти на вакантное место члена-корреспондента, но этот несчастный случай.., черт бы его побрал, может всё испортить. Неизвестно, какая реакция будет у президента, что скажет академик Дехканходжаев — его покровитель в Президиуме.

Последние успехи в лаборатории экспериментального диабета, заинтересовали академика; в телефонном разговоре он, как бы между прочим, сказал Усманову: «A этот твой Юдин.., он ведь, кажется, биохимик? Пришли мне выписку из заседания Ученого совета, в которой вы просите меня, как опытного химика, быть научным консультантом по оральному инсулину».

Усманов завидовал умению этой хитрой бестии вынюхивать перспективные работы и мастерски присоединяться к ним в качестве руководителя или консультанта.

Синий дымок от сигареты тянулся к стеклянной двери, ведущей на террасу. Там, повернувшись к стене, спала его жена Гульчехра. В разбросанных на подушке волосах угадывалась тщательно продуманная прическа, оголенное бархатное плечо приоткрывало завесу над привлекательностью смуглого тела, тюленеобразное бедро под простыней чуть-чуть вздрагивало в сонной истоме.

Усманов смотрел на нее, как сытый на вкусную еду. Последний год они почти не занимались любовью. Ее бурная неутолимая страсть стала раздражать его. Нечастые случаи близости превратились для него в осточертевшие супружеские обязанности, он все реже выполнял их. Весной, кoгда жена, сославшись на духоту, ушла спать на террасу, муж облегченно вздохнул, хотя понимал, что она сделала это из гордости.

Представительный, изысканно одетый, удачно остривший в компании, имеющий в Москве репутацию перспективного туземного ученого, профессор Усманов нравился женщинам. Его умный, слегка прищуренный взгляд приятно волновал их, рождая смутное ожидание чего-то захватывающего и счастливого. Но, как многие красавцы, он не особенно увлекался женщинами. Мимолетные связи иногда случались «под мухой», с научными дамочками, когда он бывал на бесчисленных конференциях и симпозиумах.

Молоденькая аспирантка из Киева Люда Кравчук была тихоней с потупленными глазами, но в постели оказалась поразительно изобретательной и неутомимой как дьявол. Он потом часто вспоминал ее дома в Ташкенте и наконец решил позвонить. Она стала приезжать к нему, как к официальному научному руководителю, останавливалась за его счет в гостинице «Узбекистан», где они совмещали обсуждение очередной части диссертации с любовью.

3

Гульчехра Усманова догадывалась о похождениях мужа и болезненно переживала обиду. Ах, как она хотела сидеть с ним рядом перед телевизором, чувствовать знакомый запах, как хотела, чтобы он, взяв ее за талию, повел в их спальню, и она как девчонка трепетала бы от волнения и счастья. О.., она была бы не хуже той стервы, много лучше!

Всё чаще Гульчехра ловила себя на мыслях о мужчинах, ей начали сниться в невероятных позах голые без лиц люди, а, проснувшись, чувствовала напрягшуюся грудь и натруженные тянущие боли в низу живота. Как врач, она понимала причину своего состояния, но ее пугала появившаяся недавно невыносимая, иссушающая мозг ревность, волной накатывающаяся на нее, туманящая рассудок. В эти минуты ею овладевала яростная ненависть к мужу, подстегиваемая унизительным положением и неутоленной страстью еще не старой в соку женщины. Лицо бледнело и удлинялось, раскосые глаза еще больше сужались и, как у кошки, начинали светиться желтым огнем. Она была готова на крайность, лишь бы избавиться от проклятого состояния.

Продолжающиеся приступы агрессивности, переходящие в истерику, заставили ее показаться своему бывшему однокашнику по ТашМИ, ныне известному в городе психиатру.

— Я выпишу тебе хороший транквилизатор, но учти, в стационар необходимо лечь как можно быстрее… Потом будет поздно…

С тяжелым сердцем вышла Гульчехра из ворот больницы и побрела к трамвайной остановке.

«Лечь в психушку? Что подумает Пулат? Нет, от этого мне еще хуже станет. Я же в здравом уме. Попринимаю пока это, а там видно будет».

4

Усманов решил не дожидаться шофера и поехать в институт на своей «Волге». На третьем этаже пахло гарью и мокрой штукатуркой, пол был затоптан липким пеплом. В помещении, где случился пожар, стоял удушливый смрад, всё было опрокинуто, разбросано, разгромлено, на полу в черной жиже лежали разбитые склянки, части недавно купленного импортного потенциометра. Запершило в горле. Он с отвращением смотрел на лужу, выделяющую пузырьки газа, и думал: «Черт возьми, как мог возникнуть пожар в комнате, где ничего не было включено, почему погиб взрослый здоровый человек?» Никаких идей, кроме «курения в нетрезвом состоянии», не появилось. Потоптавшись у входа, боясь наступить на осколки стекла или влезть в грязь, директор выругался и ушел к себе в кабинет.

В приемной уже сидела его секретарша Валентина Петровна Стародумцева — крашенная блондинка без возраста, идеально причесанная и строго одетая.

Сообщив о пожаре, директор дал ей немного поохать, затем сказал:

— Поднимитесь туда и повесьте объявление у входа в сгоревшую комнату, чтобы никто туда не входил. Я назначаю производственное совещание на девять тридцать, кроме основного состава, пригласите всех заведующих лабораториями и старших научных сотрудников. Как появится Марк Борисович — сразу ко мне.

Марк Борисович Юдин, плотно упакованный в троллейбус, ехал на работу, обдумывая очередную идею. Каждое утро, входя в лабораторию, завлаб испытывал приятное нетерпение усесться за стол и погрузиться в мир формул, цифр, графиков.

Странный беспорядок и необычный запах на этаже насторожили его. Увидев свидетельства пожара, поспешил в дирекцию. В приемной озабоченная и суетливая Валентина Петровна обзванивала лаборатории.

— Марк Борисович, вы уже видели? Я просто шокирована! Вот, смотрите, до сих пор руки трясутся. Говорят, кто-то умер, вы знаете? Нет? Какое несчастье. Пулат Азизович вне себя, на нем лица нет, боюсь входить к нему.., он ждет вас.., потом не уходите, скоро производственное совещание.

— Что вы можете сказать о пожаре? — спросил Усманов.

— Пока ничего, Пулат Азизович, не могу понять, почему в кладовой, никто в лаборатории не курит.

— Мы поговорим позже о курении, о соблюдении у вас правил пожарной безопасности, об отсутствии противопожарного инвентаря и схемы эвакуации, о хранении вами столько ненужного хлама. Сейчас меня интересует, кто из сотрудников был ночью в лаборатории. Очень жаль, что пожар повлек за собой смерть человека. Это чрезвычайное происшествие для института, для вашей лаборатории, а лично для вас чревато серьезными последствиями. После производственного совещания поезжайте в ожоговый центр, опознайте тело, сообщите семье. Да.., посмотрите анализ крови, не был ли он пьян. Я не могу ждать пока будет готово заключение. Всё.

«Идеальный козел отпущения», — подумал Усманов.

Производственное совещание было коротким. Директор проинформировал о пожаре и ясно дал понять, что всю ответственность будет нести Марк Борисович.

Сам обвиняемый снова и снова прокручивал в памяти детали вчерашнего вечера, когда он попросил его остаться в лаборатории и проследить за электрофорезом протеинов, чтобы не упустить нужные фракции. И хотя это была обычная, не раз практикуемая сверхурочная работа, на сердце лежал камень, побуждая думать, что теперь он всю жизнь будет мучиться угрызениями совести.

5

Ожоговый центр располагался в одном из зданий нового комплекса ТашМИ, построенного на краю города у северной обводной дороги, в стороне от жилых массивов, но по соседству с полями фильтрации Ташводоканала, где сточные воды очищались биологическим методом перед сбросом в оросительную систему. Нередко ветер приносил оттуда недвусмысленное напоминание об этом прогрессивном процессе.

Юдин сразу направился в морг. Вопреки здравому смыслу, еще на что-то надеялся и молил: «Не он, не он, дай бог, что б не он…». Когда санитар откинул простыню, наш атеист снова убедился, что чудес не бывает. Потрясенный смотрел он на распухшее, без ресниц и бровей, с трудом узнаваемое лицо своего сотрудника, на слипшиеся в пучки волосы, местами отошедшие от черепа вместе с кожей, на почерневшие руки, покрытые мокрыми ранами. Да, это был Дмитрий Иванов, еще вчера жизнерадостный, энергичный лаборант Дима, а сегодня омерзительный покойник.

Тошнота подступила к горлу. Стыдясь своей чувствительности, украдкой взглянув на отошедшего санитара, накинул простыню.

Чтобы поговорить с врачем реанимационного отделения, нужно было перейти через стеклянный переход в другое здание и подняться на шестой этаж.

— Я из института клинической и экспериментальной…

— Да, да, типичный случай, — перебил врач.

— Типичный? Что вы имеете в виду?

— Посмотрите анализ крови, он был пьян.

Доктор порылся в стопке свежих историй болезней и протянул несколько склеенных листков, исписанных неразборчивым почерком.

— Вы считаете, что он был так пьян, что не смог спастись?

— Трудно сказать… С такой травмой черепа… Я не успел записать, сегодня столько больных, но сейчас это не имеет значения. Судмедэкспертиза должна установить, упал ли он или его ударили по голове.

Ошеломленный завлаб уставился на врача.

— У вас еще что-то? — спросил тот нетерпеливо.

— Нет, нет, спасибо.

Стоял яркий сентябрьский день. По широким дорожкам между корпусами шумными толпами ходили студенты. В пронизанной солнцем оранжевой листве кленов возились неугомонные воробьи, на клумбах еще цвели царственные гладиолусы, вокруг которых хлопотали служанки-пчелы, полуосыпавшиеся розы печально склонили свои некогда прекрасные головы, сожалея, что так и остались нетронутыми. Но Юдин не видел ни великолепия осени, ни прохожих, ни улыбнувшейся ему практикантки в коротеньком халатике.

Потрясение от вида покойника рождало тягостное чувство, которое еще не приобрело словесную форму. С юных лет жизнь казалась вечной, не верилось, не представлялось, что он умрет. Знал, конечно, что человек смертен, но это было абстрактное книжное знание, смерть лежала где-то далеко, за горизонтом жизни. Но сегодня ясно пришло понимание хрупкости и скоротечности человеческого существования и вмести с этим прозрением появилось гнетущее ощущение чего-то безвозвратно проходящего мимо, чего-то главного несделанного.

Сидя в автобусе, задумался о своей жизни. Рос наш герой в ничем не примечательной семье, происхождение которой можно было определить только по невытравляемой столетиями семитской наружности да по калиграфическим записям в паспортах ее членов. В школе пионер Марик был горд, что родился в самой прекрасной стране мира. С годами гордость растворилась в кипящей молодости, не оставляющей места высоким материям. Заботливые родственники, как бы случайно, познакомили его с «хорошей еврейской девочкой» Инной Белопольской. Комсомолец Марк, забыв про моральный кодекс строителя коммунизма, сразу влюбился в ее женские прелести, которых и стал законным обладателем в результате свадьбы, сыгранной в клубе «Красный обувщик». Сохранилась забавная фотография: жених с невестой сидят за свадебным столом на фоне панно, где крупными буквами утверждается: «Ленин всегда с нами».

Началось время сумасшедшей любви и семейных хлопот, а через положенное время появился маленький Миша. Жалованье младшего научного сотрудника не радовало, и, чтобы Инна тоже могла работать, ребенка стали относить к няне — пожилой татарке из соседней четырехэтажки. Вскоре Миша стал петь татарские песни и требовать чай с молоком.

Наконец пришел день защиты. Диссертант Юдин, одетый в свой свадебный костюм, отбарабанил выученный доклад. Защита прошла как по маслу. Правда, после подсчета голосов оказалось три черных шара, которые, конечно, не повлияли на решение Ученого совета, но подпортили праздничное настроение.

— Не бери в голову, — сказал его руководитель, — эти шары предназначались мне… Хотя, может быть кому-то не понравилась твоя физиономия.

Наслаждаться материальным преимуществом кандидата наук пришлось недолго — в стране началась горбачевская перестройка, а с ней — неразбериха и бестолковщина. Многие институтские, плюнув на свои диссертации, ушли делать деньги. Марк пропадал в лаборатории за гроши.

Это было время не только перестройки, но и массового гипнотического перелета евреев из насиженных, обустроенных гнезд в жаркую загадочную страну с интригующим названием «Историческая родина». Об эмиграции говорили в каждом еврейском доме, темпераментно, до криков спорили: «Ехать или не ехать?»

— Давай уедем, Марик, все едут, — размечталась как-то Инна.

— Бросить работу сейчас, когда у меня появилась такая идея?.. В перспективе это докторская.

Отец Инны — председатель кооператива, нервно кричал зятю:

— Неужели ты не видишь, что они не любят нас и ждут, чтобы мы скорее смотались?

— А кто кого любит? Вы любите их? А узбеки любят своих старших братьев русских, тем более нас — средних братьев.

После ухода на пенсию юдинского завлаба, Усманов обдумывал новое направление для лаборатории и заодно подискивал кандидатуру на вакантное место. Юдин неожиданно выступил на Ученом совете с предложением темы орального инсулина и даже представил результаты предварительных экспериментов. Зал молчал, ожидая реакцию директора.

— Предлагаемая тема в корне отличается от предыдущих исследований лаборатории и предусматривает приобретение дополнительного оборудования и реактивов за валюту, которая, как вы знаете, выделяется сразу на весь институт. Поэтому в случае ее утверждения придется оснащать лабораторию частично за счет других. — В зале по-прежнему царило молчание. — Я хотел бы ближе познакомиться с этим планом. Не будем спешить и перенесем обсуждение вопроса на следующее заседание Ученого совета.

Автор новой темы не знал, что думать.

— Дурак, тебе нужно было сначала зайти к нему, все так делают, — сказал его друг ученый секретарь Лева Гринберг.

На следующий день старший научный сотрудник Юдин сидел напротив директора, напряженно ожидая, когда босс закончит читать его план.

Усманов медленно начал, рассматривая свои ногти:

— Я в свое время тоже мечтал таким путем облегчить жизнь больным, но административные обязанности не давали заняться этим вплотную. Teперь мы можем начать осуществление гуманной цели. Думаю, Ученый совет утвердит тему, но без моей поддержки ваша кандидатура на завлаба не пройдет в Академии, вы меня понимаете… К следующему Ученому совету оформите всё как положено, поставьте меня научным руководителем темы и консультантом вашей будущей докторской диссертации. Я назначу вас заведующим лабораторией до прохождения по конкурсу.

6

В приемной Валентина Петровна, не поднимая головы от пишущей машинки, буркнула:

— Он ждет вас.

Директор сидел мрачный.

— Причиной пожара оказалось курение и несоблюдение мер пожарной безопасности. Вот так. Ну что вы узнали?

С тяжелым сердцем Юдин рассказал, что опознал труп и что в крови погибшего обнаружен алкоголь.

На лице Усманова появились черточки удовлетворения.

— Вот к чему приводит пьянство, сам погиб и институт чуть не спалил, а вы, кажется, представляли его на премию. Формально относитесь к поощрению сотрудников. В этом инциденте в первую очередь ваша вина, и я не знаю, чем это кончится для вас.

Юдин хотел было сказать о черепной травме, но опасение разочаровать начальника, у которого уже сложилась своя версия, удержало его. «В конце концов всё будет отражено в заключении судмедэкспертизы», — подумал он.

Другим тягостным делом было навестить родителей Димы. Дверь открыл крепкий мужчина лет шестидесяти, из под мохнатых бровей жестко смотрели прищуренные глаза. Две глубокие складки от крыльев носа до углов рта, тяжелый подбородок и обветренное лицо делали его похожим на спортивного тренера. Это был отчим Димы — Петр Афанасьевич Кусков. Он молча пожал Юдину руку, жестом пригласил войти. В комнате сидела женщина лет сорока пяти с отекшими веками и мокрыми глазами.

— Это мама Димы, Софья Андреевна, — сказал Кусков.

Юдин понял, что им всё известно и почувствовал себя виноватым.

— Софья Андреевна, Петр Афанасьевич, примите наши искренние соболезнования, ваш Дима всегда был…

Рыдания матери прервали его. Несчастная женщина старалась сдерживаться, прикрыла обеими ладонями лицо, но слезы текли между пальцами, из груди вырывались надрывные звуки.

Муж повел ее в другую комнату, придерживая за спину. Вскоре вернулся один.

— Такое горе, врагу не пожелаешь.

— Kто вам сообщил?

— А никто, сами узнали. Приехал я вчера поздно, часов в двенадцать, она не спит, Димку ждет, словно предчувствовала что. Поехали в институт. Охранница ваша говорит: «Пожар был, одного обожженного увезли в больницу». Пока выясняли, куда увезли, пока приехали, часа два прошло. Моя вся на нервах, а когда увидела Диму, с ней такое произошло.., очень я испугался за нее. Спасибо, прибежали доктор с сестрой, накачали уколами, она в забытье впала, а дома, как отошла от лекарств, опять плакать стала. Боюсь ее одну оставлять, а дел много: похороны, поминки, брат мой должен сегодня подъехать из Черняевки, другие родственники соберутся. А Диму не отдают, темнят что-то, сказали, медэкспертизу проходит. Это мы понимаем, но что они так долго ищут, ясно ведь, человек скончался от ожогов. Может быть вы, Марк Наумович, сможете узнать подробности, какие нам пострадавшим не говорят?

— Я скажу всё, что узнаю, — пообещал Юдин, сделав вид, что не заметил оговорку Петра Афанасьевича.

Когда вернулся, в лаборатории уже никого не было. В коридоре у входа в кабинет заметил затоптанную полоску бумаги. Он сразу узнал ее: это была закладка из рабочего журнала с описанием методики синтеза орального инсулина. Сам журнал, как и другие лабораторные книги с первичной документацией, должен был храниться в сейфе. Пришлось пережить несколько волнующих минут перед тем, как сейф был открыт. Журнал мирно лежал на своем месте.

Казалось бы можно успокоиться, но мозг грызла дотошная извилина: «Каким образом закладка оказалась на полу? Она не могла там валяться до пожара, уборщица убрала бы ее. Кто-то ночью брал журнал, кто-то вероятно скопировал мою методику…»

Стараясь успокоиться, стал ходить по комнате.

«А куда делся компьютер?! Неужели стащили?.. Если так, то теперь ясно — бедный Дима оказался свидетелем. Допустим.., а закладка? А пожар? Почему Дима оказался в кладовке, почему был пьян?»

7

Младший следователь по уголовным делам лейтенант Батыр Акбарович Турсунов сидел в приемной директора, закинув ногу на ногу, и нетерпеливо барабанил пальцами по столу секретарши. Молодой, стройный, спортивный, в новенькой безупречно сидевшей милицейской форме, следователь был преисполнен решимостью и тщеславием выявлять преступников. Прямые черные волосы, смуглое скуластое лицо с хитрыми раскосыми глазами выдавали в нем потомка воинственных тюрских кочевников. Дело о пожаре он считал ясным и скучным и намеревался быстро закончить его.

Через неплотно прикрытую дверь неясно слышался разговор. У директора был Махкам Расулев — бывший многократный секретарь парторганизации, а теперь, когда партию отменили, — бессменный председатель профкома.

Валентина Петровна украдкой рассматривала посетителя, ей всегда нравились мужчины в военной форме. Она захотела показать, что не просто сидит здесь и отвечает на звонки. Нажав кнопку переговорного устройства, произнесла:

— Пулат Азизович, вы всё еще заняты?

— Попросите лейтенанта войти и найдите Марка Борисовича.

Турсунов вошел в кабинет.

— А салам алейкум.

— Алейкум а салам, — Усманов, встал из-за стола и направился к вошедшему с вытянутой для пожатия рукой.

Расулев тоже встал. Пока мужчины обменивались традиционными приветствиями и усаживались, вошел Юдин. Вопросы следователя касались личности погибшего, его вредных привычек, семьи. Затем он с Юдиным поднялся наверх и осмотрел место пожара.

— У вас есть что-нибудь дополнительное сообщить следствию?

— Да, у меня в кабинете пропал компьютер «Электроника».

— Компьютер? Это уже интереснее. Когда вы обнаружили пропажу?

— Вчера после обеда, но я не думаю, что кто-то среди дня открыл мой кабинет и унес его. По-видимому, компьютера уже не было утром, просто я не обратил внимание.

— Покажите мне ваш кабинет.

Турсунов оглядел комнату, место, где стоял компьютер, записал что-то. Неожиданно наклонился и указал на кусочек рыжевато-красной глины, явно отвалившийся от чьей-то подошвы.

— Где это вы ходили?

— Нигде, у меня туфли чистые. Может быть вор притащил на своей обуви?

— Или вор, или кто-то из ваших сотрудников. Давайте сохраним на всякий случай. У вас найдется пакет?

Вернувшись к директору, Турсунов заключил:

— Уже сейчас на основании анализа крови можно считать, что погибший был в состоянии алкогольного опьянения. Отсюда и пожар. А компьютер похитили, по-видимому, после пожара, воспользовались тем, что дверь осталась открытой. Мы будем искать его.

— Какой еще компьютер? — Усманов посмотрел на Юдина. — Почему вы не сказали мне об этом? Почему я узнаю это от милиции?

— Я не успел, Пулат Азизович, я обнаружил пропажу, когда вы уехали.

— Надо было позвонить мне домой, — повысил голос директор, — почему мне приходится всё вытягивать из вас?! Что вы еще знаете?

— В ожоговом центре дежурный врач сказал мне, что у погибшего обнаружена серьезная травма черепа. Его ударили сзади.

— Вы думаете, что был еще кто-то? — спросил лейтенант, внимательно посмотрев на Юдина.

— Да. Иванова ударили чем-то по голове, потом подожгли помещение. Я считаю, что…

— Никого не интересует, что вы считаете, не усложняйте! — раздраженно поморщился Усманов. — Иванов был пьян, это факт. Он мог упасть и разбить себе голову, потерять сознание или, наконец, просто заснуть с сигаретой в руке. Лейтенант совершенно прав, компьютер украли уже после пожара.

— У вас богатое воображение, Марк Борисович, но нет доказательств, — вставил Расулев и посмотрел на босса. — Мне кажется, вы пытаетесь снять с себя ответственность и выдумываете целый детектив, основанный только на вашей фантазии.

— Не будем заниматься спекуляциями, если судмедэкспертиза подтвердит наличие у погибшего опасной травмы черепа, то дело в корне изменится и будет рассматриваться как убийство с целью ограбления, — Турсунов встал и надел фуражку. Уже в дверях повернулся к Юдину:

— А вы постарайтесь найти факты, мой телефон у вас есть.

Юдин хотел было сказать о закладке, но, поймав на себе ненавидящий взгляд директора, промолчал.

Когда за следователем закрылась дверь, Усманов заговорил:

— В вашей лаборатории случилось чрезвычайное происшествие, вы должны стремиться представить дело, как единичный инцидент, чтобы всё было скорее заглажено и забыто, а вы наоборот, выпячиваете ненужные детали, не думаете или не понимаете, что этим наносите ущерб репутации института. Зачем вы сказали следователю о краже компьютера? Подумаешь, важная пропажа, эту устаревшую рухлядь давно надо было списать. А черепная травма.., кто вас тянул за язык? Этому лейтенантику только подавай жареные факты, теперь он раздует дело об убийстве с целью ограбления и будет вести его до ишачьей пасхи.

Продолжение
Print Friendly, PDF & Email

Один комментарий к “Михаил Косовский: Приключения Марка Юдина в Ташкенте

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.