На полках пылились рыбные консервы, промаслянные пачки печенья, окаменевшие конфеты и многое другое, не имеющее спрос и обреченное доживать здесь свой век. За грязной марлевой занавеской, защищавшей от мух, виднелись буханки черного хлеба, испускающего кислый запах, поодаль стояли запечатанные сургучем бутылки портвейна.

Приключения Марка Юдина в Ташкенте

Михаил Косовский

Продолжение. Начало

14

С утра Юдину позвонила Валентина Петровна.

— Пулат Азизович хочет вас видеть. Ужасно злой…

— Как идет наработка инсулина? Сколько в лаборатории готового продукта? — спросил директор.

— Приблизительно один грамм, Пулат Азизович.

— Почему вы его не сдаете, ждете, когда случится пожар?

— Нам осталось наработать еще сто-двести миллиграммов, чтобы всё объединить в одну серию.

— Вы долго копаетесь, — поморщился директор, — я уже договорился с Институтом фармакологии, профессор Туранов согласен провести исследования токсичности в соответствии с требованиями Фармкомитета. Будет некрасиво, если по вашей вине сорвется начало опытов. Даю вам три дня на завершение всей работы.

— Вы мне ничего не говорили…

— Знаете, позвольте мне решать, что говорить вам и когда. Почему вы не сказали мне, что ковер отправлен в лабораторию?

— Следователь обещал сообщить вам об этом.

— Теперь будет другой. Вы мой подчиненный, должны были сказать. Зачем вы ездили в НПО «Жень-шень» в рабочее время? Вы же знаете, что внешними связями занимается Лев Семенович. Что вам было нужно там? Вы стали многое себе позволять. Я назначил вас заведующим, несмотря на неодобрение в Президиуме, я оснастил вашу лабораторию новым оборудованием в ущерб другим, я сделал ее самой современной в институте, но я не вижу понимания, элементарной благодарности.

Дверь приоткрыла секретарша, пытаясь что-то сказать.

— Закройте дверь! — рявкнул Усманов, не сводя с Юдина глаз. — Почему несмотря на мое указание вы продолжаете ковыряться в этом деле? Вы имели наглость публично пообещать искать правду! Что ж, будете это делать за пределами института, мне не нужны правдолюбцы.

Весь день Юдин был под впечатлением этого разговора, дома Инна разнервничалась.

— Сам ищешь себе неприятности. Диму всё равно не воскресить, а Усманов теперь ненавидит тебя.

— Но, Инна, я думал… Нельзя же так оставлять, это несправедливо…

— А обо мне ты думал, а о ребенке? А если тебя завтра вышвырнут и пропадет твоя работа, докторская, ты об этом подумал? Ради своих воображаемых принципов ты готов наплевать на семью! Ну что ты молчишь, разве я не права? Завтра скажи ему, что это была твоя ошибка, что ты сожалеешь, не хочешь, чтобы пострадала репутация института. Ты меня понял?

Муж виновато смотрел на жену, готовый отказаться от своих намерений, лишь бы она не сердилась.

15

Утром от предстоящего разговора с директором на душе было тягостно, доводы жены уже не казались такими убедительными. Он был уверен — Диму подставили, но также понимал, что Инна права, нужно наладить отношения с Усмановым.

«Зайду к нему пораньше, пообещаю быстрее закончить серию препарата, предложу соавторство в статье… Только бы не начал опять о ковре».

Усманов обычно приезжал рано. Зная это, дипломат Юдин был в приемной до прихода Валентины Петровны. Нерешительно подошел к двери директорского кабинета, сомнение удерживало его: «Нужно ли заводить эту бодягу — заискивать, унижаться, чтобы снова услышать упреки в неблагодарности?» Но обещание жене заставило его постучать.

За дверью было тихо, постучал снова — опять ничего. Приоткрыл дверь. В полутьме от зашторенных окон не сразу увидел Усманова, директор находился в своем кресле, казалось, он спит, положив руки и голову на стол. Юдин вошел и захлопнул дверь, ожидая, что Усманов поднимет голову, но тот не двигался. Подчиняясь неосознанному порыву, подошел к столу, осторожно приподнял его руку и в ужасе отшатнулся. Холодная, закостеневшая рука глухо шмякнулась в лужицу свернувшейся на столе крови. Лицо закрывали прилипшие к столу волосы. В нервном напряжении Юдин безуспешно пытался нащупать пульс на холодной шее. Пересиливая подступившую тошноту, отодрал прядь волос от стола: лоб и брови были залиты застывшей кровью, слева над бровью зияла кровавая дырка, из которой засочилась соломенного цвета сыворотка. Глаз смотрел не мигая.

Справа от стола на тумбе стоял распахнутый сейф, ключ торчал в его толстой двери, внутри было черно и пусто. Юдин знал, что весь наработанный инсулин, упакованный по сериям, временно хранился у директора для передачи в институт фармакологии.

«Надо вымыть руки и позвонить в милицию».

Лунатически подошел к стоящей в углу раковине, подставил испачканные в крови руки под воду.

В комнату заглянула Валентина Петровна.

— Марк Борисович? Что вы тут делаете?

Увидев в необычном положении своего босса, быстро приблизилась к столу и, близоруко щурясь, стала осторожно всматриваться. Неожиданно с криком отпрянула от тела и повернула лицо к растерянно стоявшему Юдину.

— Боже мой, почему у вас руки в крови?! Вы убили его!

Как завороженная, не спуская с «убийцы» глаз, женщина стала боком продвигаться к двери. Юдин, пытаясь объясниться, с вытянутыми руками сделал шаг вперед.

— Не подходите ко мне! — завопила она панически, попятилась и выскочила в приемную, оттуда в холл, где уже начали ходить сотрудники. Бледная, взлохмаченная, закричала охрипшим голосом:

— Звоните скорее в милицию! Марк Борисович убил Пулата Азизовича! Какой ужас!

Две сотрудницы с непонимающими лицами остановились возле нее. В этот момент появился «убийца». Руки и манжет наполовину вылезшей из брюк рубашки запачканы кровью, на лбу кровавый мазок, видимо, дотронулся мокрой рукой.

— Послушайте, я не убивал, дайте объяснить!

Женщины испуганно прижались к стене. Валентина Петровна проскользнула в приемную, схватила телефонную трубку.

— Алло, алло! Это звонят из института клинической и экспериментальной медицины, приезжайте скорее, у нас убийство, Марк Борисович убил Пулата Азизовича. Кто говорит? Секретарь-машинистка Валентина Петровна Стародумцева…

«Черт… Эта дура уже звонит, сейчас приедут», — подумал Юдин.

Тем временем в холле появились еще сотрудники. Столпившись, молча смотрели на его руки, испачканное кровью лицо, взъерошенный вид. От нелепости ситуации, стыда и беспомощности хотелось провалиться сквозь пол. Живо представил, как сейчас на глазах у всех его поведут к машине, как Инна испугается, когда ей скажут, что он убил директора, ее тоже увезут допрашивать, Миша останется у соседей, будет плакать. Окружившие его люди показались безжалостными охотниками, обложившими его как зверя, готовые скрутить в любой момент.

«Рано радуетесь, гады».

Теперь его ум работал быстро и четко. Сбежав по ступеням на первый этаж, ринулся по коридору в туалет, чтобы не встречаться с входящими через центральный вход сотрудниками. Здесь никого не было. Наскоро умылся, открыл окно, выглянул наружу. Внизу на клумбах, огороженных зеленой изгородью, пышно цвели белые георгины и лиловые ирисы вперемежку с кустистым чертополохом. Спрыгнул прямо на цветы и никем не замеченный вышел на дорожку, ведущую к хозяйственным воротам и далее в безлюдный переулок.

Около ворот, как обычно, курил заведующий виварием — добряк и бездельник кандидат наук Нигмат Искандеров. Несмотря на маленькую зарплату король звериного царства не покидал свой трон, поскольку его подданные молчаливо делились с ним и мясом, и молоком, и овощами.

— Смываешься, Марк? Сегодня в три будут сахар распределять.

— Я еще вернусь, — соврал беглец.

В переулке было безлюдно, солнце по осеннему светило ослепительно, уже слегка пожелтевшая, но еще густая листва чинаров отбрасывала узорчатую тень на серое здание института, было слышно как глупые горляшки курлычат на ветках. Ему казалось странным — здесь тишина и спокойствие, а там за стеной убит человек.

Беглец поспешил вдоль чугунной ограды института на проспект Хабиба Абдуллаева, чтобы скорее убраться от места, где его могли увидеть из окон и окликнуть.

«Теперь куда? Домой — нельзя. К родственникам? Не годится». Следующая мысль показалась удачной: «К Кусковым! Никому не придет в голову искать меня там, вызову Инну с работы и всё спокойно обсудим».

Шум оживленного проспекта отвлек его. Скрежет тяжелых трамваев и счелканье неуклюжих троллейбусов, шуршание шин автомобилей смешались с обрывками человеческих фраз. На несколько минут он забыл обо всем, шел среди людей, чувствуя себя в безопасности. Троллейбус быстро довез его до улицы Гоголя, где жили Петр Афанасьевич и Софья Андреевна.

16

Дверь открыл хозяин, в спортивном костюме, с гантелей в руке.

— Марк Борисович, какими судьбами?

— Не помешал?

— Нет, всегда рады видеть вас. Что-нибудь случилось? Проходите. А я вот стараюсь поддерживать себя в форме.

— Петя, кто пришел? — крикнула из кухни Софья Андреевна.

Вытирая руки о фартук, поздоровалась и присела напротив гостя. Лежащие на столе руки чуть-чуть вздрагивали, глаза, как показалось ему, блеснули ожиданием чего-то утешающего, но по жестким складкам в углах рта, повисшим над висками прядям волос было видно, что эта женщина уже не ждет ничего облегчающего.

— Даже не знаю с чего начать.

Стараясь быть спокойным, он рассказал о том, что случилось с ним сегодняшним утром.

— А как его убили, то есть чем? Видели ли вы орудие убийства, ну нож или наган или еще что? — спросил Кусков.

— Нет, не видел. Лицо было залито кровью, кажется была огнестрельная рана во лбу.

— Да.., жаль директора, говорили, хороший был человек, порядочный, и вот нашелся же поганец… Стрелять таких надо. Ну а у вас, Марк Борисович, честно скажу, положеньице — не позавидуешь. Против вас очень серьезные улики: очевидцы, отпечатки пальцев. Милиция наверное уже ищет вас.

— Какие же это очевидцы, если они не видели и не могли видеть как я убивал?

— Уж вы мне поверьте, я знаю эту кухню изнутри, им необходимо кого-то поймать, чтобы была видна работа. Свидетели подтвердят, что видели вас всего в крови, выбегающего из кабинета директора, никто не станет вникать в детали, следствие затянется на месяцы, у них полно других дел, потом попробуйте доказать, что вы не верблюд.

— Что же мне делать, исчезнуть, перейти на нелегальное положение, как беглый преступник? А что будет с женой, сыном, что подумают сотрудники? Да и где мне скрываться? В шалаше? Нет, это несерьезно, придется пойти и всё рассказать.

— Сразу надо было. Если орудия убийства не было ни у вас, ни в комнате, то вам бы поверили, потому что вы не могли продырявить ему голову пальцем, а сейчас другое дело, вы выбросили орудие или спрятали… Мой вам совет — выбирайте шалаш. Оно, хотя, и не свобода, но лучше, чем добровольно идти, простите за сравнение, бараном на бойню. Пока можете пожить у нас на даче под видом родственника, а там, глядишь, утрясется, задержат настоящего убийцу. Я сегодня же могу и отвезти вас.

— Петя, ты же говорил, что машина не в порядке, — заметила Софья Андреевна.

— Вчера с зажиганием что-то случилось, провозился до ночи на даче, потом завелась.

— Ваше предложение неожиданно, мне надо поговорить с женой. Можно от вас позвонить?

— Что случилось, Марик? — удивилась Инна.

— Прошу тебя, Инночка, бросай все, отпросись и приезжай к консерватории, я буду ждать тебя…

— Ты не на работе? С Мишей ничего не случилось?

— Нет, Миша в детском саду, приезжай, я всё расскажу.

Выслушав мужа, Инна совершенно расстроилась.

— Какой кошмар, что же с нами будет? Надо что-то делать, Марик, что-то придумать, ты никого не подозреваешь? Тебе надо пойти и все рассказать, нужно было сразу, но сейчас тоже не поздно, я пойду с тобой.

— Боюсь, что сейчас уже поздно, Инночка, я сделал большую глупость, затмение нашло, тогда надо было все объяснить, а сейчас не поверят мне, скажут, спрятал наган.

— А мотив? Зачем тебе инсулин?

— Продать. Фармацевтические фирмы непрочь иметь образцы моего инсулина. Помнишь я тебе рассказывал про родителей Димы? Так вот, его отчим — бывший рабоник МВД, оперативник, у него сохранились связи…

— Ну и что? — перебила Инна. — Лучше не связывайся с ним, все они ненавидят нас.

— Ты его не знаешь, он порядочный человек. Он предложил мне пожить у них на даче, пока не найдут убийцу.

— А если не найдут?

— Найдут! Профессор Усманов не простой человек. Ты же не хочешь, чтобы меня посадили.

Он сам страшился ареста. Неосознанное облегчение появилось от мысли, что можно этого избежать, и вопреки здравому смыслу придумывал доводы, чтобы убедить не столько жену, сколько себя.

— Там у меня будут развязаны руки, я смогу действовать. Кусков через свои связи сможет узнать, какие из местных кооперативов торгуют лекарствами. Чем черт не шутит, вдруг инсулин всплывет где-нибудь.

— Марик, я так боюсь, все это похоже на безумную авантюру, а если тебя найдут? Лучше сейчас пойти в милицию.

Но у нее уже не было уверенности, возникло сомнение: «А если ему не поверят». Она многое хотела сказать, но потеряла нить, говорила невпопад, как ей казалось, не о главном. Сначала боялась, что за ним уже следят и только ждут момент, чтобы арестовать и посадить к уголовникам, потом этот страх вытеснила проблема питания на даче, но и она поблекла перед терзавшей ее мыслью: «Я сама виновата, я заставила его пойти к нему».

— Обещай мне, что будешь осторожен.

— Не беспокойся, Инночка, мне, наверное, совсем не придется выходить из дачи, Петр Афанасьевич будет привозить все необходимое, он там живет по нескольку дней в неделю. А ты никому, даже самым близким, не говори, где я, уехал в командировку и всё. Звонить я не буду, телефон может прослушиваться. Думаю, это будет продолжаться недолго, они должны найти преступника. Идем, Кусковы ждут нас.

Петр Афанасьевич, уже одетый для поездки, ждал, как будто знал, что его предложение будет принято.

— Ну как решили?

— Дача все же лучше, чем тюрьма.

— Вот и хорошо, не будем терять время, как говорится, по коням.

— Как, уже? — Инна еще на что-то надеялась: поломается машина или они передумают, — Давайте заедем к нам, я быстро соберу ему одежду и еду.

— За вашей квартирой наверное уже наблюдают, поедем прямо так. О еде не беспокойтесь, у меня там овощи всякие прямо на грядках, хлеб и консервы можно купить в кишлаке.

— Я дам тебе денег, Марик.

— Не надо, у меня есть. — Юдин повернулся к Петру Афанасьевичу, — У вас будут неприятности, если меня найдут.

— Запомните, вы в отпуске и попросили меня пожить несколько дней на даче, об убийстве я ничего не знаю, договорились? Но вас не найдут, если не будете лезть на рожон.

17

Дача находилась в сорока километрах к востоку от Ташкента. Когда-то на этом месте было русло реки; со временем горный поток передвинулся вправо, оставив широкую полосу земли, покрытую принесенными сверху булыжником и глиной. Местный колхоз не использовал эту непригодную для сельского хозяйства землю, и власти решили передать ее городским организациям под дачи.

Юдин не ожидал увидеть добротный кирпичный дом. Дверь открывалась в просторную кухню, соединяющуюся с двумя комнатами. Сварная винтовая лестница из кухни вела на второй этаж. Отсюда на восток открывался чудесный рериховский вид сверкающих на солнце снежных гор, из западного окна была видна широкая долиня бесконечных, уже побуревших, хлопковых полей, а еще дальше, где блестящая лента реки растворялась в лиловом мареве горизонта, различались дымящие трубы чирчикского химкомбината.

— Воду для питья ношу из родника, вон там на той стороне шоссе. Располагайтесь, а я поехал, буду держать вас в курсе, — сказал Кусков.

Дачник Юдин вышел осмотреться — ни единой души, простор и свобода… и тишина, непривычная тишина, от которой закладывает уши. Здесь среди незыблемых гор и бескрайней равнины, под плывущими по синей глади облаками проблемы казались мелкими, преходящими.

По краям участка колючие стебли дикой ежевики сплелись неразрывными узами с металлической сеткой ограды, образовав густую зеленую стену. В дальнем углу возле колодца калитка вывела дачника к шоссе и дальше — к роднику. Из крутого откоса вырывалась блестящая струя, образующая небольшую заводь, которая постепенно превращалась в ручей, текущий среди зарослей дикой джиды. Он присел на корточки и ладонью зачерпнул воду, как в детстве, когда вместе с мальчишками бегал по тенистым улицам Намангана и пил прямо из арыков.

Вдали виднелись жилые постройки кишлака, Юдин решил разведать, где магазин и почта. На шоссе было безлюдно, изредка с ревом проносились тяжелые грузовики, управляемые адскими водителями. В кишлаке стали встречаться женщины в цветастых платках и дети. Магазин располагался в глинобитном доме с огромной вывеской, решетками на окнах и железной дверью. На полках пылились рыбные консервы, промаслянные пачки печенья, окаменевшие конфеты и многое другое, не имеющее спрос и обреченное доживать здесь свой век. За грязной марлевой занавеской, защищавшей от мух, виднелись огромные буханки черного хлеба, испускающего кислый запах, поодаль стояли запечатанные сургучем бутылки портвейна. На полу в картонных коробках лежала одежда, рабочая обувь, культтовары и кое какая электроника, в углу стояли лопаты, кетмени, косы. Юдин подумал, что из таких вот магазинчиков вырастали западные супермаркеты.

Почта оказалась на другом конце кишлака, у оживленной трассы, по которой ходили рейсовые автобусы на Ташкент. Телефона-автомата не было, разговор с Ташкентом надо было заказывать.

18

Чрезвычайная новость парализовала институт, люди столпились в холле перед приемной директора, в надежде узнать подробности. В центре внимания была Валентина Петровна, рассказывающая снова и снова, как застала Марка Борисовича на месте преступления.

Два усатых милиционера стояли в дверях приемной, ожидая приезда следственной группы. Один из них громко повторял:

— Посторонись… На проходе не стоять.

Первыми приехали криминалисты. Тело сфотографировали и положили на пол, Гулямов измерил температуру печени, войдя в нее специальным термометром. К приезду Турсунова была изучена огнестрельная рана, взяты пробы крови. По его распоряжению уже побывали на квартире Юдина, приступили к опросу соседей.

— Ну что? — спросил он Гулямова.

— Выстрел произведен из девятимиллиметрового пистолета Макарова с близкого расстояния, когда Усманов сидел за столом; пуля пробила лобную кость и вышла через затылочную, найдены и пуля и гильза.

— Как с отпечатками?

— Кругом полно.

Турсунов окинул взглядом комнату: на столе директора лежала разложенная шахматная доска; некоторые фигуры были опрокинуты, другие сдвинуты.

Замдиректора Ибрагим Саидович Саидов, немного растерянный и суетливый, предложил свой кабинет для опроса свидетелей. Их было трое: две сотрудницы из лаборатории микробиологии, которые первые увидели Юдина с окровавленными руками, и Валентина Петровна.

Следователь начал с главной свидетельницы. Валентина Петровна, поправив прическу, с гордым сознанием выполняемого долга уже в который раз рассказала обо всем, что произошло с ней в это утро.

— Видели ли вы, как Юдин убивал директора?

— Нет, не видела, — сказала она вызывающе, — когда я вошла, Марк Борисович уже убил его.

— Может быть слышали звук выстрела?

— Нет, не слышала. Но какое это имеет значение? Он же был весь в крови, да и в комнате, кроме него никого не было, ежику ясно, что убил он.

— Когда Юдин вышел вслед за вами в холл, держал ли он что-нибудь в руках?

— Я была так взволнована, что не обратила внимание, хотя, постойте, его руки были запачканы кровью, я это хорошо помню. Нет, он ничего не держал в руках.

— Хорошо, теперь скажите, в котором часу вчера вы ушли домой?

— Как обычно, в пять. Пулат Азизович играл в это время в шахматы с Нуриевым из радиологии, он всегда по средам играет с ним в шахматы.

— Никого из незнакомых посетителей не видели?

— Никого не было.

Остальные две свидетельницы не добавили ничего нового к показаниям секретарши.

Дверь приоткрылась, в комнату заглянул Саидов.

— Батыр Акбарович, нужна какая-нибудь помощь?

— Да, зайдите, я хочу поговорить с Нуриевым из радиологии, но сначала расскажите мне о нем, он что, хорошо играет в шахматы?

— У него первый разряд, даже Пулат Азизович — чемпион нашего института проигрывал ему иногда.

— Давно Нуриев работает в институте?

— Не помню точно, но давно. Сейчас перешел в какую-то совместную фирму, у нас остался на пол-ставки.

— Хорошо, попросите его.

Кандидат медицинских наук Эльдар Нуриевич Нуриев, не производил никакого впечатления, единственное, что отметил Турсунов, — настороженные глаза, смотрящие исподлобья.

— Эльдар Нуриевич, вы играли в шахматы вчера вечером с директором в его кабинете?

— Да, я играл с директором в шахматы вчера вечером в его кабинете, но он сам позвал меня.

Видно было, что Нуриев волнуется, его влажные пальцы оставляли отпечатки на полированном столе.

— Расскажите подробно, о чем вы разговаривали в этот вечер, приходил ли кто-нибудь во время игры, что было потом?

— Ничего особенного, так, общие фразы о футболе. Во время игры Пулат Азизович всегда сосредоточенно думал. В часов шесть вошел его шофер и спросил, когда они поедут домой, у него на сегодня намечалось семейное мероприятие, кажется обрезание сыну, и он торопился. Пулат Азизович отпустил его, сказав, что поедет на троллейбусе. Мы выпили по рюмке коньяка. Потом он позвонил жене и предупредил, что задержится; она что-то ему говорила, он долго слушал, вдруг рассердился и сказал, что вообще не придет ночевать. У него не шла партия, я предложил ничью, не хотел портить ему настроение, и в семь часов ушел.

Следователь решил подъехать к вдове.

«Муж не пришел ночевать, а она не подает признаков жизни».

Калитку открыла заспанная, растрепанная, но с ухоженным красивым лицом женщина.

— Салам алейкум, — поздоровался Турсунов.

— Здравствуйте..?

Это была физически крепкая, с высокой грудью, женщина. Глаза без стеснения рассматривали незнакомого мужчину, что было необычно.

— Гульчехра Усманова? Я из районной прокуратуры, вот удостоверение, хочу поговорить с вами.

Не взглянув на «корочки», Гульчехра пригласила в дом.

— А что случилось?

— Звонил ли Пулат Азизович вчера вечером домой?

— Да, звонил, как всегда врал, что задержится.

— Ваш муж не пришел ночевать…

— Разве? Я так дрыхну от своих лекарств, ничего не слышу, мы спим отдельно. А что, его нет в институте? — Ее глаза вдруг сузились, ярость перекосила лицо, спина по-кошачьи выгнулась. — Я знаю, где этот бабник! Ищите его в гостинице «Узбекистан», он там со своей шлюхой. Я скоро доберусь до нее, я схвачу ее за тонкие ножки и разорву как лягушку, я сожру ее вместе с дерьмом. Повадилась сучка, мало ей кобелей в Киеве.

Гульчехра неожиданно замолчала, сжала голову ладонями и закрыла глаза, как делают люди с острым приступом мигрени. На лице появилась страдальческая гримаса.

— Я знаю, я видела, она пьет из него кровь, всю выпила, ничего не оставила, ни капельки… Он такой доверчивый и такой ласковый. Я всю ночь была с ним, я была счастлива, ах, до чего же я была счастлива! Посмотрите, как он целовал меня, — она стала показывать гладкую красивую шею, покатые плечи, гордясь следами от поцелуев. Но никаких следов не было.

Искренние, не скрываемые условностями чувства несчастной женщины, вызвали жалость у следователя. Расспрашивать дальше не имело смысла. Можно было дождаться дочери из университета или позвонить старшему сыну, живущему отдельно. Посмотрел на часы и решил позвонить от себя.

19

В пятницу на десять часов было назначено общее собрание сотрудников. Только и говорили об убийстве. Одни верили или хотели верить в вину Юдина, другие сомневались, будучи уверенными, что он не такой человек. Но и те и другие жаждали подробностей.

Люди быстро рассаживались, к назначенному времени актовый зал был полон. В первых рядах сидела институтская аристократия: члены Ученого совета, завлабы, главврач, заведующие отделениями. Ровно в десять Саидов сел за стол президиума.

— Уважаемые сотрудники, всех нас постигла большая утрата, нет больше с нами всеми уважаемого директора института Пулата Азизовича Усманова. Чтобы похитить образцы инсулина, преступник лишил жизни невинного человека, замечательного ученого, заботливого семьянина. Все мы потрясены чудовищным преступлением и глубоко скорбим по поводу безвременной кончины профессора Усманова. Прошу встать и почтить его память минутой молчания.

Разом застучали, заскрипели откидные сиденья. Но быстро воцарилась полная тишина, было слышно, как за окнами ругаются сантехники.

— Прошу сесть. Как вы знаете, возбуждено уголовное дело, ведется следствие, единственным подозреваемым является завлаб Юдин, — в зале произошло небольшое движение. — К сожалению, он скрылся, что подтверждает его причастность к преступлению. Я, как исполняющий обязанности директора, призываю вас сохранять спокойствие и выдержку, продолжать выполнение своих обязанностей. Юдина я отстраняю от работы до окончания следствия, исполняющим обязанности заведующего лабораторией назначаю кандидата меднаук Махкама Расулева.

Это уже было что-то новое, зал оживился, нарастал шум, кто-то выкрикнул из задних рядов:

— Это не его профиль!

— Временно, до объявления конкурса. У кого есть вопросы прошу поднять руку.

— Вы сказали, что преступник совершил убийство, чтобы взять инсулин, но свидетели говорят, что не видели ничего в руках у Марка Борисовича, — выкрикнул Заир — сотрудник Юдина.

— Следствие не закончено, еще много неясного, но сам факт, что он скрылся, настораживает, честному человеку незачем прятаться. Повторяю, кто хочет выступить, прошу выйти к этой трибуне, а не прятаться за спины.

В первом ряду поднялась рука.

— Пожалуйста, Махкам Расулевич.

Расулев поспешил к трибуне, показывая, что ценит время, посмотрел на председателя, как бы ожидая его «добро», вынул из кармана листки бумаги.

— Я попросил слово не потому, что Ибрагим Саидович назначил меня и.о. заведующего лабораторией, конечно, я благодарен дирекции за почeтное для меня доверие, хотя, поверьте, навести порядок и дисциплину в запущенной, стоящей на грани развала, лаборатории будет нелегко. Я хочу высказаться, потому что последнее время помогал покойному Пулату Азизовичу расхлебывать горькую кашу, заваренную бывшим завлабом. Сразу после пожара я связался с пожарной охраной и, заботясь о репутации нашего института, идя на сделку с моими принципами, попросил смягчить некоторые формулировки относительно состояния противопожарной безопасности в этой лаборатории. Я побывал в ожоговом центре, как председатель профкома, я выделил денежную сумму его семье, оплатил машину для похорон, заказал венок, я старался, чтобы как можно меньше пострадал авторитет нашего института. А в это время бывший завлаб занял вредную, подрывную позицию. После всевозможных ухищрений, правдами и неправдами ему удалось повлиять на молодого, неопытного следователя, и дело о пожаре с несчастным случаем уже переростает в дело об убийстве, хотя экспертиза показала, что Иванов был просто в стельку пьян. Теперь мы знаем, зачем это понадобилось хитрецу. Он хотел отвести от себя ответственность, вкрасться в доверие следственных органов, чтобы поставить себя вне подозрений в связи с запланированной им кражей препарата. Ради своей корыстной цели, влекомый алчностью и стяжательством, он не остановился перед убийством невинного человека, случайно оказавшегося на его преступном пути. Но он просчитался, Аллах не дал ему уйти незамеченным, и я не сомневаюсь, что скоро он будет схвачен.

Расулев вытер платком лоб. Сначала зал угрюмо смотрел на него, постепенно люди стали отвлекаться, тихо разговаривать, кто-то захихикал. Стараясь перекрыть шум, оратор повысил голос.

— Добившись определенных успехов в работе, благодаря постоянной поддержке Пулата Азизовича и Ученого совета, этот человек вообразил, что ему всё можно, потому что он незаменим, но незаменимых людей у нас нет, даже если они избраны Богом. — Расулев хотел еще говорить, но откровенное невнимание и шум заставили его закончить, — Таким, как Юдин, не место в наших рядах!

Кто-то захлопал. Председатель вздрогнул и встал.

— Если больше нет желающих, прошу мою информацию принять к сведению. Все свободны. А где Лев Семенович? Его нет? Валентина Петровна, найдите его, мне надо сегодня же подготовить приказы.

Продолжение