Анатолий Зелигер: На корабле

Loading

«Проклятые потомки убийц! Мало вам нашей крови? Еще хотите? Сталин — сволочь простил? Суслов — сволочь простил? А я не прощаю! Смирно, твари! Суд идет».

На корабле

(глава из романа «Два Дон-Кихота»)

Анатолий Зелигер

Как только советские войска ушли из Литвы, литовцы начали убивать евреев. Убивали в течение недели до прихода немцев. Убивали и при немцах, которым незачем было участвовать в резне. Погибло все еврейское население Литвы — двести пятьдесят тысяч человек.

Католическая церковь Литвы молчала…

Корабль с туристами на борту плывет по Белому морю к Соловецким островам. Слепящее солнце, похожее на лампу дневного света, льет свое искусственное сияние на холодную рябь моря и корабль. Резкие порывы ветра освежают и бодрят.

Георгий стоит на передней палубе. Его руки на борту. Властный, волевой взор устремлен в даль. Ветер блуждает в его густой черной бороде. Он похож на опытного флотоводца, смело ведущего корабль на штурм далекого и неизведанного.

Долго находился Жора на палубе, переходя от борта к борту, любуясь неустанной игрой волн, ослепляющим сверканием резвых солнечных бликов — и это всюду, со всех сторон, на всем безоглядном просторе.

«Зыбь ты великая, зыбь ты морская,
Чей это праздник так празднуешь ты?» —

продекламировал Жора и, воскликнув громко, по-капитански: «Вперед и только вперед! Держать курс на север!» — спустился в салон.

Здесь, после дерзкой вольности стихии, он ощутимее воспринял успокаивающую силу уюта. Неяркий свет, мягкие диваны и кресла, круглые низкие столики. Негромкая, ласкающая слух музыка разносилась по салону из небольшого бара. Жора сел в кресло, приятно провалившись в его глубину, и осмотрелся.

Салон был полон. Справа от него вокруг одного из столиков расположились четверо, на взгляд сорокалетние, — трое мужчин и женщина. Одеты — приятно посмотреть, все сшито на заказ, не магазинное. Женщина в синих брючках и белой курточке с голубыми узорами — симпатичная, с тонкой талией. Расслабились, довольные: один, длинный, раскинулся в кресле, ноги под стол засунул, другие тоже в разных позах привольных. Напиток не спеша попивают, нерусскими словами над столиком перекидываются и хохмят, да посмеиваются, да улыбаются друг другу.

«Умеют жизнью наслаждаться, — подумал Жора. — Хорошо им тут вместе».

Кто-то произнес негромко: «Литовские туристы». Жора стал наблюдать за ними еще внимательнее. Доводилось ему общаться с литовцами. Люди как люди, без особых претензий или чванства.

А эти — совсем другое дело. Холеные, высокомерные, отгороженные от присутствующих своей изысканностью и вроде бы гордящиеся своей обособленностью. Жоре казалось, что от этих четверых исходит дух то ли презрения к окружающим, то ли вообще непризнания их присутствия.

Было в них что-то от победителей — баловней удачи, неожиданно вознесенных кверху шальным случаем, и Жора, сам удивляясь себе, почувствовал, что уязвлен и принижен ими. Они, не оскорбляя никого явно, утверждали странным образом свое превосходство и над ним, и над всеми присутствующими здесь. Почему?

Да, видимо, потому, что существовали как бы в безлюдном пространстве — они одни в многолюдном салоне, на всем корабле, вот и всё. Здесь, на четырех креслах и круглом столике с двумя бутылками прохладительных напитков, находится их литовское государство — они пребывают в нем, а на всех остальных им глубочайшим образом плевать.

Жора посмотрел на услужливого приниженного бармена, на всех этих скромных туристов, сидящих в салоне, и почувствовал, что право на значительность этой четверки почему-то всеми негласно признается. Все это было ему не по нутру, даже немного противно, и захотелось снова туда, на палубу, где царит беззаботность ветра и братание беспокойного моря со всевидящим небом. Но он пересилил себя, сказав себе мысленно: «И чего ты задергался? Это же бывший угнетенный народ. Самоутверждаются. Не обращай на них внимания».

Жора продолжал сидеть. Заскучал, зевнул, но вдруг встрепенулся: по салону разнесся голос Розенбаума. Одна песня, другая, и вот вдруг зазвучал «Бабий Яр»:

Молча здесь стоят люди,
Слышно, как шуршат платья.
Это Бабий Яр судеб,
Это кровь моих братьев.

Высокий литовский парень стоял с топором в руке. К нему поочередно подводили людей — мужчин, женщин, детей. Он поднимал топор над головой — как бы для рубки дров, резко опускал его вниз и раскалывал очередной череп.

Католическая церковь Литвы молчала.

Жора закрыл лицо руками и слушал:

До земли недалеко,
И рукой подать до неба,
В небо взмыл я и на землю сполз.
Вы простите, сестры, то,
Что я рядом с вами не был,
Что в рыдания свой крик не вплел.

Вдруг Жору как будто резко толкнули, ударили по голове. Это литовцы затопали ногами, заколотили ножками столика по полу, заорали, завизжали:

— Долой! К черту! Прекратить!!

Куда девалась их барская расслабленность, напускная изысканность? Они вскочили на ноги — и мужчины, и женщина, — и орали, орали изо всех сил, напрягая жилы на шеях, демонстрируя свои красные, злобные, сразу ставшие уродливыми лица. Бармен среагировал мгновенно. Песня прервалась. В один прыжок Георгий оказался около них, и они показались ничтожными карликами рядом с ним, с его выпрямленной высокой, могучей фигурой.

— Молчать, гады! — загрохотал его оглушительный бас.

Все три гладкокожих мужских лица слились для него в одну мерзкую гитлеровскую харю — и с быстротой молнии обрушились его кулаки на ненавистное ему строенное рыло.

— Проклятые потомки убийц! Мало вам нашей крови? Еще хотите? Сталин — сволочь простил? Суслов — сволочь простил? А я не прощаю! Смирно, твари! Суд идет.

И трое мужчин, испуганные, с противными окровавленными физиономиями вскочили с кресел и вытянулись по стойке «смирно», и женщина, с красными пятнами на белом, выхоленном лице, стояла перед своими дрожащими «защитниками» и знала, что она беззащитна.

Жора обернулся к суетливому худенькому бармену:

— Чего лебезишь перед дерьмом? Включай! Всем встать, — сурово приказал он сидящим в салоне.

Странно, но люди послушались его и встали, все, как один. И снова зазвучала песня:

Воздух напоен болью,
Солнце шириной в месяц.
Это Бабий Яр, то ли
Это стон моих песен.
Ветры свежие летят
с запоздалым покаянием,
Не услышать мертвым истины.
И поэтому стоят
люди в скорби и молчании
Под каштановыми листьями.

Песня кончилась. Снова загрохотал голос Жоры:

— А теперь — вон отсюда. Сидеть в своих каютах и носа не высовывать! Встречу — убью!

И четверо гуськом, послушно, впереди мужчины, позади женщина, вышли из салона. Люди усаживались в кресла, с любопытством разглядывая Георгия. А он, помахав всем рукой, покинул помещение.

Print Friendly, PDF & Email

17 комментариев для “Анатолий Зелигер: На корабле

  1. Уважаемый либерал, наличие нескольких священников — героев не изменяет общей ситуации. Спаслось очень мало литовских евреев.

  2. «Католическая церковь Литвы молчала…»
    ——- РЛ ——
    Не совсем…. Из книги И.Альтмана «ХОЛОКОСТ И ЕВРЕЙСКОЕ СОПРОТИВЛЕНИЕ НА ОККУПИРОВАННОЙ ТЕРРИТОРИИ СССР»
    «….настоятель древнейшего в Каунасе католического прихода «Триединства» ксендз Бронюс Паукштис через монаха Бронюса Готау-таса (по прозвищу «Братик») доставал фальшивые паспорта. Он выдал сто двадцать метрических свидетельств еврейским детям и прятал в своем костеле 25 взрослых. За Б. Паукштисом следило гестапо, какой-то период времени ему пришлось скрываться. Сам же Бронюс Готаутас был арестован нацистами в 1944 г. за помощь евреям и заключен в концлагерь. Самоотверженно спасал евреев и другой литовский священник Повилас Якас. Немалую роль играло и обращение к прихожанам. Священник Салакского костела Пятрас Раудаве после расстрела евреев осуждал литовцев, которые принимали в нем участие.»

  3. Интересно, почему этот «отвратительный» текст прочло 414 посетителей сайта.

  4. Ситуация мало правдоподобная. Ха-ха! Рассказано слово в слово то, что произошло со мной, за исключением того, что я не мог набить морду этим негодяям. Пришлось ограничиться словами, которые я не могу здесь воспроизвести. Господин Б. поговорите с людьми. Много людей наблюдали разные варианты таких ситуаций. Не надо быть ангелом, витающим над облаками. А в отношении спекуляции Холокостом могу заявить, что это грубое, недостойное порядочного человека оскорбление.

  5. Я два раза писал комментарии которые стирались. Кто этим занимается?

    Этим занимается служба модерации, которая следит за соблюдением правил общения. Правила можно прочитать здесь. Вкратце же, у нас допускается обсуждение текстов, но не личности их авторов. Посылая своё произведение в редакцию или выкладывая его в блоге, автор отдаёт его публике, на всеобщее обозрение. Всякий читающий может написать о своём впечатлении от текста, подвергнуть текст любой, сколь угодно сокрушительной критике. Это нормально. Не хотите критики — не публикуйтесь. Запрещаются персональные нападки рецензентов на личность автора (равно как и автора на рецензентов). Комментарии, содержащие нарушения правил, удаляются модерацией.

  6. Высказанные замечания я считаю нелепыми и не обращаю на них внимания
    ====
    Зачем тогда писать? Вот я, например, пишу прекрасную уникальную прозу, а получаю только одобрения.
    И критики никакой. Не на что обратить внимание.

    1. Автор имел в виду замечания типа «отвратительно» совершенно не уместны в нашем общении, более того — не допустимы. Меня удивляет, что редактор сайта не удалил это замечание.

  7. Рекомендую моим эмоциональным критикам прочитать мой роман «Два Дон-Кихота.» Высказанные замечания я считаю нелепыми и не обращаю на них внимания.

  8. Я привык к комментариям Бориса Тененбаума. Хотя они однотипны, я все равно получаю от них удовольствие.

  9. Поучать автора, как писать, естественно не буду, но ИМХО этот текст «не звучит», как говорил мой покойный классный руководитель-одессит. И это мягко сказано.

  10. \»Песня кончилась. Снова загрохотал голос Жоры:
    — А теперь — вон отсюда. Сидеть в своих каютах и носа не высовывать! Встречу — убью!
    И четверо гуськом, послушно, впереди мужчины, позади женщина, вышли из салона. Люди усаживались в кресла, с любопытством разглядывая Георгия. А он, помахав всем рукой, покинул помещение…\»
    —————-
    Чушь, конечно, Б.Г. в чём-то прав, плакатности много и пр.
    Но иногда и Розенбаум бывает прав. Если рассматривать эту сцену, как
    плакат, ок. Не больше. И, всё же, — и литовцам, и Католической церкви есть о чём подумать Да и — всем — 9-го Ава. А.З. в Израиле, \»Мяу\» — очень \»мыло\», или — мило — ?
    Спишем, г-да, чрезмерные командные интонации на блокаду. И 3 месяца из 900 дней — срок не малый. Не на Малой земле, однако. Да и морячок, видать, Георгий, шумноватый, \»мама не горюй\» 🙂

  11. об авторе:
    «Я родился в 1935-ом году в Ленинграде. Васильевский остров – моя колыбель. Хорошо помню три первых месяца блокады…
    С 1991-го года по 1993-ий опубликовал в Петербурге три книги
    В Израиле с 1994-го года. Здесь я опубликовал следующие книги: “ Из записок сумасшедшего”, “Император Николай Второй,
    “Слова”, “Два Дон-Кихота” (три книги), “В поисках счастья”, “Два Дон-Кихота” (В одной книге)…
    НА ФОРУМЕ ПОРТАЛА «ЗАМЕТКИ ПО ЕВРЕЙСКОЙ ИСТОРИИ»
    Парад Победы в Иерусалиме (отрывок из книги “Два Дон Кихота”)
    Мяу
    На корабле (глава из романа «Два Дон-Кихота»)
    Детские годы и взросление Георгия Лапина
    Жизнь Иешуа Бен Иосефа (отрывок из книги “Два Дон Кихота”)
    СТАТЬИ В ЖУРНАЛЕ «МАСТЕРСКАЯ»
    … — 20 работ в Мастерской, от Корабля до Шута гор-го, на все вкусы 🙂
    ::::::::::::::::::::::::::::::::
    Борис Г.: Опубликованный текст оставляет очень тяжелое впечатление.
    Прежде всего, своей манипулятивностью…
    Не надо спекулировать на теме Холокоста, ни в Литве, ни в каком-либо
    ином месте.
    —————————
    Уваж. критик Б.Геллер привёл своё, очень сомнительное, imho — мнение.
    Считаю, что читатели с заглавной бук-ВЫ разберутся, и этот одинокий
    грустный коммент не помешает им прочитать прелестные тексты Анатолия З., помещённые Редакцией в Мастерской, Заметках… и — везде, где
    талантливые работы автора будут появляться.
    Пожелаю, однако, А.З., из своего медвежьего угла, а также — всем «румяным» и «смуглым» критикам — здоровья и благо- и блого-получия,
    И не будем, не будем, господа-коллеги-соплеменники поучать авторов,
    подсказывать, что им следует писать а чего не следует.
    P.s. Давайте дружно «поучать своих паучат», наших младших братьев, но — «не бит их по головам» — — кошек, собак, хомячков, а также — наших любимых внуков и внучат. Дети наши идут своим путём, и — дай, Б-же, им всем, не совершать тех глупостей, кот. натворили их родители — мы с Вами, дорогие коллеги.
    P.P.S. непременно почитайте работу А.З. «МЯУ», о Мурке, это повеселее Корабля, если кому-то сегодня хочется веселья.
    Анатолий Зелигер
    Мяу
    Здравствуй, моя Мурка, Мурка дорогая!
    Здравствуй, моя Мурка, и прощай!…
    Яков Ядов

  12. Опубликованный текст оставляет очень тяжелое впечатление. Прежде всего, своей манипулятивностью. Попробуй, скажи о рассказе об истреблении евреев, что автор лишен вкуса. Но в данном случае, сожалею, это именно так.
    Не надо спекулировать на теме Холокоста, ни в Литве, ни в каком-либо ином месте.
    Описанная ситуация мало правдоподобна во всех поведенческих аспектах, и пафос тут ложный, и гордиться нечем.
    Что до слов песни, то оставим этот на совести попсового автора.

    1. А.Зелигер Парад Победы в Иерусалиме (глава из романа «Два Дон-Кихота»)
      День Победы – самый светлый праздник на земле.
      Наши маршируют по Иерусалиму. Он наш, Иерусалим. Расчистите путь! Дайте дорогу еврейским героям, бывшим бойцам Советской Армии, задушившим фашистскую гадину.
      Этот праздник – с сединою на висках,
      Этот праздник – со слезами на глазах.
      —————————————-
      А.Зелигер Мяу
      У кошки Муси была светло-коричневая шерстка с небольшими белыми пятнышками около ушей. Длинный пушистый хвост делал ее похожей на белочку. И была она очень чистенькая, – не то что некоторые другие
      Когда она была голодна, то просто подходила к людям и ласково пела: «Мяу, мяу! – Какая красавица», – говорили люди и с удовольствием давали ей кусочки мяса или рыбы.
      =========================
      Эти подвиги (мяу!) можно читать не с сединою на висках, а со слезами на глазах. Борису Геллеру — прошу покорнейше извинить, (не выспался сегодня, пото-ропился) — Вы с БТ и Ильёй Г. правы. Чтобы не сказать впопыхах ничего больше, желаю — до 120.

Добавить комментарий для Aлекс Б. Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.