Я ни о чем не сожалею / И вам советую забыть / О праздниках на Мавзолее, / О славе, что пришлось испить.

Кофейная гуща

(цикл стихов)

Лев Харитон

Монтекки и Капулетти

Памяти Лиды С.

Я доверяю перекрестку,
Связавшему когда-то нас.
Ему я верю, как подростку,
Любви увидевшему час.

А впрочем, я и был подростком,
А ты Джульеттою была.
С Ромео, юным переростком,
Ты, дева юная, цвела.

Монтекки живы. Капулетти
Забыли ссоры прежних лет.
Бегут года, летят столетья…
Любви не исчезает след.

Кофейная гуща

Я не могу кофейной гуще
Довериться, пока живу.
Но что есть лучше,
Что есть лучше,
Когда я грезами живу?

Я не могу не верить небу,
Не верить звездам, пока жив.
Я за тобой бегу по свету,
Я за тобой бегу по свету.
Ничто в душе не погасив.

Я верю лишь твоим ресницам.
В них путь весь предначертан наш.
Как не довериться страницам,
Как не довериться страницам?
По ним бежит мой карандаш.

И если что-нибудь сильнее,
Чем пламень твой в огне моем?
Пусть мне становится больнее,
Пусть мне становится больнее.
Я гущей кофе побежден.

На улице

Я не узнал тебя на улице.
Прошло так много грустных лет.
Они на нас с тобою дуются —
Меж нами писем давно нет.

Я не узнал тебя, и что с того?
Шел мокрый, неприятный снег.
Нет ничего меж нами горького.
Не горек снег, но горек век.

И всё ушло, и в безвозвратности
Находим мы покой и сон.
Трагедии и неприятности —
Души незримый горизонт.

Года прошли. Зачем печалишься?
О грустном стоит ли грустить?
Зачем, скажи мне, ты пытаешься
Нам прошлое вдруг воротить?

Года прошли. Прошли, как улица,
Где мы опять с тобой стоим.
Она, как годы, на нас дуется.
И прошлого клубится дым.

Этот мир

Этот мир для богачей,
Кто живет и не горюет.
Кулаками кто сильней
Или здорово ворует.

Спасу нет от богача
В этом мире без закона.
Под секирой богача
Погибают миллионы.

Не надейся, брат, не жди.
Горе ждет тебя и беды.
Слезы хлынут как дожди
Без надежды на победы.

Два города

Париж — не только Город Света,
Он — город-знак, город-судьба,
И я не делаю секрета:
В меня вошел он навсегда.

Его проспекты и вокзалы,
Сhamps Elysees, Clishy, Notre-Dame
Мне сердце по ночам пронзают.
Но эту боль я не отдам.

И в прошлом отзвуке далеком
Я вижу сон — мое кино:
ФанФан-Тюльпан, Москва, восторги.
Ах, это было так давно!

И переулки на Арбате,
Пасьянс на Сивцев-Вражке крыш.
Я в шахматы играю с братом.
Он напевает про Париж.

Вот я шагаю по Парижу.
Сюда я только прилетел.
И ветер лист осенний кружит.
Он пожелтел, я поседел.

Судьбы моей хитросплетенья
И кружево парижских зорь,
Как старое стихотворенье,
В котором всё, как на подбор:

Церквей московских величавость,
Монмартр, парящий в вышине,
Мечтаний наших захудалость,
Париж, плывущий по Москве.

Клятва в поднебесье

Когда слова впадают в строчку,
То радуется вся строфа.
Душа снимает оболочку
И улетает в небеса.

Едва родившейя поэме
Она улыбку сверху шлет,
Клянется точкой неизменно,
Но запятую бережет.

И этой клятвой в поднебесье
Ты защищен от всех измен.
И веришь так, как верят мессе,
Как верил музыке Шопен.

И делать нечего…

Не распыляясь и не в безрассудстве
Провел я годы лучшие мои.
Но только ныне понял:
Жизнь — искусство,
И, видно, потому
Пишу мои стихи.
И прежде любовался я Ван-Гогом,
Был музыкой Бетховена пленен,
И понимая, что живем
Под Богом,
Я все же верил:
Все к Добру придем.
И в заповеди верил, и в сонаты,
И в звезд расположенье и в любовь.
И верил даже в то,
Что все утраты
Забудутся —
И не придут к нам вновь.
Не то теперь. Иное восприятье
И опыт нестареющей души
Пришли ко мне,
Как юности объятья,
И делать нечего: пишу мои стихи.

К первому снегу

Душой протоптаны все тропки,
Хоть снегом их с утра покрыло,
Но поэтические строки
Уж тут как тут — к чему чернила?

К чему тоска, к чему страданья?
К чему вопросы и ответы?
Ведь в снеге этом ожиданья,
Небес скучающих приветы.

Сиди себе в объятьях дома,
Закутавшийся в одеяло,
Не бойся никакого грома
Меж тем, что было и что стало.

Поколение

Поколение евтушенское
Похоронено всё.
Но живет еще Женя,
Не убили его.

Бабьим Яром прочерчено,
Каждой строчкой его,
В наших душах отмечено,
Как спасенье всего.

Поколенье — спасение
Рифмой живо его:
Через время сомнений —
Притяженья зерно.

Хоть карта бита…

Ах, не грусти! Хоть карта бита,
Не подведен судьбы итог.
Печаль, конечно, не избыта,
Закрыт для радости порог.

Но все-таки, весь в огорченье,
Не будь к себе безмерно строг.
В отчаянном стихотворенье
Ты больше сотворил, чем мог.

И, может быть, не доведется
Тебе увидеть счастья день,
Ты заглянул на дно колодца,
Заметив ночью утра тень.

В двойном души отображенье
Услышав боль, услышав крик,
Найдя простор для вдохновенья,
Ты воспарил над миром книг.

И жизнь, что чудилась игрушкой,
Вдруг оказалась не игрой.
Она взяла тебя на мушку,
Навек прикинувшись больной.

Советы постороннего

Я ни о чем не сожалею
И вам советую забыть
О праздниках на Мавзолее,
О славе, что пришлось испить.

Советую забыть оркестры
И флаги детства приспустить —
Ведь, честно слово, неизвестно,
Смеяться нам или грустить.

Наверно, все-таки смеяться,
Отбросив всю тоску-печаль.
С надеждою не расставаться,
Хотя себя порой так жаль.

Не удалось, не получилось…
Забудьте грустные слова.
А помните, как вы влюбились,
И как кружилась голова?

А помните, как вам казалось,
Что мир перевернете вы?
Ну не случилось, не совпалось,
Стряхните пепел с головы.

Пусть постороннего советы
Вам слушать ныне невпротык.
Настанет время, верьте в это:
Оно вручит вам ваш дневник.

Весы

Я на весы бросаю гирьки —
Полегче и потяжелей, —
Направо — все мои ошибки,
Налево — голоса друзей.

Достигнуть равновесья трудно.
Весы никак не обмануть.
Ведь в жизни все не так занудно.
Смотря как на нее взглянуть.

И все же гирьки продолжаю
Подбрасывать я на весы.
Я в них давно души не чаю.
Ошибками друзья верны.

Но жизнь, ямщик неугомонный,
Все гонит взапуски коней.
Весов обманщик, жду бессонно
Ошибок всех моих друзей.

Одно слово

Я завязал со старыми привычками
Зачем тащить с собой архив?
И то, что раньше обрамлял кавычками,
Я зачеркнул, поля лишь сохранив.

И те слова, что раньше были слугами.
Вдруг оказались вроде не нужны.
Они теперь справляют даты круглые.
И нет у них теперь былой цены.

Но есть слова и есть привычки старые.
У них особый, свой иммунитет.
И есть любовь, и это слово главное
Имеет свой, поверь, приоритет.

И чем становишься ты старше, тем заметнее
Ты ощущаешь, как она тебе нужна.
Не слово, а сама любовь, любовь-отметина.
А остальные всe привычные слова.

Муки ада

Ты б слушала и молодела,
Большая, смелая, своя,
О человеке у предела,
Которому не век судья.
/ Б.Л. Пастернак /

Какой-то камень на душе,
Какая-то тоска и скука.
Найти бы на твоем челе,
Какая тебя мучит мука.

Но ты уходишь от меня,
И до меня тебе нет дела.
Как проживу я без тебя?
Замру у твоего предела.

И век смеется надо мной,
И смех его не от веселья.
Он скоро пустится в запой,
А мне какое найти зелье?

На что надеяться и ждать
В разлуке этой и в разладе?
О нас бы Данте рассказать,
Он снова б написал об аде.

Тайна бытия?

Уверен: всё, душа, напрасно
Пред вечной тайной бытия.
И без нее прозрачно ясно:
Всем правит Высший Судия.

Ответа лучшего, наверно,
Никак при свете не найти.
А если и найдем, то скверно
Нам ночью в темноте брести.

А удивляться, убиваться —
Когда прошло пол-января?
Предпочитаю так расстаться,
А может, это я зазря?

За Истиной смешна погоня,
А с ложью жить невпроворот.
Ты погадай мне на ладони
Под этот Старый Новый Год.

Вечерний час

Мне дорог так вечерний час,
Миг наступающей прохлады,
Когда все черти и все ады
Еще не пробудились в нас.

Когда мечтается легко,
И думаешь о жизни прежней,
Когда в душе, в ее передней,
Разлилась юность широко.

И в тайниках забытых лет
Всё ждет ночного разрешенья,
И даже горечь пораженья —
Не окончательный ответ.

Но новый день перечеркнет
Ночных баллад очарованья,
И все терзанья, все страданья
Опять лукаво призовет.

Правда и Ложь

Чистая Правда со временем восторжествует,
Если проделает то же, что явная Ложь.
(Вл.Высоцкий)

Ах, кажется, на свете все известно,
Испытано, изучено и всё ж
Довольно часто все мы удивляемся,
Когда над Правдою смеется злая Ложь.

Но удивленье наше объяснимое
Никак не может Ложь убрать с пути.
Мы мучаемся и зовем несправедливою
Всю нашу жизнь. Но лучше не найти.

Всегда так было. Да и что изменится?
И Гамлет, видно, был когда-то прав.
И Правда так и будет вечной пленницей.
Ей, видно, по душе вранья коварный нрав.

Равновесие

Есть в равновесии явлений
Какой-то тайный, высший смысл.
Во лжи нам видится спасенье.
Ведь правдой Бог ее крестил.

И в каждом слове — окропленность
Благословляющей рукой.
Надеждой светит обреченность:
Одна не может без другой.

Но ты не рад, не рад сомненьям,
Одолевающим тебя,
И лишь строка стихотворенья
Тебя спасает от огня.

Огня противоречий страстных,
Когда и компромисс неплох,
Огня, когда для глаз прекрасных
Готов отдать последний вздох.

Минута счастья

Я множу дни мои на ночи —
Сон остается у дверей,
Пусть жизнь становится короче,
Пусть жить отнюдь не веселей.
Но все же счастлив в этом мире.
На что мне променять его?
Нет ничего свободней лиры,
Ласкающей мое лицо.
Нет ничего, что мне заменит
Воспоминанья прежних лет,
Когда Господь меня наметит,
Чтобы пред Ним держать Ответ.
Нет ничего, что дух заставит
Вдруг с настоящим прервать связь:
Как прошлое меня ни манит,
Дороже мне минуты вязь.
Той, что сейчас меня волнует,
К себе зовет, уносит в даль,
Той, что ласкает и тоскует, —
Лаская, гонит прочь печаль.
И даже в темноте, во мраке
Ночи пустынной, ясно мне:
Не променяю счастья знаки
На грусть, живущую в душе.
Я только им и поклоняюсь,
Когда я жду тебя в мечтах.
Пускай молчу, от жизни таюсь,
Пускай испытываю страх,
Что не придется мне увидеть,
Как входишь ты в мой старый дом.
Я счастлив тем, что могу слышать
Шелест мечты в полночный гром.

Прошлое

В часы и в дни, когда забвенье,
Казалось, посещает ум,
Не дремлет сердце, и волненье
Приносит в душу детства шум.

И вспоминаются родные,
И вспоминаются друзья,
Казалось бы, не роковые,
Те годы, что забыть нельзя.

И шелест прошлого, былого,
Всех перевернутых страниц
Мне не дает заснуть, и снова
Во власти я любимых лиц.

И непомерен долг и сладок.
Казалось, выплачен давно,
Он возвращается из сказок,
Которым сбыться суждено.

И веришь им, но нет покоя.
И жизнь вся кажется вином,
И пьешь его, но все ж виною,
Как прежде, пьян и оглушен.

Казалось, все за горизонтом,
И старый дом, и старый двор.
Но полнится весенним громом
Судьбой исполненный простор.

Казалось, все уж за горою.
И все же, что ни говори,
Все, что ушло — всегда со мною.
Все, что ушло — всегда внутри.

Без перемен

Я помню воздух того времени,
Когда весной дышала жизнь,
Когда за малыми успехами
Нам улыбалась неба синь.
И каждый выход наш на улицу
Был праздник сердца и души.
Казалось, будущее сбудется,
Его лишь только позови.
И все тонуло в лучезарности
Надежд, толпившихся в дверях,
И чудилось, что только радости
Заменят зим зловредных страх,
Когда искали исцелителей
Тоски, отчаянья и слез —
Всё, что изведали родители
В стране, оставшейся без грез.
Но годы шли. Десятилетия
Сменились грустной чередой,
Пересекли черту столетия,
Гордясь лишь ранней сединой.

А так, похвастаться нам нечем
Хоть внуки тоже смотрят вдаль
И говорят: еще не вечер.
Надеются. Надежд не жаль.

С Пушкиным

Что ты ржешь, мой конь ретивый?
Помню чудные слова.
Голос мамы, голос милый
Звучит в сердце, как всегда.

И картины детства бродят,
Как всегда, передо мной.
И все правдою проходит
В миг единый — только мой.

Неужели это было? —
Говорю я сам себе.
Время ничего не скрыло.
Все по-прежнему в судьбе.

И дуэль, и снег, и Ленский,
Кровь поэта на снегу.
Памятью своею детской
Рядом с ним сейчас лежу.

Пистолет и злой Онегин,
И Зарецкий рядом с ним,
Секунданты, сани, тени,
Предрассветный утра дым.

Вдохновенье навевает
Каждая строка и слог,
Пушкинской строфой играет
В сердце каждый диалог.

Его голос, голос лирный,
Будит творческие сны.
Он звучит, звучит призывно.
Для меня он из Москвы.

Он доносится с Арбата,
Из дворов — теперь их нет.
Кровь поэта — как кровь брата.
Его слово — вечный след.

Пистолет

Не продается вдохновенье,
Но можно рукопись продать.
А. Пушкин

В России трудно быть поэтом.
Поэт в России истинно пиит.
И даже если он родится с пистолетом,
Он им же будет и убит.

И это всем понятно без сомненья,
Истории известен протокол.
Скажи, какой российский гений
Спокойно в лучший мир ушел?

Какой из них, изведав искус славы,
Вдруг променял талант свой на вранье?
Кто ради денег и забавы,
Отринул вдохновение свое?

Не называй того поэтом!
Не соблазнись ничем, твори один.
К тебе явилась Муза с пистолетом.
Ты только им одним храним.