Алевтина Терентьева: Perpetuum Mobile

Loading

«Людям свойственно вспоминать свои встречи с начальст­вом и пред­став­лять, как бы сейчас повёл разговор — фан­та­зировать, что бы­ло бы, если б… — Мару­ся посмотрела на свои руки, на тонкую пергаментную кожу, испещрённую рос­сы­пя­ми старческой гречки. — Но вот это “если” почему-то вовремя никогда не на­сту­пает»

Perpetuum Mobile

Сюита в четырёх частях

Алевтина Терентьева

http://berkovich-zametki.com/Avtory/Terentjeva.jpg

I. Все свободны

Это — самый замечательный книжный магазин. Маруся проводит здесь уже не первую встречу с чи­та­те­ля­ми. Проходит обычно от Невского по набережной Мойки, в глубине квартала находит не­при­мет­ную дверь с таким чудным названием “Все свободны” и пояснением ниже: “Книги, чай”.

Сегодня читателей немного, но они есть, и даже создали небольшую очередь за автографами.

Маруся сидит на диванчике перед маленьким столиком, на котором стопочкой сложены экземпляры её последнего скромного труда. Небольшой уютный зал, заваленный книгами, с тяжелыми сводами по­толка, большим окном, ещё одним диванчиком напротив — создают атмосферу почти домашней биб­лиотеки. У бывшего камина она подписывает свои тонкие книжонки и не перестаёт удивляться чи­та­тельскому интересу. Она не писатель, а учитель музыки, давно уже бывший, на старости лет начала из­лагать свои немудрёные мысли — и вот, неожиданно нашла своего читателя.

Публика интеллигентно ждет своей очереди за автографами. Второй раз уже загорается экран мо­биль­ника — Маруся краем глаза видит вызов от внучки, но прервать процесс и включить телефон ей не­у­добно.

Наконец, очередь подходит к концу, и Маруся надеется, что ответит настойчивой внучке, но тут в стан­дартной процедуре подписей происходит изменение. Очередной, один из последних со­ис­ка­те­лей на автограф, просит разрешения присесть рядом. Это скромный молодой человек и он пред­став­ля­ется ассистентом продюсера с телевидения. Облик его не вяжется с характером работы, при­са­жи­ва­ется он совсем уж робко, Маруся решает отпустить последних, и они остаются одни на диванчике.

— Понимаете, мне поручили пригласить вас на передачу, — начинает он смущенно, — и сказали, без ва­шего согласия не возвращаться…

Марусе жалко этого парня, она подозревает, что он выполняет своё первое задание, от которого за­ви­сит дальнейшая карьера:

— Что за передача?

— «Интеллигенция онлайн-3», — глядя в стол, тихо говорит парень.

— А какое отношение имею я к вашей передаче?

— Сказали, самое непосредственное. Принимают участие те, кто может с полным правом назвать се­бя интеллигенцией. — Парень покраснел, снял очки и полез за платком.

Маруся распереживалась за него, уточнила детали и не стала больше мучить бедного ассистента…

Без четверти семь следующего дня Маруся была на месте. К встрече она готовилась…

Дело серьёзное. Нужно одеться так, чтобы сразу стало понятно: она самая, что ни есть ин­тел­ли­ген­ция! Пришлось собирать консилиум подруг. Объединенными усилиями привели Марусю в ин­тел­ли­гент­ное состояние, только вот очки… Ну не носит она очков, видит, понимаете ли, хорошо! Но это важ­но… Очки сразу показывают, что вы ботаник, то есть, в смысле — интеллигент. Короче, обо­шлась без очков.

На входе её ждала теперь уже настоящая телеакула — бесцеремонная девица в боевой раскраске. По­казалось, что рядом с таким чудом индеец, вышедший на тропу войны, немедленно закопал бы свой томагавк и предложил трубку мира… Но индейца рядом не наблюдалось.

— Мария что ль? — безразличным басом молвила девица. — Идёмте, ждут вас.

По длинным ободранным коридорам она привела Марусю в студию и бросила у входа. Из-за камер и со­фитов была видна группа, составленная из лысого толстяка, старательно протирающего очки, дамы не­о­пре­де­лён­но­го возраста, кого-то смутно напоминающей, и франтоватого ведущего с лицом старого маль­чика и кра­ше­ными волосами. Ведущий что-то втолковывал гостям передачи, которые уже си­де­ли с клипсами микрофонов за сегментным полукруглым столом.

— Сашка, Мария пришла! — пролаяла телеакула через динамики.

Ведущий подскочил на месте, развернулся на полуслове и побежал навстречу Марусе в не­о­све­щён­ное пространство. По дороге он начал ворковать бархатным голосом. Смысл не сразу дошел, по­сколь­ку Маруся мучительно силилась понять, кого этот тип пытался копировать. Внезапно она вспомнила зна­менитого Урмаса Отта, «Д’артаньяна интервью», которого так называли во времена его за­ме­ча­тель­ных, незабываемых бесед со знаменитостями. В секунду пронеслась перед глазами встреча его с Нон­ной Мор­дю­ко­вой — жен­щиной чрезвычайно сложной, сочетавшей мудрые мысли с от­кро­вен­ной пургой. Ур­мас при этом уважал, даже восхищался собеседницей, неподдельное внимание его бы­ло трогательным…

При ближайшем рассмотрении ведущий не выдерживал никакого сравнения с Урмасом, но — поду­ма­ла, — и она ведь не Мордюкова.

— Простите, я не расслышала, — спохватившись, произнесла Маруся, — не могли бы вы повторить?

— С удовольствием! Я говорю: как славно, что вы, дорогая Мария Ефимовна, согласились. Без вас пе­ре­дача не состоялась бы. Должен же кто-то твердо и ясно дать отпор этим зарубежным гостям. Они утвер­ж­да­ют, что передовая интеллигенция со своими сверхполиткорректностью и супер­ли­бе­ра­лиз­мом есть спа­сители цивилизации. Руководство же нашего канала считает, что как раз эта ин­тел­ли­ген­ция — не мозг нации, а, простите… Даже не знаю, как сказать…

— Говно что ли?

— Вот! Приятно иметь дело с настоящим интеллигентом, он сразу ухватывает суть вопроса…

— А те, кто такие? — Маруся кивнула в сторону стола.

— Герр Шнитке из Франфурта…

— На Майне?

— На Одере. И мисс Ольшевски из Санкт-Петербурга. Американского.

Они подошли к столу и пока на неё цепляли микрофон, она поняла что мисс — вылитая её учи­тель­ни­ца ли­те­ра­туры, невзлюбившая юную Марусю и постоянно ставившая ей тройки. Ныне Маруся от­сы­ла­ла той дуре свои публикации и злорадно представляла, как она распаковывает бан­де­роль и как вы­тя­ги­вается её ли­цо. Аккурат, вот то са­мое, та­кое же тупо-начётническое, как у мисс Оль­шев­ски.

Но мисс Ольшевски не преподавала русскую литературу. Она боролась за мир во Флориде. То есть, бо­ро­лась она за мир во всём мире, но из Флориды…

Ведущий с бархатным голосом — тут же выяснилось что это Александр Охлопенкин — начал работать.

А.О. — Мы приветствуем вас в программе «Интеллигенция онлайн-3». У нас в гостях известная своей ин­теллигентностью писатель Мария Ефимовна (он назвал фамилию), профессор евгеньики герр Шнит­ке из Германии, и всем известный борец за мир, мисс Ольшевски. Она приехала на передачу из са­мо́й Флориды. О! У нас сразу же появились вопросы телезрителей.

Вопрос: — Кто такая “евгеньика”? Это имя Евгения в грубой форме?

Г.Ш. — Мы изучаем методы влияния на наследственные качества будущих поколений с целью их со­вер­шенствования.

А.О. — Мария, вы не хотите дополнить господина профессора?

М.Е. — Ну ладно, скажу. Все знают, каким способом че­ло­вечество передаёт на­след­ст­вен­ные ка­чест­ва бу­дущим поколениям вот уж примерно двести тысяч лет. Интеллигентные люди меня поймут. Я имею в виду, что в невербальной передаче генетической информации за последние, как я уже сказала, двести тысяч лет ничего не изменилось.

Г.Ш. — Нет, госпожа Мария, мы изучаем всё новое, что есть в научном процессе. А новаций в науке хва­тает. Вот скажем, к при­меру, борьба за мир так изматывает, что людям уже не до передачи ге­не­ти­чес­кой ин­фор­мации невербальным, как вы говорите, и добавлю, архаичным, даже, не побоюсь этого сло­ва, обс­ку­рантским способом. Тут разве что на парад гордости схо­дишь, да и только.

м.О. — Не иронизируйте! Мы, творческая интеллигенция, мы просто обязаны бороться за мир! Вер­бально и невербально. Как это было сказано: «В борь­бе обретёшь ты право своё!»

М.Е. — Мадам борец ничего не перепутала? Это эсеры утверждали, причем, бом­ба­ми.

м.О. — Тот, кто взялся бороться за мир и не хочет при этом испачкать своих белоснежных перчаток, тот пусть сразу зай­мётся чем-ни­будь другим! Бомба в борьбе за счастье человечества — легитимна!

Г.Ш. — Я не согласен. Всё меняется. Вот развитие современных либеральных идей дошло, наконец, и до позора Германии — оружейного концерна Heckler&Koch. Они посчитали и ужаснулись. Ока­зы­ва­ет­ся их продукция с момента основания компании в 1949 году убила более двух миллионов человек. Те­перь оружейный концерн больше не будет продавать оружие в зоны военных конфликтов.

М.Е. — Правильно, оружие только в филармонии продавать.

Г.Ш. — Не ёрничайте! Я правильно по-русски выразился? Компания создаст компенсационный фонд для жертв, пострадавших от применения её продукции.

М.Е. — Не волнуйтесь вы так, господин Шнитке. Видимо в компании был наследственный гене­ти­чес­кий де­фект, вот он и проявился. Евгеньика вам ничего не подсказывает?

Г.Ш. — Как же вы, мадам, далеки ещё от либеральных ценностей!

М.Е. — Да уж… По аналогичному поводу один известный писатель сказал очень точно: «Лучше по­гиб­нуть на ко­ленях, чем убить стоя!» Хотите погибнуть на коленях — ваше право. Только не тяните нас за вами. Вы не изучаете классиков военной мысли. Вот, к примеру, известный журналист отметила, что «нет ни ору­жия, ни методов ведения войны, позволяющих победить, не причиняя вреда про­тив­ни­ку». Но, по­нят­но, это не относится к оружейному концерну Heckler&Koch. Они эту максиму опро­вергнут. Если вы­жи­вут, конечно.

А.О. — У нас появился вопрос.

Вопрос: — Пользуясь возможностью, хочу отметить блестящие историко-лингвистические работы Ма­рии и спросить, знакома ли она с ис­сле­дованиями на ту же тему Юрия Дмитриевича Петухова?

М.Е. — Вы о чём? Об этом, что-ли?…

(Маруся роется в портфеле, достаёт бумаги, читает)

«К IV тыс. до н. э. ядро суперэтноса на Ближнем Востоке основательно ослабло и регрессировало в результате постоянного испускания из себя выселков русов по всем направлениям…» И так далее.

М.Е. (продолжает) — Я изучила его теорию о том, как древние евры основательно проникли по всем тер­ри­ториям расселения ближневосточных русов. Но он совершенно оставил без внимания роль древ­них ру­сов в становлении государственности в бассейне реки Хуанхэ во времена династии Инь. Кста­ти, именно появление там древних евров под предводительством Ян-Келе, позволило соз­дать кон­цепцию Ян. Совершенно естественным путем русы династии Инь и евры кагана Ян-Келе при­ве­ли к за­рож­дению исходного русо-еврского этнокосмогенеза “Инь и Ян”.

м.О. (нервно) — Мы отвлеклись от темы.

М.Е. — Напротив, мы очень даже в теме. Вот послушайте, умный человек написал (читает):

Я не всегда, поверьте, пьян,
но если перебрал,
не стану обращаться к «ян»,
поскольку натурал,

и как мозгами ни раскинь,
то, если не урод,
так непременно тянет к «инь»,
а не наоборот.

Вот если «ян» потянет к «янь»,
а «инь» потянет к «ин»,
то это значит — дело дрянь,
и мир свихнулся, блин.

Я точно помню, как давно
учил меня отец:
не путай двери и окно,
начало и конец;

чтоб от плевков и от тычин
уйти, тогда, mon cher,
не путай женщин и мужчин,
трефное и кашер.

м.О. (возмущённо) — Фу! Сексизм и гомофобия, отягощённые оголтелым сионизмом. Как можно…

А.О. — Минуточку, как раз есть вопрос вам, мисс Ольшевски.

Вопрос: — Мадам, поделитесь своими достижениями. О гражданских правах белых мышей, морских ко­ти­ков и, ес­тественно, зародышей, нам известно. Есть что-нибудь ещё?

м.О. — Конечно есть! Мы вели долгую борьбу в Индонезии, защищая авторские права павиана На­ру­то. Он утащил у бри­танского фотографа Дэвида Слейтера камеру и сделал селфи. Бедняга павиан был наг­ло лишён интеллектуальной собственности на фото, которое сделал сам. Представьте, Слейтор утверж­дал, что всё яко­бы подготовил он, а па­виан только нажал на кнопку. Мы боролись шесть лет, шесть дол­гих лет! Мы не смог­ли победить эту подлую сис­тему, но, по крайней мере, привлекли вни­ма­ние к проб­леме. Пусть да­же павиан — не человек, но это сов­сем не означает, что он не может быть фо­то­гра­фом и правообладателем!

Вопрос: — Мадам, не могли бы вы назвать источники финансирования такого длительного процесса?

м.О. — Я так и знала! Я так и знала, что начнут искать следы Сороса! Нет, он нам денег не дал. Нам по­мо­га­ли люди доб­рой воли всего мира.

Вопрос: — А пролетариат? Он как?

м.О. — Он занят своими цепями, которыми опутывают его капиталисты. Я думаю, герр Шнитке может по­яс­нить, внести ясность в этот вопрос, он ближе всех нас к Франкфуртской школе.

Г.Ш. — Эта школа на Майне, а я — на Одере, но не важно. Важно то, что прогрессивная научная школа утвер­жда­ет: буржуазное классовое общество превратилось в монолитную, абсолютно тоталитарную сис­тему. Её безусловно нуж­но раз­ру­шить.

М.Е. — Слышали, как же: «Весь мир насилья мы разрушим, до основанья, а затем…» — пойдём пить пи­во.

Г.Ш. — Если это шутка, то неудачная. Дело в том, что пролетариата сегодня нет, а потому ре­во­лю­ци­он­ная роль разрушения и последующего преобразования общества должно перейти к интеллигенции и аутсайдерам.

М.Е — Аутсайдерам? Это к мигрантам, что ли?

Г.Ш. — Ваше отношение к мигрантам, очевидно, далеко от современных европейских ценностей и от­чёт­ливо от­да­ёт фашизмом. Странно, что вас пригласили в передачу. Мы непоколебимо привержены гу­манизму и целям освобождения человека от всех форм эксплуатации. Надо вернуться к идеалам Про­свещения.

м.О. — Вот именно, давно пора!

Маруся (всем корпусом разворачиваясь к Охлопенкину):

— Так, господин ведущий, сейчас самое время вернуться к началу передачи и расставить правильные ак­цен­ты.

Ведущий слегка напуган таким оборотом. Пока он соображает, Маруся, похлопывая рукой по столу, на­пористо продолжает:

— Как я представляю, интеллигенция бывает творческой и технической. Одни создают произведения ис­кусства, другие двигают научно-технический прогресс, бывает это совмещается, но главное — те и дру­гие заняты со­зи­да­тельной работой. Однако, есть ещё третья страта, мною лично мало уважаемая. Нет, я не говорю о глу­боких мыслителях, чья миссия почётна и общеполезна. Я — о целом соци­аль­ном слое бездельников всех мас­тей и гражданств, которые сами ничего не делают в силу своей не­спо­соб­нос­ти, но зато хорошо знают «как правильно». И без всякой личной ответственности долдонят на всех углах свои никчемушнные мантры, призывая лю­дей к… нет, не к «освобождению человека от всех форм эксплуатации», как здесь изволили вы­ра­зить­ся, а к освобождению человека от всех форм ответственности.

В студии наступила напряжённая тишина. Один из операторов навёл на Марусю крупный план, ре­жис­сёр в своей пультовой открыл рот, телеакула затянулась в дверях режиссерской, выпустила клубы ды­ма и пробасила восхищенно: «Во дает тётка!». Монитор с другой камеры крупно показывал лицо мисс Ольшевски, которое пошлó красными пятнами… Ведущий не знал как спасать передачу, однако, пря­мой эфир требовал дисциплины и немедленной ре­ак­ции:

— Спасибо, Мария Ефимовна, сейчас наша беседа станет ещё более осмысленной. — Он по­чув­ство­вал, что начал по­теть. Ему представилось, что он стоит на самом краю чёрной, бездонной пропасти.

— Хорошо, возвращаюсь, — спасла положение Маруся и обратилась к ближайшему объективу.

М.Е. — Итак, к старым песням о главном. Свобода, равенство, братство… Не бывает их!

м.О. — Как не бывает?

М.Е. — А так! Один брат старший, а другой младший. Один кудрявый, другой лысый. Один профессор, вто­рой грузчик. Эксперимент с равенством? Да запросто! Вас французская революция устроит? Пом­ни­те: «Лион восстал против свободы, Лиона больше нет!» Или вас больше интересует «Миру-мир!», «Зем­лю крестьянам», а «Воду — матросам»?

Г.Ш., м.О. (хором): Не надо утрировать.

М.Е. — Я не утрирую. Рабочий не может нарушить техпроцесс, иначе не получится нужный результат. Ка­питалист, болтающий о всеобщем равенстве, разорится, он не может всех считать равными и пла­тить уборщице и главному бухгалтеру одинаково. Но прекраснодушный либерал очень даже может. По­чему нет? Он же не отвечает за результат! По­чему нет? Он же хотел, как лучше! Он может из че­ло­ве­колюбия сдать свою страну мусульманам, да так, что гражданам останется только думать, куда бы бежать…

Г.Ш. — Я протестую. Это политический выпад против госпожи Канцлерин!

м.О. — И я протестую. Ислам — религия мира и добра!

М.Е. — Я тоже протестую. Эксперименты в крайнем случае нужно ставить над собой, но не над стра­ной.

м.О.— Интеллигенция всегда вела народ к добру. Она являет собой образец, к ко­то­рому остальным нуж­но стре­мить­ся. (срываясь в крик) Сознательность, сочувствие к страдающим, совесть…

М.Е. — Как же, как же… Господин Некрасов проигравшись в карты и страдая утром головной болью с бодуна, сочувствовал:

Назови мне такую обитель,
Я такого угла не видал,
Где бы сеятель твой и хранитель,
Где бы русский мужик не стонал?

Конечно, увидишь углы с похмелья. Только вот, начитавшись его стихов, идиоты студенты переходили к дей­ст­ви­ям. Социализм — это дерьмовая идея в теории, и аморальная на практике. Так сказал мо­ло­дой и ум­ный Бен Шапиро.

м.О. — Но были же и положительные примеры!

М.Е. — Да, в Сингапуре, где демократии и социализма нет. Вот другой пример. Есть такая сказка, что Из­раиль — сплошь умные люди. Так вот, недавно на исходе субботы прошла самая массовая де­мон­ст­рация за последнее время.

Г.Ш. — Это естественно, в Израиле много проблем!

М.Е. — Да, много, и самой главной оказалась… защита животных. Требования были перейти всем евреям поголовно на ве­ге­та­ри­ан­ское питание и обеспечить животным, которых завозят в Израиль, со­дер­жа­ние в приличных усло­виях, дабы они не испытывали страданий. Ну правильно, для палестин­с­ких бан­ди­тов уже всё обес­пе­чи­ли. Они в тюрьме бесплатно получают образование, вплоть до док­тор­ских сте­пе­ней.

Г.Ш. — Это же прекрасно, образованные люди не занимаются терроризмом.

М.Е. — Конечно не занимаются, ещё чего, они не идиоты. Они мотивируют других, не настолько об­ра­зованных, а те уже идут взрываться…

м.О. — Вы не в первый уже раз клевещете на страдающий от оккупации палестинский народ. Как вы ока­зались на этой передаче?..

Г.Ш. — Но идеалы, продвигаемые интеллигенцией, они основа развития. Правда иногда общество не по­нимает своего блага…

М.Е. — Ну, герр Шнитке, я от вас в восторге! Вы из какого Франфурта? На Марсе?.. Общество никогда не понимает сво­е­го блага, особенно, если благо изобретено кем-то для него посторонним. Ро­ман­ти­чес­кие аб­ст­ракт­ные идеи не соответствуют природе человека. А как тогда продвигать идею? Вот тут и идут в ход бом­бы, любовно упомянутые мисс Ольшевски, и вообще, всевозможный террор, а за ним не­избежно — при­нуж­де­ние и отсутствие свободы. Так было всегда!

м.О. (кричит) — Вы не в первый уже раз клевещете на интеллигенцию. Как вы попали на эту пе­ре­дачу?!

М.Е. — Через входную дверь. Но мы не на СNN и заткнуть меня не получится! Так что, слушайте даль­ше: в фонд “развивающихся стран” вливают огромные суммы денег. Это обеспечили добрые люди из ООН и ЕС.

Г.Ш. — Вам и это не нравится?

М.Е. — “Развивающиеся” страны “развиваются” на западные деньги уже очень  давно, только вот раз­ви­тие что-то плохо различимо. Я не имею в виду, само собой, личные счета ру­ко­во­ди­те­лей этих раз­ви­вающихся стран. И зарплаты чиновников ЕС и ООН.

м.О. (продолжает кричать) — Вы не видите развития? А Палестинская автономия?! Какие спектакли, ка­кие театральные пер­фор­мансы они стали ставить!

М.Е. — Если под перформансами вы подразумеваете террористские тоннели, то таки да — развитие налицо.

Г.Ш. — Но ведь борьба за мир приносит свои результаты, вот, к примеру, Нобелевский комитет…

М.Е. (перебивая) — Спасибо! Нобелевская премия мира… Каким только негодяям и прохиндеям её не да­ва­ли. Достаточно вспомнить Арафата, Альберта Гора или того же Обаму, получившего её за победу на выборах. Нет уж, про этот самый “комитет” я слушать не стану!

Маруся гневно срывает с себя провода, бросает напоследок «Все свободны» и выходит из студии.

* * *

Вечернее солнце плотно засело между деревьями противоположного берега. Стало прохладно, это чув­ст­вовалось даже через плед на коленях.

Старая женщина развернула кресло-каталку и налегла на обручи колёс по направлению к красивому до­му с колоннами. Последние годы она обитала в этом последнем приюте, на телевидении от­ро­дясь не бывала, а в России, в Питере… последний раз — в начале 80-х.

II. Назначение

Звонок раздался в два часа ночи. Пётр Павлович (в дальнейшем: ПП) не подпрыгнул суматошно на сво­ём диване, не стал судорожно искать телефон, — он спокойно оторвался от экрана компьютера, по­ду­мал механически «свои уже все дома», увидел незнакомый номер, секунду помедлил, но всё-таки на­жал на зелёную кнопку.

— Пётр Павлович? — спросили солидным голосом, — извините, мы вас не разбудили?

— Кто это? — мрачно задал свой вопрос ПП.

— Из Администрации Президента РФ…

«Пранкеры чёртовы… доморощенные. Пенсионер-то неизвестный зачем им понадобился…» — по­ду­мал ПП и уже собирался нажать на красную кнопку, но голос без суеты продолжил:

— Вы не беспокойтесь, это не розыгрыш. Можете проверить прямо сейчас. Найдите на нашем сайте телефон и попросите… — он назвал фамилию.

— С какой это стати?

— Пётр Павлович, мы бы не стали вам звонить по пустякам, тем более в такое время. Поверьте, повод очень серьезный…

ПП отключился, посидел немного, но что-то в этой манере говорить насторожило его. Для очистки со­вес­ти он нашёл номер. Ответили сразу, он назвал фамилию, и его моментально соединили с тем же со­лидным баритоном.

На этот раз чиновник почему-то весело ещё раз поинтересовался:

— И всё-таки, мы вас не разбудили? — всё время он говорил от имени “мы”.

— А вас там много, что ли? — опять ответил вопросом ПП.

— Я один в кабинете, — простодушно ответил голос, — не знаю… так у нас принято обращаться, я ведь не от себя лично звоню…

— А меня вы откуда знаете?

— Мы о вас много чего знаем… — Голос сам смутился от зловещей фразы. — В смысле вашего тру­до­во­го пути… Из частного мы знаем только, что вы рано не ложитесь спать…

— И на том спасибо. Ладно, можно считать прелюдию оконченной, — сухо сказал ПП, — давайте по делу.

— Вот и славно! — обрадовался голос, — я, собственно, чего позвонил, мне поручили организовать вашу встречу… — тут он опять замялся, — в общем, с вами хотят побеседовать.

— Чего вы все время загадками говорите: “поручили, хотят…”. К чему эта обезличенность?

— Не сердитесь, Пётр Павлович! Когда вы получите другой телефон, всё будет вполне конкретно…

На следующий день произошло много чего интересного. Его везли за МКАД, потом с ним долго бе­се­до­вали, наконец ПП проводили в просторный кабинет, указали на длинный стол с рядами кресел по сто­ронам и тихо сказали: «подождите немного».

Через короткое время из боковой двери вышел Президент.

Нет, не грянули фанфары, не открыли обе створки тяжелых золочёных дверей гвардейцы в ки­ве­рах, не пошёл Президент через строй подданных, асимметрично, как полевой белогвардейский офи­цер, раз­махивая руками, — просто из обычной двери тихо вышел Президент в своём рабочем обли­чьи, т.е. в костюме с синим галстуком, и просто поздоровался с ПП за руку. Потом они сели за стол друг про­тив друга. Ни бумаг, ни телефонов — вообще ничего не было на этом полированном столе.

— Я попросил вас приехать… — тут Президент остановился, заметив порыв ПП и жестом предлагая тому высказаться.

ПП стало неудобно перебивать и он в свою очередь вопросительно замолчал.

— …понимаю ваше удивление, — терпеливо продолжил Президент, — вам, наверное, сказали о ка­ком-то назначении? Давайте простим моих помощников, они ещё не знают истинных причин нашей встре­чи. И вообще пока никто не знает, зачем я вас пригласил. Это мой личный эксперимент. Но сна­ча­ла хотелось бы прояснить некоторые позиции.

Он попросил пенсионера ни больше ни меньше как высказать претензии к его, Президента, работе. ПП подумал, потом осторожно сообщил, что в вопросах внешней политики он осторожен с оценками. Более того, ес­ли б у ПП было столько информации, сколько у Президента, не факт, что он бы вел себя столь же… де­ликатно. А вот внутри страны — тут есть над чем подумать:

— Если бы я дал вам зелёную папку, в ней были бы всего два слова: “национальная идея”. — Так ПП намекнул на знаменитые папки с поручениями Президента.

Президент не удивился, но в кресле устроился удобнее. ПП не оставляло чувство непринужденности. Его собеседник обладал способностью сразу расположить к себе.

— Мне кажется, —повёл ПП издалека, — нынче это понятие у нас размыто. Возвращение к “ду­хов­нос­ти”, под­мена истории мифами о национальных героях — всё это неэффективно, не побудит еди­ный народный порыв. Я понимаю смысл установки в центре столицы огромного креста. Но делать глав­ную ставку на продвижение православия — не найдёт это мас­со­вого отклика.

— Поясните, пожалуйста! — Глаза Президента сделались ледяными.

— Знаете, я не хочу вторгаться в сферы, мне плохо знакомые. Я лучше сразу предложу свою идею. Она, конечно, может показаться вам сверхнаивной…

— А вы рискните, — глаза стали оттаивать.

— Идея такая. Надо, чтобы воровать стало стыдно. По настоящему стыдно, позорно, из ряда вон, и что­бы отношение людей к воровству было прежде всего брезгливым.

ПП остановился. Молчал и собеседник. Но он не взглянул на часы, не зевнул украдкой, и ПП про­дол­жил:

— Сегодня за такую идею пятьдесят миллионов плюнут мне в глаза и рассмеются. Но это долгий про­цесс — вос­питание людей. Я не говорю о карманниках, такая публика всегда была и будет. Я говорю о биз­несе и чиновниках. Я знаю много молодых и не очень, деловых ребят, которые уверены, что чест­но стро­ить бизнес более прибыльно. Поверьте, они тоскуют по честной жизни. Это наш фундамент, а уж до­тя­гивать остальных — дело ведомств. Представляете, если бы министерство культуры пос­лед­нее де­ся­ти­летие не хоругвеносцев выкармливало, а продвигало эту идею? А министерство об­ра­зо­ва­ния? А здра­во­ох­ранения? А труда?

— А министерство труда в какой роли?

— О-о, в огромнейшей! Создать грамотную систему мотивации в каждом сегменте, это наполовину сре­зать воровство и взятки.

Президент вдруг встал с кресла, поднялся и ПП.

— Вот, уважаемый Пётр Павлович, мы и подошли к сути моего эксперимента. Я хочу, чтобы такой опыт­ный производственник как вы провёл что-то вроде штабных учений с кабинетом министров. Под­готовьте свои претензии и предложения. Вас пригласят, и вы проведёте заседание Правительства. При­чём, прошу это сделать так, как вы бы проводили совещание на своём предприятии. Не стесняясь, не выбирая выражений. С премьером я договорюсь…

* * *

— Дед, ты жив там? — она осторожна зашла в кабинет. — Уже двенадцать, а ты всё не вы­хо­дишь…

— Да жив я, жив. Заспал немного.

— Ну, тогда я побежала, — она чмокнула его в щёку и испарилась.

Он уселся на край дивана, сунул ноги в тапочки, помотал головой: «Ну и фантазия! При­ви­дит­ся же такое». Задумался, глядя на пергаментную кожу своих рук, испещрённую рос­сы­пя­ми стар­ческой греч­ки, потом встал с дивана, прошёл к столу, сел на кресло и повернулся к эк­ра­ну: «Ну, и как там наши пи­томцы?»

Как он когда-то, на рубеже века открыл для себя этот, один из немногих в ту пору русскоязычных сай­тов, так и прикипел к нему, по нескольку раз в день просматривая гостевую книгу. Появлялись: живой жур­­нал, фейсбук, твиттер, все эти новомодные соцсети — ПП оставался верен ар­ха­ич­ной, примитив­ной гостевой. Она как бесконечный сериал — персонажи, там препиравшиеся, не менялись по мно­гу лет, но никогда ему не наскучивали. Как склочная, вредная, противная но… род­ня.

Споры в гостевой не затихали никогда. Пока Пётр Павлович сидел за­пол­ночь и чуток покемарил, про­шёл бурный, в баталиях о Трампе, вечер у американцев, наступило утро у за­взя­тых израильтян и жи­те­лей Германии, — они, позавтракав, садились за свои клавиатуры…

«Ну, и как там наши питомцы?» — сказал он себе, отскролливая назад ленту, чтобы читать постинги в хро­нологическом порядке.

В гостевой, как всегда, свирепо грызлись поэты. Любимцы муз, мастера рифмы го­товы были друг дру­га растерзать, глот­ки выгрызть, очи выесть, об лиры морды ободрать. Стро­гий модератор так и сыпал по­след­ни­ми предупреждениями — жизнь кипела.

«Экие страсти, од­на­ко!» — в который раз по­ражал­ся ПП, чи­тая клокочущие лютой злобой филиппики «единого прекрасного жрецов».

Сегодня по­э­ты так раз­бушевались, что чуть не заглушили главную тему: Трамп… Нетаньягу… Трамп… Мер­кель… Трамп-тарарамп… Как подметил язвительный тамошний обитатель:

Звенели ямбы и хореи,
Хвала неслась тут и хула:
Судили русские евреи
Американские дела…

«А-а-а, вот и они!» — он продрался, наконец, сквозь остервенелый лай поэтов и нашёл своих лю­бим­цев — языковедов, выявляющих ивритское происхождение всевозможных географических наз­ва­ний. Не­дав­­но на ниве народной этимологии блеснула некая Алевтина Терентьева. Она дерзновенно раз­дви­ну­ла пре­делы империи древных евров, доказав, что традиционное «от моря до реки» означает: от моря Ба­ренцева до реки Хуанхэ. Её соратники развивали тему. Сегодня обсуждалась животрепещу­щая новость: оказывается, название “Гибралтар” происхождение имеет не арабское, от име­ни пол­ко­вод­ца Тарика ибн Зияда, пересекшего в 711 году пролив и вскоре завоевавшего ко­ро­лев­ство вест­го­тов. Нет, оказывается, название это из глубин тысячелетий восходит к ивритскому “Хибру Ал­тар”, си­речь, “алтарь евров”.

«Интересно, — поспорил сам с собой ПП, — вспомнит хоть кто про Геркулесовы столбы, коими про­лив обозначался эдак пару тысяч лет, кстати, разрушенные “во славу Ал­лаха” тем са­мым Тариком ибн Зиядом. Интересно, однако, вот так похерить всю античную литературу, где эти столбы упоминаются бессчётное число раз, и вместо них, ничтоже сумняшеся, впердюхать никому дотоле не ведомый “алтарь”. Ай, молодцы!»

За лёгкость в мыслях необык­но­вен­ную он и любил своих любимцев…

* * *

Маруся налегала на обручи колёс. Езда на кресле, как раньше ходьба, ничуть не мешала размышлять.

«Людям свойственно фантазировать. Вспоминать свои встречи с начальст­вом и пред­став­лять, как бы сейчас повёл разговор, что бы сказал на собрании, а лучше — на мно­го­люд­ном ми­тин­ге, в какой бы спор ввязался на центральном телеканале с известным ведущим — словом, фан­та­зировать, что бы­ло бы, если б… — Мару­ся посмотрела на свои руки, на тонкую пергаментную кожу, испещрённую рос­сы­пя­ми старческой гречки. — Но вот это “если” почему-то вовремя никогда не на­сту­пает…»

Кресло преодолело невысокий пандус и въехало в здание. Лифт, десяток метров по коридору и вот её ком­на­та. Только сейчас, в помещении, Маруся почувствовала, как продрогла в парке. Осень в этом го­ду выдалась тёплая, но всё-таки не лето — вечерами свежо. Да и ветер поднялся. Она укутала плечи вто­рым пледом.

И сидела в темноте, слушая шум деревьев и наблюдая, как в окне по занавеси ме­чут­ся на ветру тени, что от­бра­сывают ветви в свете фонарей…

«Муж умер. Сын женат. Теперь жи­вёт од­на…» Маруся прочитала это стихотворение в одном блоге. На­пи­са­но о ней. Или нет? Так или иначе, стро­ки за­пом­ни­лись:

Конечно, время всё поставило уже
На должные места и сгладило изломы.
Где дерево шумит — за домом ли, в душе?
Знакомый двор в окне и шум давно знакомый.

Что память говорит? — Да так, с листвой в ладу,
Невнятицы полна и слов не подбирает.
Жизнь в ширину мала, но велика в длину —
Подобная тропе, которая петляет.

Реликвии души нисколько не ценней,
Чем озеро в дожде и ягода лесная.
Она сидит одна. А есть ли Бог над ней,
Следит ли он за ней — не ведаю. Не знаю.

Да если и следит — чем может он помочь
Унынию ума, глубокой лени тела?
День, вроде, отошёл. Подкатывает ночь.
А лампы не зажечь – рука окаменела.

Нет, последние строки явно не о ней. Да, верно, руки болят и немеют. А что ты хочешь? Туннельный син­дром — профзаболевание машинисток и программистов. Как девчонкой пришла она в пер­фо­ра­тор­с­кую, опе­ра­тором подготовки данных, так всю жизнь и колотит по клавишам. Но «уны­ние ума»? «лень тела»? Нет уж, дудки! Мару­ся подъехала к столу, включила экраны и настольную лампу.

Кого ни возьми, у всех “макбуки”, если не “айпады”. Но Маруся — старый программер, и все эти но­во­мод­ные гаджеты вызывали у неё раздражение. То ли дело старая добрая персоналка с клавиа­ту­рой, мыш­кой и двумя эк­ранами.

«Надо же, — подумала она, —давно ли персональный компьютер стал старым? А ведь давно, почти сорок лет как. Вот так и жизнь…»

Маруся положила ладонь на мышку, открыла вордовский файл и стала пе­ре­чи­ты­вать написанное до про­гул­ки.

Окончание
Print Friendly, PDF & Email

9 комментариев для “Алевтина Терентьева: Perpetuum Mobile

  1. Ну и острые у Вас зубки, милая девушка.
    Завидую Вашему другу сердца.
    Так держать.
    Курс на Гибралтар

  2. Уважаемая Алевтина, очень осторожно, не затаптывая цветущие ростки дифирамбов, задам свой неуклюжий вопрос: понятно — пишет автор. Но от чьего имени? Сначала Маруся (уже стала сквозным персонажем), вроде как из Питера. Потом некий, нераскрывшийся во-время российский герой-пенсионер ПП. Потом бабушка в каталке, потом дедушка на диване.
    Пока все более-менее ясно.
    Потом диванный дедушка после ночных кошмаров, среди перхоти роется в Сети и читатель сталкивается еще с одним загадочным действующим лицом: » «Что за чёрт! Явился, не запылися!» — вдруг увидел ПП подзабытый, некогда хорошо знакомый ник».
    Не успел читатель (я, по крайней мере) понять, что за черт так искусно спрятался за непонятно кому знакомый ник, как бабушка в каталке оказалась Марусей.
    А дедушка тогда кто? Который до 12 дрыхнет?
    А Маруся оказалась вовсе не из Питера. Сорок лет уж как оттуда уехала. Не вслед ли за Моисеем на каталке?
    Алевтина, это не критика, это вопросы тупого читателя. Который и задан-то зря, обещано продолжение, может все и откроется…
    Лающая акула и стеснительный ассистент, которому неудобно за своего босса — хороши. А для Маруси, не знающей ТВ, — даже очень. Крашенного ведущего можно увидеть на любом экране, но вот Урмас с Мордюковой — они из далекого, советского, марусиного прошлого. Если все-таки рассказ от имени Маруси.

  3. «За лёгкость в мыслях необык­но­вен­ную он и любил своих любимцев…» Вот и я за это. Согласен с предложением ув. Дынина: Марусю в почётные члены Гостевой. Добавлю: с правом, не таясь, тут же одёргивать и даже высмеивать автора очередного «письма учёному соседу». Спасибо автору. Жду продолжения. И, с разрешения А.К., «Вперёд!»

  4. Оригинально, свежо, иронично и, главное, читается с интересом. Спасибо, Алевтина.

  5. А.Т. — Через некоторое время свобода показалась уж слишком безграничной, регулярные полуспортивные прогулки занимали только часть дня,
    и Маруся решила найти себе занятие.
    Несмотря на свою сугубо техническую специальность, технарский склад ума и почти полувековой стаж работы Maруся остановилась на
    =============
    Маруся остановилась на, и истории повезло. Или — «свезло» :). Заведомо дилетантский характер изысканий давно уже не смущает никого, все хотят сделать маленькое открытие, открыть какой-нибудь уголок в душе ЕВРов, отыскать тугрики-еврики, ещё не отрытые.. эээ.. технарскими умами.
    Н и к о г да, Б-же сохрани, никогда не предавать тот уголок огласке и, не прИдавая никакого значения замечаниям пост-оронних, не спеша
    копаться в доступной, извиняюсь, — фактуре и делать собственные выводы. Не для других, а ТИЛЬКЫ для СЕБЕ, т.е., для себя.
    А Евры и Укры, наевшись икрЫ, пусть кусают других за Икры. За локоть не получится. Близок локоть, однако, хоть и на Б. Востоке, а не укусишь.
    Не даётся, хитрый, как все на Востоках.

  6. Очень понравилось. Хороший текст, автор ни на кого не похож — явно запомнитесь, Алевтина! Волнующий момент заключается и в напоминании, что не только наши статьи, но и наши милые пререкания в гостевой люди читают и цитируют. Сколько раз я призывала: люди, ведите себя прилично! Если нечего отписать по существу, так хотя бы блесните остроумием! Как Алевтина. Но – увы! – и у неё есть промахи. Хотя бы вот этот кусочек:

    Геркулесовы столбы, коими пролив обозначался эдак пару тысяч лет, кстати, разрушенные “во славу Аллаха” тем самым Тариком ибн Зиядом. Интересно, однако, вот так похерить всю античную литературу, где эти столбы упоминаются бессчётное число раз, и вместо них, ничтоже сумняшеся, впердюхать никому дотоле не ведомый “алтарь”. Ай, молодцы!»

    Алевтина, смею вас заверить, мы тут ничего не впердюхали! Похоже, что вы не знакомы были с этой исторически-этимологической версией, но она существует! Алтарь произошёл ещё от баскского слова « высота» alt, Altus. Греки к тому времени только выходили на мировую арену! Высоченные отвесные скалы со стороны Европы и Африки называли высотами. И именно от слова «высота» возникло слово «алтарь» как жертвенник. Вы ведь знаете легенды о том, как скалы использовались для жертвоприношений? А вы говорите «впердюхивать!»

    С нетерпением жду продолжения! Вперёд!

  7. Предлагаю принять Марусю в почетные члены Гостевой с правом заключать дискуссии коллег им в поучение, гостям в наслаждение.

  8. М.Е. (продолжает) — Я изучила его теорию о том, как древние евры основательно проникли по всем тер­ри­ториям расселения ближневосточных русов. Но он совершенно оставил без внимания роль древ­них ру­сов в становлении государственности в бассейне реки Хуанхэ во времена династии Инь.
    ==
    Это совершенно замечательно! Однако по непонятным широкой общественности причинам упущена роль, которую сыграли выходцы из Мордовии — древние морды. Они вместе с древними бАшками (выходцами из Башкирии) тоже двигались к Хуанхэ, но столкнулись с волной византийских миссионеров, основавших на Руси движение «древние пОпы».

    P.S. Ударение впоследствии сместилось на «попЫ», и уже в таком виде и дошло до современности …

    P.P. S. Приятно обнаружить столь высокую начитанность у автора данного материала:

    Цитата из Б.Тененбаума:

    Звенели ямбы и хореи,
    Хвала неслась тут и хула:
    Судили русские евреи
    Американские дела…

Добавить комментарий для Б.Тененбаум Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.