На следующий день Вася Митрофанов после школы идёт в магазин канцтоваров. Где приобретает на деньги, выделенные мамой на обед и культурно-массовые мероприятия лист ватмана, тушь, перья плакатные и гуашь. Ватман он располосовал на две части. На одной он изобразил себя в позе красноармейца со знаменитого плаката Моора.

Город Мозжуйск и его достопримечательности

Часть 2

Яков Каунатор

Продолжение. Начало, часть 1

Рассказ о рыжем и конопатом

Если вы брюнет или шатен, то вам по жизни светит счастье. А если вы блондин, то кроме счастья вам ещё выпадет поклонение и любовь женщин. Обожают они блондинов мужского пола.

Вася Митрофанов был рыжим. Так судьба распорядилась в лице папы, Петра Николаевича. И против судьбы уже и не попрёшь, нету лома против неё. Казалось бы, что тут такого? Смирись и живи, мало ли рыжих по белу свету шастает? Легко вам говорить. Кстати, вы какого цвета будете? Шатен? Брюнет? Тогда понятно, почему вы так легко с советами тут лезете.

А Вася был один на весь город Мозжуйск. Не считая папы. Но в таком малолетнем возрасте — один! (Вот, кстати, ещё один недостаток в его трагическом существовании: 13 лет отроду!) Папа, правда, успокаивал, мол, «не тушуйся, Васька! Возраст дело наживное, сегодня тебе — 13, послезавтра — 15, а после-послезавтра уже и священный воинский долг стране отдавать! Как говорится, «пацан спит, а возраст — идёт!»

И смирился, смирился с возрастом. А как же быть с физическими недостатками, кои отражены на его голове и на лице в виде рыжеволосости, конопатости и лопоухости? И ведь каждый из них вызывает нездоровую реакцию окружающей среды? Ведь только выйдешь из квартиры, как уже в лестничном пролёте: «Рыжий, рыжий, конопатый, убил дедушку лопатой!» «Лопоух вышел!»

А по улице пройти? Вроде бы, никто не знает, ну и иди себе, не замечай! Нет же надо ребятёнку своему на Васю пальцем взгляд нацелить и проворковать: «Ну надо же, какой рыжик нам попался!»

Как тут жить? Как выживать? И как-то интуитивно, подсознательно внедрялась в Васино уморазмышление философская мысль:»Нет, жить в окружающей среде и быть свободным от окружающей среды ни в коем разе нельзя!»

Так и жил Вася в городе Мозжуйске на улице композитора Мендельсона дом 25, квартира 16.

У кого-то может возникнуть резонный вопрос, с чего это небольшой провинциальный городок назвал свою улицу именем Феликса Мендельсона, к тому же ещё и Бартольди? В местном краеведческом музее вам и разъяснят этот казус, не только разъяснят, но с целью удостовериться, что всё вами усвоено, попросят расписаться в книге посетителей, том 38. (Предыдущие 37 томов в качестве почётных экспонатов находятся в застеклённом шкафу под замком)

Из исторических хроник города Мозжуйска за 1919 год следует:

Гражданская война была уже на «излёте», когда комиссар полка Красных Пролетариев Аглая Петрова вдруг осознала, что надо как-то и личную жизнь обустраивать, пока мужской контингент полка не разбежался по мирному времени. И вызывает она однажды перед строем командира взвода Петю Конопушкина, и задаёт ему прямо в лоб, по-партийному, по-красноармейски, вопрос:

— А не желаешь ли ты, Петя Конопушкин, взять в жёны меня, Аглаю Петрову?

Нрав у Аглаи был известен не только полку, но и по всей округе. (Нешто поставят комиссаром в полк пролетариев тёлку?) И отвечает ей Пётр с такой же партийной и красноармейской прямотой:

— Же..ик..ла…ик.. ю.уууу!

И тут же сыграли свадьбу на радость невесте и на память жениху. И музыкантов раздобыли из некоренной нации, те и сыграли свадебный Марш Мендельсона-Бартольди. Марш так понравился Аглае, что единогласно было принято решение наименовать улицу, где торжество происходило, именем Мендельсона.

А позже уже потомки Аглаи и Петра решили переименовать перпендикулярную Мендельсону улицу в улицу имени комиссара Краснопролетарского полка Аглаи Петровны. А в угол (90^о) этих двух улиц поместили дом ЗАГС. Всё это мне рассказали в краеведческом музее города Мозжуйска, а я уже вам пересказываю.

Вот, значит, на улице Мендельсона, дом 25, и проживает ученик 7-го класса Вася Митрофанов. Особые приметы — рыжий, конопатый, лопоухий. В доме его всякий знает. Да что в доме, его вся улица знает. И если будете проходить по этой ли, по какой другой улице, увидите рыжего, лопоухого да конопатого, не стесняйтесь, смело можете подойти и спросить:

— А не ты ли, мальчик, будешь Вася Митрофанов с улицы Мендельсона?

Если покраснеет, голову опустит — значит, он. Других таких не бывает.

И вот в один день выходит он во двор, а никто и не кричит, мол, «Рыжий! Конопатый!» Бсе бегают и орут:

— Я сегодня буду Робин Гуд!

— Ты вчера им был, сегодня я буду!

И вот так бегают все, кричат друг на друга. А надо сказать, что Про Робин Гуда и про Шервудский лес папа Пётр Николаевич когда-то Васе рассказывал. Поэтому он, Вася, был в понятиях. Потому и сказал громким голосом:

— Я сегодня буду Робин Гудом!

Гвалт прекратился, но только по одной причине: на мгновенье все затихли, чтобы разом расхохотаться:

— Ой! Не Могу! Васька — Робин Гуд!

— Где ты видел рыжего Робин Гуда? Ты фильму видел «Стрелы Робин Гуда»?

Ужас! Признаться, что не успел, значило обречь себя на волну позора и праведного гнева. Вася повернулся, с опущенной головой поплёлся в свой подъезд.

На следующий день после школы, забросив сумку домой и испросив у мамы 30 коп. на кино, Вася отправился в кинотеатр «Ударник», где и крутился вышеозначенный фильм. Не было, ну не было ни одного рыжего… Все заросшие или чёрной, или седой волосатостью. По этому поводу Василий даже и не переживал, фильм не запал ни в голову, ни в сердце. Баллады, Высоцким напетые, запали в душу. Особенно вот эти строчки:

«Если ж, путь прорубая отцовским мечом,
Ты соленые слезы на ус намотал,
Если в жарком бою испытал что почем, —
Значит, нужные книги ты в детстве читал!»

«Вот оно, значит, как… Значит, нужные книжки… А где их взять?» — вот в таких размышлениях возвращался он домой.

На следующий день подошёл к училке литературы Елизавете Осиповнe с требованием составить для него список нужных книг. Елизавета Осиповна даже зарделась от такой просьбы. В её многовеко…простите, многолетней практике просьба такая была первой. «Мои мысли — мои скакуны!» Вот так как-то взвихрились мысли в головке Елизаветы Осиповны. И одна из них, из мыслей, испуганно забилась: «Не упустить бы никого! Не пропустить бы!» А вслух сказала:

— Вот что, Василий, просьба твоя похвальна. Но дело это серьёзное, тебе ведь не просто книжки требуются, а нужные. Поэтому на мне большая ответственность. Обдумаю хорошо и завтра дам тебе такой список.

Не обманула, как и обещала, на следующий день принесла список. На двух листах. На каждой стороне исписанные её аккуратным почерком.

«Назвался груздем, полезай в кузов…» Нет, конечно же, не «в кузов». Но в библиотеку имени Клары Цеткин Митрофанову пришлось записаться.

Поначалу книгу он брал с опаскою. А потом уже и во вкус вошёл. Недели через две стал замечать, что книги полны дельных мыслей, которые и запомнить было бы пользительно. Потому и завёл он себе блокнот-тетрадь (артикул N 45984). И стал записывать в неё мысли из книг украденные, с обязательным указанием из какой книги мысль украдена и кто её автор, то есть имя литературного героя.

В одном романе по имени «Евгений Онегин» нашёл он замечательные строчки, так ему понравившиеся, что даже эпиграфом в тетради хотел их поставить. А строчка такая:

«Мы все учились понемногу
Чему-нибудь и как-нибудь…»

Передумал, правда. И правильно сделал. Как-то взял в библиотеке книгу, и нашёл в ней другую умную мысль:

«Есть преступления хуже, чем сжигать книги. Например — не читать их».
(“451° по Фаренгейту”)

Мысль эту он на отдельный листочек записал, а листочек этот на облoжку тетради наклеил. Так и стал Рэй Бредбери эпиграфом ко всем остальным мудрым мыслям.

Вася иногда дозволял мне заглянуть в эту тетрадь, приговаривая:

— Нешто я жадина? Хорошей мыслью с хорошим человеком поделиться завсегда приятно. При том, что мысли эти не мои, а общественные.

Раз уж Вася Митрофанов не жадный, нешто я жадится буду? Вот некоторые мудрости из Васиной тетради. Он со мной поделился, а я — с вами.

«Вежливость прежде всего» «… не все… продается, что покупается».
(А.Куприн, «Белый пудель»);

«…Быть можно дельным человеком
И думать о красе ногтей…»

«…Мы почитаем всех нулями,
А единицами — себя…»
(А.Пушкин, «Евгений Онегин»);

«…ничто не имеет такого разительного влияния на направление человека, как наружность его, и не столько самая наружность, сколько убеждение в привлекательности или непривлекательности ее». (Л.Толстой, «Отрочество»);

«Никогда не поздно поумнеть».
(Дефо, «Робинзон Крузо»);

«Не правда ли, ведь если у меня не будет ни одного недостатка, то я стану заурядным человеком!»
(Жюль Верн, «Дети капитана Гранта»);

«Пусть было, как было, — ведь как-нибудь да было! Никогда так не было, чтобы никак не было»;

«хорошо воспитанный человек может читать все»;

«Я думаю, что на все надо смотреть беспристрастно. Каждый может ошибиться, а если о чем-нибудь очень долго размышлять, уж наверняка ошибешься».
(Ярослав Гашек «Похождения бравого солдата Швейка»).

«Он любил и страдал. Он любил деньги и страдал от их недостатка»;

«Мы с Вами чужие на этом празднике жизни»;

«Мне моя жизнь дорога, как память»,
(Илья Ильф, Евгений Петров «Двенадцать стульев»)

Так и заполнялась, медленно, но верно, тетрадь общая мудрых мыслей, иногда грустных, иной раз ироничных и смешных, но всегда — философских.

И вот натыкается он однажды на слова Павки Корчагина, это который Николай Островский, «Как закалялася сталь».

« …жить надо так, чтобы не было мучительно стыдно за бесцельно прожитые годы, чтобы не жег позор за подленькое и мелочное прошлое и чтобы, умирая, мог сказать…»

И что вы себе думаете? На следующий день Вася Митрофанов после школы идёт в магазин канцтоваров. Где приобретает на деньги, выделенные мамой на обед и культурно-массовые мероприятия лист ватмана, тушь, перья плакатные и гуашь. Ватман он располосовал на две части. На одной он изобразил себя в позе красноармейца со знаменитого плаката Моора: «А ты записался добровольцем в Красную Армию?» Только вместо будёновки на образе была огненно-рыжая шевелюра. А всё остальное — ну точь-в-точь: указующий перст, взгляд испепеляющий и текст: «А ты записался читателем в библиотеку имени Клары Цеткин?».

Плакат этот занял место на стене прямо напротив изголoвья кровати. На второй половине ватмана тушью и плакатным пером изображалась мысль корчагинская. Перечитал он цитату, им у Корчагина украденную, да и споткнулся на этом самом месте: «чтобы, умирая, мог сказать…»

«Как же так? Это же бред какой-то… Не может он, Вася Митрофанов 13 лет, произносить эту фразу! Ведь, ей Богу, не хочется думать о смерти, поверьте, в 13 мальчишеских лет!»

И потому с лёгким сеpдцем закрасил вот это «умирая» гуашью фиолетовой (артикул 225313).

Ватман занял своё место справа от «А ты записался…?» Теперь, каждое утро открывая глаза, взглядом натыкался он на мысль Павки Корчагина.

Жизнь начинала приобретать смысл, а Вася Митрофанов обрёл «стержень» в этой жизни.

Первой перемену в сыне заметила мама, Елена Васильевна. Однажды заметив сына у зеркала, прижимающим отчаянно свои уши к голове, она подошла и ласково сказала: «Не грусти, сынок! Ухи разные нужны, ухи разные важны! А таких, как у тебя — очень много наблюдается, — при этом она выразительно посмотрела на папу. — К тому же, ведь голова растёт вместе с тобой. Вот вырастет большая-пребольшая, и ухи сами к ней прижмутся!»

Теперь уже Вася внимательно посмотрел на папу и убедился, что мама крепко ошибается насчёт «голова вырастет и ухи к ней прижмутся». Но в одном мама оказалась права: в своей школе он насчитал 28 таких же лопоухих, как и он сам. Ещё на улице присматривался, тоже 41-го лопоухого обнаружил. А женщины? Наверняка же есть, только за причёской прячутся. Как-то и успокоил этот факт Василия, утешил: не он один!

И вот заметила Елена Васильевна, что зеркало уже две недели скучает без отражения Рыжего. Ещё один факт, достойный материнской тревоги: раньше забегал сын по 5 раз на дню с вопросом: «Мама, есть что есть?» (возраст, однако, парень в рост идёт, только поспевай ему в рот витамину класть). А вот уже недели две, как и не просит ничего с кухни… Ведь не духом же он питается? Стала мама заглядывать в сыновью комнатку. Ну, естественно, мальчишечий беспорядок в виде кровати незастеленой, кружку с тарелкой забыл на кухню возвернуть. А на тумбочке прикроватной — ночничок прилажен, а под ним — книга.

И вот однажды заходит она в комнату сына и кричит в страхе — со стены на неё глядит испепеляющий взгляд и указательный палец с вопросом: «А ты записался в библиотеку…?» Привыкла, конечно же, и к этому взгляду, и к указательному пальцу. Правда, с некоторых пор стала ощущать укоры совести. И так её эти совестливые угрызения измучили, что однажды, накормив обедом семью, объявила: «Пойду, прогуляюсь». А сама-то в библиотеку имени Клары Цеткин побежала записываться. А вернувшись, шёпотом стала мужа, Петра Николаевича на это дело соблазнять. Но Пётр испуганно вскричал: «Нет! Буду лучше Васькин блокнот на ночь читать!». Конечно же, испросил у сына разрешение. Думал, почитает с полчаса, и заснёт крепким сном. Наивный… Читал Васин блокнот долго, а потом c женой всю ночь обсуждали: а в кого это сын ихний пошёл? Мама ещё вспомнила брата своего старшего, Александра. Он образованный был, техникум строительный закончил. Но никакой такой тяги к литературной мудрости, да и не мудрости тоже, за ним не замечалось

— Петя, Петя! А это — не вредно? Может, к врачу по психике обратиться? — это мама отца спрашивает.

А отец:

— Дура ты, дура! Ведь это ж ему Елизавета насоветовала! А она ещё меня литературе учила! Неужто плохого насоветует??

Так и обозначилась для родителей эта ночь, как бессонная…

А Вася — ничего, прочитал на ночь глядя «Алые паруса» писателя Александра Грина, да и заснул счастливым сном, только что пузыри от счастья не пускал.

Дембель Василий Петрович Митрофанов не воспользовался общественным транспортом, предоставленным городом Мозжуйском к его услугам. От вокзала, игнорируя дребезжащий трамвай, он отправился пешком на улицу композитора Мендельсона дом 25. Настроение у дембеля было соответственно дембелю, а потому мог позволить себе напевать «Идёт солдат по городу, по так знакомой улице, и от улыбок девичьих вся улица светла!»

Митрофанов вошёл во двор и первое, что услышал:

— Я буду Робин Гудом!

— Ты вчера им был! Сегодня я буду!

— Пацаны, хватит орать! Я буду Робин Гудом! — вскричал мужик в армейской форме с погонами старшего сержанта.

Двор замер, потом разразился смехом.

— Дяденька! Где ты видел Робин Гуда с рыжими волосьями?

Митрофанов рассмеялся вместе с «робин гудами».

Жизнь продолжалась.

— Вася, ты думал уже, что внуку на выпускной дарить? Всё-таки, ступенька пройдена, 8 классов позади…

— Вот что, Галина, подарим ему костюм на выпускной, всё же — первый костюм у мужичка. Хорошо бы Петьке ещё бы краску для волос, рыжеватость спрятать…

— Прямо! Вас рыжих ни одной краской не спрячешь, — рассмеялась жена.

— Галка! У тебя коробка была из-под сапог, дай мне, внуку подарок сделаю!

Коробка из-под сапог была тут же предоставлена. В неё Василий Митрофанович сложил блокноты-тетради, (артикул N 45984) общим количеством 28 штук. На верхней крышке коробки был приклеен лист бумаги. На нём плакатным пером и тушью было написано:

ВНУКУ ПЕТЬКЕ от деда:

«Есть преступления хуже, чем сжигать книги. Например — не читать их».
(«451° по Фаренгейту»).

Продолжение