Первая Мировая война и Революция, Гражданская война, в основном отложились в бабушкиной памяти скорее по рассказам старших, но были и ее личные воспоминания, фрагменты выхваченные памятью шестилетней девочки — ученицы начальных классов.

Бабушкины рассказы

Андрей Левин

В моих детских воспоминаниях, очень большое место, занимает бабушка. Родители мои целыми днями пропадали на работе, полноценно общался я с ними, только по выходным, все остальное время я оставался под ее присмотром. Фактически, бабушка меня и воспитала.

В младших классах она меня провожала и встречала из школы, гуляла со мной, делала уроки, читала вслух книги. Мы сорились и мирились, мы дружили. Бабушка была самым близким мне человеком, и я очень ее любил. Может именно благодаря ее влиянию у меня с раннего детства возник интерес к истории. Мне нравилось читать исторические романы, держать в руках всякие старинные вещи, рассматривать фотографии … в нашем доме было немало подобных вещей.

В общем, интерес к истории у меня, так или иначе, появился, и не в последнюю очередь, благодаря бабушкиным рассказам. А бабушка для меня, 10-12 летнего подростка, в свои 60 с копейками лет, да еще и родившаяся, аж до Революции, была просто воплощением самого времени, выходцем из другой эпохи. Она училась в гимназии. Краснела, если слышала слово «жопа», обращалась на «Вы» к детям… Рассказы «древней-предревней» бабушки, помнившей и жизнь при царе, и батьку Махно, и «красных», и «белых», были завораживающими, я слушал их, как самую интересную сказку. Будучи старшеклассником, потом студентом, затем просто приезжая в отпуск домой, всегда просил бабушку еще и еще раз рассказать мне истории ее детства и юности. С возрастом страх «тридцать седьмого года», свойственный большинству старшего поколения, стал меньше, и бабушка стала рассказывать, куда более подробно, чем в мои детские годы.

Жаль, что память стала часто подводить ее уже в преклонном возрасте, да и я на многое, по молодости, не обращал внимания и не всё запомнил из ее рассказов. Постараюсь пересказать, как запомнил и что запомнил. Не всегда в хронологическом порядке, не всегда, наверное, точно с исторической точки зрения. Но это впечатления ребенка, пересказанные устами пожилой 70-летней женщины и услышанные юнцом…. И уже далеко не юнцом записанные….

Не знаю почему, но бабушку я называл Балей, видимо, какая-то детская моя разновидность бабули… Окружающие звали ее Лидой, Лидочкой, Лидусей, Лидией Павловной. Уже достаточно во взрослом возрасте я узнал, что была она Леей Пейсаховной. Как называть девочку, чьими глазами видел я канувшее в лету начало 20 века? Леей? Лидочкой? Пусть она будет Балей, как и та, кто рассказал мне о времени увиденном глазами маленькой девочки Леи.

Из своего раннего детства, Баля помнила дом в Екатеринославе. Вернее даже не сам дом, он казался ей огромным и бесконечным, а его внутренний двор с фонтаном, цветочной клумбой и деревьями. Во дворе дети гуляли под присмотром няни. Улица, а точнее, одна из центральных площадей города, была видна через ажурные ворота, которые были всегда заперты, чтобы цыгане не могли украсть Балю и других детей, гуляющих во дворе, так говорили взрослые. На улицу выходить можно было только с папой и мамой, с кем-нибудь из старших сестер-гимназисток, или с няней.

Няни были простые девушки из новоросских сел и особо ничем не запомнились, кроме одной. Запомнившаяся няня, должна была гулять с Балей в городском парке. В парке они, может, и гуляли, но большую часть времени проводили у деревенских родственников няни в подвале-прачечной, где эти родственники и работали… Там стояли огромные котлы, где кипятилось белье, все было в пару и было очень жарко. С Бали снимали пальто, сажали на маленький стульчик у дверей, где было по прохладнее и давали незамысловатое угощение, типа бублика или петушка на палочке… Смотреть на огромных теток, снующий у кипящих котлов, было очень интересно и немного страшновато… Вволю наболтавшись, няня возвращалась с Балей домой, предварительно взяв с нее честное слово, что она ничего не расскажет ни сестрам, ни родителям. Баля никогда не нарушала данное Честное Слово (ни в детстве, ни в старости), но о походах в прачечную, откуда-то стало известно родителям. И няня была отправлена назад в родное село…

На кухне в доме, распоряжалась кухарка. Балина мама, обсуждала с ней, какие блюда нужно приготовить на завтрак, обед и ужин. Каждый день, кухарке выдавались деньги, и она шла на базар покупать всякие продукты. Ела Баля очень мало, на вопрос, что бы она хотела видеть у себя в тарелке, предположим, на обед, отвечала, что ей все равно. Таким ответом она очень расстраивала кухарку….

Болтаться на кухне Бале не разрешали. Но, кухня с огромной плитой, с развешенными по стенам начищенными сковородами и длинным столом, всегда вызывала большой ее интерес. Иногда вечерами, когда кухарка, закончив все дела, уходила к себе в комнату, за длинный кухонный стол садились Баля и ее старшие сестры, погрызть семечки. Тазик с этими ароматными, еще теплыми жареными семечками стоял посреди стола. Все клали около себя по кучке, аккуратно очищали их от шелухи, а зернышки складывали отдельно. Очень хотелось, очистив несколько семечек, сразу положить их в рот… Но по правилам, начать их есть можно было, только очистив всю горсть. Чистить семечки можно было только руками, потому что плеваться шелухой считалось очень неприличным…

Так и чистила всю свою жизнь семечки Баля и меня научила…

…Что это был за дом с внутренним двориком с фонтаном, кем были папа и мама Бали? Кто сестры? Кто другие персонажи, мелькнувшие, как пролетевший век или задерживающиеся несколько дольше на этих страницах…

Тут уже подключаюсь я, дающий некие около исторические справки, комментарии и свои домыслы, на основе опять-таки бабушкиных рассказов. По ходу повествования, я буду к месту или не очень, влезать в Балины рассказы.

Бабушкины родители, соответственно мои прабабушка и прадедушка, это Хана (Анна) Матвеевна (в девичестве Ципенюк) и Пейсах (Павел) Абрамович Коган. Происходили они из состоятельных еврейских семейств. Кто были их родители? Вряд ли уже удастся это узнать. Тема эта, как-то не поднималась в бабушкиных рассказах, а может это я просто ей не заинтересовался по молодости лет…

Знаю, что у Ханы Матвеевны, были братья, отец ее был управляющим в имении родителей композитора Сергея Прокофьева в селе Сонцево, ныне Красное, что в Донецкой области. Прабабушка была грамотная и, как многие еврейские девушки того времени, получила домашнее образование. Прадедушка, Пейсах Абрамович был, по-видимому, из более состоятельной семьи. Ему принадлежал чугунолитейный завод в Мариуполе, на котором делали станины для швейных машинок «Зингер». Был у него и доходный дом с магазином в Екатеринославе, ныне Днепропетровске. Именно в этом доме, на одной из центральных площадей города и проходило бабушкино детство.

Были еще родственники и в Харькове, откуда, судя по всему, и был родом Пейсах Абрамович. Были родственники в Запорожье, и в Юзовке, ныне Донецке. Из одного из этих городов, скорее всего и была родом Хана Матвеевна.

…В Балиных детских воспоминаниях, практически отсутствовала зима. Может быть потому, что она не любила холод? А вот летних воспоминаний много.

Всей семьей ездили к родственникам в Запорожье. Самым интересным в этой поездке был пикник на острове Хортица. К пикнику начинали готовиться за несколько дней. Закупались и готовились продукты, заказывались шатры, нанимали лодочников. С утра Балю будили раньше обычного. Папа, мама, Баля и все ее сестры завтракали, потом вся семья садилась в несколько экипажей. Семья была большая, Баля была самая младшая, у нее было пять сестер. Экипажи подъезжали к самому берегу Днепра, там же собирались многочисленные родственники, дяди и тети, кузины с кузенами. Вся эта веселая толпа загружалась в большие лодки и плыла к острову. Плыть в лодке по широкому и быстрому Днепру было страшно, над водой стоял постоянный рев, это ниже по течению река билась о пороги. Про Днепровские пороги взрослые рассказывали всякие страшные вещи, к порогам могло запросто затащить лодку и разбить о камни.

Но здоровенные лодочники не боялись ни Днепра, ни порогов и вскоре все оказывались на твердой земле легендарного острова Хортица. Пикник продолжался до самого вечера, затем все опять загружались в лодки и возвращались домой. Бале больше всего запомнилась именно переправа через Днепр и рев порогов. Сам пикник особо не отложился в памяти, как и прогулка по острову и игры со сверстниками… Также мало запомнилась Бале поездка в город Юзовку, в гости к каким то родственникам. В памяти осталось только множество дымящих труб…

…А вот в селе летом было очень интересно. Песни, которые спевали селянки остались в бабушкиной памяти. Она напевала их мне, когда я был ребенком. Правда, однажды визит в село едва не привел к роковым последствиям. Гуляя по полям с сестрами, Баля незаметно отстала. Старшие сестры не обратили внимания на ее отсутствие. Ей удалось подобраться совсем близко к стаду пасущихся коров. Настоящие, живые коровы — это так интересно!

Вдруг, что-то напугало огромного быка, и он, а за ним все стадо, невзирая на крики пастухов и щелканье кнутов понеслось по полю, прямо на Балю. Она даже не успела толком понять, что происходит, попятилась и упала в борозду. Бык затормозил около сжавшейся в борозде девочки, наклонил к самому Балиному лицу, огромную морду с железным кольцом в носу посмотрел налитыми кровью глазами… и осторожно свернул в сторону. За ним, как по команде, повернули и коровы. Ни одно животное не задело ребенка. Продолжалось все это считанные мгновения, стадо ускакало, подбежали испуганные пастухи и старшие сестры. Они подхватили девочку на руки, целую и невредимую отнесли домой. Сама Баля не успела даже испугаться по-настоящему. Так быстро все это произошло. Только бычья морда с кольцом в носу и налитыми кровью глазами еще долго снилась ночами…

Запомнилась Бале «Воробьиная Ночь», так в Новороссии называли сухую грозу. Это когда без дождя и грома бесконечно сверкают молнии и ночной воздух буквально трещит, настолько он наэлектризован. От молний становится светло, как днем. Дневные птицы просыпаются и начинают с криками метаться по небу. Слепнут от света молний и бьются о дома и деревья.

…Мой прадед Пейсах Абрамович, был купцом первой гильдии. Он получил гильдию по имущественному цензу. Екатеринослав, Запорожье, Юзовка и многочисленные окружающие их «местечки» входили в черту оседлости, где могли проживать евреи. Там и обитала многочисленная бабушкина родня. Харьков не входил в черту оседлости, но так как прадед был родом из этого города, значит, имущественный ценз его семь всегда был достаточно высоким.

У Ханы и Пейсаха было шесть дочерей. Родился однажды мальчик, но он умер в младенчестве. Самая старшая дочь Тася (Татьяна), я даже не могу догадаться, какое у нее было еврейское имя, родилась в 1895 году, за ней шла Вера (Двойра), она родилась в 1905 году, за ней Сара, потом Мура (Мариам или Мирьям), следующая была Софа и самая последняя, младшая — Лея (Баля). Родилась она в 1911 году. Так что воспоминания Бали, это воспоминания очень маленькой девочки, лет с четырех до девяти.

…Сколько Баля себя помнит, она всегда была любопытной. К старшим сестрам-гимназисткам приходили домой учителя-репетиторы по разным предметам и учитель музыки. Когда шли занятия Балю не пускали к старшим сестрам, но никто не мешал ей слушать под дверью, что говорил учитель или, как играют на фортепиано. А вот когда гимназистки самостоятельно готовили домашние задания, она пробиралась в комнату и сидя «тихонечко, как мышка», смотрела, что делают старшие сестры. Очень рано она уже знала буквы и научилась читать. А перед классической музыкой, вообще благоговела. Могла часами слушать, как репетирует за фортепиано Сара. А еще она любила танцевать… и танцевала, когда, когда ей казалось, никто не видит.

И вот наступил долгожданный день, когда еще совсем крошечную Балю мама отвезла в Балетную студию. Там было много маленьких девочек и очень строгая Мадам, которая на «Вы» обратилась к Бале и попросила ее станцевать. Баля была очень застенчива, а Мадам казалась очень чопорной и строгой. Так и стояла девочка, вцепившись в мамину руку, пока Мадам не села за инструмент и не зазвучала МУЗЫКА. Мадам, ласково улыбалась Бале, страх сразу исчез и она начала танцевать, какой-то свой, только ей известный танец, который диктовала звучащая МУЗЫКА. Баля была самой младшей по возрасту из присутствующих в зале девочек и плюс к этому она была очень миниатюрна, как Дюймовочка. Ее танец, наверное, был очень по-детски наивен и трогателен. Все стали хлопать. Смутившись и не закончив танца, Баля бросилась к маме. Мадам снова улыбнулась и сказала «Поздравляю Вас барышня, Вы приняты в Балетную школу!»

Учиться в Балетной школе было очень интересно, но и не просто. Постоянные упражнения у «станка», суровая и не дававшая ни на минуту расслабиться Мадам… После занятий, уставшую, но счастливую Балю, отвозила домой на извозчике няня.

… В балетную школу бабушка пошла в 4-5 лет, то есть в году 1915-1916. Уже гремела Первая Мировая и стремительно надвигалась Февральская революция, а следом за этим и приход большевиков…

Что до Балетной школы, то бабушка помнила ее название, помнила, как звали Мадам. Но меня, к сожалению, тогда мало интересовали эти подробности, они так и не отложились в памяти…

…Самая старшая бабушкина сестра Тася, закончив гимназию, училась на медицинском отделении в Екатеринославских высших женских курсах, на базе которых в 1916 году открылся Медицинский институт. Другая сестра, Сара после гимназии поступила в Екатеринаславское музыкальное училище, созданное в 1901 году на базе Императорского Русского Музыкального Общества. В 1919 году училище было реорганизовано в Консерваторию. Сестра Вера (Двойра), то же получила высшее образование еще в Екатеринославе….

Однажды, в конце лета мама отвезла Балю к портнихе, которая сшила ей гимназическую форму! Девочка была страшно рада, наконец-то и она станет настоящей гимназисткой. Ради этого она готова была мужественно терпеть даже примерки, во время которых портниха иногда случайно колола булавками, подгоняя форму по фигуре…

И вот наступил долгожданный день, начала занятий в гимназии. Было очень много народа, Баля, хотя и с нетерпением ждала этого момента, немного даже испугалась и крепко держалась за мамину руку. Но тут подошла Классная дама и отвела испуганную Балю в зал, к таким же маленьким девочкам в новеньких форменных платьях. Играла музыка, с торжественными речами выступали какие то люди…. Баля была очень невысокого роста и практически ни чего не сумела разглядеть, из происходящего в зале. Когда торжественная часть закончилась, Классные дамы развели своих подопечных по учебным комнатам. Балю посадили за самую первую парту перед кафедрой учителя и огромной черной доской, возле которой стояла длинная (больше Бали) указка и лежали кусочки мела. Так она стала гимназисткой…

Вставать приходилось рано утром, чтоб успеть умыться, позавтракать и не опоздать к началу урока. В гимназию Балю отводила мама или кто-то из старших сестер. Учиться было очень интересно, по разным предметам были разные учителя. Изучали словесность, историю, латынь, математику. На переменах девочки парами чинно прогуливались по гимназическому коридору под присмотром Классной дамы. Несколько раз в неделю девочки занимались гимнастикой в спортивном зале. Так как Баля уже ходила в Балетную школу, то на занятиях гимнастикой, она была одной из лучших учениц, несмотря на свой маленький рост. Да и вообще училась она хорошо, с большим интересом. Но очень стеснялась, когда учителя хвалили ее перед всем классом. Запомнился Бале преподаватель Закона Божьего. Как-то на перемене, к ней подошел Батюшка в полном облачении с большим золотым крестом. Крошечной Бале, он казался просто огромным… Батюшка наклонился и спросил: «Простите барышня, почему Вы не посещаете уроки Закона Божьего?». Я еврейка, ответила Баля. Священник извинился перед девочкой, спросил, как ее зовут. В это время зазвонил звонок, Батюшка взял ее за руку и отвел в классную комнату. На самом деле все учителя были очень внимательны и любезны с Балей, может из-за того, что она была самая миниатюрная в классе и при этом еще и очень старательная.

…Еще отложилось из гимназических лет в памяти Бали, холодные, плохо отапливаемые классы, девочки и учителя на занятиях в пальто и варежках. Добираться до гимназии зимой было очень трудно, улицы не чистили от снега. Куда-то пропали все дворники.… Пропало и электрическое освещение. Уроки делали при свете керосиновых ламп. Наступило смутное время.

… Рассказывая о своем детстве, бабушка называла некоторых персонажей, в частности учителей и классную даму, по именам, упоминала названия улиц, и название гимназии, в которой училась. Я, к сожалению, не запомнил всего этого. Сейчас, когда я записываю по памяти эти рассказы, роюсь в интернете, пытаясь связать все это с историческими фактами, многие названия и даже персонажи мне кажутся знакомыми по бабушкиным рассказам. Например, одна из гимназий Екатеринослава находилась на улице Полицейская, а преподавателями по классу фортепиано в музыкальном училище, где училась старшая сестра Сара, были Бриллиант и Эйзенберг. Но я не уверен, что действительно слышал все это от бабушки или же это аберрация памяти… Бабушке к моменту поступления в гимназию было лет шесть, то есть уже года три шла Первая Мировая. Спокойной, привычной жизни оставалось всего ничего… приближался 1917 год.

…Первая Мировая война и Революция, Гражданская война, в основном отложились в бабушкиной памяти скорее по рассказам старших, но были и ее личные воспоминания, фрагменты выхваченные памятью шестилетней девочки — ученицы начальных классов. …Отречение Николая II запомнилось Бале тем, что в этот день в дом пришли друзья –студенты кого-то из старших сестер. Все они были возбуждены и веселы. «Царь отрекся от престола», обсуждали старшие. По этому случаю была даже откупорена бутылка шампанского. Но если молодежь радостно встречала наступающие в стране перемены, то папа и мама Бали более сдержано отнеслись к происходящему. И, как оказалось, не зря!

По началу, в Балиной жизни мало, что изменилось. Занятия в гимназии продолжались, по-прежнему требовательная Мадам обучала девочек в Балетной школе. Только на улицах и площадях города стало неспокойно, постоянно проходили всякие манифестации и митинги. Дома старшие говорили, что скоро должна закончится война и обсуждали какого-то присяжного поверенного Керенского… На самом деле, Балю мало интересовали все эти разговоры, жизнь маленькой девочки, пока не затронули происходящие в стране перемены. Правда, через некоторое время хуже стало с продуктами, даже Баля, которая всегда очень мало ела и к еде была, в общем-то, равнодушна, стала замечать скудность на обеденном столе. Из дому вечерами старались не выходить без особой нужды, дворник запирал ворота и двери в парадном. На занятия в Балетную школу Баля ходить перестала. Ей сказали, что Мадам куда-то уехала и школа перестала работать…

Занятия в гимназии проводились нерегулярно. Прислуга в один момент вся вдруг куда-то исчезла из дому. Осталась только старая кухарка. Мама Бали помогала ей по кухне и сестры сами убирали посуду и накрывали на стол. Электрический свет не подавался и вечерами сидели при керосиновых лампах или свечах. Керосина не хватало, за ним приходилось стоять в огромных очередях. В квартире было очень холодно. Однажды Баля проснулась глубокой ночью, испугалась и побежала в спальню к папе и маме. Мамы в спальне не было. Девочка начала плакать, проснулись старшие сестры. Маму нашли они в котельной, что находилась в подвале дома. Кочегары, как и большинство прислуги, разбежались. Котельная, отапливающая квартиры, перестала работать. Дом, был доходный, квартиросъемщики, стали жаловаться на холод. И вот мама, всю ночь кидала уголь в топку котла. Будучи домовладелицей, она несла большую личную ответственность перед жильцами. Мама в домашнем халате, кидает уголь лопатой в огнедышащею топку…. Эта картина, запомнилась Бале на всю жизнь.

…Папа Бали, видимо, во время этих событий был, где-то в отъезде, да и вообще в ее рассказах основное место занимает мама. Мама занималась семьей, домом и воспитанием дочерей. Когда папа бывал дома, все старались не шуметь, не беспокоить его. Большую часть времени он проводил в своем кабинете. Заходить туда, без его разрешения, запрещалось. В семье царил культ почитания и уважения Главы семьи. Такое отношение было вообще нормой для того времени и особенно это было заметно в еврейских семьях.

Ко времени описываемых событий, Баля начала больше общаться с отцом. Деловые поездки его практически прекратились, он много времени проводил в магазине, который находился на первом этаже их дома. Магазин был большой, раньше там служило несколько приказчиков, но с наступлением смутного времени, и они куда-то пропали. Остался один, самый старый, ему помогал обслуживать покупателей Балин папа, который сидел за кассой, иногда приходилось помогать и маме. Днем папа уходил обедать домой, после обеда, обязательно отдыхал пару часов у себя в кабинете и возвращался в магазин. Но вот наступил момент, когда папа практически все время начал проводить дома, со слов старших, девочка узнала, что магазин пришлось закрыть…

…Бабушка очень любила отца, но по-настоящему близка была только с мамой. Прадед очень хотел иметь сына-наследника. Насколько я помню из бабушкиных рассказов, после старшей сестры Таси, родился мальчик, но он умер в младенчестве. Больше мальчиков не рождалось, был сплошной девичник…, может у прадеда просто, что-то не складывалось в отношениях с дочерьми…

Как я уже говорил, прадед владел доходным домом, в котором был и магазин, и чугунолитейным заводом. Что являлось изначально собственностью семьи Коганов, что было приданным прабабушки (в девичестве Ципенюк), я не помню. Хотя бабушка, что-то об этом говорила. Во время Первой Мировой войны, прадед занялся поставками амуниции для армии, но что-то пошло не так и он потерял большую часть своего состояния. По-видимому, остался Доходный дом и магазин, в котором торговали тканями, и был отдел «Колониальных товаров», где продавали чай, кофе и еще какие-то иностранные продукты. С началом Гражданской войны торговля в магазине практически прекратилась.

Воспоминания бабушки о Гражданской войне основаны больше на рассказах старших и, безусловно, на каких то личных впечатлениях. Да и, Слава Богу, что у семи-восьми летней девочки, личные впечатления о том страшном времени, были минимальны. Боюсь, что я сейчас уже не сумею их разделить, потому буду просто пересказывать, что запомнил. Вот таблица, из которой понятно какой кавардак царил в то время в Екатеринославе.

Время	Власть
29 декабря 1917-4 апреля 1918 гг.	Большевики
4 апреля-18 ноября 1918 г.	Оккупирован австро-германскими войсками (находился в составе Украинской державы)
18 ноября-11 декабря 1918 г.	«Четверовластие» (германские войска, петлюровцы, Добровольческая армия, большевики)
11-19 декабря 1918 г.	Германские войска, петлюровцы, большевики
19-27 декабря 1918 г.	Петлюровцы и большевики
27-30 декабря 1918 г.	Бои за город между петлюровцами с одной стороны и большевиками и махновцами — с другой.
30-31 декабря 1918 г.	Махновцы
31 декабря 1918 — 23 января 1919 гг.	Петлюровцы
23-27 января 1919 г.	Бои за город между петлюровцами с одной стороны и большевиками и махновцами — с другой.
27 января-11 мая 1919 г.	Махновцы и большевики
12-15 мая 1919 г.	Банды атамана Григорьева
15 мая-29 июня 1919 г.	Большевики
29 июня-28 октября 1919 г.	ВСЮР(Вооруженные силы юга России)
28 октября-9 ноября 1919 г.	Бои за город между махновцами и ВСЮР
9 ноября-8 декабря 1919 г.	Махновцы
8-30 декабря 1919 г.	ВСЮР (Вооруженные силы юга России)

В Январе 1920 года Екатеринослав окончательно перешел под контроль Красной Армии.

…Когда в городе устанавливалась власть большевиков, то было относительно спокойно, в плане стихийного бандитизма и погромов. Но у «буржуев» проводились реквизиции, магазины естественно не работали и все «враждебные не трудовые элементы», будь то женщины и подростки, должны были отрабатывать трудовую повинность. Повинность эта заключалась в рытье окопов и строительстве укреплений. Правда можно было нанять за деньги или продукты человека, который за тебя ее отработает. Можно было заболеть и тебя не трогали. Проверенным способом было симулировать отравление, для этого съедали скисший помидор!? Видимо очень боялись брюшного тифа… Правда однажды старших сестер и родителей бабушки все-таки отправили рыть заградительный ров, но на их счастье в это самое время началось чье-то наступление на город. Революционные отряды разбежались и все «буржуи» благополучно разошлись по домам. Когда город занимали большевики, становилось очень плохо с продуктами, приходилось менять их у крестьян на вещи, деньги практически не имели цены. Бабушка вспоминала, что ее родители ездили в село за продуктами. Это было рискованное занятие, нужно было избегать патрулей и возвратиться до комендантского часа.

Что касается еды, то бабушка помнила «пролетарский пирог» это хлеб со сливочным маслом, посыпанный сахаром. Думаю не совсем уж плохо жила семья Бали в то тяжелое время, раз запомнилось это блюдо.

Страшное время наступало, когда город занимали всевозможные банды. Шли грабежи, выходить на улицу было очень опасно, застрелить могли просто так и где угодно. Лютовали отряды атамана Григорьева и атаманши Маруси, войска Петлюры. Относительный порядок был, когда город занимал Махно. Так как дом, в котором жила Баля, входил на одну из центральных площадей города, то она видела парады, которые любил устраивать Нестор Иванович. Проезжали тачанки с пулеметами, шла разношерстно одетая крестьянская армия Батьки. Самого Махно, бабушка естественно не видела, по рассказам взрослых, помнила, что он был очень хороший оратор, и каждый раз надевал новый парик, так как боялся покушения и менял внешность!? Правда, подтверждения тому я нигде не встречал.

Запомнила Баля, как однажды пришли махновцы и достаточно вежливо сообщили, что у них есть больные «лазаретчики» (от лазарета) и для спасения необходимо спиртное и посуда… стаканы, наверное… Им дали все, что они просили и махновцы ушли никого не тронув.

…И еще одно семейное придание, рассказанное мне бабушкой, связано с махновцами.

Один из братьев бабушкиной мамы Анны Матвеевны, принимал участие в ополчении, которое было создано в родном городке Нестора Махно, Гуляйполе. Ополчение это пыталось оказать противодействие отрядам Батьки, и естественно было быстро разбито. Бабушкин дядя с семьей сумел скрыться из города, но поезд, в котором они ехали, остановил отряд махновцев. Во время досмотра вагонов, кто-то опознал бабушкиного дядю, как активного участника ополчения. Его выволокли из купе и на глазах детей и жены, зарубили шашками.… В литературе я не нашел упоминаний о самообороне Гуляйполя. Но бабушка рассказывала именно так, и всю жизнь боялась, когда птицы залетали в дом или садились на крышу балкона. Особенно, если это были большие птицы. Потому что на крыше дома дяди, незадолго до его трагической гибели, уселся сыч, и прогнать его никак не удавалось, а примета эта к покойнику, так считалось в Новороссии.

Относительное спокойствие в городе наступало, когда власть переходила к «белым» или его занимали войска гетмана и германские части. В это время даже вновь начиналась торговля в магазине и Баля короткое время опять посещала занятия в гимназии.

…Все время ожидали Еврейских погромов, еще свежи были в памяти старших, погромы 1901-1905 года. В Екатеринославе практически 40% городского населения, были евреи. Но зоны компактного проживания не существовало. Вообще в городах Российской Империи, где разрешалось проживать евреям, гетто, как таковых, не было. Грабежи и убийства в смутное время Гражданской войны проходили повсеместно, но массовых Еврейских погромов в центре Екатеринослава не было. Бог миловал семью Бали, и они не попадали в руки налетчиков и черносотенцев. Правда однажды, во время очередной смены власти, неуправляемая, пьяная толпа пошла громить магазины в центре города и взламывать двери в парадных подъездах богатых домов. Парадные были заколочены с начала смутного времени, жильцы пользовались черным ходом. И вот несколько погромщиков, сломав дверь в парадном подъезде, начали ломиться в квартиру. Баля хорошо запомнила этот момент, хотя будучи ребенком, и не осознавала весь ужас происходящего. Спасла семью простая русская или украинская женщина. Кухарка, которая так и осталась жить при семье, когда вся прислуга разбежалась. Она взяла иконы, которые были в ее комнате, и вышла с ними в руках к погромщикам. Увидев ее с образами, и решив, что в квартире не живут евреи, черносотенцы ушли… Уже со слов старших, бабушка рассказывала, что во время какого-то из погромов, пьяные мужики вломились в дом одного из ее дядей. Точно, видимо, не знали погромщики, еврейский ли это дом и потому несли с собой икону и кусок соленого сала. Хозяевам предлагали поцеловать икону и съесть сала. Естественно религиозные евреи отказывались совершать кощунство. Но Балин дядя вовсе не был религиозным, и он совершенно спокойно поцеловал икону, съел большой кусок сала и еще выпил хороший глоток горилки, тут же взяв бутыль из рук погромщика. Черносотенцы, видимо решили, что если так дело и дальше пойдет, то можно и совсем без самогона и закуски остаться, развернулись и ушли. Правда это или семейная байка, кто теперь знает?

…. Интересная история, услышанная от бабушки, связана как раз с погромами 1901-1905 годов в Екатеринославе.

После этих погромов некие родственники со стороны прабабушки Анны Матвеевны, уехали всей семьей в поисках лучшей и спокойной доли в Америку. В город Сан-Франциско. Фамилия этих родственников была Зидель, на русский манер они назывались Сидельниковыми или Сидельковичами.

Счастья и лучшей доли многодетная семья этих самых Зиделей-Сидельниковых-Сидельковичей, не нашла и за океаном. И уже совсем собралась сесть на пароход и плыть на Родину, как буквально перед самым отплытием, некий пожилой господин, обратил внимание на изможденных и голодных детей, говоривших межу собой на идиш. Господин этот, естественно оказался евреем и к тому же очень богатым. Он оставил семью у себя, обеспечил взрослых работой, а детей питанием и уходом. Владел этот добрый человек, практически всеми прачечными Сан-Франциско… В итоге кто-то из старших сыновей Зиделей со временем женился на дочери их благодетеля и унаследовал весь немалый капитал и бизнес, вскоре ушедшего в мир иной тестя. История сама по себе замечательная, но особенно интересна она тем, что во времена Сухого Закона, одним из крупных мафиозных кланов Сан-Франциско был именно клан Зиделей. Владели эти Зидели, прачечными в которых благополучно разливали и прятали поддельный виски. Упоминается это клан и в «Крестном отце» Марио Пьюзо. Зидели успешно водили за нос полицию, развозя алкоголь по заказчикам в машинах с бельем.

Переписка с американскими родственниками прекратилась с началом репрессий тридцатых годов.… Были ли эти Зидели теми самыми удачливыми мафиози времен Сухого закона или это просто совпадение фамилий? Кто знает?

…Религиозной семью бабушки, назвать было нельзя. Были ли они верующими людьми, сейчас сказать трудно. Бабушка была воинствующей атеисткой, но это могло быть следствием уже советской юности.…Но семья, безусловно, была частью Еврейского Мира.

Баля вспоминала посещение синагоги на какой-то праздник. Вернее не саму синагогу, а только галерею, расположенную, где-то высоко под самым куполом. Вела туда узкая и очень крутая лестница. На галерее были только одни женщины.

Воспоминание абсолютно точное, так как мужчины и женщины молятся отдельно, как было заведено еще со времен Храма.

Правила кашрута в семье, если соблюдались, то чисто формально, во всяком случае, в Смутные времена. Как вспоминала бабушка, во время обеда родители спрашивали кухарку, из какого мяса приготовлен обед, на что она всегда отвечала, что из говядины. Хотя обед готовился из всего, что только можно было купить или обменять. А вот к идеям Сионизма и отъезду в Палестину, Балины родители относились резко отрицательно. Вполне возможно это отношение и сказалось в значительной мере на дальнейшей судьбе всей семьи.

…С окончательным установлением в Екатеринославе Советской власти зимой 1920 года прадед принял непростое решение — уехать. Как я уже говорил, отъезд в Палестину в семье никогда не рассматривался. Почему семья не уехала в Америку, трудно сказать. Думаю, к этому времени и не на что особо было ехать…

Муж старшей бабушкиной старшей сестры Таси, был родом из Батума (Батуми). Он и уговорил семью Коганов переехать в Грузию, где, на тот момент, не было ни ужасов Гражданской войны, ни власти Советов.

…. Прадеду видимо удалось продать, что-то из имущества до начала национализации. С собой семья, кроме личных вещей, везла драгоценности и золотые червонцы. Случай подтверждающий это, рассказывала мне бабушка…

Гражданская война вовсю полыхала на Украине. Поезда ходили редко и страшно медленно. Народ набивался, куда только мог. Ехали на крышах, в тамбурах, даже на тендере паровозов. Как на остановках стояли в очередях за кипятком, как всем миром защищались от грабителей… Все это прекрасно описано в рассказах Паустовского.

Когда, наконец, несмотря на все трудности, поезд прибыл в пункт назначения, и произошла та история, которая и запомнилась Бале. На перроне, когда семья пробиралась сквозь толпу, шляпная коробка, которую несла в руках мама, вдруг упала и развалилась. Из треснувшей крышки, на землю посыпались спрятанные в ней упакованные в полотняные мешочки драгоценности и золотые червонцы. Один из мешочков, от удара развязался, и червонцы высыпались на перрон.…На счастье, Балины родители шли в окружении дочерей, не растерявшись, мама поставила их в круг у развалившейся коробки, они моментально закрыли своими длинными платьями вывалившиеся вещи. Все удалось собрать, незаметно для толпы, валящей по перрону к зданию вокзала…

…До какого города ехали на поезде, бабушка может, и упоминала, да я не запомнил. Скорее всего, или до Херсона или Николаева. Это ближайшие морские порты к Екатеринославу. Дальше, до Батума, семья Бали плыла на пароходе. Морскую часть пути, она запомнила очень плохо. Пассажиры плыли в трюме, корабль сильно качало и все несколько дней пути, все страшно страдали от морской болезни. Наконец пароход встал на рейде Батумского порта. От перенесенной морской болезни большинство пассажиров не могли самостоятельно выйти на палубу и спуститься в рыбацкие филюги, на которых их везли дальше к берегу. Матросы и лодочники, поднявшиеся на палубу, буквально на руках спускали в них женщин и детей. Вскоре Баля вместе с сестрами и родителями, вновь ступила на твердую землю. На землю, ставшую ее новой Родиной. Но это уже совсем другая история…