Александр Левинтов: Декабрь 17-го

Loading

Мы неисчислимыми мириадами приходили и уходили из этого мира, даря этому миру надежду: вот он, мессия, пришёл. Мы спасали и спасаем мир, неумёхи, грешники, слабые мозгами, мышцами и духом, глядишь, мы его и спасём. А пока этого не случилось — лехаим, человеки, ведь все мы человеки, каждый по-своему человек.

Декабрь 17-го

Заметки

Александр Левинтов

Депрекабрь

вдохновительных снов
и возвышенных рифм,
сокрушений основ,
восхитительных нимф
— ничего, ничего
уж не будет, поверь,
никуда-никуда
не откроется дверь
позабудь о весне,
о цветах и любви,
мир забылся во сне —
ты его не буди,
из обмёрзших окон
свет крадётся во вне
и на ветви поклон
валит мертвенный снег

Классическое

я помню дивное мгновенье,
я не унижусь пред тобою,
романс стариннейший «Сомненье»
не позовёт дружину к бою

товарищ, верь, взойдёт она
на этом одре, ложе, лоне,
как эта глупая луна
на этом глупом небосклоне

уж коли выпиты до дна
ланиты, перси и детали,
ты вновь останешься одна,
как у Перова «Вас не ждали»

опять бардак на чердаке у Стива,
Иван по полю носится игриво,
в ночи мелькают конский хвост и грива,
когда волнуется желтеющая нива

Последняя ссора
Вспоминая Александра Вертинского

Ночной кабак. Я посылаю олуха:
«Один мартель, гарсон, и пару яду».
В неудержимой кипени черемухи
Повисла вязкая горчина ягод.

И я один — напротив горизонт
И дум моих неслыханная роскошь;
От вас — лишь пепел да забытый зонт,
Дождей и встреч неистребимый сторож.

И жизнь висит опять на волоске
Моих последних и несчастных песен,
Я весь — в гламуре, пьянстве и тоске,
Я суицидно напряжен и весел.

И ночь моя не кончится теперь,
Я не услышу больше ваши губы.
Тапер ушел, захлопнув громко дверь,
Как смерть моя, неистовый и грубый.

Прощай, и если навсегда, то пусть,
Пусть не останется и шороха духов.
Мне тишина нашептывает грусть,
И прочь идти я, гневная, готов.

Про спорт
(письмо внуку Ване)

Давай поговорим о спорте.

Ты уже несколько лет тренируешься в тейквондо и футбол, здорово гоняешь на велосипеде, неплохо играешь в шахматы, регулярно плаваешь в бассейне, прекрасно катаешься на горных лыжах, любишь ходить в походы — это здорово, потому что это всё очень интересно, полезно для твоего здоровья и твоего интеллекта. Практически сейчас закладывается твоё здоровье и твоё долголетие на всю жизнь, надолго-надолго. Все эти занятия замечательны ещё тем, что они — ни за чем, они ценны и осмысленны сами по себе, они — игра, даже если это скоростной спуск, потому что, когда ты летишь на лыжах с горы, ты играешь сам с собой, с лыжами, с трассой и ещё — с окружающей тебя природой, которая любуется твоей ловкостью.

Всё это называется фитнесом, а в русском языке — физкультурой, физической культурой, хотя это и не совсем правильно, ведь тут нужны не только мускулы, хорошо поставленное дыхание и правильные движения — нужно думать, проявлять свою волю и дух, а это совсем не тело, не только физика — это нечто другое.

А есть спорт.

Существует множество мнений, чем фитнес и физкультура отличаются от спорта. Вот, что я думаю по этому поводу.

Надо тебе сказать, что я немного был спортсменом и даже был чемпионом Москвы среди школьников по гимнастике в команде (каждая школа выставляла команду из 10 человек, я был пятым номером, то есть в середине). Кроме того, я, уже будучи очень взрослым человеком, стал олимпийским и национальным судьёй по стрельбе из лука и попутно был психологом лучшей команды страны по этому виду спорта, центральному армейскому клубу. Именно как психолог я понял самое важное различие между физкультурой и спортом.

Оно заключается в цели: спорт всегда связан с целью. Помнишь? — я часто упрекал тебя при игре в шахматы, что ты делаешь часто бесцельные ходы, лишь бы пойти. И ты не следишь за целями противника. Ты играешь в шахматы как физкультурник, а надо играть спортивно.

Что такое цель?

Вот Эмма Гапченко — первая советская чемпионка Европы. Она так описывает свои переживания во время соревнований:

«Я выхожу на линию огня в красивом белоснежном костюме. Мой лук — предел изящества и совершенства, моя поза грациозна и привлекательна, я думаю только о красоте движений и позиций. Когда эстетическое наслаждение достигает своей вершины, я отпускаю стрелу и она красиво, а потому точно летит в пеструю и красивую мишень».

Владимир Ешеев — бурят. Он — олимпийский чемпион, чемпион мира и Европы. Он был рекордсменом рекордное количество раз. Но стрельбу он видел совсем иначе:

«Я вижу прицел и стрелу, я вижу цель и сливаюсь с ней, луком и стрелой в нечто единое и нераздельное. Когда наше единство и сосредоточенное понимание друг друга достигают предела, когда я перестаю отличать себя от мишени и становлюсь по сути мишенью сам, когда я чувствую, что касаюсь своей стрелой мишени, расположенной в девяноста метрах от меня, но ставшей совсем близко, касательно близко, я отпускаю стрелу, и она как бы без всякого расстояния оказывается в понятой мною мишени».

Таковы европейский и азиатский взгляды на цель.

Ты, конечно, европеец, типичный европеец, наверно, у тебя цели формируются, как у Эммы Гапченко, но, возможно, я ошибаюсь — ты сам понаблюдай за собой, чтобы понять, кто ты по технике целеполагания. Вот я, например, типичный европеец. Мы часто играем с тобой в шахматы, потому что это — единственный вид спорта, где мы с тобой можем соревноваться. Так вот, в шахматах мне важно, чтобы моя позиция была красивой, гармоничной, стройной — пешкоедством пусть занимаются другие, жадины и голодающие. И если ты выстраиваешь стройную, крепкую композицию своих фигур, ты непременно выиграешь.

И тут я должен сделать ещё один очень важный шаг к пониманию цели и спорта.

Есть цели типа target, а есть — goal. Первая цель — мишень, очень точная и ясная, как при стрельбе или в боксе: попал и победил! Вторая цель гораздо сложнее: в футболе, чтобы забить гол (goal), надо обвести соперника или соперников, выйти на ударную позицию, не нарушая правил, и ударить так сильно и точно, чтобы голкипер (вратарь) не смог отразить этот удар. Команда в целом, выходя на поле, также ставит себе цель goal: победить, обыграть, а не просто произвести удар по воротам.

В одном движении, в одном действии настоящий спортсмен достигает сразу целый веер целей: он выполняет технически точное, хорошо натренированное действие, он выполняет задание или установку тренера, он правильно реагирует на действия других игроков своей команды, он хочет забить гол сам или сделать передачу своему партнеру, чтобы тот забил, наконец, он просто играет и наслаждается игрой, красотой игры.

Настоящий спортсмен — не тот, кто становится чемпионом или рекордсменом (хотя это, конечно, очень важно), настоящий спортсмен -тот, кто умеет достигать одним движением разом все цели и делает это не спонтанно и случайно, а вполне осознанно и технически безупречно.

Собственно, ради этого и нужен спорт в жизни. Потому что в жизни очень часто приходится иметь дело с целым букетом целей, больших и маленьких, сиюминутных и долговременных, целей target и целей goal. И, как и в спорте, в жизни на это согласование целей порой даётся лишь мгновение — тут некогда долго размышлять и рассуждать. Спорт — это очень хорошая тренировка для жизни…

Дангауэровка

Дангауэровка — конструктивисткая и коммунистическая реплика на социально-архитектурную идею города-сада, популярную не только в Англии, где она родилась в начале 20 в., но и в Европе, и в СССР (поселок «Сокол» как город-сад, план реконструкции Москвы Шестакова, город-сад под Владивостоком и другие проекты и реализации).

Дангауэровка — предельная форма рациональности, в этом смысле — шедевр конструктивизма, но и предельная пролетаризация жилья и жизни, превращение селитьбы в спальные цеха фабрик и заводов, о чем мечтали большевики, в частности, Крупская и Сталин.

Даже на плане этот кусок земли между шоссе Энтузиастов и Казанской ж. д. смотрится предельно уныло, подчёркнуто кладбищенски:

Голые дворы, строгие, как в концлагере линии, хорошо простреливаемые обзоры дворов. Лишь в центре — небольшой круглый сквер с Лениным в натуральную величину (метр с кепкой), одетый скульптором по моде начала 30-х годов: полувоенный френч, тупоносые ботинки, кепка с квадратным козырьком. Странно, что он никуда не указует правой рукой: давно замечен, что там, где советская власть и роль партии были непререкаемы, Ленин непременно куда-то указует: то на Запад, то на храм, то на светлое коммунистическое завтра, то на ресторан.

На Х-ом съезде РСДРП (б) (1921 г.) Крупская мечтала о победе пролетарской этики, об уходящих за горизонт корпусах заводов и многоквартирных домов-муравейников — через десять лет эти мечты реализовались.

Посёлок был построен на месте рабочего посёлка при литейном и котельном заводе Дангауэра и Кайзера (вторая половина 19 в.), ныне Компрессорного завода.

Разумеется, в эпоху индустриализации (самое начало 30-х годов) все квартиры здесь были коммунальными, а сама планировка домов — коридорная, с максимальной массовизацией мест общего пользования: туалетов, кухонь, чуланов и т. п. Так как о холодильниках никто ещё даже не мечтал, то в толстенных стенах были сделаны под подоконниками кухонь ниши для скоропортящихся продуктов: в отличие от нищих, бедные — люди честные и чужого, даже если оно очень доступно, не брали, это архитекторствующие власти отлично понимали.

Превращённое в дома с отдельными квартирами сегодня это жильё считается не то, чтобы бизнес-класса, но вполне престижно, тем более, что находится в минутной доступности от станции метро «Авиамоторная». Однако дух, порождённый конструктивисткими коммуналками, неистребим здесь до сих пор и въелся в людей социальной ржавчиной ещё на несколько генераций вперёд.

Среди этого массива совершенно одинаковых домов выделяется даже внешне один — «американский».

Мы упорно замалчиваем тот факт, что вся эта индустриализация, в том числе и московская, держалась на иностранных инженерных специалистах (и на зэках как основной рабочей силе), главным образом американских, что ими созданы такие гиганты социндустрии как ЗИЛ, Динамо, АЗЛК и многие другие. Более того, именно американцы научили нас массовому, поточному проектированию производств и технологий. Конечно, не одни только американцы: француз Лео Корбюзье оставил следы своего творчества в нескольких домах Москвы, а его генплан Москвы, отвергнутый Сталиным и ошиканный официальной советской архитектурой, был по сути реализован спустя 30 лет главным архитектором Москвы Посохиным уже во времена Хрущёва.

«Американский дом» отличался от окружающего и внешне, и внутренней планировкой: здесь были привычные цивилизованным людям квартиры. Любопытно, но примерно половину жильцов составляли чекисты, «косившие» под советских инженеров, а на самом деле занимавшихся бытовым шпионажем и стукачеством. Здесь же была и школа ОГПУ (так в те времена называлась Любянка). Школа эта действует и по сей день, вот где реально сохраняются традиции и достижения советской системы профессиональной подготовки, взращиваются новые путины, топтуны и следопуты.

Город рабов: фильтруем базар

Рассказ женщины, приехавшей в Москву из Лондона после десятилетнего перерыва: «зашла в туалет, сказала уборщице «Здравствуйте», а та расплакалась, говорит, за столько лет работы здесь с ней впервые поздоровались».

Вы никогда не услышите у кассы в магазине, в автобусе, в метро, в шикарном ресторане (если вы не завсегдатай, но вы ведь не завсегдатай) и забегаловке, нигде в общественном месте это пресловутое «Здравствуйте», хотя довольно часто вы будете слышать вполне приличную, вежливую и интеллигентную речь. Как-то дико даже звучит: «добрый день, вы мне докторской колбасы двести граммов не порежете?» — всё будет привычно и обычно, кроме этого простого и естественного в цивилизованном мире «добрый день».

И причина тому одна: люди, обслуживающие нас, вовсе не люди, а предметы, вещи, то есть — рабы. И все они дважды рабы — если гастарбайтеры, «понаехавшие», «гости столицы» из Центральной Азии, Вьетнама, Африки или Кавказа.

Но вот ещё эпизод:

Нерядовое театральное событие, среди зрителей полно представителей театральной тусовки: актёры, режиссёры, критики и тому подобные. Они шумно здороваются, громко говорят между собой. Тут же — мы, простые смертные. Нас они не замечают, если мы им не мешаем. Они просто не видят нас, смотрят и говорят сквозь нас. Они привыкли, что мы за их спиной шушукаемся про них, они привыкли, что мы им уступаем дорогу, очередь и место. Когда они в своих интервью говорят, что работают на публику, любят и ценят нас, они просто врут. Когда они говорят, что изучают жизнь, находясь на людях, они опять врут. Ничего они не изучают и никого они не любят, мы для них — предметы, шуршащие деньгами, мы их рабы, обязанные знать и любить их, но не они нас.

И так не только театральная тусовка себя ведёт, но и кинотусовка, рок-тусовка, писательская и журналистская тусовка, попы в церквях, политическая тусовка и прочие тусовки, для которых мы — безмолвные рабы, носители и подносчики аплодисментов, голосов и денег. Таковы мы и для полиции, омона, внутренних войск, охранников и прочих силовиков: вязать, крушить, вались, косить, мочить, складывать в снопы и автозаки — вот для чего мы им, а вовсе не они для нашей безопасности.

А ведь ту же рок-тусовку покупают пучками и поштучно на разного рода корпоративы, свадьбы и новоселья, совсем как на невольничьем рынке в Афинах. Во времена Солона в Афинах за одну овцу или за 10 кило ячменя давали драхму, флейтистки, арфистки и кифаристки получали по 2 драхмы за услугу, за посвящение в мистерию верховный жрец в храме брал по оболу с каждого, низший — пол-обола.

Они, смотрящие нас, обывателей, как на рабов, сами рабы, продажные, продаваемые и жаждущие быть проданными, хотя бы на один вечер.

Проданными другим рабам. И те, высшие рабы, самые жалкие рабы, поскольку, хоть и могут чудить и дурить сколько угодно, могут вшыряться деньгами и машинами, домами, дворцами и замками, но их в любой момент могут взять за мягкое место под названием жопа и отправить вместе с нею в такую жопу, что уже никакая своя таковой не покажется.

А тот главный и всесильный, кто может всё это себе позволить — раб, самый рабский раб изо всех рабов, так как, во-первых, он, кухаркин и сукин сын одновременно, родился таким, а, во-вторых, он — раб собственных страхов, а потому — самый жалкий раб.

И, выходит, мы живем в городе рабов. Мы также живём в стране рабов, в очень странной стране рабов, где нет хозяев, но есть только рабы, которые, хотя и являются, рабовладельцами, сами — рабы.

На фабрике по демонтажу смыслов
(фельетон)

Меня пригласили в Останкино в качестве эксперта по образованию для пенсионеров. Подали машину к дому. «Что можно успеть рассказать за полчаса?» — размышлял я, пока мы продирались с востока Москвы на её север. У проходной Останкино меня ждала миловидная девушка. Мы поднялись на лифте на какой-то этаж. Коридор со множеством дверей, огромный зал, в котором человек пятьдесят плотно сидят за своими компьютерами и напряжённо валяют дурака, судя по мониторам. Сопровождающая девушка передала меня чае-кофейной девушке, без сахара, пожалуйста. Я поскучал минут сорок над чашкой зеленого чая из пакетика, потом меня проводили в гримёрную, где я наконец-то увидел, как буду выглядеть в гробу. Перед студией какой-то бородатый дизайнер обнаружил у меня на носу волосок и отправил в гримёрную на его обрезание. В аппаратной за множеством дорогущих компьютеров сидело человек двадцать, на экранах появилась заставка предстоящей передачи, это было явно не то, на что меня приглашали. Дизайнер по волоскам на носу по моей просьбе обратился к режиссёру, и тот уверенно сказал:

— Это будет точно по теме образования для пенсионеров.

При этом по всей аппаратной многократно уточнялась моя фамилия, ударение в ней и моя должность.

Наконец, меня запустили в студию: нагромождение хитроумной техники и не менее дюжины технического персонала. В голубом пространстве за столом — два диктора: Константин и Оксана, спокойные, уверенные, симпатичные и вполне вменяемые. Начинается так называемый прямой эфир.

Сначала дикторы говорят друг другу и заодно зрителям о проблеме безработицы, потом дают какие-то нарезанные заготовки именно о безработице. Минут через 15 спрашивают меня по этому поводу, а что я могу сказать по этому поводу, если не компетентен и не уполномочен? — и я быстро несу какую-то чушь, но всё-таки успеваю сказать, что хотел бы обсудить образование для пенсионеров. «Да, да, конечно» — уверяет меня Константин, а Оксана очень напористо задаёт мне пару риторических вопросов, почему увольняют в первую очередь женщин? и куда смотрит правительство? Рот у меня, вообще-то открывается быстро, но тут я не успел его открыть: пошли звонки из Калининграда, Тверской области, Алтая и ещё откуда-то — что-то о потерянной работе, что-то о растущей дороговизне, что-то о потерянных документах. Константин уверенно обещает каждому помочь и разобраться. Я сижу слегка в сторонке и даже не смею почесать обрезанный нос, поскольку то и дело попадаю в экран. Дикторы умудряются говорить то с аппаратной, то со зрителями, то с позвонившими, то между собой — и при этом не путаются в этих переключениях, истинно жонглёрская коммуникация. Я тоже встреваю, оказывается, невпопад, то есть в прямой эфир. Константин мгновенно наводит порядок: «сейчас ещё один звонок, и после него — вы». Наконец, очередь доходит до меня: «говорите, в вашем распоряжении полминуты». Два простых предложения я всё-таки успел сформулировать. Эфирное время кончилось, меня убрали из экрана и сняли с меня микрофон. В гримёрной дали пару влажных салфеток, чтобы я приобрёл привычный для себя предсмертный вид. Сопровождающая девушка довела меня до машины, и я вернулся домой по вечерним пятничным пробкам, убив на это мероприятие пять часов с копейками.

Что я понял и вынес?

  1. Это — типичная ситуация: обсуждается совсем не то, что заявляется и совсем не с теми, кто в этом компетентен, поэтому все эксперты выглядят такими беспомощными.
  2. Для того, чтобы обеспечить на нормальном уровне подобного рода эфиры вполне достаточно 3–5 человек, а здесь только на виду не менее ста и неизвестно, сколько скрывается за закрытыми дверями, коих (дверей) также около сотни.
  3. Это — не канал, а только часть канала, одна из редакций, таких редакций на канале, как минимум, десяток.
  4. Таких каналов, только федеральных, с полсотни. И все обсуждают одно и то же, можно даже не переключаться.
  5. Вся эта огромная фабрика повторяет одно и то же чудовищным тиражом, а, согласно правилу Ципфа, значение слов и фраз обратно пропорционально значению этих слов и фраз. Так как все на телевидении вполне вменяемы, то можно предположить, что делается всё это сознательно и целенаправленно: это даже не пропаганда, а просто обессмысливание информации и всей сферы существования людей.

И делается это всё за наши же деньги: на наши налоги и на рекламную нагрузку на цены потребляемых нами товаров и услуг.

Успехи в борьбе с гололёдом
(грустный фельетон)

Прошлой зимой мэрия Москвы закупила новейший высокоэффективный химреагент для борьбы с гололёдом, страшно дорогой, потому что способен быстро превращать снег в воду даже при низкоотрицательных температурах до -5°С.

Новинкой смогли обеспечить не всю Москву, примерно только половину города. Работа техники по уборке снега и таджиков со скребками и лопатами сильно облегчилась и ускорилась. Сократилось и число травм, что очень обрадовало травматологические отделения больниц и травмапункты, потому что травмы — самые долгоиграющие заболевания, с переломом шейки бедра — а это излюбленная травма пожилых людей на гололёде — например, люди лежат по 2-4 месяца, а все больницы города включились в борьбу за сокращение пребывания на больничной койке и доведение оборота среднестатистического койко-места до 50 пациентов в год: при таких темпах не то, что лечить — обследовать больных, собирать и анализировать их старческие анализы не успевают. Словом, и больницы, и городские начальники, и таджики вздохнули с облегчением и глубоким удовлетворением.

Ну, правда, пешеходам и пассажирам опять всё не нравится: водно-снежные заносы и наносы преодолеть, не промочив ноги, практически стало невозможно. Выходишь из автобуса (точнее — вылетаешь как пробка из бутылки шампанского) — и в эту самую смесь даже не по щиколотку, а по верхнему краю обуви, черпанёшь по полной программе, а до дома ещё полкилометра по лёгкому морозцу. Как тут не гриппонуть?

Но — у нас довольных и благодарных в народе не найдёшь, и не надейся, а потому плевать слюнями на все их причитания.

Тут, правда, орнитологи, не то, чтобы забеспокоились — засуетились: исчезли воробьи из районов применения нового химреагента. Голуби остались, а эта мелкая птичья сволочь исчезла. Ну, исчезла и исчезла — не судьба им порхать по тротуарам, по проспектам и площадям столицы.

Ближе к весне слегка заволновались ветеринары, но, знаете, таким радостным трепетом заволновались: у домашних кошек и собак массово объявилась бронхиальная астма, а с ней подскочили доходы — астма и впрямь очень доходное заболевание, дорогое и долговременное.

Одновременно участились бронхиальные астмы у стариков. Вообще-то болезнь эта скорее младенческая, чем старческая, поэтому относительно пенсионеров она низкодоходная, скорее даже убыточная: это всё равно, что стричь свинью — визгу много, а шерсти мало.

Но — лечение амбулаторное, на статистику больниц и больничных койко-мест практически не влияет, лекарства, как правило, копеечные и совершенно бесполезно-безвредные, а численность налогопотребителей падает, что не может не радовать всех, за исключением самих налогопотребителей, стоны и причитания которых уже всем порядком поднадоели.

Вот, наступила новая зима, у нас опять половодья после каждого снегопада, в носу и на губах не исчезающий герпес, дышать всё труднее, а помирать всё легче. Я двигаюсь по этой шуге коньковым шагом и думаю об успехах борьбы с гололёдом: хорошо бы дожить до весны.

Круги медицинского ада

На всякий случай и для дальтоников — самая нижняя кривая — это про бюджетные расходы на здравоохранение (а других источников финансирования и нет): за пять лет они сократились на треть, в то время как военные выросли в полтора раза.

Последние два года, если продолжить эту картинку, просто чудовищны. И это ощущает каждый нуждающийся в медицине. Я расскажу о себе и о том, что произошло вокруг меня за год.

Больница

Раз в год я ложусь в одну и ту же больницу для обследования и лечения по поводу сахарного диабета и сопровождающих его проблем с сердцем, почками, глазами, поджелудочной железой и т. п. Эта практика — уже десятилетняя. 10 лет назад я лежал месяц, успел пройти, кажется, семь оздоровительных курсов, включая лечение пиявками, радоновое облучение и другую экзотику, а не только традиционный набор физиотерапии (массаж, гидромассаж, магнитолечение ног, ингаляции, лечебная физкультура) и получил тотальное обследование. В прошлом году лечение длилось 10 дней: набор обследований — по моему настоянию, всего одна физиотерапевтическая процедура. В этом году — пять дней. Только базовые анализы, никакого лечения, если не считать голодания — так я и не научился есть эту больничную белиберду. Для себя решил — если не будет острой нужды, в больницу не лягу по бессмысленности пребывания в ней.

Поликлиника

Очередей практически не стало — прием строго по талонам и не более 12 минут на одного пациента. В аптечке бесплатных лекарств — только отечественные препараты, неизвестно где, кем и как производимые. Ещё год назад я, помимо инсулина, неизменно получал иглы и тест-полоски для глюкометра. Теперь — хронические перебои с инсулином, а обо всём прочем лучше и не спрашивать.

Аналитические лаборатории

В прошлом году имел печальный опыт сдачи биохимического анализа крови в бесплатной лаборатории при поликлинике: очень долго, по сути неделю, ждал результатов, результаты привели к конфликту между эндокринологом и кардиологом, хорошо, что сам сообразил пойти и сделать тот же анализ в платной лаборатории «Инвитро». Выяснилось, что в поликлинике просто перепутали мои результаты с кем-то ещё.

В этом году уже сами врачи предупреждают: если можете, пользуйтесь платными лабораториями. Последний заход в «Инвитро» обошёлся в 12 тысяч, всего таких заходов — 4 раза в год.

Диспансеризация

Все работающие обязаны пройти раз в год бесплатную диспансеризацию. Наш университет обслуживает «Скоромед», специализирующийся на выдаче медкнижек таджикам и медсправок таким как мы.

В прошлом году я за 40 минут прошёл 10 врачей, в этом году за 15 минут — трёх (терапевт, ЛОР и офтальмолог) + более часа — регистрация, меня также заставили сдать анализы, которые чуть не при мне вылили: новый наряд короля массового пошива.

Лекарства в аптеках

Как в России считают темпы инфляции? — очень просто: к ценам на недвижимость, которые заметно падают, прибавляют цены на лекарства, в итоге получается около 3% в 2017 году.

В моей обойме десять лекарств + бесплатный инсулин (кажется, скоро придется покупать и его). Самое дорогое, в пересчете на месячную дозу, 7500 рублей, самое дешёвое — 1100 рублей, суммарно в месяц расходуется 20 тысяч.

К этому надо добавить всякую мелочь: тест-полоски, иглы, витамины, спреи от насморка, чаи от кашля — это ещё на полторы тысячи в месяц

Качественная медицинская помощь

По счастью, мне доступна качественная медицина. Это — высококлассные врачи, новейшее оборудование, современная диагностика. Я могу позволить себе это два раза в год. Этой осенью мне тур по «блатным врачам» обошелся в 50 тысяч, ещё весной -только в 30…

Качественная медицина паразитирует на медицинской инфраструктуре, принадлежащей администрации президента (по сути, все лучшие поликлиники, центры и больницы Москвы). Есть, помимо качественной, элитная медицина, она заметно дороже и мне недоступна. Наконец, все уважающие себя (и не уважающие нас) люди, ответственные за госбюджет и прочую ерунду, лечатся только за границей и там же покупают за наш счёт все медикаменты и лекарства.

А теперь давайте подведём некоторый итог.

В стране победившей бесплатной медицины скромный и статистически массовый человек вроде меня, явно недостаточно заботящийся о своём здоровье, тратит в месяц на анализы 4 тысячи, на лекарства — 22 тысячи, на врачей — 8 тысяч, итого 34 тысячи. Моя пенсия — 22 тысячи + полторы за инвалидность. Ставка ведущего научного сотрудника и доцента — 55 тысяч. Только на своё здравоохранение я трачу 40% своих доходов. Но, чувствую, через год эти 4% инфляции сожрут все доходы.

Зато у нас всё ещё дёшево умирать. Пенсии, конечно, на похороны не хватит, зарплаты — хоть каждый месяц помирай, правда, без поминок и могильного памятника. Сыграл в кубышку — и вся недолга.

Новые правила и закономерности в школьных программах и предметах

Русский язык

Если предлог «к» управляет дательным падежом, он пишется раздельно с существительным, если винительным падежом — слитно, например: «к вам» и «квас».

История России

Если Россия проиграла (= не выиграла) какое-нибудь сражение или войну, значит она в этом не участвовала.

Всемирная история

Никакой Украины никогда не было и нет.

Геометрия

Если сумма углов треугольника больше 180°, он считается четырёхугольником.

Физика

Согласно теории относительности и те, кто валит лес, и те, кто шьёт рукавицы, и те, кто ждёт суда и приговора, все сидят.

Пение

Хоровое пение — это профилактическое проветривание мозгов от мыслей.

География

Священны только наши границы. Все остальные границы несвященны, попираемы и носят временный характер. Их можно нарушать и игнорировать, особенно, если они совпадают с нашими священными.

Биология

Сделать из неживого живое невозможно, а вот сделать живого в неживое — это любой, даже рядовой может, обучен и умеет.

Астрономия и Основы религиозной культуры и светской этики

«Есть две вещи, которые вызывают наибольшее восхищение и удивление, — звёздное небо над нами и нравственный закон внутри нас» — калининградец И. Кант заявил такое только потому, что плохо успевал по физкультуре, каковой предмет как раз и даёт подготовку по физике (звёздное небо) и по культуре (нравственный закон).

Этнические эфемеры

Австро-Венгрия, несмотря на солидный исторический возраст Австрии и Венгрии, оказалась историческим эфемером, и сегодня только историки ещё изредка упоминают этот топоним, а ещё реже так и не прижившийся этноним австро-венгры. Умерли и такие топонимы, как Цизальпийская Галлия и Цизальпийская республика. Больше нет такого народа, как югославы — это название просуществовало с 1918 по 2003 годы и вряд ли когда-нибудь оно вернётся. 70 лет (вообще-то, меньше) просуществовал нелепый и по названию, и по своей сути советский народ, идеологическая штамповка 20-го века. Надо надеяться, человечество не допустит возрождение этого монстра.

Как ни странно, но «русские» как эндоэтноним (самоназвание) тоже существует пока менее века и скорей всего растворится в исторической перспективе подобно югославам и другим эфемерам.

До 20 годов 20-го века, когда утвердилось самоназвание «русские» (прилагательное, ставшее существительным как жертва очень популярным в русском языке эллипсисам: изначально было «русские люди»), а до того — великороссы, россияне, россы и производные от них. «Россией» Русь назвала жена Ивана III Софья Палеолог, гречанка. Сам же этноним «россы», «русь» имеет несколько версий:

— скандинавская, наиболее достоверная, от финского ruotsi (финны до сих пор Швецию называют Русью), которое в свою очередь произошло от древнегерманского rods — гребцы;

— индо-иранская, от ruxs/roxs (светлый);

— праславянская, от roud/ryd, что значит «красный» (русское «руда», имеется ввиду железная руда, того же происхождения;

— от гидронима (река Рось);

— от слова «оружие» или «вооружённый человек», то есть варяг, «враг» местного славяно-угро-финского населения.

Многие самоназвания возникали, но не удерживались в языке: русины, русаки, русяне, руснаки, русеки и тому подобное, порой весьма обидное.

Что касается экзоэтнонимов, то для балтийских народов мы до сих пор остаёмся кривичами, для греков мы — ελληνικά, иллирикэ (Адриатика к северу от Греции — Иллирия, кстати), для монгол — Оху-ын (не надо улыбаться, это неприлично), для венгров — Orosz, для финнов — Venäjän и russa.

Что же нас ждёт впереди?

Ну, с татарами, башкирами и их соседями всё понятно — они останутся теми, кем и были. С кавказцами тоже всё более или менее предсказуемо: эти будут делиться и драться между собой до атомарного состояния. У сибиряков появится шанс остаться сибиряками, что вряд ли возможно на Дальнем Востоке.

Я сильно надеюсь, что хотя бы отчасти вернутся такие этносы как поморы, вепсы, чудь, вятичи, пошехонцы — уже не только этнически, сколько по месту проживания.

И станет забываться имперское прошлое «русских», его начнут стесняться и стыдиться. И, конечно, найдут вполне приличные прилагательные к Достоевскому, Толстому, Чайковскому, Менделееву и другим великим и славным, давшим благодарному миру много больше того, что смогли взять Россия/СССР/РФ.

РФ-2018

Когда-то, очень давно, на коллегии министерства морского флота я впервые публично дал прогноз предстоящего и угадал, хотя и сам не ожидал, что СССР так быстро рухнет, всего через семь лет.

С тех пор я несколько раз, три или четыре раза всего, публично высказывался о наступающем будущем, и каждый раз это был более или менее точный прогноз, онтологически, а не хронологически точный.

Дело вовсе не в каких-то изощрённостях ума или даре предвидения — слава Богу, этими сомнительными достоинствами я не располагаю, но я глубоко убеждён: в основе нашей государственности, более того, в основе нашего менталитета лежит идея незыблемости. Именно это и позволяет истории повторяться в нашей стране вновь и вновь с циклической неумолимостью.

Я хорошо помню, например, как осенью 1987 года, точнее, в конце октября-начале ноября, люди, заметно приближённые к кормилу власти (кормилу и в смысле руля, и в смысле кормления из корыта), спорили между собой: реабилитирует Горбачёв Троцкого или не реабилитирует. А это было совсем неважно — история смыла в канализацию и этих спорщиков, и Горбачёва, и недореабилитированного до сих пор Троцкого. История нашего народа живёт другими циклами, другими дыханием, другими смыслами.

Тогда, тридцать лет тому назад смыло всех, кто был незыблем и держался за эту незыблемость, всех, кто олицетворял собой недвижимость политической и иной парадигмы, кто считал себе во спасение ничего не делать: авось, и на этот раз пронесёт.

А оно действительно пронесло, но как слабительное, почище фитолакса или касторки.

И фашизмом в нашей стране запахло вовсе не в 2000 году, а от танковых залпов по собственному парламенту и собственной конституции в октябре 1993 года.

Сегодня мы стоим накануне очередных «выборов» одного и того же человека. Всем понятно, кто победит и даже понятно, с каким счётом закончится этот гейм.

Но все почему-то надеются, что это по крайней мере приведёт к пресловутой стабильности и неизменности нашего существования.

А истории решительно наплевать на итоги сверхпредсказуемых выборов. Просто, по её логике настало время опорожнять накопившееся содержимое нашего бытия в канализацию. И в первую очередь смоет тех, кто опять цепляется за якобы спасительную идею ничегонеделания, действительно спасавшую почти двадцать лет после встряски дефолтом.

Это значит: через два-четыре года полетят со своих мест все саботажники и все, изображающие собой декорации перемен, а не сами перемены. А на плаву и даже в плюсах окажутся шустрые и пронырливые, авантюристы и рискачи, а также, как ни странно, те, кто искренне жаждал перемен и творил их.

Жаль, что я не увижу финала и не услышу тутти-фрутти этой, довольно скверной пьесы. Но у меня ещё есть возможность прокричать, прохрипеть, прошептать или простонать тем, кто рядом: отцепитесь, во имя собственного спасения отцепитесь от своих устоев и попробуйте плыть самостоятельно.

Возникает, естественно, вопрос: а на чём, строится, собственно, уверенность в нашей вере в незыблемость, если нас трясёт, как ни одно другое государство и ни одну страну в мире? Откуда такая убеждённость в повторяемости циклов и потрясучек? — а дело вовсе не в игре цифр и дат, которыми так легко манипулировать. Дело в том, что основным движущим субъектом нашей истории являлись, являются и, скорей всего, всегда будут являться те, что составляют чернь — абсолютно лишённые рефлексии и монотонно негативные, отрицающие всё позитивное, чернящие всё своим неверием и цинизмом массы, у которых нет вообще никаких ценностей. Неважно, это — партийная, блистательно-сановная, простолюдная или интеллигентская чернь. И доля этой черни, увы, склонна только к одному — увеличиваться: за счёт прополки красным террором, голодомором, культурной революцией, коллективизацией, индустриализацией, войной, насаждением «рыночной экономики», петрономикой, шпиономикой и т.п. Работа тщательная и кропотливая.

Аминь.

Ночная радуга

радуга — белая, серая, чёрная:
то приближённая, то удалённая,
целая гамма цветочной депрессии,
копия-100 похоронной процессии

радуга по небу переливается,
сущность моя изнывает и мается —
неотделима от лунных видений,
бич размышлений, страданий и бдений

радуга серая и черно-белая,
что ж ты маячишь, такая несмелая?
то ли надежды во мраке скрываешь,
то ли сама ничего-то не знаешь

полночь в зените, зенит — в бесконечности,
всё потонуло в пронзительной вечности,
ночь ухмыляется мрачною радугой,
душу петлёй затянув крепко-натуго

Перед сном

предо мною образ, обрезь и обрез
так и ненадкушенной краюхи,
в полутьме витают в небе духи
с крыльями мохнатыми и без

покачусь, как падшая звезда,
под откос, под паперти моста,
мне сегодня пьётся неспроста,
и поётся тихо — как всегда

где-то умер неизвестный гений,
мы с ним были даже незнакомы,
то ли от проклятой иль саркомы,
он у Бога, уж пробился в сени

эта ночь, наверно, не проснётся,
чем пустей, тем тяжелее наливать,
жизнь, к несчастью, беспробудно льётся,
где-то далеко моя кровать

Вдоль по Стиксу

Стихи последние, прощальные —
Как много мною не пропето.
Слова заветные, печальные,
Под звон ликующего лета.

И я уйду, и я забудусь
Во снах неведомых пока:
За поворотом слез и буден
Течет забвения река.

Я помашу — никто не видит,
Я прокричу — но в пустоту,
И Стикс мой челн беззвучно примет
И ночь укроет наготу

Ну, здравствуй, вечное безболье,
Бездумье, бездушевный мир!
…Безоткровенье и бездолье,
По вечным тропам поводырь.

Гуманист
(попытка автонекролога)

Я — гуманист. Потому что сын человеческий, сын своей матери и своего отца, которых боготворил при жизни и боготворю после их смерти.

Я — гуманист. Потому что в каждом своём исследовании и проекте, в каждой своей затее и в каждом своём произведении ориентирован на человека, потому что, уча других людей, всегда знал и помнил — они не только люди, но ещё они и те, кого я обязан сделать людьми, не биологическими homo sapiens, каковыми они являются, разумеется, и без меня, а теми, кто остро и страстно, как и я, ощущает своё несовершенство, стыдливость за своё существование и за мир, в котором мы все существуем — несправедливый, ужасный, несовершенный, но — прекрасный, ошеломительно прекрасный и вдохновляющий.

Я — гуманист, потому что умудрился превратить чудовищный проект Катунской ГЭС в Экологический Университет Горного Алтая, потому что сухое и безжизненное методологическое учение превратил в Мистический семинар,

потому что превратил понятие «рекреация» из чего-то болезненного и расслабленного в активное восстановление творческих сил и способностей людей — в «Программе регионального развития Крыма»,

потому что смертельно скучную Тайную тюрьму в Шлиссельбургской крепости превратил в становление свободного человека: именно это, диплом свободного человека, получали выпускники недельного пребывания в этом мрачном месте,

потому что восстал против унижения и уничтожения человеческого достоинства на БАМе — в далёком теперь 1987 году,

потому что придумал и создал Серебряный Университет, может быть, последнюю возможность людей сформулировать своё legacy, то, что они, уходя, могут оставить своим внукам и уйти из этой жизни с высоко поднятой головой,

потому что всегда платил людям прежде, чем брал деньги себе, что останется,

потому что я любил в каждой женщине, даже в проститутке, её человечность и забывал о её продажности — ведь я и сам продажен на рынке мысли, хотя за мысли так мало и редко платят.

Я — гуманист, потому что люблю жизнь и пьян ею, и не знаю её меры, и если я когда-нибудь умру, то, конечно, от того, что жил безразмерно, нерасчётливо и нерационально, доказывая, прежде всего, самому себе: человек безрассуден в своей разумности. Мне поэзия жизни важнее и осмысленнее её прозы.

У меня много друзей и совсем немного недругов: на хрен я им, недругам, сдался, если мои ценности неуничтожимы и они, недруги, сами оказываются в их числе.

Я рад, что пришёл в этот мир, и рад, что, наконец, ухожу — не занимая ничьего места, а потому и не вызывая у других сожаления, что присутствовал и что ушёл.

Мы неисчислимыми мириадами приходили и уходили из этого мира, даря этому миру надежду: вот он, мессия, пришёл. Мы спасали и спасаем мир, неумёхи, грешники, слабые мозгами, мышцами и духом, глядишь, мы его и спасём.

А пока этого не случилось — лехаим, человеки, ведь все мы человеки, каждый по-своему человек.

С новым миром и светом!

Print Friendly, PDF & Email

2 комментария для “Александр Левинтов: Декабрь 17-го

  1. Более того, именно американцы научили нас массовому, поточному проектированию производств и технологий. Конечно, не одни только американцы: француз Лео Корбюзье…
    ———————————————————————————————————
    И баухаус.

    1. я сейчас заканчиваю капитальную статью на эту тему, При всём уважении к Лео Корбюзье надо признать, что массовым проектированием он фактически не занимался, хотя и создал Генплан Москвы, не признанный, но реализованный (все остальные советские генпланы были признаны, но не реализованы).

Добавить комментарий для Александр Левинтов Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.