Марк Шехтман: Коля

Loading

Он был из тех, о ком говорили: «с таким не страшно попасть в окружение или пойти в разведку». Надежный, всегда готовый прийти на помощь, он никогда не отворачивался от тех, кому не повезло. Деcять лет мы проработали вместе, и все это время я чувствовал рядом его крепкое, дружеское плечо.

Коля

Марк Шехтман

Лежащую в центре города спокойную улицу, называвшуюся когда-то Лютеранской, а в советский период — Энгельса, восстановили относительно быстро, и после войны там селили привилегированную публику.

Квартиру в одном из восстановленных домов занимала семья полковника в отставке К. Дочь рано вышла замуж за одессита и уехала с ним в город у моря. Светловолосый, голубоглазый Коля остался в Киеве с родителями, окончил Политехнический институт и работал в приборостроительном объединении. Спортсмен — пловец, лыжник и велосипедист. С велосипедом Коле, правда, не повезло. Однажды, разогнавшись на соревнованиях, он неудачно упал и начисто стесал об асфальт большой палец правой руки. После этого, как ни старался, не смог научиться правильно держать карандаш или ручку и очень не любил писать и чертить. Компьютеров тогда еще не было, и по мере возможности я старался освободить его от этой неприятной работы. А в остальном парень как парень, ничего, на первый взгляд, выдающегося. Но так только казалось. Он был из тех, о ком говорили: «с таким не страшно попасть в окружение или пойти в разведку». Надежный, всегда готовый прийти на помощь, он никогда не отворачивался от тех, кому не повезло. Деcять лет мы проработали вместе, и все это время я чувствовал рядом его крепкое, дружеское плечо.

Вот один из примеров его работы. Анализ обрыва проводов в электронных системах связи показал, что это происходило в катушках индуктивности, намотанных тончайшими проводами с высококачественной полиамидной изоляцией. Долго не удавалось выяснить причину. Однажды, просматривая русское издание американского журнала «Electronics», я наткнулся на небольшую заметку. В ней описывался аналогичный случай в компании «Bell Telephone Co». Американцы тоже долго искали причину и, в отличие от нас, нашли. Компания привлекла ученых — химиков, биологов, и оказалось, что в период «месячных» у работниц женский пот содержит агрессивные компоненты, не только разъедающие высококачественную изоляцию, но и вызывающие коррозию самих микропроводов до полного их разрушения. Мы не стали вдаваться в американские методы решения проблемы и нашли свой простой, как бревно, способ. Коля составил список-календарь всех намотчиц (их было больше пятидесяти) и отдал бандерше — мастеру, которая должна была проставить в календаре даты опасных периодов у каждой из девушек. Но внедрить это мероприятие оказалось не так-то просто. Первой оказала ожесточенное сопротивление сама бандерша. Лишь после длительных переговоров Коле удалось не только убедить, но и передать ей деликатные функции уговоров каждой из намотчиц. Это продолжалось несколько недель, и расписание «опасных» периодов было составлено. На это время девушек отстраняли от намотки проблемных катушек — и отказы прекратились.

А вот совсем другой, запомнившийся надолго эпизод. Однажды дверь приоткрылась, и Коля поманил меня пальцем. Вид у него был таинственный. Я прошел за ним в цех. Был последний день месяца, и зеленые ящики для упаковки аппаратуры уже стояли наготове. Столпившиеся вокруг рабочие расступились, пропуская нас.

— Открой, — сказал Коля.

В недоумении я оглянулся — все как-то странно смотрели на меня. Пожав плечами — не бомба же здесь лежит — я поднял крышку, заглянул и отпрянул: внутри лежала обнаженная девушка. Ноги ее неестественно вывернуты, спина словно сложена пополам. Широко раскрытые голубые глаза смотрели на меня остекленевшим взглядом. Я перевел дыхание и заглянул еще раз — это был всего лишь грубый пластмассовый манекен. Но изломанный, в тесном ящике, он казался страшным трупом. Кто, для чего и, главное — как ухитрился пронести его на завод? Как он попал в сверхсекретный цех? Эти загадки предстояло разрешить начальнику первого отдела, который со свитой «чекистов» уже проталкивался к нам.

Новый год мы обычно встречали за городом на лыжной базе в районе Тетерева, где повадились совершать набеги в соседнюю деревню Раски за самогоном, который называли «рубель пляха».

— Самогонка у вас знайдэться? — спрашивали мы, постучавшись в первую же хату.

— Завжде знайдэться, сыночки. Заходьте, будьласка, — широко распахнув дверь, говорила бабка.

— Можно попробовать?

— А чого ж, зараз подам.

На столе появлялись бутылка, граненые стаканчики, краюшка черного, деревенского хлеба и, конечно, хороший, круто посоленный крупной солью кусок сала каждому.

Контроль качества происходил по хорошо отработанному сценарию: пригубив, мы смаковали первый глоток, удовлетворенно кивнув друг другу, осушали стаканчик и переходили к закуске. Бабка с надеждой глядела на нас. Наступала последняя, главная стадия контроля: плеснув на потемневшую от времени дубовую лавку самогон, мы поджигали его. Голубое пламя разбегалось по лавке и было одинаковым в каждой хате, но мы, изображая чрезвычайную заинтересованность, разыгрывали небольшой спектакль. Один из нас выступал в роли оптимиста, другой — скептика.

— Здаеться мени що це добра самогонка, — говорил Коля. — А як тоби?

— Да, когда пьешь, вроде хорошая. Только не нравится что-то мне пламя: как будто коптит маленько. Нет, такая не пойдет, — покачав головой, отвечал я. — Звиняйтэ, бабуся.

В следующей хате мы менялись ролями. Я хвалил самогонку, Коля отвергал. Операция продолжалась, пока, основательно набравшись, мы не вспоминали об изнывающем от жажды коллективе. В последней хате уже без дегустации платили два рубля, брали две бутылки и становились на лыжи. Шли осторожно, стараясь не поскользнуться, чтобы доставить в целости живительную влагу. Морозная ночь несколько охлаждала самогонный разогрев, проясняла мысли и, вернувшись с бутылками в рюкзаках, мы были готовы к дальнейшим возлияниям.

Выстывший за неделю нетопленный дом никак не удавалось разогреть, и мы по очереди усаживались у раскаленной печи — всем не хватало места. Неизвестно как попавшая в нашу компанию девушка с гордостью кивала на своего спутника, расстегнувшего ковбойку и обнажившего настоящую тельняшку. — Нашла, дура, чем хвастаться, — шепнул я Элле. Переглянувшись, мы сняли лыжные куртки и продемонстрировали свои новенькие тельняшки. Все засмеялись. Но самое интересное было впереди. Имени девушки по фамилии Малинка никто не знал, так все к ней и обращались — с такой фамилией имя уже ни к чему. Синяя от холода, она беспрерывно чихала и сморкалась в насквозь промокший платок, глаза слезились. Но Малинка смело сняла куртку, свитер, рубашку, и на покрытой «гусиной кожей» груди мы увидели миниатюрный, белый в голубую полоску бюстгальтер. Непонятно, что под ним скрывалось, настолько миниатюрным был сшитый из тельняшки дамский аксессуар. Но самое интересное ждало нас впереди: Расстегнув джинсы, Малинка обнажила такие же белые, в голубую полоску трусики. Все взвыли, Алексей сыграл на гитаре туш, Коля обнял Малинку и под аплодисменты влил в нее стограммовый стаканчик самогона. У девушки перехватило дыхание, и несколько секунд она оставалась стоять со спущенными джинсами, бессмысленно моргая и сотрясаясь от икоты, словно выброшенная из воды рыба… Наутро, выспавшись у печки под накинутыми на нее штормовками и куртками, она была вполне здорова.

Вспоминая об этом спустя почти полвека, я прихожу к выводу, что все три или четыре порции выпивки и закуски (включая сало) можно было спокойно получить в первой же хате, не разыгрывая спектакль. Стоило только купить хотя бы еще одну бутылку. Мы ведь не раз совершали вылазки в Раски, и нужно было хорошо запоминать хаты, где мы забраковали самогон. Не всегда это удавалось. Как-то раз все-таки попали туда, где уже побывали. Пришлось купить бутылки и, не пробуя, поскорее ретироваться.

Однажды Коля предложил блестящую идею плаката — подмигивающий кот с дымящейся сигаретой в пасти выглядывает из-за ствола березы. Идея настолько захватила меня, что пришлось на часок задержаться после работы. Под этим первым нашим плакатом мы и встретили Новый год на лыжной базе в Тетереве. Возвращаясь, в ожидании электрички зашли перекусить в станционный буфет и вывесили там плакат. Алексей взял гитару, и с первым же аккордом толстозадая буфетчица, позабыв о ведре, ловко пошла чарльстоном между столиками. Не сводя глаз с плаката, она размахивала мокрой половой тряпкой и захлебывалась от хохота. За ней взорвались и остальные посетители буфета. Успех был полный!

Колин кот живет и сейчас: с помощью интернета он обошел весь мир — каждый год я рассылаю его с надписью «HАPPY NEW YEAR!» рассеянным по свету друзьям и близким.

Девушки одна другой лучше обожали его, и Коля умело пользовался этим. Но ни одной не удалось завоевать Колино сердце. Правда, расставался он всегда деликатно, без драм и скандалов. Многие пытались сосватать ему кто дочь, кто племянницу, но безуспешно. Попытались и мы познакомить его с очаровательной Лидочкой. Знакомство состоялось у нас дома. Коля был изысканно вежлив и любезен. Мы уж было подумали, что будут какие-то результаты. Но дело ограничилось тем, что Коля галантно проводил Лидочку домой и, как всегда, предпочел свободу. Больше этой темы ни я, ни он, ни Лидочка не касались.

Когда я забрал из роддома Эллу с новорожденным младшим сыном, дома ждал наш небольшой коллектив с очень удобной коляской производства ГДР. Но Коля в тот вечер не пришел. Он предпочел поздравить нас наедине и появился через несколько дней с элегантной бутылкой виски «99 club» и букетом сирени. Коля был неравнодушен к Элле. Не раз, бывало, глянет на ее фото под стеклом у меня на рабочем столе, и с восхищением говорит: — Ну, и жена у тебя! Вот и сейчас Коля поцеловал ее, обнял меня, внимательно взглянув на малыша, сказал: — похож на папу, — после чего мы уселись за столом.

Так прошел час, Элла попрощалась с нами и ушла к ребенку, а мы расположились на кухне и, беседуя обо всем и ни о чем, под аккомпанемент джазовой передачи «Голоса Америки» потихоньку добивали бутылку. Вдруг Коля спросил:

— Это правда, что ты назвал сына Эммануилом?

— Правда.

Он был не единственный, кто задавал этот вопрос. Оказалось, что имя сына волновало многих. «Вы его как-то хитро назвали» — пряча ироническую усмешку, вежливо говорили одни. Другие (обычно глубоко ассимилированные евреи) говорили прямо: «Как ты можешь так назвать ребенка, зная, что он будет от этого страдать всю жизнь?» Девушка в Загсе вообще не могла понять, что за имя мы выбрали сыну. Только когда я написал большими печатными буквами «ЭММАНУИЛ», она недоверчиво раскрыла справочник и с изумлением обнаружила целых четыре варианта этого имени: Эммануил, Эмануил, Эмануэль и даже просто Мануил. Но все равно, вручая заполненную метрику, подняла на секунду глаза и взглянула на меня как на идиота. Представляю, как она глядела мне вслед!

— В память об отце?

— Ты прав, — ответил я, — конечно, в память об отце. Я никогда уже не узнаю, где он похоронен, но, по крайней мере, его имя сохранится в семье. Так у нас принято. Но есть еще одна причина: это имя на иврите означает «С нами бог» («им-ану-эль»).

— Ты веришь в бога?

— В библейского бога-творца я не верю, но с этим именем как-то спокойнее.

— Я давно уже хотел спросить, только стеснялся. Но раз уж зашла об этом речь, спрошу: если вы сохраняете традиции, почему у вас нет мезузы на двери?

Тут я уже совсем удивился:

— Откуда ты знаешь о мезузе? (Если быть честным, тогда я и сам не очень четко себе представлял, что это такое.)

— Моя сестра была замужем за евреем, и у них в Одессе на двери прибита мезуза.

— Ты сказал «была». Они разошлись?

— Нет, он умер. Совсем еще не старый был, — сказал Коля, и, помолчав, добавил: — А мезуза и сейчас висит.

Расспрашивать в таких случаях я не люблю. Если человек посчитает нужным, расскажет сам. Коля посчитал.

Это случилось зимой. Шурин приехал в Киев на несколько дней повидаться. В один из этих дней Коля взял его на прогулку по городу. День был слякотный, туманный, падал мокрый снег. Для такой погоды есть хорошее украинское слово: «мряка». Пропустив, чтобы согреться, по рюмке коньяка в «Стекляшке» на горке, они зашли в универмаг. Столичное изобилие того времени оставило одесского гостя абсолютно равнодушным: в Одессе всегда можно было найти товары покруче. Вот почему, осмотрев пару этажей, они направились к выходу…

Здесь Коля прервал свой рассказ. Молчал и я. Прошло несколько минут, по­ка он заговорил снова. Видно было, что Коле тяжело вспоминать об этом, каждое слово давалось с трудом, и говорить о подробностях он избегал.

Вот что произошло в универмаге: шурин внезапно пошатнулся, судорожно ухватился правой рукой за сердце, левой за прилавок, но не удержался на ногах и сел прямо на пол…

Скорая помощь прибыла минут через десять. Но, осмотрев одессита, врач развел руками: смерть наступила от инфаркта почти мгновенно. Коле помогли усадить мертвого шурина в такси, и он отправился с ним… в Одессу!

И всю дорогу Коля сидел рядом, придерживая мертвеца за плечи, чтобы тот не сполз — в городском такси ремней безопасности на задних сидениях тогда не было. Хорошо зная, что такое украинская «мряка», я попытался представить этот его путь и содрогнулся: около 500 километров минимум, 10 часов по узкой, разбитой, местами покрытой мокрым снегом или обледеневшей дороге, почти при нулевой видимости, да еще в обнимку с мертвецом.

Опрокинув по рюмке, мы помянули шурина, помолчали и перешли на другие темы.

Было уже далеко за полночь, когда, вытряхивая из бутылки последние капли, я увидел в конце английского текста этикетки знакомое название «monimpex». Черт меня дернул тогда ляпнуть, что виски этот венгерский. Коля очень расстроился. Он ведь думал, что принес настоящий, «fine, old, Scottish whisky», как сообщалось в тексте этикетки.

— Не беда, — сказал я, — с нашим самогоном «рубель пляха» не сравнится даже самый лучший супервиски. — Только так мне удалось его утешить.

Шли годы, вдовствующая сестра была далеко, не дождавшись внуков, покинули этот свет престарелые родители, а Коля оставался свободным, не замечая, что и сам потихоньку стареет. Свое одиночество он разделял с симпатичным фокстерьером Джонни в квартире, ставшей в годы перестройки престижной. Тогда-то на Колину квартиру и положили глаз «братки». Началось с телефонных звонков. Предложения продать квартиру поступали из разных, как будто не связанных между собой источников. Но Коля быстро понял, что за публика интересуется квартирой и, услышав очередное предложение, сразу вешал трубку. Позже начались визиты. «Братки» начинали беседу издалека, предлагали довольно большие по тем временам деньги. Коля оставался равнодушным и к выложенным на стол увесистым пачкам долларов, фунтов или немецких марок. Постепенно тон «братков» начал меняться. Щедрые предложения сменялись угрозами, но Коля оставался непреклонным и с облегчением вздохнул, когда телефон неожиданно затих и прекратились визиты. Так продолжалось примерно месяц…

По вечерам Коля выводил Джонни погулять. Он не держал пса на поводке, зная, что далеко тот не убежит. Так было и в тот вечер. Джонни внимательно прочитал все накопившиеся за день собачьи метки на каждой акации, задрав ножку, отметился, где посчитал нужным, с презрительным ворчанием забросал землей следы неугодных конкурентов и побежал вперед. Коля, не спеша, последовал за ним. Он не беспокоился: на пустынной в этот час улице собаку не уведут…

Черный «мерседес» с выключенными фарами неслышно подкатил и остановился в нескольких шагах позади. Дверца медленно отворилась, человек в маске догнал Колю и ударил тяжелым предметом по затылку. Коля пошатнулся, опустился на колени, склонив голову, застыл на секунду… и рухнул вниз лицом на тротуар. Тогда последовал второй — контрольный удар. Хлопнула дверца, взвизгнули колеса и «мерседес» исчез, не включив фары. Джонни мгновенно учуял беду, с тревожным лаем в секунду примчался к хозяину и завыл. Что мог он теперь?

Спустя несколько месяцев в Колину квартиру вселилась новая семья…

…Распался «Союз нерушимый», Украина стала независимым государством, улице вернули старое имя — Лютеранская. Только я обхожу ее стороной.

Print Friendly, PDF & Email

2 комментария для “Марк Шехтман: Коля

    1. «Начали-то за здравие…»
      ————————————-
      Опять «занесло»? С «горько» начинали М. Горький, Лев Толстой и
      Бунин И.А. И даже Чехонте. А рассказ-то мастерский, однако.
      Да, печальный, так что же, прикажете плакать?
      За Вами глаз и глаз нужен, отвлекаетесь на румынские ансамбли,
      блин.

Добавить комментарий для Soplemennik Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.