Эдуард Скульский: Нераскрытый файл памяти

Loading

Он знал, что кагэбисты не сводят с него глаз, знал, что всё решает не суд, знал, что они не посмеют получить очередную оплеуху в международных СМИ, не решатся в очередной раз продемонстрировать уродливое лицо советской разваливающейся системы.

Нераскрытый файл памяти

К 70-летию создания Израиля

Эдуард Скульский

Эдуард СкульскийНигде и никогда не писал о важном эпизоде моей жизни, произошедшем в мае 1990 года, который смог оценить по-настоящему только через несколько лет. Время от времени появлялось желание его зафиксировать на бумаге. Слабым оправданием мне служат: скудность информации о действующих лицах, последовавшие после выезда из СССР бурные, напряжённые годы становления в Израиле, а главное, — отсутствие стимулирующего толчка, повода. Таким поводом, например, могло стать написание автобиографического очерка, которого и сегодня нет в моих планах. Более чем достаточно я “рассыпан” в семейном архиве, в письмах, справках, фото, статьях, прокламациях, листовках. Вообще, мемориальный жанр мне не по силам. Не только детали, но и массивы, полосы лет жизни стёрлись из моей памяти. Слушая воспоминания жены, я каждый раз убеждаюсь в этом. Слушаю, раскрыв рот. Изредка перистый след памяти убеждает, жена не выдумывает. Пока слушаю эти “новости”, радуюсь и ужасаюсь, но не надолго, на минутку: ведь у меня есть компенсация — натуральный и компьютерный архив.

Итак, начну. Читая захватывающую книгу Якова Кедми “Безнадёжные войны” (Москва “Яуза” “ЭКСМО” 2012 г.), на странице 86 обнаружил текст, относящийся к описанию событий 1970 года, который процитирую здесь.

“Когда я объявил голодовку в Нью-Йорке, Объединение студентов Израиля организовало демонстрацию в мою поддержку напротив здания Кнессета с требованием, чтобы правительство публично выразило солидарность с моей голодовкой и с борьбой евреев СССР… После этой демонстрации плотину прорвало: все официальные израильские представители в Нью-Йорке и еврейские организации получили разрешение выразить солидарность со мной. Представитель Израиля в ООН Йосеф Ткоа был послом Израиля в Советском Союзе… Ткоа принимал близко к сердцу проблемы советских евреев и поддерживал их борьбу, как только мог. Он сообщил мне, что переговорил с генсеком У Таном. Тот встречался с представителями Советского Союза, которые пообещали ему, что моя семья в течение года получит разрешение на выезд, если я прекращу голодовку…”

В моей телефонной книжке 1990 года значились три человека без указаний телефонов: молодые люди — Борис Добринер (Добрикер), Белла Миркович, а также Иосеф Текоа (и такое написание приемлемо).

Трудно решиться на объёмный текст. Но если ограничиться одним предложением о решающей роли этих людей в моей судьбе, то не стоило и начинать писать, так как читающему эти строки будет сложно представить нависшую надо мной опасность, а я, взявшийся за перо, не достигну своей цели: рассказать о бескорыстной и действенной помощи, пришедшей из-за рубежа.

Начиная с 1986, документально с февраля 1987 года, я поставил на себе социально-политический эксперимент, который завершился летом 1990-го подачей заявления о выезде на постоянное место жительства (ПМЖ) в Израиль. Цели эксперимента: активно участвовать в реализации идеи Михаила Горбачёва о перестройке в СССР, идеи гласности, хозрасчёта, социализма с человеческим лицом… и поиска доказательства реализуемости или нереализуемости деклараций главы государства.

Эксперимент я начал на своём рабочем месте — в лаборатории фабрики “Индпошив №1”, где работал в должности художника-модельера мужской одежды…

Боюсь, это похоже на начало романа, потому… без подробностей.

Этот период моей жизни полно и документально отражён в разделе “№15. Мои университеты 1987-1990 гг” моего архива. А пока добавлю, попытка реализации идеи “каждый на своём рабочем месте должен…” привёл меня к пониманию невозможности в одиночку брать бастионы. Я набросал Программу и Устав будущей организации в поддержку Горбачёва в надежде сколотить группу единомышленников.

Вскоре мне попалась газетная заметка, которая с коммунистической озлобленностью обливала грязью группу, собравшуюся на Приморском бульваре. Так я вышел на только что зарождавшуюся в Одессе первую общественно-политическую демократическую организацию, впоследствии названную “Народным Союзом Содействия Перестройке” (НССП). Она стала моим Университетом, а я — её студентом-активистом. Там было у кого набираться уму-разуму.

Завязалась борьба не только с руководством моей фабрики, со всей системой власти Одессы, области. Мы пропагандировали идеи демократии, свободы слова посредством митингов, собраний, печати статей в самиздатском журнале “Гражданин” и бюллетене “Точка зрения НССП”, в прокламациях, листовках, где рассказывали о том, что вся большевистская пресса Одессы не публиковала, желая скрыть от общественности преступления властей и её лидеров не в прошлом, а в текущей жизни.

Понятно, это нам не сходило с рук просто так. Мы подвергались преследованиям, клевете, лишению рабочих мест, провокациям, задержаниям, арестам, запугиваниям, физическому и моральному насилию над нами (например, избиение моей дочери — 16-летней школьницы — взрослым мужчиной непримечательной внешности). Против нас открывались судебные процессы, режиссируемые партаппаратом всех уровней, КГБ, прокуратурой. Охаивали нас в СМИ, натравливали молодых и горячих “ветеранов” афганской войны, милицию, войска, ОМОН…

Лично мне пришлось вкусить почти все яства бандитской власти. В частности и то, что приведу ниже в виде цитат из документов весны 1990 года.

“Народному судье Центрального района г. Одессы Петровскому
от гр. Скульского Эдуарда Яковлевича, прожив. по адресу: 270020, г. Одесса, ул. Асташкина 23/27.
О Б Ъ Я С Н Е Н И Е

В связи с привлечением меня к административной ответственности в Центральном РОВД[1], считаю необходимым пояснить следующее.

  1. Категорически возражаю против вменения мне в вину агитации на избирательном участке №6/39 17 марта 1990 г.

В указанный день я находился на участке 6/39 по поручению официально зарегистрированной организации — Философского общества для наблюдения за правильностью проведения выборов. Однако, руководством избирательного участка, 14 марта зарегистрировавшего мой мандат, не был к этому допущен по надуманной причине недостатка площади. Всвязи с чем вынужден был находиться на улице возле избирательного участка. При этом на картонке, которую я держал в руках, было наклеено моё удостоверение представителя Философского общества и кроме того написано о причине недопущения меня на избирательный участок. Рассматривая последнее как грубое нарушение Закона о выборах, считал необходимым информировать об этом общественность.

Кроме вышеизложенного никаких других действий на избирательном участке (и возле него) не предпринимал.

  1. Моё задержание у избирательного участка в 9:40, 17.03.90 г., как явствует из вышеизложенного, не имело, следовательно, под собой оснований и явилось прямым произволом властей.

Старшим инспектором областного УВД капитаном милиции Пышным Г. Н., подкравшимся из-за спины, мне были заломлены руки, перехвачено горло и с помощью старшего лейтенанта милиции Мартыненко я был брошен в специальную машину 65-62-ОДФ, в которой был доставлен в РОВД Центрального района города.

В помещении РОВД я был подвергнут грубым оскорблениям и угрозам расправы со стороны начальника этого участка подполковника Дранченко. Употребляя матерные выражения, он угрожал, что меня и моих товарищей уничтожит (“Будем стрелять вам, сукам, пистолетом в затылки”) а также дважды делал попытку нанести удар кулаком мне в лицо (первый я парировал правой рукой, второй — умышленно не защищался: «Бей!» — мол пусть оставит побои — Э. С.).

Всё это происходило в присутствии нескольких старших офицеров милиции в его кабинете, собравшихся на оперативное совещание в день выборов.

  1. Ознакомившись с делом и прочитав имеющиеся в нём три объяснительных записки, категорически утверждаю, что изложенные факты ложны, т. к. ни с кем из указанных лиц я на тему о достоинствах или недостатках того или иного кандидата разговора не имел.

Настоятельно прошу допросить указанных лиц в суде для проверки их письменных объяснений.

  1. Находясь в РОВД, не давал никаких объяснений ни в устной, ни в письменной форме. Ни к каким бумагам в РОВД не прикасался, ничего не подписывал (с протоколом ознакомился значительно позже — 20 апреля 1990 г. в помещении ДНД[2], ул. Челюскинцев №30). Всвязи с чем предполагаю, что протокол был составлен через месяц после моего задержания, после того как материалы о нарушениях властей на избирательных участках Одессы моими товарищами по общественным объединениям были направлены в прокуратуру.
  2. 19 апреля с. г., не вызывая меня повесткой, старший инспектор капитан Шайдур С. К., явившись ко мне домой в 7 часов 10 минут утра, сделал попытку буквально с постели доставить меня в ДНД, чему я воспротивился. На другой день, 20.04 в 8:00 капитан Шайдур с помощью лейтенанта милиции, фамилия которого мне неизвестна, ворвались в квартиру и, вытащив меня из неё, доставили в ДНД, где я был ознакомлен с протоколом задержания от 17 марта. От требования капитана Шайдура подписать протокол я уклонился, но сделал запись о безосновательности моего задержания 17 марта. По дороге в ДНД оба офицера сквернословили, оскорбляя моё национальное и гражданское достоинство, угрожали расправой.
  3. Прошу суд рассмотреть возбужденное против меня дело в открытом судебном заседании, разрешив ведение магнитофонной записи слушания судебного разбирательства и присутствия прессы.

Считаю, что суд поступит правильно, если, удостоверившись в подлинности здесь изложенного, вынесет частное определение в отношении работников милиции, представителей Окружной избирательной комиссии (Агеева и зампредседателя комиссии) Центрального района, и комиссии избирательного участка 6/39, допустивших перечисленные нарушения.

24.04.90 г. (подпись) = Скульский Э. Я.=”

В дополнение к этому приведу ещё пару эпизодов охоты милиции и КГБ[3] за мной, полстраницы из пяти моих заявлений областному прокурору Гуку, например, от 28.04.1990 г.

О том, что меня “пасло” КГБ, стало известно от бывшего сотрудника КГБ, а тогда члена НССП, Николая Николаевича Данилова, знакомого с методами стражей власти. Это вызвало у меня тревогу за карликового пуделя Джима-Сильвера, который почти всегда меня сопровождал, которого знал весь город как “артиста”. Ведь он-то плохо разбирался в правилах уличного движения и в карте города. Так что, в случае моего задержания, была реальная опасность его гибели или потери.

Заявление

Настоящим заявляю, что правоохранительные органы г. Одессы в последнее время усилили репрессивные акции по отношению ко мне.

  1. Так, 10 февраля 1990 года (не дожидаясь завершения встречи с кандидатами в депутаты от демократов в Верховный Совет Украины, городские Советы — Э. С.) на переходе с площади Октябрьской революции к вокзалу группа лиц в гражданском, около 8-12 человек (6 — непосредственно вокруг меня, остальные — на подстраховке) напали на меня и, несмотря на отчаянное сопротивление, впихнули в милицейскую машину. Привезли в отделение милиции на Черёмушках, откуда по требованию участников встречи, переросшей в митинг протеста, через час вернули меня на площадь.

При этом нападении мне нанесли побои, которые были освидетельствованы по направлению Приморского РОВД, где этот факт зарегистрирован. Операцией руководил начальник милиции города, приводил в действие майор, которого я хорошо запомнил.

Начальник городского УВД обещал возмущённым людям (около тысячи человек) разобраться в инциденте, создав специальную комиссию, чего не сделал по сей день. Видимо, трудно ему было чем-либо оправдать собственные действия на собрании, в т. ч. действия своих подчинённых по отношению ко мне.

  1. За день до выборов, 3-го марта, в 8 часов утра, прогуливая свою собаку, зашёл на избирательный участок №6/39 (ул. Комсомольская №32). Безуспешно искал программу Юрия Чёрного. Взял из пачек по одному экземпляру программы его конкурентов. На выходе дежурный милиционер, подозрительно разговорчивый, долго пытался дискуссионными темами придержать меня. Задержись я ещё на 10 секунд, дорога домой была бы перерезана высадившимися сходу из машины работниками милиции, одного из которых я видел прежде в форме майора, теперь он был в гражданском.

Опасаясь за животное, которое без меня могло бы заблудиться, я убежал от погони. Похоже, что пока я рассматривал наглядную агитацию участка, дежурный милиционер позвонил этим “охотникам”. Улица была пустынна, на участке ни души, удобно было брать, а потом дело техники…”

За день-два до первого заседания суда мой адвокат-защитник, еврей, поэт Полищук расторг договор со мной, отказался участвовать в процессе. Уверен, ему повелели сверху. Мне пришлось срочно готовиться к самозащите. Проанализировав материалы, подготовил своё заявление, вопросы к каждому участнику процесса, обеспечил группу свидетелей, ранее мне не знакомых, видевших меня в день выборов.

Заседание началось, свидетели мои пришли, но вскоре судья по какой-то надуманной причине перенёс его на другую дату. Реальные “судьи” в партийных кабинетах и КГБ принудили суд делать так несколько раз с целью отвадить, утомить моих свидетелей, в большинстве пожилого возраста, приходить в зал суда.

Не помню, в какой день между этими искусственными зависаниями процесса, на улице Госпитальной, отдалённой от моего жилого района, меня остановила пара симпатичных молодых людей, Бори и Беллы.

— Мы знаем о вас, — сказали они, — мы вам поможем.

На мой вопрос, кто они, от какой организации, ответа не было.

На очередном заседании суда был объявлен перерыв. Я вышел в коридор, ко мне подошла эта девушка и велела спуститься вниз, на улицу. На улице они с Борей представили меня пожилому человеку ниже среднего роста, бледного, болезненного вида, назвали его имя Иосеф Текоа, из Израиля. Первое, что сказал ему, это о том, что мой зять в Израиле, дочь моя этим летом последует за ним, после чего и я с женой[4]. Мы прохаживались вдоль фасада. Я пытался донести суть судебного дела. Не думаю, что речь моя была чёткой и доходчивой. Иосеф молчал, не проронил ни слова. Прощаясь, пожали друг другу руки. Встреча продолжалась 5-6 минут. Я поспешил в зал заседаний.

Суд ещё раза три откладывался, возобновлялся. Власти решали, как быть. Последнее заседание прошло к моему удивлению оперативно. Мне не пришлось выдавать все свои заготовки. Суд полностью оправдал меня и вынес частное определение клеветникам и преступникам, но как я оцениваю, в беззубой форме. Мне подавать на них в суд за клевету, противоправные действия, насилие, оскорбления не хотелось. Я начал мыслить как “отъезжант”. Итог моего эксперимента над собой был ясен. Желание было одно: месяц не видеть советского уродства, подышать иным воздухом и благодарно умереть.

При поддержке моих друзей и порядочных людей я выиграл суд. Это была первая победа в судебных процессах представителей независимой демократической организации. Я мог сказать тогда: “Ай-да Скульский! Ай-да сукин сын!” Но это тогда, в первые месяцы после суда, так думал. Но позже понял, а сейчас ещё яснее сознаю, не я победитель той битвы, не наша организация, а он, Иосеф Текоа, так блестяще сыграв эндшпиль.

Он знал, что кагэбисты не сводят с него глаз, знал, что всё решает не суд, знал, что они не посмеют получить очередную оплеуху в международных СМИ, не решатся в очередной раз продемонстрировать уродливое лицо советской разваливающейся системы.

Низкий поклон вам, Боря и Беллочка!

Вечная память Вам, дорогой Иосеф!

Спасибо тебе, Израиль!

Мой путь, моя судьба —
Дорога грёз, тропинка счастья.
Я сам себе судья,
И надо мной никто не властен.

Пусть мир был так жесток,
Но жизнь моя сейчас прекрасна,
Израиль мне помог —
Это был мой путь.[5]

25.08.2013 г. Гиватаим.

Приложение:

___

[1] РОВД — районное отделение внутренних дел

[2] ДНД — Добровольная народная дружина.

[3] КГБ — Комитет государственной безопасности СССР.

[4] Мы с женой решили позволить дочери уехать без нас из опасения, что власти постараются выезд нас троих задержать в отместку мне, долго портившему им кровушку.

[5] Фрагмент моего текста о своём пути к мелодии песни “Мой путь” из репертуара Фрэнка Синатра.

Print Friendly, PDF & Email

7 комментариев для “Эдуард Скульский: Нераскрытый файл памяти

  1. «Трудно решиться на объёмный текст.»
    А Вы решитесь, не надо скромничать!

  2. Спасибо вам, воистину советские люди. Своими комментариями вы в тысячный раз подтвердили верность выводов моего эксперимента конца 80-х годов:
    а) проблема не в руководстве, а в народе;
    б) генетически изуродованная общность людей обречена на отставание и распад.
    СССР канул в Лету, и Россию это ждёт.
    Те, кто сегодня считает, что СССР 1967, 1987, Россия 2017 года отличаются по сути, относятся к категории гомосоветикус, вне зависимости от того, где они сегодня проживают, в России или за её пределами.

  3. Г. Быстрицкий:
    Я только не понял, при чем тут Яков Кедми, столь популярный нынче на центральных каналах российского ТВ?
    Это верно, трудно понять

  4. «Интересный вы человек! Все у вас в порядке. Удивительно, с таким счастьем — и на свободе.» — О.Бендер («Золотой телёнок» Ильф и Петров)

    1. Aleks B. 18 апреля 2018 at 20:58

      «Интересный вы человек! Все у вас в порядке. Удивительно, с таким счастьем — и на свободе.» — О.Бендер («Золотой телёнок» Ильф и Петров)
      ====
      Да будет вам всем. Снизойдите.
      Хороший портной. Ну, немножко гордится. Бывает же ж в нашем возрасте.

  5. Яша Кедми ходил свободно в 1967 году, а вас прессовали в 1987 — уже при Свободе
    НЕ кажется ли это вам подозрительным?

  6. Какой замечательно-отважный и неожиданный эксперимент — продвигать идеи перестройки в Одессе в 1987 году.
    Я только не понял, при чем тут Яков Кедми, столь популярный нынче на центральных каналах российского ТВ?

Добавить комментарий для прохожий Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.