Владимир Резник: Три плюс два

Loading

Она успела только разжечь сигарету, когда внезапно совсем рядом, за углом виллы, где начинался густой сад с оливами, инжиром и вездесущими лимонными деревьями, раздались сдавленные вскрики, шум борьбы и звуки ударов. Она бросилась туда и, завернув за угол, в едва освещённой фонарями у бассейна полутьме, увидела…

Три плюс два

Владимир Резник

1

От виллы, которую они сняли, до моря было километра два, и казалось, что вот оно — совсем рядом, плещется под ногами — но это если можно было бы спуститься по прямой — вниз по крутому каменистому склону, через колючие заросли лавра, через виноградники и оливковые рощицы, одинокие пинии и густо налепленные у самого моря белые домики под коричневыми черепичными крышами. Но добираться приходилось по извилистой ленте прилепившейся к отвесной скале дороги, такой узкой, что иногда двум автомобилям было не разъехаться, и местные водители порой, вежливо улыбаясь и кивая друг другу, а чаще картинно жестикулируя и ругаясь, перепускали встречных и нервно сигналили медленно и осторожно ползущим машинам туристов. Этим путём до берега было километров десять, и уходило на них почти полчаса. Иногда асфальт на дороге пропадал, замещался мелким камнем с пробивающейся через трещины зеленью, и тогда казалось, что пробираются они по пастушьей тропе, протоптанной тут козами тысячи лет назад. Местные ездили на маленьких, обшарпанных со всех сторон автомобильчиках, и они на своём громоздком, арендованном в Неаполе джипе выглядели неуклюжими чужаками, ловили насмешливые взгляды и чувствовали себя глуповато.

Когда Аня проснулась, солнце поднялось уже довольно высоко, в спальне никого не было, и дверь, выходящая на веранду, была закрыта. Она точно помнила, что засыпали они, распахнув настежь обе застеклённые створки. Должно быть, мальчишки закрыли, решила она, чтобы её утреннему, самому сладкому сну не мешали дождь и расшалившийся ветер.

Небо, чистое и прозрачное с вечера, к утру затянуло плотными серыми тучами, прошла гроза, и, проснувшись среди ночи, она слышала, как гром подолгу перекатывался над их крышей, метался по ущельям, отражался от скал и возвращался глухим затихающим эхом. На белом пластиковом верандном столике мокли остатки вчерашних вечерних посиделок: пустая бутылка из-под белого вина, три бокала, и переливалась желтоватой мутью не вытряхнутая пепельница. Аня встала, накинула халат и вышла на кухню. Макс — высокий смуглый брюнет со слегка вьющимися волосами и мягкими, округлыми чертами лица — стоял в одних плавках у плиты и что-то готовил. Андрей, среднего роста белокожий плотный шатен, сидел у стола, обернув вокруг пояса пляжное полотенце, пил кофе и перелистывал местную газету. Итальянского он не знал — так что чтение заключалось в разглядывании картинок и попыткам по созвучию слов угадать смысл. Иногда получалось смешно, и тогда они оба заливисто смеялись. Судя по их нарядам и влажным волосам, оба уже поплавали в бассейне и дожидались её, чтобы позавтракать вместе.

— С добрым утром, мальчики, — полусонно пробормотала она и чмокнула каждого в щёку. — А вы что, в такую погоду ещё и в бассейн полезли? Вам мало воды, льющейся сверху?

— Да что ты. Это же такое удовольствие — купаться в дождь, — наперебой заторопились они. — Ты попробуй — это, вправду, здорово, как в детстве.

Дождь уже редел, переходил в мелкую капель, и она решилась. Скинула халат на руки подоспевшему Андрею и, не пробуя воду, взвизгнув, лягушонком плюхнулась в бассейн. Вода за ночь остыла, но из-за моросившего дождя казалась тёплой и не освежала, а напротив, продлевала утреннюю изнеженность, и ей никак не хотелось вылезать из-под обволакивающего и такого уютного водного покрывала. Андрей бережно закутал её в пушистую махровую простыню, а уже на кухне помог надеть халат. Макс к тому времени дожарил большую яичницу с беконом и мясистыми красно-зелёными помидорами, и все трое сели завтракать, подхватывая куски яичницы ложками прямо со сковородки, макая в неё крупные ломти серого итальянского хлеба с хрустящей корочкой и запивая всё это холодным белым вином.

Прошла уже неделя, как они приехали сюда — на это поразительное по красоте побережье южной Италии, о котором так давно мечтали, вместе перебирали рекламные проспекты, строили планы, а впереди ждала ещё одна — такая же беззаботная и счастливая. Вилла была рассчитана на две семьи, но они занимали её сами. Дороговато, но другой они не нашли, а делить долгожданный отдых с кем-то незнакомым не хотелось. Ловить косые взгляды, стирать глумливые ухмылки и видеть, как обрываются разговоры и переходят на шёпот при их появлении — изрядно надоело в Москве — не хватало ещё терпеть это и в отпуске, тем более что позволить себе такие траты они хоть и с трудом, но могли. Макс хорошо зарабатывал в архитектурном бюро и на частных проектах, Андрей считался у себя ведущим и высокооплачиваемым программистом, а Аня хоть и получала немного за те нечастые заказ на переводы с итальянского, которые ей перепадали в издательстве, но занималась тем, что любила, и свободно распоряжалась своим временем.

Единственный, кому они предложили присоединиться к ним, и кто с радостью согласился, был Илья, но из своего плотного расписания он смог выкроить только одну неделю, и его приезда ожидали как раз сегодня. Они познакомились полтора года назад в Мексике, где отдыхали в недорогом отеле на побережье. Илья был с девушкой, совсем молоденькой стройной блондинкой, которая большую часть времени молчала и, приоткрыв рот, пялилась на странную тройственную семью. Илья же, напротив, оказался милым и приятным собеседником, общительным, открытым и эрудированным. Был он постарше их — лет тридцати пяти — но выглядящий моложе, высокий, порывистый и увлекающийся, и был то ли галерейщиком, то ди арт-дилером, много разъезжал по миру, а основное время, как и они, проводил в Москве. Там они несколько раз после отдыха и встречались — Илья присылал им приглашения на выставки, которые устраивал. Пару раз они сходили — Макс с Андреем остались безразличны к современному искусству, а Аня была в восторге от увиденного. А ещё как-то вечером после очередной выставки Илья пригласил их в ресторан. Он пришёл один, без блондинки, а на вопрос о ней неопределённо развёл руками и застенчиво ответил:

— Потерялась где-то, — чем вызвал сдавленный смех у всей компании.

Когда Аня позвонила ему и предложила разделить с ними отдых на вилле, он тут же согласился и предупредил только, что приедет не один, но что с новой партнёршей проблем не будет — человек умный и совершенно свободных взглядов.

Около полудня Илья позвонил, сказал, что они в аэропорту Неаполя, что сейчас берут машину в аренду и едут к ним — часа через полтора-два будут. В ожидании их приезда Андрей был отправлен в магазин — пополнить запасы белого вина и граппы и купить свежих мидий на местном рынке, а Макс, любитель пошаманить у плиты, затеял какое-то особое мясо Веллингтон и, конечно, пасту с мидиями в белом соусе — настоящую, такую, чтоб была «аль-денте». Он очень гордился, что научился варить её правильно, по-итальянски и не мог упустить случай, чтобы не похвастаться. Дождь прекратился, небо почти расчистилось, и торжественный обед по случаю приезда гостей решено было накрыть на огромной нижней веранде, с которой открывался завораживающий вид на Амальфийское побережье, на укрытый ещё облаками Капри, на застывшую мутным, неровным стеклом поверхность моря, яхты, оставляющие за собой длинный, расходящийся острым углом след, и коричневые крыши прилепившихся к обрывистым скалам человечьих гнёзд.

Прикидывая время приезда, Илья, видимо, не рассчитывал на южно-итальянскую неторопливость при оформлении машины и на езду по узким извилистым горным дорогам, и в полтора часа они, конечно, не уложились. Прошло почти три, и Аня с ребятами уже начали волноваться, когда загудел сигнал, и они дружно поспешили к воротам. Первым из машины вышел слегка взъерошенный от дорожного напряжения, но довольный тем, что всё-таки добрался, Илья, а из пассажирской двери — невысокий худощавый блондин их возраста — лет двадцати пяти.

— Познакомьтесь. Это Женя, — представил парня Илья.

2

Пока гости разобрали чемоданы, умылись с дороги и переоделись, прошло больше часа, и когда все, наконец, собрались за столом, солнце уже склонялось к горизонту и готовилось ко сну под простёганном мелкими волнами покрывалом Неаполитанского залива. Обед, так старательно приготовленный и сервированный Максом, плавно перешёл в ужин — долгий и плотный — и закончился далеко за полночь граппой, местным сыром и свежими фиолетовыми фигами, которые Макс нарвал с дерева, росшего тут же в саду возле виллы.

После того, как Макс получил немалую и вполне заслуженную порцию комплиментов за свою стряпню, центр внимания быстро перешёл к Илье, и тот, одетый в светлые брюки и шёлковую рубашку, раскованный, весёлый и остроумный, удерживал его весь вечер. Он шутил, разыгрывал занимательные истории о своих приключениях, не упомянув, с кем он в тот момент путешествовал; рассказывал рискованные анекдоты, ни разу не сбившись и ловко удержавшись на грани, и лишь перехваченный Аней его тревожный, вопросительный взгляд, брошенный на Женю, насторожил и слегка подпортил ей впечатление.

Женя, в шортах и обтягивающей футболке, загадочно-улыбчивый и вежливый, ел мало; аккуратно, мелкими глоточками пил белое вино и в разговорах почти не участвовал — больше молчал, внимательно слушал и приглядывался к окружающим. Блондином он оказался крашенным — это с удовлетворением отметила про себя Аня — сама смуглая с копной каштановых волос. Тщательно уложенная и выбеленная его причёска почему-то её раздражала, и она сама удивилась своей реакции — раньше бы этого и не заметила. Первый шок, удивление, что новым увлечением Ильи оказался мужчина, быстро прошло. Макс, похоже, вообще не обратил на это внимание, и лишь Андрей, как ей показалось, изредка бросал удивлённые взгляды на эту странную пару.

— Хотя, собственно, чем они такие уж странные, — развеселилась она своим мыслям. — Вот такие как мы, наше трио, гораздо более редки, и уж точно смотримся страннее, даже в толерантной и привычной ко всему Европе.

Разошлись уже к середине ночи, и задержавшаяся у стола Аня, решившая на этот раз очистить пепельницы от окурков, заметила, как Илья нежно обнял Женю, и как тот, резко и нервно поведя плечом, сбросил его руку.

Этой ночью она сообразила, что сделала ошибку, что не надо было приглашать Илью, не зная, с кем он приедет. Она вдруг поняла, что теперь все дни, оставшиеся до окончания отпуска, у неё не будет той расслабленной свободы, которая была ей так необходима. Поняла в тот момент, когда пронзительный, копившийся внутри крик, победный клич подъёма наверх, на сверкающую вершину, готов был уже вырваться наружу и принести с собой волну такого долгожданного облегчения и ей, и так старавшимся мальчишкам, и не смогла, оборвала, задушила его и вместо финальной лёгкости почувствовала раздражённую усталость. Мысль о том, что там, за стеной её крик услышит этот прилизанный с внимательным, цепким взглядом парень, мгновенно отрезвила и сбросила с сияющей вершины в полумрак комнаты, где горел ночник, пузырилась под тёплым ветром занавеска, а на огромной кровати переплелись три уставших, потных тела. Если бы там, в постели с Ильёй была бы прежняя глуповатая блондинка или пускай любая другая, но женщина, ей было бы всё равно или даже приятнее — её крик был бы криком победы и утверждения себя и своей правоты. А тут она внезапно споткнулась, растерялась и потом, лёжа без сна почти до самого рассвета, пока оба её любимых мужчины тихо посапывали с обеих сторон, пыталась разобраться в себе: что её так встревожило, что насторожило в этой, в общем-то, безобидной ситуации.

3

Макс просыпался рано — привык. В Москве ещё до знакомства с Аней и Андреем гулял по утрам с собакой, потом собака — мудрая старая колли — умерла, а привычка к раннему подъёму осталась, и он стал бегать в ближнем парке. Заниматься этим здесь, в Италии, ему не хотелось, и, проснувшись с восходом, пока все ещё спали, он шёл в бассейн, где до изнеможения наматывал круги в бирюзовой, чуть отдающей хлоркой прохладе. В это утро он, как обычно, ещё в полудрёме вышел к бассейну, предвкушая, как остывшая за ночь вода разбудит, вырвет его из разнеженности сна, а, подойдя ближе, очнулся. В бассейне, разрезая воду мощными гребками, плавал Женя. Он, так же как обычно и делал это Макс, в несколько взмахов пересекал бассейн, разворачивался и плыл обратно — раз за разом. Он сделал три таких заплыва, пока, наконец, ни заметил Макса.

— О! Привет! С добрым утром. Тоже поплавать вышел?

— Да, я каждое утро тут плещусь, — пришёл уже в себя тот.

— Здорово. Я тоже. Привык к этому в Москве. В доме, в котором я живу, спортзал и бассейн. Так что я по утрам метров пятьсот наматываю, — засмеялся Женя. — Ну, всё — выхожу. Освобождаю тебе дорожку.

Макс хотел было ответить, что это не обязательно, что места в бассейне достаточно, и им хватит обоим, но не успел. Женя, ухватившись за поручни, резко вынырнул из воды и уже стоял на краю бассейна. Прозрачная водяная плёнка — единственная одежда — потоком стекала с него, открывая мускулистое рельефное тело. Нагота не смущала Макса — они втроём любили позагорать на нудистских пляжах, да и дома, и на вилле, позволяли себе всё, но это свои — семья, а в Жениной обнажённости, в бесстыдной открытости чужака ему почувствовался какой-то вызов, что-то непристойное и неуместное. Он вскользь, про себя отметил чисто выбритый пах и подмышки, какую-то наглую мощь этого ладного мужского тела и быстрее, чтобы тот не успел заметить его смущение, прыгнул в воду. Женя проводил его внимательным взглядом и, взяв из стопки на лежаке полотенце, стал медленно вытираться. Когда Макс, наконец, переплыв два десятка раз прохладный бассейн от края до края, вылез — Жени не было, и лишь цепочка мокрых, быстро подсыхающих на солнце следов, и странное незнакомое возбуждение, указывали, что всё это ему не померещилось.

За завтраком, который приготовили совместно Макс и Илья, было решено отправиться всем вместе на одной машине в Сорренто. За руль сел Андрей, на переднее сидение забралась Аня, а остальные разместились сзади. Женя оказался между Максом и Ильёй. Сидеть было тесновато, и Макс всю дорогу, особенно на поворотах, из которых она, собственно, и состояла, чувствовал горячее твёрдое Женино бедро. Андрей вёл машину уверенно, по-итальянски жестикулируя и сигналя зазевавшимся, и добрались они меньше, чем за час. Вдоволь нагулялись по городу, выпили кто холодного пива, кто белого вина в кафе на набережной, а вечером поужинали в знаменитом «Карузо». Болтали ни о чём, восторгались видами и атмосферой расслабленного, нацеленного только на развлечения и удовольствия, южного города. К концу вечера Аня, весь день проведшая в расслабленно-блаженном состоянии и даже не вслушивавшаяся о чём беседуют её спутники, внезапно заметила, что центр внимания как-то незаметно переместился на Женю, а Илья, бывший весь вчерашний вечер душой компании, сник, помалкивает и лишь исподлобья жалобно поглядывает на Женю, который то рассказывал какие-то занимательные истории, то тонко острил, то заинтересованным тоном выспрашивал Макса о его работе, о его любимом коньке — архитектуре, в которой он, как выяснилось, тоже разбирался. Внешне всё выглядело совершенно невинно — компания разделилась по интересам, но неприятное, тревожное чувство не оставляло её весь остаток вечера, особенно после того, как она случайно по дороге в туалет подслушала обрывок разговора между Ильёй и Женей, курившими в стороне.

— Да что я такого сделал? — жалобным голосом спросил Илья.

— Сам подумай, — отрезал тот.

Вернувшись на виллу, они посидели недолго на веранде, выпили ещё, но разговор не клеился — устали. Женя стал загадочно мрачен, поддерживать беседу никому не хотелось, и, выкурив по сигарете, они разошлись по спальням. В эту ночь Макс, обычно заводившийся первым, не потянулся к Ане, а повернулся на бок и, сославшись на усталость, сделал вид, что спит. Аня с Андреем переглянулись с удивлением, но отказывать себе в удовольствии не стали, и вряд ли Максу удалось быстро уснуть. По этой ли — по иной ли причине, но к бассейну следующим утром он не вышел, и Женя, отплавав своё количество кругов, полежал в одиночестве на шезлонге, погрелся в нежарких ещё лучах восходящего солнца, а когда заметил тень, промелькнувшую на веранде второго этажа, там, где была спальня Ани и ребят, довольно ухмыльнулся. Потом изобразил, что расстроен, и, не завернувшись в полотенце, хмуро побрёл в номер.

Завтрак они решили готовить посменно. На этот раз была очередь Андрея и Жени, но тот отговорился абсолютным неумением и выставил вместо себя радостно согласившегося Илью. Как Илья не старался, но уследить за Андреем не смог: омлет с помидорами подгорел, кофе выкипел, и лишь Женина овсянка, которой Илья занимался лично, вышла на славу. Впрочем, все, кроме Жени, остались довольны. На этот день у них была запланирована поездка на моторной яхте на Капри. Аня загодя связалась с местным турагентом, и у пристани их уже дожидалось белоснежное чудо — шестидесятифутовая красавица-яхта с молодым бородатым капитаном и юрким услужливым помощником. Быстрым ходом они дошли до Капри, обогнули остров по кругу и на мелководье встали на якорь недалеко от берега, у обрывистых скал, в совершенно безлюдном месте, где очевидно разрешалось купаться. Помощник выдвинул в воду сходни и достал пачку чистых полотенец, а капитан объявил, что простоит тут столько, сколько им будет угодно, пока все не наплаваются. Изначально Аня планировала купаться голышом, но теперь уже не знала, как будет правильней, и прихватила купальник для себя и плавки для мальчиков, но вопрос решился сам с собой. Женя первый сбросил шорты, под которыми ничего не оказалось, и, задержавшись на несколько секунд, словно давая всем возможность себя рассмотреть, развернулся, подошёл к краю кормы, не обращая внимание на услужливо выставленные сходни, оттолкнулся и, описав короткую дугу, почти без всплеска ушёл в воду. Аня поразилась его мужской массивности и той наглой, но грациозной уверенности, с которой он двигался. Раздевшись, он изменился — исчезла наигранная мягкость и женственность, и теперь перед ней был самец, мощный, ловкий и жёсткий. Вслед за Женей, также полностью раздевшись и по-бабски ойкнув, прыгнул солдатиком Илья. Тогда уже сбросила сарафан и спустилась по лесенке в прозрачную бирюзовую воду Аня, за ней Андрей, а последним, помешкав разделся и прыгнул Макс. За полчаса они вдоволь наплавались и наплескались в мелкой волне, а затем, высохнув и одевшись, пили итальянское шампанское — просеко, пока яхта дошла до бухты на Капри, где их и высадили. День они провели на острове, нагулялись, устали, поднялись по канатной дороге на самый верх — на Анакапри, а под вечер вкусно поужинали в хорошем, но безобразно дорогом ресторане. Яхта ждала их у причала. Весь обратный путь Аня простояла на носу корабля, пока остальные ещё что-то пили, курили и болтали на корме. Яхта шла быстро, часто клюя носом поднявшуюся мелкую волну, и Аня не могла оторваться от завораживающего зрелища того, как тёмно-синяя, почти чёрная плёнка воды с шумом вспарывалась форштевнем и выворачивалась наружу, бесстыдно открывая свою вспененную, всклокоченную белую изнанку.

— Что-то происходит, — думала она. — Что-то идёт не так. С их приездом появилась напряжённость. Нет той лёгкости, что была тогда, когда мы отдыхали с Ильёй и его глупой блондинкой. И сам Илья совсем не тот, он даже не такой, каким мы его видели в Москве полгода назад — жалкий стал какой-то, заискивающий. И Макс странно себя ведёт, потерянный, словно околдовали, загипнотизировали его. И нервозность какая-то у всех, вот только Андрюшка, флегматик наш, ничего не замечает и ни на что не реагирует. Хотя по нему не разберёшь — молчун, а глаз-то у него отличный, и других чувствует хорошо. Ведь если бы не он — не сошлись бы они тогда вместе — именно он почуял, уловил то взаимное тройственное влечение, которое в результате и выросло в их такое неприемлемое для многих существование, без которого они себя и мыслить уже не могли. Это он, молчун, тогда, два года тому назад, аккуратно, нежно, не передавливая, свёл их всех вместе и как надёжный буфер до сих пор смягчает и сглаживает любые острые углы и проблемы, неизбежно возникающие в любой семье. А самец хорош, — вспомнила она обнажённого Женю, хмыкнула, и от этой мысли приятно защекотало внизу живота. — Жаль, такое добро пропадает. Хотя — не пропадает же. Вон Илья и пользуется, да и на здоровье. Только не вылилась бы эта непонятная напряжённость во что-то более серьёзное.

4

Весь следующий день они никуда не выезжали — провели на вилле, в расслабленном, томном состоянии, нежась на лежаках у бассейна, и, время от времени, совершая вылазки к холодильнику за вином, сыром и копчёным мясом. Вяло перебрасывали воланчик провезёнными Ильёй бадминтонными ракетками; читали, в полудрёме роняя книжки из рук; а Макс с Женей полдня играли в старинные, тяжёлые резные шахматы, найденные в доме. Сначала играли у бассейна, а позже белокожий и боявшийся обгореть Женя предложил перебраться в тень, поодаль ото всех, под раскидистое дерево. Илья поначалу крутился рядом с игроками и все рвался подсказывать Жене, но тот грубо отослал его, и Ане, исподтишка наблюдавшей за этим, стало неловко, как подсмотревшей случайно чужую и не слишком приглядную тайну и чужое, публичное унижение. Макс считал себя хорошим шахматистом, и Аня, не разбиравшаяся в игре, не удивилась, когда он выиграл первую партию, потом сыграл вничью вторую, но насторожилась, когда во время третьей перехватила торжествующую усмешку Жени, который партию проиграл, но почему-то остался доволен, а после этого и увёл Макса подальше от всех — в тень.

Ближе к вечеру, сообразив, что все достаточно пьяны, для того чтобы ехать в ресторан на машине, приготовили ужин дома. Вышло, может, не так роскошно и весело, как в день приезда, но вполне съедобно и спокойно. Мирно, показалось Ане, прошёл ужин — расслабленно, без напряжения, и успокоившись она собралась ко сну. Приняла душ — мальчишек ещё не было в спальне — и, набросив халат, вышла покурить вниз, к бассейну. Чистое небо, по мере того как гасли огни внизу, на склоне горы, наполнялось звёздами; одуревшая от страсти цикада любовным скрежетом рвала тишину ночи, да ленивые южные псы, изредка гавкнув спросонья, вызывали этим долгую полусонную перекличку по всему побережью.

Она успела только разжечь сигарету, когда внезапно совсем рядом, за углом виллы, где начинался густой сад с оливами, инжиром и вездесущими лимонными деревьями, раздались сдавленные вскрики, шум борьбы и звуки ударов. Она бросилась туда и, завернув за угол, в едва освещённой фонарями у бассейна полутьме, увидела, как Андрей, одетый в спортивные штаны и футболку, встав в боксёрскую стойку, бьёт совершенно голого Женю. Как тот пытается защищаться, но крепкий, широкоплечий увалень Андрей, мгновенно преображавшийся на ринге, не останавливаясь ни на секунду, как боксёрскую грушу на тренировке, осыпает его ударами. Аня кинулась к Андрею, обхватила, прижалась, заплетя ему руки, вклинившись между ним и едва держащимся на ногах Женей.

— Андрюша, хороший мой, стой, что ты делаешь, остановись, пожалуйста, — уговаривала, прильнув, клещом вцепившись в него, целовала сжатые губы -только бы опомнился. Она знала, видела пару раз, что такое, когда на него находит, когда «падает планка». И он замер, остановился. Она постояла с ним так, обвив его, ещё какое-то время, давая возможность второму уйти — и тот ушёл — она услышала сзади неровные удаляющиеся шаги и только тогда ослабила объятие.

— Андрюшенька, что случилось, милый, зачем ты так?

Он дал себя успокоить. Она умела с ним справляться — это уже случалось. Усадила в плетёное кресло у стола, открыла бутылку уже успевшего нагреться пива.

— Что случилось, Андрюша, хороший мой, зачем?

— Он там с Максом был! С Максом, понимаешь? Я же сразу заметил, что он на Макса глаз положил. Видела, как он его все эти дни обхаживал? Козлина!

Она поняла. Вся несуразица, вся странность последних дней получила своё пусть не радостное, но внятное и простое объяснение.

— Ну, что ж поделаешь, Андрей. Это же не Женя виноват. Макс — взрослый человек, и это его выбор, — она говорила лишь бы что-то сказать, лишь бы не молчать и не дать себе заплакать.

— Да я всё понимаю. Да — взрослый, да — сам решает, но это же не кто-то. Это же Макс, наш Макс!

— Похоже, что Андрей заплачет первым, — подумала она.

5

Они, уже молча, посидели ещё немного, допили, выкурили ещё по сигарете и, поднявшись наверх, в спальню, застали там Макса, собирающего свой чемодан. Он молча, сосредоточенно и не оглядываясь на них, складывал вещи. Аня подошла, попыталась обнять.

— Макс…

Он выскользнул из-под её руки и, стараясь не встречаться взглядами, продолжал тщательно, аккуратно укладывать рубашки.

— Макс, куда ты собрался? Что с тобой? Очнись! Что случилось? Тебе нравится Женя? Ну и ладно. Мы даже не думали, что тебе нравятся мужчины, — ничего не отвечая, он прошёл в ванную комнату, взял свою зубную щётку и бритву и, вернувшись в спальню, бросил в чемодан.

— Неужели ты не видишь, что он тобой играет, манипулирует? Ты для него просто новая игрушка. Поиграется и бросит — посмотри на Илью. Посмотри, что он с ним сделал — это ведь совсем не тот Илья, которого мы знали, — это вступил уже Андрей. Его трясло, губы дрожали, но Макс не глядя ему в лицо, подошёл и, присев рядом на корточки, вытащил из розетки у его ног свой переходник и блок питания для телефона.

Аня от бессилия, поняв окончательно, что ничего сделать уже невозможно, и от того всё больше заводясь, не выдержала и сорвалась на крик.

— Макс! Тебе нравится, когда тебя трахают в зад? Знаешь — и мне нравится! Давай Андрей тебя трахнет! Возвращайся к нам. Андрюша будет трахать нас обоих! Что? Женя делает это лучше? Или Илья лучше сосёт твой член, чем я? Чёрт тебя подери, Макс, очнись! Мы живём втроём уже два года, и всё было замечательно, и у тебя ни разу не проявлялся интерес к Андрею, да и вообще к мужчинам. Что случилось? Почему вдруг Женя, с чего? — Макс оглянулся по сторонам и, убедившись, что ничего не забыл, захлопнул крышку чемодана.

Они уехали рано утром, до завтрака, все трое. Аня с Андреем не вышли к воротам, а сверху, со своей веранды молча смотрели, как Илья с Максом грузили машину, как вышел и сел на переднее пассажирское сидение угрюмый и прихрамывающий Женя, и всё ждали, всё надеялись, что Макс поднимет голову и хотя бы посмотрит на них.

Print Friendly, PDF & Email

4 комментария для “Владимир Резник: Три плюс два

  1. Не вдаваясь в специфику идеи, гендерно не заморачиваясь кто там у них и кого е..т , должен признать, что написано хорошо. Сюжет построен крепко, завязка, напряжение, кульминация, развязка — все по классике; язык, описания, настроения, темп — ну просто здорово!
    Интересно, если бы Горький с Капри рассказ о такой компании (да еще и русских, а лучше советских) привез, главный литкритик как бы среагировал?

  2. Описано неплохо, со стонущими цикадами и лениво тявкающими южными псами… Да вот только я ещё не достаточно цивилизован. Неприятно — впрочем, как иной раз неприятна правда. Раз это существует — вполне имеет право быть темой рассказа.

  3. Конечно, дела такие и красивые картинки к ним имеют право быть.
    Автор постарался всё изобразить т.с. поаккуратнее, деликатно.

    Но вот несколько месяцев назад повстречали знакомых и едва узнали.
    Состоятельная, цветущая пара превратилась в две жалкие развалины.
    С нами — только кивками, хотя обычно трепались обо всём и долго.
    Рассказали о встрече сыну.
    Он:
    — О них вся комъюнити болтает. Злорадствуют. С ними расплевался единственный сын и уехал в Сидней. С мужем.

Добавить комментарий для Григорий Быстрицкий Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.